Эльфин поправил мою подушку, вытер мой горячий лоб полотном и снова сел рядом со мной.
Я сразу же провалился в сон, хотя, по правде, был он неспокойным Мне казалось, что вокруг меня сгущаются тени, что я снова в пустой комнате Брохваэлева дворца в Каэр Гуригон. Я играл в гвиддвилл с тенью, и рука тьмы переставляла фигурки во мраке. Фигурки пропадали с доски, появлялись там, где их не должно было быть, уходили оттуда, где должны были стоять, и король остался один на пустой доске Я услышал смешок в ночи, а затем уханье совы и подумал, что это Гвин маб Нудд смеется надо мной в лунном свете. О Мирддин Безумный, безотчий сын, одноглазый скиталец моря, кто ты такой, что думаешь, будто бы Монархия Придайна, божественный род Бели Маура, — дерево, падение которого может остановить твоя хилая рука? Возвращайся в свой сад, к своим девятнадцати яблоням, к своему поросенку и волчице!
Снова хрипло заухала сова — это был долгий, протяжный, неприятный вопль, который, казалось, пробудил меня во сне Хотя я и спал, мне казалось, что я понимаю, что это сон. Но теперь, когда я открыл глаза, передо мною по-прежнему была тьма. Я растерянно огляделся и увидел бледное лицо, что слабо светилось у меня над головой. От страха мое сердце на миг перестало биться, и с внезапной силой я судорожно протянул руку к моему врагу. Я ощутил, как мои пальцы сомкнулись у него на горле, и в безумии своем я попытался выдавить жизнь из моего старинного врага.
Но крепкие руки схватили мои запястья, оторвали их от горла врага, и меня, словно я был ребенком, снова швырнули на мое окровавленное ложе Без стыда признаюсь — я заплакал от бессилия. Для чего спасся я из запруды, если я снова должен погрузиться в бездну? Что я — лишь игрушка тех существ, чьи мысли охватывают все, что было, есть и будет, — Гвина, и Гофаннона, и черного Кернуна, которого сразил я в Бездне Аннона? Может ли мой жалкий разум, который при свете дня мне казался острым, спасти короля от его тингеда, когда фигурки, доска и все прочее принадлежат не мне, а другим?
Во мраке возник далекий свет. Он приближался. Он был уже так близко, что я ощутил тепло на своей щеке. Я не мог повернуть головы, но, скосив глаза вправо, я увидел где-то в футе от меня чье-то лицо. Это был мой юный друг Эльфин маб Гвиддно.
— Спокойно, старина, спокойно! — ласково прошептал он. — Надеюсь, ты не взаправду вознамерился придушить меня?
Чувствуя себя по-дурацки, я что-то пробормотал в извинение:
— Я думал, что сплю. Но зачем ты принес свечу? Отчего вокруг такая тьма?
— Не бойся, дружище, — ответил Эльфин. — Я все время сидел рядом с тобой. И я рад сказать, что ты проспал много часов Сейчас ночь. Засыпай снова — поутру тебе будет лучше!
— Но где Мэлдаф? — воскликнул я. — Ты же должен был меня разбудить, когда он вернется!
Эльфин покачал головой.
— Он еще не вернулся. Я думаю, он у короля.
Мне стало еще хуже на душе, чем прежде, если только такое возможно. Драгоценное время час за часом соскальзывало в бездну. Я старался выбраться из моря, но с каждым шагом песок уходил из-под моих ног. Вокруг меня были глупые добрые людишки, неспособные себе помочь.
— Эльфин! — с внезапной силой воскликнул я. — Сделай это ради меня! Прости мои опасения — может, все это только сон, но проверь, верно ли расставлены часовые у ворот! Что-то не так, и я не усну, пока не узнаю, что все в порядке!
Эльфин понимающе кивнул и вышел. Он еще не успел вернуться, как я, собравшись с силами, выкарабкался из постели. Минуту я стоял, задыхаясь, цепляясь за столбик кровати. В голове у меня мутилось, как при сильной качке. Прежде чем я понял, что произошло, желудок мой свело, и меня вырвало кровью. Но приступ прошел, и, завернувшись в одеяло, я, спотыкаясь, вышел из своей хижины.
Плащ ночи опустился на Динайрт, чьи валы лежали под ночным звездным небом, как рубежи мира. Посмотрев вверх, я увидел усыпанную заклепками звезд Колесницу Медведя, что катилась по своей сверкающей дороге, с виду все такая же крепкая, как в тот день, когда Гофаннон маб Дон впервые перекрыл мир крышей. Но прямо рядом с ней тянулся Путь Гвидиона, по которому каждую ночь бешеным скоком несется воинство мертвых.
Окружающие крепость насыпи скрывали от моих глаз темные пустоши. Казалось, копья часовых блестящими наконечниками подпирают края ночного неба. Но как в стеклянном перегонном кубе чародея — или того Ти Гвидр, в который мы с Гвенддидд однажды можем прийти, — я увидел наверху точное отражение всего, что лежало за стенами на вращающейся Равнине Брана.
Цепляясь за дверной косяк, чтобы не упасть, я смотрел в небо и на все то, что прежде было скрыто от моих глаз, когда бежал я, как загнанный волк, по затянутому облаками окоему. Высоко на севере висело зачарованное ожерелье Каэр Арианрод, в запутанных лабиринтах которого языческое воинство Кинурига бродило в поисках ее спасительной нити. За колдовским дворцом богини вилась дорога Эвнис Авон — Реки Гнева, по которой враги со временем должны подойти к Колеснице Медведя. За ней в ночи, на краю бездны, пылала огненная кузня Гофаннона. Рядом с древней дорогой Гвидиона несся Скакун Рианнон, а надо всем этим яростно пламенел Меч Охотника, багряный от крови.
На миг кровавый туман застил мой взгляд. Я смахнул его и ощутил, что немного ожил на свежем ночном воздухе. Я сосредоточился на ослепительном бриллианте, установленном в середине туманного купола. Оттуда пробивался луч неуловимого света, прямой и узкий, как серебряный жезл — законное мерило человека. И вокруг него вращалось все, что волшебным своим жезлом сотворил Гвидион, все, что выковал в своей пламенной кузне его брат Гофаннон. Я видел, как луч, словно ось, уперся в землю, вонзившись в Середину Придайна к югу от Динайрта. Там вошел он в спиральный Пуп Острова, величайшее из каменных колец, которое люди называют Головой Брана.
Туда из Гвалеса была привезена голова Брана Благословенного, Глава того, из-за чьего Пронзенного Бедра вся земля вокруг лежит испоганенная и голая. Рассеянные воспоминания, плававшие на поверхности моря моей памяти, погрузились в глубину, едва заметные.
«Псы Гверна, бойтесь Мордвидд Тиллион!» — предостерегал меня голос, когда впервые я ступил в Пустоши. И снова вспомнил я пугающие слова Гвина маб Нудда, когда незваным пришел он в гости ко двору Гвиддно Гаранхира под Калан Гаэф:
Видел я Иверидд, где пал
Сын его Бран, что славой блистал, —
Ворон и над ним пировал!
Окруженная двойным рвом крепость Динайрт стояла, словно обод вечно вращающегося колеса — колеса Колесницы Медведя, которую везет в неистовой скачке не знающая устали Рианнон, чей образ люди могут увидеть на обрыве хмурого утеса. Я слышал предостережение, но не услышал его. Пришло ли время дать знать об этом Брохваэлю и всему воинству Кимри, которые сейчас шли по спице колеса к этой смертоносной оси?
Все знают из книг лливирион, что есть Три Злосчастных Выкапывания Острова Придайн. Выкапывание Костей Гвертевура Благословенного, Выкапывание Драконов, которых скрыл Нудд маб Бели в Середине Острова, и Выкапывание Головы Брана Благословенного. Первое Выкапывание свершилось во времена давние, во исполнение тингеда Придайна, третье еще свершится, хотя есть и те, кто говорит, что это уже сделал Артур, поскольку не хотел, чтобы у Острова была иная защита, кроме той, которую он воздвигнет собственным умением и силой. Было ли это разумным деянием — покажет исход событий.
Ныне я должен повидать наследника Артура, который во искупление нарушенного кинеддива занял место Артура в Артуровой же крепости Мэлгон Высокий был Опорой Острова с его Тремя Близлежащими Островами. Упадет опора — все рухнет вместе с ней. Небесный путь Гвидиона слабым светом озарял изрядно протоптанную тропку, ведущую от восточных врат Динайрта к западным. По ней я, пошатываясь, и побрел. В стенах крепости стояло много плетеных хижин и кожаных шатров, но где был шатер Мэлгона Гвинедда? Однако решить этот вопрос оказалось несложно. Как вьется Каэр Гвидион вокруг небесного Средоточия, так дорога сквозь Динайрт огибала огромный шатер, стоявший в самой середине крепости. В землю рядом с ним было воткнуто длинное копье, обернутое тканью, которая, как я догадывался, была знаменем с парящим Красным Драконом Кимри. Доковыляв до входа, я ухватился на миг за края полога, выпрямился и шагнул внутрь, во тьму.
Поначалу я был ослеплен светом маленькой свечки, стоявшей на столе. Однако вскоре я уже мог видеть, и то, что я увидел, изрядно испугало меня. Ибо мне показалось, что я в той самой пещере Крайг-и-Динас, где, как говорят, спит Артур, окруженный своими воинами, ожидая призыва вернуть Острову Могущества Правду Земли.
Растянувшись на земле или развалившись на сиденьях, кругом спали старшие военачальники двора Мэлгона. Рядом с ними лежали их светлые мечи, копья и щиты, чтобы быть под рукой, ежели вдруг внезапно разразится сражение. Однако при моем появлении никто не пошевелился, и мне показалось странным, что часовой не окликнул меня на входе.
В середине шатра, подпирая его опору, лежал священный камень из гор Пресселеу, который сопровождал войско в его походе на юг. На плите этой стоял королевский трон, ллайтиклойт Мэлгона Высокого, короля Гвинедда, наследника Кунедды Вледига, Дракона Мона. Там в белом одеянии сидел Мэлгон, держа в правой руке белый жезл На нем была Правда Земли, гвир дейрнас, поддержка всех племен и королевств Кимри и защита Трех Племенных Престолов Острова Могущества. И хотя застывшим своим взглядом он смотрел прямо на меня, мне казалось, что он меня не видит.
Перед королем стоял маленький столик, на котором лежала серебряная доска для гвиддвилла с золотыми фигурками. По обе стороны от короля стояли два сиденья. На одном восседал благословенный Киби, носивший крест на груди, а на другом — Идно Хен, главный друид Гвинедда, державший в руке рябиновую ветку. Чуть поодаль сидел Талиесин, глава бардов, и лишь он один повернул взгляд в мою сторону.
— Что ты ищешь здесь, в шатре Мэлгона Гвинедда, сын Морврин? — спросил он меня. — Разве ты не болен, разве ты не в попечении Мелиса маб Мартина?
— Я болен, Талиесин, — ответил я, — и великих трудов стоило мне прийти сюда. Но Монархия Придайна в страшной опасности, и я пришел предупредить короля о беде. Не попросишь ли ты его прислушаться к моим словам?
— В годину войны вся страна в опасности, — ответил Талиесин, — потому мы и поручили себя защите Мабона, коего иные зовут Христом.
Kat ynracuydawl a Mabon
Nyt atrawd aduravvt achubyon
— Ты мудр, Талиесин, и весьма начитан в писаниях лливирион. Никто не сомневается, что «Мабон — вершитель побед», да и не может быть лживым утверждение, что «выжившему не к чему будет придраться» Но кто победит? И если выживших не останется, то какая беда Мабону от упреков?
Так молил я. И так ответил мне на это Талиесин из мрака королевского шатра:
— Знамения уже обсуждены, полет птиц благоприятен, замыслы князей искусны. Что тебе еще?
Боль снова яростно рванула меня своими когтями, как будто пыталась утащить меня из этого жуткого места назад, в постель. Олень, согбенный порывами зимнего ветра, ищет уютную долинку. Рана от стрелы на спине горела так, словно в ней до сих пор торчал отравленный наконечник. Мое сражение с немощью собственного разума и тела было не менее тяжким, чем борьба с могучей силой и тайным коварством врага.
— Я должен поговорить с королем, Талиесин, — взмолился я. — Разве ты не слышал, как говорят:
Измена все узлы расплетает,
Горе все замыслы разрушает,
Малым великое обретают.
Ты извлек мудрость из книг лливирион, но я говорил с Гофанноном маб Дон. Я побывал в странных местах, я видел странные дела. Я читал серебряные руны книги, обтянутой черным бархатом. Я видел великую печаль воинства Кимри, гормес Острова Могущества, пчелиный рой без матки!
— Тогда говори, друг мой! — подбодрил меня Талиесин дружелюбным голосом. — Но мне любопытно, выйдет ли из этого польза.
Я повернулся к королю, который с великой скорбью смотрел на меня.
— Мэлгон! — вскричал я. — Не время теряться — сто тысяч ивисов и прочие без числа идут сюда! У тебя нет сил противостоять им! Я молю тебя — вернись тотчас же в Каэр Кери, покуда Брохваэль и твой сын Рин не возвратятся с войсками Кимри!
Мэлгон Гвинедд тихо вздохнул. Он молчат так долго, что мне показалось, что он и не намерен отвечать. Но в конце концов он заговорил — устало, словно тяжкий гнет лежал на его плечах:
— Если то, что ты говоришь, верно, о Черный Одержимый, то что толку бежать? Человек должен встретить свой дихенидд в надлежащий срок. Не спастись ему от Мабона, лети он хоть на крыльях.
— Но с чего ты вздумал, что твой дихенидд ждет тебя здесь, а не в другом месте, о король?
Мэлгон по-прежнему сидел жестко и неподвижно, как камень, на котором стояли его ноги.
— У тебя добрые намерения, сын Морврин, — наконец со стоном прошептал он, — и, может быть, все, что ты сказал, — правда. Я действительно боюсь этого. Но я еще не могу оставить это место, поскольку я нарушил свой кинеддив, отведав собачьего мяса в Каэр Кери. На мне тингед, которым я не могу пренебречь. Боги разгневаны на меня, и они попытаются убить меня, если я уклонюсь и не сделаю того, что должно сделать. Если только я не буду оставаться здесь четыре раза по девять ночей, в этом логове рычащего искателя меда, не бывать мне в живых. Мои друиды обсудили приметы. Мабон разгневан нарушением тингеда. Что случилось со мной после того, как отведал я этого злосчастного угощения? С тех пор как ступил я на эту скудную землю, землю Ллоэгра, одни лишь неудачи преследуют меня Против воли совершил я то, что запрещено мне, — вошел в темную страну, обогнал на скаку лошадь серой масти, испил воды между двумя мраками.
Пока он говорил, его крупная голова клонилась все ниже, он уже шептал себе в бороду, и с упавшим сердцем я увидел, что его гнетет великая немощь. И все же я должен был сделать все, что в моих силах, хотя они быстро иссякали.
— Подумай, о король! — настаивал я. — Все может быть так, как ты опасаешься, а, может, и нет. Но рядом с тобой сидит благословенный Киби, и чистый звон колоколов его монастыря разносится, как зов кукушки, над омываемым волнами Берегом Дургинта — разве не может воззвать он к силе Йессу Триста, дабы превозмочь эти злые знамения?
Казалось, Киби глубоко погружен в молитву, но Мэлгон устало покачал головой.
— Если Мабон просто оставил меня моим врагам, то Христос сам враг мне. Он проклял меня устами Своего слуги, Гильдаса Мудрого, который пустил по всему Придайну книгу с перечнем моих грехов, а грехи эти воистину тяжелы. Разве не был я монахом в монастыре блаженного Иллтуда и не нарушил обет, когда ушел оттуда, дабы стать королем в Гвинедде? Разве, сжигаемый страстью, от которой я и доныне не до конца еще избавился, не женился я на супруге своего племянника, когда моя собственная жена до сих пор жива? Хуже того — я убил моего племянника, чтобы заполучить прекрасный предмет моей страсти. Что там говорит обо мне Гильдас? Что черный поток ада будет катиться по мне, будет кружить вокруг свои бешеные волны, что он постоянно будет терзать меня, но никогда не поглотит полностью, что долго буду я каяться, да поздно будет! И раз уж ты здесь, о Черный Безумец, искусный в истолковании знамений, то я поведаю тебе о сне, который привиделся мне, когда я сидел тут прошлой ночью. Я видел себя здесь, на этой пустынной, поросшей травой равнине, все мое войско было перебито, и перед собой увидел я огромного рычащего пожирателя меда, и злобно полыхали его красные глаза. Я видел, как вороны обжирались, сидя на обнаженных телах! Не растолкуешь ли мне этот сон?
Но я не мог — я терял сознание от слабости и боли и совсем не стоял на ногах. Меня мутило от круговерти мыслей в голове, и хотелось лишь одного — добраться до постели. Я вывалился из королевского шатра и снова побрел прочь под открытым звездным небом. Подняв взгляд, я увидел, что звезды бешено кружатся, словно то адское видение, которое Гильдас вызвал у Мэлгона. Я пошатнулся и чуть не растянулся во весь рост на сырой траве, если бы меня не подхватили чьи-то сильные руки и не повели назад по тропинке.
Мне было все равно, кто помог мне. Мне вообще было все равно, я хотел одного — снова уснуть на своем ложе страданий. Пусть войска приходят, пусть выбивают мою дверь, пусть пронзают меня сталью — что может быть хуже тех страданий, которые я испытываю сейчас? Смерть — всего лишь сон, сейчас я хотел только спать.
— Держись, приятель! — прошептал кто-то мне в ухо, и словно сквозь туман я узнал голос моего товарища, друга и соперника, Талиесина, главы бардов.
— Я отведу тебя в твою хижину. Обопрись на меня! Ты хорошо поступил, Мирддин, но сейчас ни ты, ни кто иной не может сказать, будет ли Мэлгон сейчас что-либо делать. Его гнетет девятидневная немощь, а ее ни друид, ни священник снять не могут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89