— Я думал… — Он замолчал, беспомощно качая головой.— Ты думал, что уже потому, что ты ее любишь, она должна ответить тебе взаимностью. Что ж, такое случается довольно часто, как и потери. Но Надама предпочла Тобиаса. От этого тебе теперь никуда не деться.— Ты не говорила мне об этом, — негодуя, сказал он.— Я видела и потерю, и приобретение. Ты сам решил, как это истолковать.— Верно, — неохотно согласился он. — Верно.— И вот сейчас тебе самому предстоит выбрать свой дальнейший путь. Я видела, что ты вовсе не обязан принимать то, что тебе противно.Он грустно рассмеялся.— Слишком уж расплывчаты твои предсказания, Реба.— Я уже говорила тебе, что линия очень запутанна.— Это выше моего понимания, — вздохнул он, а затем спросил: — А тот товарищ, которого мне предстоит встретить и с кем, возможно, я буду путешествовать… Сегодня вечером я встретил посла Альдарина, и он пообещал показать мне карты… Может, это он?— Возможно. — Реба пожала плечами. — А может, и нет. Альдарин вроде не так уж и далеко.Каландрилл выпил еще, успокаиваясь. В ее спокойствии было что-то стальное, что-то неподвижное, что успокаивало и его.— Если бы это был он, я бы это понял, — пробормотал он. — Так ведь?Реба опять пожала плечами.— Возможно. Мне кажется, что сегодня твои суждения затуманены.Он вспомнил, что говорил ему Варент.— Он сказал: «На лозе много гроздьев».— И это так, — ответила она. — А на берегу много гальки. Я старше тебя и потому говорю тебе: ты забудешь о Надаме. Сейчас я говорю не как провидица, а как женщина. Тебе трудно в это поверить, но это так.Она была права: он ей не верил. И сказал:— Боюсь, что мне это не удастся. И тогда мне придется уйти. Мне будет тяжело видеть ее рядом с Тобиасом.Реба улыбнулась и сказала:— Вот ты уже и начал выбирать.Каландрилл пробормотал:— Ты имеешь в виду путешествие, которое мне предсказала? В дальние страны?..— Возможно. Возможно, твои ноги уже ступают по той тропе. Возможно, ты просто этого еще не понимаешь.— Возможно, — согласился он.— Ну, и что ты думаешь делать дальше? — спросила она.Он немного подумал, прежде чем ответить.— Думаю, я сейчас напьюсь.— Это не ответ. По крайней мере не для меня и не для тебя.— Но это привлекает.Он немного успокоился, но боль еще не стихла, в сердце его все еще поворачивался нож, горячий, как раскаленное железо, и холодный, как могила. Реба вздохнула:— На какое-то время, может быть. Но, рано или поздно, ты протрезвеешь.— Может, предскажешь мне еще раз будущее?Она покачала головой.— Нет, Каландрилл, я этого делать не буду. Одного предсказания в день достаточно. Ничего нового я тебе не скажу, а что тебе делать, ты уже знаешь.— Тогда можно я допью вино?— Нет. — Голос у нее слегка дрожал. — Мне бы не хотелось, чтобы сын домма напивался у меня. Я не могу позволить себе роскошь злить твоего отца.Обида вновь захлестнула его, и он вскочил на ноги.— Тогда я ухожу, провидица, и поищу себе более гостеприимное место.Реба слегка приподняла голову, словно следила за ним невидящими глазами. Ее глубокий голос зазвенел, как труба:— Каландрилл! Отправляйся назад во дворец и напивайся там, если тебе это так необходимо. Улицы Секки не настолько безопасны, чтобы бродить по ним в таком виде. Поищи караул, и пусть он доставит тебя домой.— Назад во дворец, где я оторван от вашего мира? — переспросил он. — От настоящего мира?— На какое-то время, — согласилась она.— Ты же сама говоришь, что у меня есть выбор. Что же, вот я и сделаю его прямо сейчас.Он повернулся, пропуская мимо ушей ее возглас, и, спотыкаясь, пошел по коридору. Нащупав дверь, он долго возился с засовом и наконец открыл. Холодный воздух ударил ему в лицо, и он остановился; голова у него шла кругом, дома, казалось, покачивались. Он поморгал.— Ну что за глупость, — произнесла у него за спиной Реба. Он покачал головой и пошел прочь.Влажный ветер с соленым привкусом океана приглушил запахи, которые сегодня утром доставили ему столько радости, да и сама улица в лунном свете выглядела иначе. Подъезды и вывески, сверкавшие днем на солнце, сейчас были тусклыми, как подернутые пеленой глаза; переулки, не ведающие о его сердечной боли, темнели, словно разверстая в угрозе пасть. Он избегал их и, спотыкаясь, брел в направлении более широкой улицы, прилегавшей к Воротам провидцев.Где же таверны? Где найти вино, чтобы притупить боль? Только не во дворце: он всегда был для него тюрьмой, а сейчас тем более. Празднество там в самом разгаре. Надама танцует в объятьях Тобиаса, глядя в лицо его брату с той самой улыбкой, которая, как ему казалось, была предназначена только ему. Тирас и его отец, видимо, пьют за заключенный союз, и Билаф, видимо, вне себя от того, что Каландрилл покинул дворец. Тобиас хорохорится, как петух, и от этой мысли Каландриллу стало невыносимо. Нет, он поищет другое место, чтобы залить горе; и до завтра он забудет о домме и о своей боли. Он приободрился и даже горько рассмеялся. Там, за Воротами провидцев и за Купеческим кварталом, есть Матросские ворота, а матросы пьют. Там же расквартирован портовый гарнизон, а солдаты, когда не на службе, тоже пьют. Да-да, гавань — это как раз то, что ему нужно; там полно таверн.На нетвердых ногах он повернул назад и отыскал переулочек, по которому еще днем пересек Купеческий квартал; по нему он вышел на широкую дорогу, идущую на восток.Ветер усилился, Каландрилл зябко поежился и даже несколько протрезвел. Он не хотел трезветь, потому что тогда, он знал это точно, он будет думать о Надаме и о Тобиасе, и нож вновь заворочается в его сердце, и он опять почувствует острую боль. Кошка, сидевшая над придушенной мышью, настороженно посмотрела на него, он остановился и зло зыркнул на животное. Кошка с вызовом распушила хвост, отстаивая добычу, желтые глаза сверкнули, и, вонзив клыки в окровавленную мышь, она мгновенно растворилась в темноте. Каландрилл пожал плечами и пошел дальше мимо видавших виды складов.Ему казалось, что он идет уже несколько часов, но наконец он различил огонек; юноша ускорил шаг и даже неуклюже побежал и вскоре оказался на небольшой площади, освещенной несколькими фонарями, горевшими над Дверями таверн, обещая все, что нужно матросу с пересохшим горлом. Он резко остановился, взмахнув руками, чтобы не упасть, и осмотрелся. Из всех таверн он выбрал ближайшую, поправил накидку, пригладил волосы и толкнул дверь.Под напором тепла и тяжелого духа спиртного Каландрилл заморгал, как сыч в луче фонаря охотника, и огляделся. На полу, посыпанном кое-где влажными опилками, стояло несколько грубых деревянных столов. За ними сидели мужчины с кружками и стаканами в руках, и все они повернулись к Каландриллу — кто с интересом, кто с полным безразличием. Рядом с мужчинами сидело несколько женщин, которых новичок явно заинтересовал. Светильники низко свисали с потолка, и Каландриллу пришлось наклониться, чтобы не удариться головой. В помещении было довольно светло как от светильников, так и от тлеющих в широком каменном очаге поленьев. Огромный кусок от туши быка жарился на вертеле, который вяло поворачивал паренек в истрепанной рубашке и рваных штанах с торчавшими из них босыми грязными ногами. Справа тянулась длинная стойка, за которой прислуживал толстый лысый человек в замусоленном переднике, за ним штабелями возвышались бочонки и бутылки, а на деревянных штырях висели, как трофеи, разного размера кружки.— Что желает господин? — водянистые глаза сразу отметили, что зашел не простолюдин.— Вино. Крепкое вино.— У меня есть вино из Альдской долины, оно удовлетворит твой вкус. — Хозяин вытащил запыленную бутылку и стакан из дешевого стекла, быстро протер его грязным полотенцем. — Попробуй, молодой господин.Каландрилл отхлебнул — вино действительно было крепким. Он кивнул, забирая бутылку и усаживаясь поближе к огню, рядом с низкой дверью, ведшей куда-то внутрь.— Чем господин будет закусывать?Каландрилл покачал головой, давая понять, что хозяин свободен: ему ничего не надо, налил себе стакан и обвел взглядом зал.Посетители, судя по их одежде и тяжелым серьгам, висевшим в ушах, были в основном матросы. У всех на поясе были кортики, а у многих и мечи. Кое-кто был вдрызг пьян. Здесь же находилось и несколько телохранителей местных торговцев — на них были защитные кожаные куртки, а вооружены они были длинными клинками, свисавшими с пояса. Женщины походили на гулящих — на них были платья с глубоким вырезом, из которого выпирали их высоко вздыбленные груди, вокруг шеи и на пальцах местных красавиц сверкали дешевые побрякушки. Они изучали Каландрилла оценивающими взглядами. Он улыбнулся в пустоту, опустошил стакан, налил еще и выпил. Сам того не желая, он сравнивал всех женщин с Надамой, и потому выпил снова, пытаясь отогнать от себя болезненные воспоминания.Очень скоро бутыль опустела, и он попросил еще одну и, развалившись на стуле, вытянул вперед ноги.— Нравится, господин?— Очень. Отличное вино. Прекрасный погребок.Голос у него огрубел, и он хихикнул. Хозяин подобострастно улыбнулся и ушел. Каландрилл уселся поудобнее, глупо улыбаясь и не замечая, что вино залило ему на груди рубашку, — он был рад, что боль отступила.Выпив еще полбутылки, он забыл, что пьет. Руки и ноги у него приятно отяжелели, и он с трудом удерживал в руке стакан; огонь в очаге грел ему бок. Юноша обвел комнату мутным взглядом с блаженной улыбкой на губах; все ему казалось расплывчатым, а голоса посетителей звучали как из колодца. Он неловко поставил на стол стакан, и тот опрокинулся, и вино, как алая кровь, растеклось по растрескавшейся поверхности стола. Каландрилл тупо смотрел на красную жидкость, капавшую на пол меж его широко расставленных ног. Он хихикнул, затем втянул воздух ноздрями и вдруг начал всхлипывать, но тут же разозлился на себя и выпрямился на стуле, небрежно проведя рукавом по лицу.Подняв стакан, он с преувеличенной осторожностью наполнил его и остался доволен своей работой. Держа стакан, двоившийся у него в глазах, он вдруг заметил, как из-за ближайшего столика кто-то поднялся и направился прямо к нему. Приблизившись, фигура обрела очертания женщины.Она была намного старше его, с крашенными хной волосами, ярко-красными губами и подведенными глазами с длинными ресницами. На ней было ярко-желтое платье с глубоким вырезом и завышенной талией с широким черным кожаным корсетом. Женщина наклонилась, позволяя ему получше рассмотреть грудь, и его ноздри уловили запах дешевых духов и пота. Она улыбнулась, обнажая далеко не белоснежные зубы.— Ты пьешь в одиночестве. Но ты слишком хорош, чтобы пить в одиночестве.Каландрилл заморгал, вглядываясь в три фигуры, стоявшие перед ним, и тоскливо ответил:— Надама так не думает.Женщина приняла это за приглашение и опустилась на стул слева от него.— Значит, твоя Надама не в своем уме. Меня зовут Лара.Каландрилл повторил:— Лара…Голос у него был хриплый. Он повернулся к ней, пытаясь рассмотреть ее сквозь застилавший ему глаза винный туман.В руках у нее он увидел стакан и наполнил его. Лара не колеблясь выпила и опять улыбнулась.— Надама — твоя пассия?— Я люблю ее, — торжественно произнес он. — Но она собирается замуж за моего брата.— Тогда тебе лучше забыть Надаму, — посоветовала ему Лара. — Хочешь, я тебе помогу?Каландрилл нахмурился и с трудом выдавил:— Боюсь, мне это не удастся.— Еще как удастся! — заверила его Лара. — Пошли со мной, и ты забудешь обо всех женщинах, которые у тебя до этого были.Он нахмурился еще больше и сказал:— У меня никого не было. Даже Надамы.Она резко рассмеялась и придвинулась поближе, кладя ему руку на ногу.— Так ты у нас еще девственник? Что, на самом деле?Ему показалось, что его честь некоторым образом задета, но он ничего не смог из себя выдавить, кроме робкого «да».— Что же, — Лара подвинула стул так, что он почувствовал на руке прикосновение ее груди; она гладила его по ноге, все выше и выше, а губы ее шептали ему прямо в щеку: — Пора становиться мужчиной. Пошли со мной.— Куда? — спросил Каландрилл.Лара кивнула в сторону двери.— Там сзади есть комнаты. Старик Форсон просит всего лишь пятьдесят деций за ночь. А я беру только один варр.Каландрилл повернулся к ней, но тут же отшатнулся, когда из ее рта в ноздри ему ударил запах перегара и гнили. Тут только он начал с трудом соображать, что не взял с собой денег; сквозь туман, окутывавший его мозги, он понял, что у него нет ни малейшего желания ложиться в постель с этой неопрятной шлюхой.— Спасибо, — тщательно артикулируя, сказал он, — не надо.— Не будь таким застенчивым. — Она провела рукой по его волосам, подобравшись другой к паху. — Я научу тебя, что надо делать.— Я и так знаю, что надо делать.— Тогда пошли, — настаивала Лара, беря его за руку. — Возьмем твою бутыль, и я подарю тебе такую ночь, которую ты никогда не забудешь. И будешь помнить меня еще долго после того, как забудешь свою Надаму.Им вдруг овладела какая-то необъяснимая паника, он резко отдернул руку и покачал головой:— Нет!Поглаживания Лары стали более настойчивыми.— Не будь таким застенчивым, — все повторяла она. — Пошли со мной.Он сделал большой глоток вина, чувствуя, что, несмотря на отвращение к ней, начинает заводиться. Лара усмехнулась и сказала:— Если дело в деньгах, то я могу сбросить и до полварра. Просто потому, что ты девственник.— Дело совсем не в деньгах, — возразил он, но тут же пожалел о том, что сказал, заметив, как растаяла ее улыбка — Хотя… дело именно в деньгах.— Полварра? — Она провела языком по губам. — У молодого вельможи наверняка найдется полварра.— Нет, — с извиняющейся улыбкой произнес Каландрилл, — у меня вообще нет денег.— Что?Перестав гладить его, она выпрямилась, и глаза ее расширились от злости.— У меня нет денег, — повторил он. — С собой.— Ты, жулик! — завизжала Лара, привлекая внимание всех посетителей. — Да кого ты из себя строишь? Приходишь сюда, пьешь, и все задарма? Да лишит тебя Дера мужского достоинства! Это что же получается? До коих пор вельможи будут позволять себе издеваться над честными людьми?Владелец таверны, Форсон, подошел к столу с озабоченным лицом.— В чем дело? Караул мне здесь ни к чему, у меня приличное заведение.— Приличное? Ты говоришь, приличное? — Лара вскочила на ноги — руки в боки, с раскрасневшимися щеками. — Вот тебе один приличный! Он высосал у тебя две бутыли вина, а в кармане у него — шиш!Форсон заколебался — и Каландрилла обижать вроде бы нехорошо, но и деньги терять не хочется. В конце концов он, явно нервничая, спросил:— Это правда, господин?Каландрилл кивнул.— Боюсь, что да. Но у меня есть кольцо.Он торопливо снял с пальца печатку, однако Форсон, взглянув на нее, отрицательно покачал головой.— Мне это ни к чему. Если я возьму печатку, то мне придется отвечать на вопросы охранников. Только деньги.— Завтра, — пообещал Каландрилл, начиная злиться, поскольку посетители стали собираться вокруг них угрожающим полукругом. — Я принесу деньги завтра!Толстяк Форсон отрицательно покачал массивной головой. Лара насмешливо расхохоталась.— И ты поверишь ему, а? Этот сукин сын обведет тебя вокруг пальца и завтра будет вовсю смеяться над тобой.— У тебя вообще ничего нет? — спросил Форсон.— Ничего. — Наблюдавшие за сценой пропойцы неодобрительно загудели. У него начала болеть голова. Он попытался кротко и примирительно улыбнуться и сказал: — Завтра я заплачу. Я обещаю.— Обещания вельмож — что ветер, — с издевкой сказала Лара. — Раз — и нету.— Верно, — согласился кто-то из толпы. — Почему мы платим, а он нет?— У него нет денег, — резко ответил Форсон.— Это он так говорит, — с издевкой возразил один из посетителей. — Бьюсь об заклад, у него есть с собой кошелек. Надо только хорошо потрясти.— Обыщи его, — посоветовал кто-то хозяину. — Пусть разденется.— Нет у меня ничего! — испуганно вскрикнул Каландрилл. — Клянусь вам. Именем Деры! Завтра я заплачу сполна.— Не богохульствуй! — раздалось из толпы. — Сукин сын приходит сюда и издевается над честными людьми только потому, что он вельможа. Проучить его!— Я не хочу, чтобы здесь появился караул, — предупредил Форсон.— А кто хочет? — спросили из толпы. — Мы сами с ним разберемся.Каландрилл вскочил на ноги, отталкивая стул, но коленки у него дрожали. Кровь пульсировала в голове.— Прошу вас, — произнес он, — клянусь вам, что завтра я все заплачу. Завтра я принесу вам деньги из дворца.— Из дворца! — гикнула Лара. — Вы только послушайте — из дворца! Сейчас он нам начнет заливать, что сам он — домм!— Чертовы вельможи! — сердито воскликнул кто-то. — Бей его!— Не надо, умоляю вас!Кто-то резко отдернул стол, и Каландрилл инстинктивно поднял руки, защищаясь. Бутыль и стаканы со звоном полетели на пол и разбились вдребезги. Кто-то вцепился в его плащ. Но тут же раздался голос:— Осторожно, у него нож!Он совсем забыл о кинжале, хотя проку ему от него все равно никакого не было, даже если бы его и не выдернули у него из-за пояса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59