А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Отлично, – невозмутимо ответила Эйтли, – успешный выпускник – лучшая реклама для заведения.
Девушка сидела в шезлонге, уткнув нос в кучу восковых дощечек: список имен, догадался фехтовальщик.
– Знаешь, кто это? – спросила она.
– Не имею ни малейшего понятия.
– Это список всех студентов, записавшихся на этот семестр. Более тридцати еще не выбрали школу. Можно прямо сейчас отправляться искать их.
– Ты увлеклась, у меня уже есть класс.
– Ах, – улыбнулась Эйтли. – Как ты смотришь на то, чтобы вести два класса одновременно? Некоторые инструкторы так делают.
В ответ Лордан недовольно нахмурился.
– У меня нет сил смотреть за этим, – ответил он, – еще полдюжины идиотов доконают меня.
– Брось, ты просто еще не привык. Когда ты найдешь свой собственный стиль…
– Отличная идея, тем не менее она отклоняется. Я способен справиться с одной дюжиной, но две шестерки – это выше моих сил. Кроме того, отличительной чертой нашей школы является индивидуальное обучение. Значит, я должен постоянно наблюдать за тем, что делают ученики. А как я буду за ними наблюдать, если половину времени мое внимание будет занято другим классом? – Бардас поглядел на аккуратные дощечки с именами и подумал о том, сколько усилий потрачено впустую. – Тебе следовало спросить у меня, прежде чем приступать к своей затее.
– Ну хорошо, – нахмурилась Эйтли, – а что, по-твоему, я должна была делать? Работу, которую ты мне поручил, я закончила несколько часов назад.
– Откуда я знаю, – огрызнулся Лордан. – Нет, Ты только посмотри на этого клоуна! Валери, если ты хотя бы изредка слушал то, что тебе говорят…
Фехтовальщик вернулся к работе, а Эйтли вздохнула и бросила стило в сумку. Она взяла за правило наблюдать за работой практически всех инструкторов, и, по правде сказать Лордан относился к числу средних. Он меньше орал и больше объяснял, чем многие из его коллег, между успехами его шестерки и прочими студентами не чувствовалось большой разницы.
Девушка рассеянно обвела взглядом помещение. В одной из известных школ, располагавшихся неподалеку, Класс продвинутого уровня осваивал искусство владения Звейхендером – старинным двуручным мечом, который использовался на процессах по обвинениям в наговоре и колдовстве. За все время, проведенное в различных судах, Эйтли ни разу не слышала, чтобы рассматривалось подобное дело. Она знала, что у Лордана имелся Звейхендер, но хранился явно не дома – предмет такого размера трудно было бы не заметить. Не представляя, как им пользуются, девушка наблюдала.
Инструктор начал с того, что продемонстрировал ученикам собственно меч. Его длина превышала шесть футов, почти четверть ее приходилась на рукоять. Гарда расходилась на фут в обе стороны, причем их было две: шестью дюймами выше находилась еще одна, поменьше, напоминающая два крыла, отходящих от лезвия. Преподаватель взял платок и, тщательно обмотав рукоять между двумя гардами, обхватил ее правой рукой, поместив левую ближе к концу, после чего приступил к демонстрации основных движений.
Эйтли, ожидая увидеть удары сплеча, была разочарована, убедившись, что Звейхендер используется скорее как топор мясника и алебарда, нежели обыкновенный меч. С таким только на драконов ходить, подумала девушка. Тонкий отточенный судебный клинок придавал адвокату грациозность и изящество в захватывающей стремительности поединка, тогда как неповоротливый Звейхевдер двигался по заранее определенному маршруту, не позволяя ни выиграть дело, ни проиграть. В нем чувствовалась уверенность и практичность, он начисто лишал судебный процесс зрелищности. Почему же его применяли так редко?
Четверо или пятеро обучающихся по очереди фехтовали с инструктором – один продержался целых две минуты, остальные потерпели поражение после нескольких первых замахов. Легкость, с которой новичок мог одолеть профессионала, объясняла, почему в настоящее время меч уже не использовался. К тому же с таким оружием поединок мог длиться сколь угодно долго, а интересы правосудия требовали, чтобы слушание было по возможности кратким и однозначно разрешало спор в пользу одной из сторон.
Шестой студент – невысокий плотный юноша в неприметном костюме – сопротивлялся дольше всех, хотя начал задыхаться уже на тридцатой секунде. Эйтли плохо представляла технику боя, но интуитивно чувствовала, что он плохо понимает, что делает. Инструктор не скрывал раздражения: класс хранил молчание – крики во время процесса рассматривались как неуважение к суду, нарушителей порядка помещали на неделю в камеры, расположенные в подвалах Храма Правосудия, – но ученики не скрывали, на чьей стороне их симпатии. Выпады преподавателя стали злее и интенсивнее – Эйтли понимала, что он потеряет репутацию, если этот фарс будет продолжаться.
Тренер увеличил скорость и применил несколько приемов, не включенных в демонстрацию, – студент продолжал борьбу. Юноша, несомненно, был самородком, что только осложняло его положение. Кроме того, сама ситуация выглядела бессмысленно: он пришел сюда овладеть профессией а не победить своего наставника. Эйтли почувствовала, как внутри нарастает раздражение: мальчишка продемонстрировал свои способности, пришло время вежливо уступить и принять аплодисменты зрителей.
Но он не уступал. Юноша продолжал атаковать, Эйтли видела, как наставник нанес ему рану в правое предплечье, недвусмысленно давая понять, что игра затянулась. Ученики испуганно охнули, тренер сделал шаг назад, показывая, что схватка окончена. Но студент считал иначе: он поменял опорную руку и занес меч над головой. При попадании этот удар раскроил бы инструктору череп, как сосновое полено. Наставник неловко парировал, приняв удар нижней гардой, и отлетел в сторону. В это время юнец замахнулся снова, целясь в область горла противника. Инструктор отпрыгнул в сторону, парировав удар, прежде чем тот рассек его надвое. От такой наглости наставник пришел в ярость; контратака была стремительной и беспощадной: лезвие скользнуло между руками юноши и вошло точно в сердце.
Раздался крик. Пальцы студента разжались, меч с лязгом упал на каменные плиты, и в следующее мгновение труп с глухим стуком рухнул к ногам наставника.
Казалось, тренер превратился в статую (в чем дело, тебе раньше не приходилось убивать зарвавшихся щенков? А еще называешь себя профессионалом…), в то время как ученики медленно пятились назад. На соседних площадках ученики в растерянности замерли. Лордан, скосив глаза в сторону, почувствовал, как острие деревянного клинка коснулось его щеки, но не обратил внимания. Кто-то закричал, вокруг забегали люди. Один из студентов схватил наставника за руку, но тот не двигался. Слышались призывы доктора, администрации и прочих бесполезных официальных лиц. Мертвого юношу осторожно ощупывали пытались найти пульс.
Эйтли почувствовала, как слабеют и начинают мелко дрожать колени, а к горлу подкатывает тошнота.
– Господа, – обратился Лордан к своей группе тоном учителя, бранящего ребенка за то, что тот болтает во время урока, – если это происшествие так огорчает вас, я боюсь, вы ошиблись в выборе профессии. Нас это не касается. Итак, на чем мы остановились?
Похороны Сасурая отложили, так как Темрай был в отлучке. Победители чувствовали бы себя обманутыми, не получив заслуженных призов из рук своего вождя. Кроме того, церемония награждения традиционно использовалась новым вождем для обозначения целей и задач племени на ближайшие годы.
За время вынужденной задержки были проделаны невиданные до того приготовления: дорожки для скачек размечены каменными пирамидами, выкопаны стрельбища, на которых развешены мишени, и так далее. Более того, основные соперники получили возможность несколько дней готовиться к грядущим соревнованиям: новые мишени выглядели основательно потрепанными, с дырами и занозами в креплениях. Для показательной стрельбы поймали даже живого орла обычно в таких случаях использовали чучело, а для зрителей насыпали невысокий длинный вал, чтобы оставить им шанс увидеть что-то, кроме затылка стоящего впереди.
Для Темрая сколотили солидный деревянный трон, по правую сторону которого располагался столик для призов. По традиции призы брались из личной сокровищницы умершего вождя, поэтому Темрай едва сдерживался, чтобы не смотреть на вещи, лежащие на подносе как символ его почти божественной щедрости. Вещи, которые, он надеялся, перейдут к нему после смерти отца: золотые шпоры, личный рог, пара великолепных, богато расшитых туфель колчан первоклассных стрел с пурпурным оперением, свидетельствующим об их принадлежности вождю.
«Проклятие, – подумал Темрай, – впрочем, не важно».
По обычаю, вождь был обязан принять участие хотя бы в одном из состязаний, но победить считалось дурным тоном. Самое лучшее – занять четвертое место и тем, самым продемонстрировать доблесть, но избежать награды. Темрай решил участвовать в стрельбе по мишеням – орлу – кто-нибудь наверняка пристрелит птицу раньше, избавив вождя от необходимости поднимать оружие. Чтобы подчеркнуть значительность состязания, стрельба завершала игры.
Темрай откинулся на спинку трона и приготовился с удобством наблюдать за скачками.
Скачки – по пять, десять и пятнадцать кругов с препятствиями и без таковых – завершились без неожиданностей. Тоболай Мар и его шесть сыновей поделили между собой призы за четыре состязания и отлично показали себя в двух оставшихся – забеги на короткую и среднюю дистанции, – которые по чистой случайности выиграли Ремтай Мар и Пайридай.
Игра в мяч представляла собой традиционную неразбериху. Бестрен грубо нарушала правила, но, согласно обычаю, Темрай не мог выпроводить ее с поля, чтобы не допустить скандала. К счастью, игра закончилась благополучно: обошлось без жертв, команда Бестрен проиграла, чему Темрай втайне порадовался – это избавило его от необходимости вручать приз молодой особе, которая, не таясь, строила ему глазки. Девушка уже достигла брачного возраста, но, несмотря на привлекательность, Темраи испытывал к ней чувство восхищенного отвращения.
Вождь радостно вручил золотую брошь и пояс Сарген пел Тазрай, здравомыслящей девушке с блестящим чувством юмора. Темрай недавно выяснил, что, пока он был в отлучке, Сарген расторгла помолвку со старшим сыном Лимдая. Стараясь, чтобы торжественная улыбка не превратилась в оскал вожделения, молодой человек застегнул на ней пояс, на долю секунды задержав руку на животе девушки. Во всяком случае, его отношение к игре в мяч изменилось в лучшую сторону.
Затем следовали соревнования по бегу. Они никогда не пользовались популярностью и служили скорее для заполнения паузы между скачками и состязаниями по стрельбе из лука. Вручив призы, Темрай встал, чтобы обнародовать свою волю. Момент был выбран удачно.
– Сейчас, – объявил он, – состоится еще одно состязание. Вы можете счесть его нововведением, но это не так: упоминания о нем встречаются в старинных песнях. На долгое время оно было незаслуженно забыто. Но я хочу возродить его, потому что командные игры воспитывают дух товарищества и взаимовыручки… – продолжал свою речь Темрай, пока ему не надоело себя слушать.
Затем он объявил состязание в ношении бревна.
На самом деле о сюрпризе многие знали заранее. Накануне вождь назначил капитанов команд, волонтеры, от правившиеся за бревнами, тоже были посвящены в тайну. Тем не менее со всех сторон раздались одобрительные крики, под которые на площадку состязаний внесли два огромных древесных ствола. Разумеется, молодых людей, которые желали принять участие в соревновании, нашлось в избытке.
Задача заключалась в том, чтобы первыми принести бревно в конечную точку маршрута, ни разу не уронив его. Победители получат по золотому перимадейскому квотеру, а капитан – пурпурный берет вождя.
Вскоре стало очевидным, что энтузиазм состязающихся значительно превосходит их возможности: они петляли, словно пьяные, наступали друг другу на пятки и сталкивались. Но вождя это не огорчало. В заключительном слове он подчеркнул необходимость тренировать это полезное умение. В результате победу одержала команда Кьюская, что было естественно, поскольку берет победителя шился по размеру его головы.
Во время соревнований по гимнастике Темрай позволил себе отвлечься и понаблюдать за своими людьми. Раньше он никогда не делал этого – ведь в то время он являлся одним из них. Теперь же между ними возник своего рода барьер – отчасти потому, что Темрай стал вождем, но в основном потому, что он побывал в городе и видел другую жизнь – жизнь, которая сильно отличалась от этой. После каменных домов, мощеных улиц, свежей воды, доступной в каждом сквере, молодой человек с трудом воспринимал возвращение к прошлому. Конечно, народ нельзя упрекнуть за то, что он не изобрел столько замечательных вещей, никто не виноват, что одни люди оказываются умней или сообразительней других. Но отказываться от лучшего во имя привычного – это уже глупость, более того, варварство… Конечно, если плата обладание этими замечательными вещами не превышает их реальной ценности. Здесь лежал ответ на вопрос, которого он искал. Его идея была не нова, напротив, то же самое говорили поколения ищущих самооправдания странников, ушедших из города. Темрай задумался.
Перимадейцы создали множество чудес, но утратили лучшую часть самих себя. Так говорили странники, сидя под яркими холодными звездами и потягивая горячее молоко с медом. Перимадейцы превратились в бездушных эгоистов, считающих прочие народы варварами, которых позволено разорять и завоевывать, чтобы приобщить их к цивилизации. Но странники рассказывают много небылиц, в том числе о встречах с огромными летающими ящерами, тварями с головой животного и туловищем человека и прочее.
«Я видел людей в городе, и они ничем не отличаются от нас, – думал Темрай. – Конечно, они ведут себя по-другому, например, дружелюбно встречают чужестранцев, даже тех, которые традиционно считаются их врагами. Если перимадейцы что-то спрашивают, то обычно это просьба подтвердить правдивость того или иного дикого слуха: правда, что у ваших мужчин по семь жен? Правда, что в твоей стране мужчина и женщина занимаются, ну, сам знаешь чем, в седле на полном скаку? Правда, что вы делаете кубки из черепов убитых врагов? На что похоже то-то и то-то…»
Еще одно отличие: в городе есть целый квартал, в котором живут люди, занятые тем, чтобы продлить жизнь больным, с которыми кочевники никогда бы не стали возиться, потому что они либо слишком стары, либо слишком слабы, чтобы приносить какую-то пользу для клана. В городе забота о таких людях считалась естественной. Здесь, на равнинах кочевники не имели соответствующих навыков: каждый выполнял одинаковую работу и владел примерно равным количеством собственности. В городе разделение на бедных и богатых было очевидным, но даже беднейшие из них имели больше, чем люди равнин. Что плохого в такой организации? Человек при желании мог всю жить оставаться ремесленником, а мог усердно работать и подняться на три-четыре ступени замысловатой иерархической лестницы.
Темрай сидел на деревянном троне и с удивлением оглядывал своих людей. Он никогда не предполагал, что их так много. Никому до него не приходило в голову подсчитать, сколько их на самом деле. Существовала традиция, что перед началом новой войны каждый воин, проходя мимо шатра вождя, опускал в корзину стрелу – потом корзины грузили на спины лошадей и использовали в качестве резервного запаса. Последний раз, лет двенадцать-тринадцать назад, лошадей было больше сотни, но Темрай не помнил, сколько корзин несла каждая.
Приблизительную численность клана можно определить и другими способами, подсчитав, например, сколько времени требуется на переход вброд той или иной реки, прикинув протяженность колонны, идущей по дороге, или количество шкур, отданных кожевенникам за месяц (то есть сколько волов было убито и съедено, и отсюда вычислить количество ртов). Но нужно признать, вождя этот вопрос тревожил мало, да и вообще ему не пристало интересоваться подобными вещами. Кочевники могли обидеться, решив, что к ним относятся как к собственности. Темрай слышал легенду, гласящую, что давным-давно в городе одни люди якобы владели другими, словно землей или орудиями труда, но он не верил в это, как не верил рассказам о двуглавых львах и говорящих деревьях, которые тоже якобы существовали, когда мир был юн.
А сейчас Темрай обнаружил, что именно рассматривает своих людей, как шпион, явившийся из города, что бы подглядывать за кочевым народом. Их рост колебался в промежутке между пятью футами четырьмя дюймами и шестью футами (женщины, естественно, на полголовы ниже);
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55