А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Каким образом, во имя всех добрых богов, ты можешь знать, что родится мальчик?Последние сомнения покинули Мару, и она рассмеялась от всего сердца.— А просто я так хочу, — ответила она, разом превращаясь из властительницы в женщину. — И все тут.— Значит, неукротимая моя суженая, быть посему! — провозгласил Хокану, помогая ей подняться. — А сейчас нам лучше пойти к моему приемному отцу и уведомить его, что в течение некоторого срока он не сможет исполнять свои обязанности при императоре, поскольку ему придется присутствовать на нашей свадьбе. *** Мара подала сигнал, и процессия остановилась. Жрец Туракаму повернул к ней лицо в красной маске: его поза выражала безмолвный вопрос. Он стоял во всем своем жреческом великолепии, хотя это великолепие сводилось главным образом к наличию краски на коже. Его наготу прикрывала лишь украшенная перьями и костями накидка, наброшенная поверх ожерелья из младенческих черепов. Однако, явившись при всех положенных регалиях, он не счел нужным взять с собой прислужников, необходимых для проведения того или иного обряда: он намеревался всего лишь проследить за тем, чтобы молитвенные врата были убраны из поместья Минванаби с соблюдением всех правил.Мара вышла из носилок, чтобы переговорить с ним.— Досточтимая госпожа, — официально приветствовал ее жрец. — Твое щедрое пожертвование храму принято благосклонно.— Что это? — спросила Мара, указывая на разведенный вблизи от дороги костер, где горело несколько крупных бревен.— Злосчастные врата Десио, постройка которых так и не была завершена. Храм принял решение: падение дома Минванаби служит несомненным доказательством того, что их дело не снискало одобрения Красного бога. Поэтому врата не могут считаться священными и не отмечены благословением; следовательно, их можно разрушить, не опасаясь божественного возмездия.Он показал на пару запряженных нидрами повозок, стоящих на обочине дороги в ожидании, пока раскатают по бревнам вторые врата.— Их отправят, куда ты укажешь, а эту землю освятят заново. — Несмотря на зловещее обличье жреца, говорил он почти обыденным и вполне дружелюбным тоном. — В твоем намерении перенести молитвенные врата на новое место есть нечто странное, Мара, но мы не усмотрели в этом ни богохульства, ни святотатства. Если вспомнить обо всем, что связано с этими вратами, то становится понятным твое желание убрать их, раз уж поместье перешло в твои руки. — Чисто по-цурански пожав плечами, он продолжил:— Теперь, когда Высший Совет лишился значительной доли своей власти, для храмов открывается больше возможностей содействовать благополучию Империи. Ты немало способствовала такому повороту событий, и служители богов признательны тебе.Резким взмахом руки он заставил остановиться работника с лопатой, приблизившегося к западной опоре ворот.— Осторожнее! — предостерег жрец, а затем обратился к надсмотрщику:— Ни в коем случае нельзя потревожить останки жертв. Проследи, чтобы вокруг их могил оставалось достаточно земли.Надсмотрщик немедленно передал полученные указания остальным рабочим. Довольный тем, как продвигается дело, служитель Туракаму вернулся к доверительной беседе:— Нас, слуг Красного бога, частенько не правильно понимают, госпожа. Смерть — часть жизни; рано или поздно все попадают в чертоги Туракаму. Мы не торопимся загонять туда людские души. Запомни это на будущее, если когда-нибудь тебе понадобится наш совет.Мара почтительно склонила голову:— Я запомню твои слова, достопочтенный жрец. — Затем она обратилась к Люджану:— Я немного пройдусь пешком.По пологому склону она направилась к пристани, где у причалов покачивались барки, готовые переправить их через озеро. На противоположном берегу высился освещенный солнцем огромный дом, которому предстояло вскоре с почестями принять людей из Акомы, а также их — гостей и посланников от других властителей.— Люджан, — прошептала она, обводя взором величественную панораму озера, горы, узкую горловину вдали — там, где в озеро впадала река. — Ты когда-нибудь думал, что мы можем проиграть?Люджан рассмеялся, а Мара вдруг ощутила порыв нежности к этому воину, больше всех напоминающему ее удальца-варвара своими добродушно-задиристыми повадками.— Госпожа, я был бы последним вруном, если бы вздумал уверять, что мне никогда не приходила в голову мысль о поражении. Мы попадали в опасные переделки, и порой я начинал уже сомневаться, что нам удастся из них выпутаться. Но ни разу, ни на один миг, — добавил он более серьезно, — я не усомнился в тебе.Мара порывисто пожала его руку:— И я от всей души благодарю тебя за это, мой верный друг.Вместе они — властительница и военачальник — подошли к причалу, где их ожидали лодочники, чтобы перевезти через озеро. Люджан, Сарик и Кейок заняли места в одной барке с Марой, а солдаты Акомы, повинуясь приказам двух командиров легиона, разместились на судах, которым предстояло следовать за баркой властительницы. Вскоре внушительная флотилия с войском Мары уже бороздила просторы озера. Мара оглянулась на Кейока, который прижимал к себе большой ларец бережно, словно хрупкую драгоценность. Там, внутри, под зеленым покрывалом, расшитым самоцветами, покоился натами Акомы. Прежде чем они отправились в путь, военный советник Мары без конца возился с древним деревянным ларцом, чтобы усовершенствовать приспособления, позволяющие управляться и со священным натами, и с костылями. Он считал оказанное ему доверие наивысшей из всех когда-либо присужденных ему наград — даже более почетной, чем воинские звания, заслуженные на полях сражений.Барки быстро пересекли озеро. Мару томила тоска по Кевину, но удивление при виде мага, ожидавшего на причале, заставило ее отогнать горестные мысли. За спиной у мага стояли жрецы Чококана, которые должны были к этому времени завершить обряд освящения нового поместья Акомы в преддверии грядущего союза Мары с Хокану из Шиндзаваи.Первые гости начнут прибывать уже на этой неделе. У Мары отлегло от сердца, поскольку, по ее расчетам, ребенок Кевина должен был родиться чуть раньше, чем через восемь месяцев после свадьбы. Возможно, кто-нибудь и заподозрит, что отцом ребенка не является ее законный муж, однако это достаточный срок, чтобы подозрения не перешли в уверенность.Передняя барка достигла пристани. Выбравшись с помощью Люджана на причал, Мара поклонилась магу:— Ты оказал нам честь, Всемогущий.— Мое имя — Хочокена, властительница, — представился черноризец.Мара узнала в нем более дородного из двух членов Ассамблеи, сопровождавших Фумиту в Палате Совета, и ей стало не по себе.— Здесь возникли какие-то сложности, Всемогущий?Маг отрицательно помахал рукой.— Нет-нет, я задержался лишь затем, чтобы известить тебя: мой собрат препроводил сюда Тасайо и был свидетелем обряда, в ходе которого бывший властитель Минванаби приготовился к достойному завершению кровной вражды и покончил с жизнью. — К Маре уже присоединились советники, когда маг грустно добавил:— Прошу тебя, пройдем со мной.Вместе со своей свитой властительница Акомы проследовала за магом по широким аллеям усадьбы. Обогнув огромный дворец, они вышли на просторный плац, где выстроились безмолвными рядами более десяти тысяч человек. Пред ними стоял большой катафалк, задрапированный красным полотнищем. Подняв глаза, Мара увидела четыре тела, закутанных в саваны.Ее глаза наполнились слезами, когда она поняла, что среди погибших были двое маленьких детей. Невзирая на самые благие намерения слуг, готовивших трупы к погребению, скрыть свежие раны было невозможно: обоим своим детям Тасайо перерезал горло. Мара пошатнулась, почувствовав дурноту при мысли о том, что на их месте мог оказаться Айяки, но Люджан успел поддержать ее под руку.— Я сохранила бы им жизнь, — выдавила она. Маг не позволил тягостной сцене затянуться надолго. С неподдельным сочувствием взглянув на Мару, он возвестил:— Род Минванаби прекратил свое существование, властительница Мара. Ассамблея официально засвидетельствовала это событие. Теперь моя миссия закончена, и я должен с тобой попрощаться. Живи долго и счастливо, великая властительница.Хочокена сунул руку в карман, где носил волшебный амулет, переносящий из одного места в другое; раздалось гудение, и он исчез.Мара в полной растерянности осталась перед целым сонмом бывших подданных Минванаби. Стоящие в первых шести рядах все до одного были одеты в рубахи рабов; далее тянулись ряды воинов, склонивших головы в знак поражения; их оружие и шлемы были сложены грудами на земле.Вперед выступил старик, одетый как раб, но с осанкой аристократа. Он распростерся ниц перед Марой и с глубоким почтением обратился к ней:— Великая властительница…— Говори, — разрешила она.— Я Инкомо, бывший первый советник властителя Минванаби. Я предоставляю себя в твое распоряжение, какую бы судьбу ты ни предназначила всем, кто служил злосчастному роду.— Решать их судьбу — не в моей власти, — прошептала она, все еще потрясенная зрелищем убитых детей.Инкомо поднял на нее безжизненные темные глаза.— Властительница, мой бывший господин отправил к праотцам всех своих кровных родственников. Он отдал приказ, чтобы каждый из его родичей убил жену и детей, а затем сам бросился на меч. Господин Тасайо лично проследил за исполнением этого приказа. Некоторое время он выжидал, но час тому назад, когда ему доложили, что твоя нога ступила на землю Минванаби, он лишил жизни и супругу, и детей. Только после того как они испустили последний вздох, он сам принял смерть от своего меча. — Содрогаясь от малодушного страха, Инкомо исполнил последнюю волю господина:— Властитель Тасайо повелел передать тебе, что он предпочитает видеть своих детей рядом с собой в чертогах смерти, чем живыми в доме Акомы.Мара похолодела:— Кровожадный зверь! Ведь они его плоть и кровь!..Ее охватила слепая ярость; но она еще раз бросила взгляд на неподвижные тельца мальчика и девочки, и гнев уступил место скорби.— Воздайте им наивысшие почести, — тихо приказала она. — Сегодня прервался великий род.— Я твой раб, госпожа, поскольку пережил своего хозяина, — поклонился Инкомо. — Но я молю тебя о милости. Я стар и не гожусь для тяжелого труда. Даруй мне великое благо — позволь умереть с достоинством.— Нет! — так и взвилась от возмущения Мара. — Встань! — Ее глаза метали молнии.Инкомо оторопел: к столь явному выражению чувств он не был приучен.Маре попросту невмоготу было видеть унижение заслуженного советника. На удивление сильно сжав его руку, она заставила старика подняться.— Тасайо ведь не продавал тебя в рабство, верно? — Инкомо так растерялся, что утратил дар речи. А Мара тем временем бросила ему в лицо следующий вопрос:— Или, может быть, ты стал рабом по приговору имперского суда? Ну, отвечай!..— Нет, госпожа, но…— Так кто же смеет называть тебя рабом? — Она не скрывала негодования, пока почти силком тащила за собой старика туда, где стоял ее собственный советник. — Твое обучение под руководством Накойи, как это ни прискорбно, прервалось слишком быстро, — обратилась она к Сарику. — Пусть этот человек станет твоим почитаемым помощником. Внимательно прислушивайся к его словам. Его зовут Инкомо, и он дает дельные советы — это знают все бывшие враги Тасайо. — Старик вытаращил глаза на новую хозяйку, которая улыбнулась ему на диво дружелюбно. Она перевела взгляд на Сарика, который с трудом сдерживал смех при виде ошарашенного старца. — Если ты лелеешь честолюбивые помыслы и хочешь преуспеть в должности первого советника, то не упускай ни единой крупицы мудрости, которой поделится с тобой этот многоопытный политик.— Как все это понимать, господин? — спросил бывший советник Минванаби, когда Мара отвернулась от них.— Тебе, Инкомо, предстоит узнать, что наша госпожа все делает по-своему.— Сарик усмехнулся. — А еще ты поймешь, что у тебя началась новая жизнь.— Но… освободить раба?Услышав эти слова, разгневанная Мара снова круто развернулась к нему:— Ты никогда не был рабом — и в моем доме ты им не будешь! Обращать в рабство свободных людей, когда погибает их хозяин, — это традиция, но не закон! Отныне служи мне исправно — и кончим эти препирательства.Мара отошла, а Сарик возвел глаза к небесам в знак бесконечного преклонения перед госпожой.— Слуга Империи! Кто осмелится перечить ей, если она вздумает перекроить еще одну традицию?Инкомо только кивнул, не в силах выговорить ни слова. Возможность служить хозяйке, по милости небес не страдающей необузданностью нрава или безумной тягой к жестокости, казалась верхом блаженства, ниспосылаемого богами. Инкомо потряс головой, желая убедиться, что не спит, а потом поднес к лицу ладонь и в изумлении обнаружил, что у него текут слезы. Силясь вернуть себе пристойно-бесстрастный вид, он услышал шепот Сарика:— Когда уже приготовился к смерти, новая жизнь как-то выбивает из колеи, верно я говорю?Инкомо опять молча кивнул.Мара тем временем уже удостоила вниманием жрецов Чококана. Священнослужители закончили положенные ритуалы над телами властителя Минванаби, его жены и детей. Когда они поднесли горящую свечу, чтобы поджечь погребальный костер, Мара бросила прощальный взгляд на чеканный профиль человека, который послал на смерть ее отца и брата, а потом едва не покончил с ней самой.— Наш долг уплачен, — сказала она самой себе, а потом ее голос окреп, и она выкрикнула первый приказ:— Воины Минванаби! Воздайте почести своему господину!Солдаты, все как один, подхватили с земли шлемы и оружие. Они стояли навытяжку, салютуя бывшему господину, пока его земная оболочка в богатых доспехах не скрылась за завесой пламени.Когда столбы дыма взметнулись к небу, вперед выступил Ирриланди, который с дозволения Мары огласил длинный перечень ратных заслуг Тасайо. Мара и ее приближенные выслушали эту речь, проявив безупречную учтивость; со своей стороны, из уважения к чувствам Мары, военачальник повергнутого Минванаби, упоминая битву, в которой сложили головы ее отец и брат, пропустил их имена. Ирриланди смолк, и Мара повернулась лицом к бывшим подданным Минванаби:— Мне нужны те, кто были у Минванаби управляющими, советниками, слугами, приказчиками. С этого дня служите мне — свободными, как и прежде.Некоторые из тех, что были одеты в серые рубахи, неуверенно поднялись и отошли в сторону.— Те, кто были рабами, вы тоже служите мне в надежде, что когда-нибудь эта Империя наберется мудрости и вернет вам свободу, которую, по справедливости вообще нельзя было у вас отнимать.Рабы не без колебаний присоединились к первой группе.Тогда Мара обратилась к воинам:— Доблестные воины, я Мара из Акомы. Согласно традиции вас ожидает жалкая участь бездомных изгоев, а ваших офицеров — неминуемая смерть.Офицеры, составлявшие передний ряд — те, кто до сегодняшнего дня носил на шлеме плюмаж, — бесстрастно выслушали ее слова: ничего другого они не ждали и в предвидении смертного часа уладили свои земные дела.Однако Мара не спешила с приказом броситься на мечи.— Я считаю такой обычай преступным и несовместимым с честью по отношению к людям, вся вина которых заключается в том, что они остались верны своему законному властителю. Не вы выбрали в вожди человека, порочного по натуре. Осуждать на бесславную смерть достойных воинов — глупый обычай, и я не намерена его придерживаться! — Повернув голову к своему военачальнику, стоявшему рядом, она тихо спросила:— Люджан, ты его нашел? Он здесь?Наклонив голову, Люджан прошептал на ухо госпоже:— По-моему, он стоит справа в первом ряду. Прошло много лет, так что можно и ошибиться, но сейчас мы это выясним. — Отойдя от Мары на несколько шагов, он выкрикнул зычным голосом боевого командира:— Джаданайо, пятый сын Ведевайо! Ну-ка, покажись!Названный им воин поклонился и сделал шаг вперед. Он не видел Люджана с детства и полагал, что тот не пережил гибели рода Тускаи, поэтому глаза у Джаданайо полезли на лоб от удивления.— Люджан, старина! Ты ли это?Люджан представил друга Маре:— Госпожа, этот человек по имени Джаданайо — мой троюродный брат по отцу. Доблестный воин и достоин служить.— Джаданайо, тебе предложено служить Акоме. Ты согласен? — обратилась властительница к бывшему солдату Минванаби.— Как же… это? — запинаясь, проговорил озадаченный Джаданайо.Люджан ухмыльнулся:— Соглашайся, дурень! Или мне придется, по старой памяти, наподдать тебе для доходчивости?После недолгого колебания Джаданайо набрался духу и радостно заорал:— Да! Госпожа, я согласен служить тебе верой и правдой!Ответив установленным жестом на его салют, Мара подозвала Кейока — настало время и ему сыграть свою роль.— Пусть выйдет вперед Ирриланди, что был мне другом в детстве! — выкрикнул военный советник, чей голос, бывало, разносился над полями сражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87