А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Такой обмен плотью и привел к трансформации. Девочка стала казаться мальчиком и должна была сохранять обманчивую форму до тех пор, пока это сочла бы необходимым Айя, а ее мертвый брат приобрел вид девочки, обманувший царя.
— Что вы сделали? — охнула Ариани, с ужасом глядя на Риуса.
— Потом, любовь моя, когда ты отдохнешь… Отдай малыша Нари и возьми своего сына. Смотри, какой он здоровый и сильный! И у него твои синие глаза…
— Сын? Какой же это сын! — гневно оборвала его Ариани. Никакие уговоры ее не убедили. Когда Риус попытался отобрать у нее мертвого ребенка, Ариани вскочила с постели и забилась в дальний угол, прижимая тельце к своей окровавленной рубашке.
— Этого невозможно вынести, — прошептал Аркониэль. Подойдя к плачущей женщине, он опустился перед ней на колени.
Ариани с удивлением посмотрела на него.
— Аркониэль? Смотри, у меня сын. Разве он не прелестный?
Аркониэль попытался улыбнуться.
— Да, благородная госпожа, он само совершенство. — Мягко коснувшись лба женщины, он снова погрузил ее в глубокий сон. — Прости меня.
Он протянул руку к крошечному тельцу и застыл в ужасе.
Глаза мертвого младенца были открыты. Только что они казались голубыми, как у котенка, и вдруг стали черными и обвиняюще уставились на Аркониэля. От маленького тельца исходил неестественный холод, медленно обволакивая волшебника.
Так вот какова цена того первого вдоха! Дух младенца поселился в теле, но убийство тут же превратило его в привидение, если не хуже.
— Клянусь Четверкой! Что это? — охнул Риус, наклоняясь над ребенком.
— Тут нечего бояться, — быстро сказал Аркониэль, хотя его самого страх пронизывал до мозга костей.
Нари опустилась на колени рядом с ним и прошептала:
— Ведьма сказала, что нужно как можно скорее его унести. Она сказала, что ты должен закопать его в землю под корнями большого дерева. На заднем дворе, рядом с летней кухней растет старый орех. Его корни смогут удержать демона. Поспеши! Чем дольше он остается здесь, тем сильнее становится демон.
Потребовалась вся отвага Аркониэля, чтобы сделать это. Осторожно высвободив тельце из рук Ариани, он прикрыл его лицо пеленкой и поспешил прочь. Нари была права: волны мертвящего холода, исходившего от младенца, с каждым мгновением становились сильнее, так что у Аркониэля, пока он дошел до выхода из дома, стали болеть все суставы.
Луна смотрела на него, как обвиняющее око. Аркониэль опустил свою страшную ношу на землю под ореховым деревом и еще раз прошептал:
— Прости меня.
Однако он знал, что прощения за злодеяние, совершенное этой ночью, не будет, шепча заклинание, он тихо плакал. Аркониэль склонился над маленьким свертком, который погружался в холодные объятия земли между узловатыми корнями, и его слезы закапали на него.
В сыром ночном воздухе до Аркониэля донесся еле слышный детский крик, и он задрожал, не зная, издал ли его живой ребенок или мертвый.
Глава 3
При всей своей силе эти волшебники Орески ужасно глупы. И высокомерны, — думала Лхел, следуя за Айей по задней лестнице и прочь от злополучного дома.
Ведьма трижды плюнула чрез левое плечо, надеясь прогнать невезение, уже давно преследовавшее их. Эта волшебница — настоящая ворона, предрекающая несчастье. Как она раньше этого не видела?
Лхел еле успела сделать последний стежок, прежде чем старая волшебница потащила ее прочь.
— Я не закончила! Теперь дух…
— Царь у дверей! — прошипела Айя, словно эти слова что-то могли значить для ведьмы. Если он увидит тебя здесь, мы все станем духами. Я уведу тебя силой, если понадобится.
Разве у нее оставался выбор? Лхел последовала за старой волшебницей, думая:
Пусть все последствия падут на твою голову!
Однако чем дальше они уходили, тем тяжелее становилось у Лхел на сердце. Обойтись так жестоко с мертвым — значит оскорбить Великую Мать и подвергнуть опасности собственные колдовские умения. Эта старуха волшебница, бросившая без присмотра дух младенца, не имеет чести. Аркониэля можно было бы убедить, но Лхел давно поняла, что все решает не он. Их бог говорил с Айей, и больше никого Айя слушать не станет.
На всякий случай Лхел плюнула еще раз.
Двое волшебников стали сниться Лхел за целый месяц до того, как они появились в деревне: молодой мужчина и женщина, которая носит в суме странный предмет. Каждый раз, когда Лхел в ожидании их прибытия начинала гадать, результат бывал одним и тем же: воля Великой Матери в том, чтобы Лхел помогла им всем, чем только сможет. Когда Айя и Аркониэль наконец действительно явились, выяснилось, что их собственный лунный бог тоже послал им видение, которое и привело их к Лхел. Ведьма расценила это как предопределение.
Однако то, о чем волшебники попросили ее, удивило Лхел. Магия Орески, должно быть, изнеженная, слабосильная, если двое волшебников с такими могучими душами не способны совершить простого наложения уз при помощи обмена кожей. Если бы Лхел тогда правильно оценила степень неведения своих гостей, она попыталась бы поделиться с ними своими знаниями до того, как пришло время их применить.
Но она не понимала истинного положения вещей, пока не оказалось слишком поздно, пока ее рука не дрогнула, позволив младенцу сделать первый вдох.
Айя не пожелала ждать, пока Лхел совершит необходимое очистительное жертвоприношение. Времени еле хватило на то, чтобы завершить наложение уз, а потом пришлось бежать, оставив рассерженный дух одиноким и растерянным.
Когда перед ними показались городские ворота, Лхел все-таки остановилась и попыталась вырвать руку, в которую вцепилась Айя.
— Нельзя оставлять на свободе такой дух! Он быстро превратится в демона, и что тогда ты будешь делать, раз даже наложить узы не сумела!
— Я о нем позабочусь.
— Ты глупа!
Высокая волшебница остановилась и приблизила лицо к лицу Лхел.
— Я спасаю твою жизнь, женщина, а также жизнь девочки и всей ее семьи! Если бы придворный маг уловил хоть намек на твое присутствие, нас всех казнили бы — и первой малютку. Теперь значение имеет только она — не ты, не я, не любой другой человек в этой несчастной стране. Такова воля Иллиора!
Лхел снова ощутила огромную силу, переполняющую волшебницу. Может быть, Айя и отличается от нее, и магия у нее совсем другая, но одно бесспорно: бог коснулся ее и сделал могущественнее, чем Лхел. Так что ведьме не оставалось ничего другого, как позволить увести себя, покинув малышку и связанного с ней узами колдовства близнеца в этом зловонном городе. Оставалось только надеяться, что Аркониэль сумеет найти дерево, которому окажется по силам удержать дух.
Женщины купили лошадей и вместе ехали два дня. Лхел говорила мало, но безмолвно молила Великую Мать о том, чтобы та указала ей путь. Когда они добрались до предгорий, Лхел позволила Айе поручить себя заботам торговцев, направлявшихся на запад в горы. При расставании Айя попыталась помириться с ведьмой.
— Ты хорошо справилась, милая, — сказала она, печально глядя на Лхел своими карими глазами. — Живи в безопасности в своих горах. Мы никогда больше не должны встречаться.
Лхел предпочла не заметить замаскированную угрозу. Порывшись в кошеле на поясе, она вытащила маленький серебряный амулет, изображавший полную луну с двумя тонкими полумесяцами по краям.
— Это для того времени, когда дитя вновь обретет женскую форму.
Айя положила амулет на ладонь.
— Щит Матери…
— Спрячь его. Он — только для женщин. Пока она — мальчик, пусть носит это. — Лхел протянула Айе короткий ореховый прутик с полосками потемневшей меди на концах.
Айя покачала головой.
— Слишком опасно. Я не единственная волшебница, которой знакомы ваши чары.
— Тогда сохрани их для нее! — настойчиво повторила Лхел. — Этому ребенку потребуется много магии, чтобы выжить.
Айя стиснула в руке амулеты — и серебряный, и деревянный.
— Сохраню, обещаю. Прощай.
Лхел еще три дня ехала вместе с караваном, и с каждым днем черный холодный груз — мысль о духе мертвого младенца — все сильнее давил ей на сердце. С каждой ночью его плач в ее сновидениях становился все громче. Лхел молилась сияющей луне — Матери — и просила у нее ответа: зачем послала ее богиня на такое дело и что нужно сделать, чтобы мир снова стал таким, каким должен быть.
Мать ответила ей, и на третью ночь Лхел колдовской пляской заставила своих проводников забыть и о ней, и о тех припасах, которые она взяла с собой на обратный путь.
Серебряный свет убывающей луны указывал ей дорогу. Лхел повесила свой дорожный мешок на луку седла и двинулась обратно — в зловонный город.
Глава 4
В тревожные дни, последовавшие за родами, за Ариани ухаживали только Нари и сам князь. Риус отправил Фарину приказание побывать в его землях в Крине, чтобы отсрочить возвращение рыцаря.
В доме супругов царила тишина. На крыше развевались черные полотнища, сообщая всем о трауре по мертворожденному младенцу. Риус водрузил на домашний алтарь чашу с водой и возжег курения Астеллусу, который показывал путь по воде рождениям и смертям и хранил рожениц от горячки.
Однако Нари, проводившая дни у постели Ариани, хорошо знала, что молодую мать мучает не горячка, а непреходящая сердечная боль. Нари еще помнила последние годы царицы Агналейн и молила богов о том, чтобы принцессу миновало проклятие безумия, от которого страдала ее мать.
День за днем, ночь за ночью Ариани металась на подушках, то погружаясь в дремоту, то просыпаясь с криком:
— Младенец, Нари! Разве ты не слышишь его плача? Бедняжке так холодно!
— С малышом все в порядке, — каждый раз отвечала ей Нари. — Посмотри, Тобин в своей колыбели, вот он, рядом с тобой. Видишь, какой он толстенький!
Но Ариани не желала смотреть на живого ребенка.
— Нет, я слышу, как он плачет, — настаивала °на, лихорадочно озираясь. — Зачем вы отправили его на холод? Сейчас же принеси мне сына!
— Нет там никакого младенца, госпожа. Тебе снова приснился плохой сон.
Нари говорила правду: она и в самом деле ничего не слышала, хотя другие слуги и шептались, что по ночам за стенами дома раздается детский плач. Скоро распространился слух о том, что мертвый младенец появился на свет с открытыми глазами, а ведь всем известно, что именно так рождаются демоны. Нескольких служанок пришлось отправить в Атийон, велев им держать язык за зубами. Только Нари и Минир знали правду о том, что случилось со вторым ребенком княжеской четы.
Преданность господину обеспечивала молчание Минира, Нари же слишком многим была обязана Айе. Волшебница на протяжении трех поколений оставалась благодетельницей семьи Нари, и в первые страшные дни только это удерживало кормилицу от того, чтобы бежать из столицы и скрыться в родной деревне: когда Нари соглашалась сделать то, чего хотела Айя, никаких разговоров о демонах не шло.
В конце концов, однако, удержала ее привязанность к черноволосому малышу. Груди Нари полнились молоком, и так же она сама полнилась нежностью, которую не смогла израсходовать на своих умерших мужа и сына. Создатель свидетель: ни принцесса, ни ее супруг теплых чувств к бедному младенцу не выказывали.
Все, конечно, говорили о Тобине «он». Спасибо ведьме и ее странной магии: Тобин и правда выглядел прелестным здоровым мальчиком. Он хорошо спал, жадно сосал и радовался любому оказанному ему вниманию — не то чтобы его собственные родители часто его проявляли…
— Они еще опомнятся, дорогой мой малыш, — шептала Нари, когда ребенок доверчиво засыпал у нее на руках. — Как же им не полюбить такого милого, такого прелестного сыночка?
Если Тобин процветал, то его мать все глубже погружалась во тьму безумия. Лихорадка прошла, но подниматься с постели Ариани не хотела. Она по-прежнему не прикасалась к своему живому ребенку, а на мужа и брата, когда тот приходил ее проведать, не желала даже смотреть.
Князь Риус был на грани отчаяния. Он часами сидел рядом с молодой женой, терпеливо вынося ее молчание, и приводил к ней самых умелых дризидов из храма Далны, однако целители никакой телесной болезни обнаружить не могли.
На двенадцатый день после родов, впрочем, появились признаки выздоровления. Войдя в комнату принцессы, Нари нашла ее в кресле у камина с недоделанной куклой в руках. Вокруг валялись куски муслина, комки шерсти для набивки, мотки шелка.
К вечеру новая кукла была готова — фигурка мальчика, не имеющего рта. На следующий день появилась еще одна, точно такая же, потом — еще и еще. Ариани не заботилась о том, чтобы одеть кукол, как только бывал сделан последний стежок, она отбрасывала куклу и бралась за следующую. К концу недели на каминной полке сидело уже полдюжины фигурок.
— У тебя замечательно получается, дорогая, — сказал жене Риус, по-прежнему каждый вечер проводивший в ее комнате, — но только почему ты не заканчиваешь их лица?
— Так они не будут плакать, — прошипела Ариани. Игла ее так и летала, пришивая руку к набитому шерстью туловищу. — Плач доводит меня до безумия!
Нари отвела глаза, чтобы не смутить князя: никто не должен был видеть его слез. Это был первый раз после родов, когда Ариани заговорила с ним.
Впрочем, перемена, казалось, воодушевила Риуса. В тот же день он послал за капитаном Фарином и начал распоряжаться приготовлениями к пиру, который должен был состояться после представления сына царю.
Ариани никому не рассказывала о преследующих ее кошмарах. Да и с кем могла она поделиться? Ее собственная кормилица Лачи, преданная и доверенная, была давно отослана прочь, ее сменила эта надоедливая Нари. Риус сказал жене, что Нари — родственница Айи, и от этого Ариани возненавидела ту еще сильнее. Ее супруг, волшебники, эта женщина — все они ее предали. Когда принцесса вспоминала о той ужасной ночи, ей виделся круг склоненных над ней лиц — и все они были безжалостными. Ариани чувствовала к ним отвращение.
Слабость и горе давили Ариани, как гора шерстяных одеял, а разум ее плавал в сером тумане. Дневной свет и ночная тьма играли с ней в непонятную игру, она никогда не знала, открывая глаза, чего ожидать, не знала даже, бодрствует ли она или все еще спит.
Иногда Ариани казалось, что та ужасная повитуха, которую приводила с собой Айя, вернулась, но потом она решила, что маленькую темноволосую женщину у своей постели каждую ночь она видит во сне или в видении. Женщина каждый раз появлялась в окружении колеблющихся отблесков света, безмолвно произносила какие-то слова и грязным пальцем указывала Ариани на еду и питье. Эта беззвучная пантомима продолжалась много дней, и в конце концов Ариани к ней привыкла. Она даже стала понимать шепот женщины, и то, что она слышала, погружало ее попеременно то в жар, то в ледяной холод.
Именно тогда Ариани и взялась снова за кукол и стала заставлять себя съедать хлеб и бульон, которые ей приносила Нари. Чтобы сделать то, чего требовала ведьма, были необходимы силы.
Представление Тобина состоялось, когда ребенку сравнялось две недели от роду. Ариани отказалась присутствовать, и Нари решила, что это и к лучшему. Здоровье вернулось к принцессе, но она все еще вела себя слишком странно, чтобы появиться в обществе. Она не желала одеваться и редко разговаривала. Ее черные кудри, не получая ухода, потускнели и спутались, а синие глаза смотрели в пустоту, словно Ариани могла видеть что-то, недоступное другим. Принцесса ела, спала и шила одну за другой кукол без рта. Риус позаботился о том, чтобы по дворцу разошлись слухи о тяжелых родах и о том, что его супруга все еще в глубокой печали по родившемуся мертвым ребенку.
Отсутствие Ариани не испортило празднества. В огромном зале собрались все вельможи Эро, свет ярких ламп заставлял переливаться драгоценности и шелка. Стоя вместе с остальными слугами у дверей, Нари видела, как те переглядываются, слышала произнесенные шепотом слова: безумие Агналейн, должно быть, проявилось в ее дочери — так быстро, так неожиданно…
Ночь была не по сезону теплой, через открытые окна долетал шепот осеннего дождя. Воины из личной гвардии князя, одетые в великолепные новые сине-зеленые туники, выстроились вдоль лестницы. Их командир, Фарин, в сверкающей драгоценными камнями кирасе стоял слева от лестницы, светясь радостью, как если бы должно было состояться представление его собственного ребенка. Нари сразу же понравился этот высокий светловолосый воин, еще более теплыми чувствами к нему она прониклась, когда увидела, как осветилось улыбкой его лицо при первом же взгляде на Тобина, которого нес на руках отец.
Царь занимал почетное место справа от лестницы, держа на широком плече своего единственного выжившего сына. Принц Корин был смышленым трехлетним мальчуганом, с такими же, как у Эриуса, темными кудрями и блестящими карими глазами. Он возбужденно подпрыгивал и тянул шею, чтобы поскорее увидеть новорожденного кузена, когда на лестнице появился Риус с ребенком на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9