– Было бы из-за чего!..
Я наступил Бигосяку-младшему на ногу.
– Похоже, без полиции нам не обойтись, – глядя в помутившиеся глаза десантника, предположил я.
– А полиция-то здесь при чем?! Эта гангрена украла мою дочку.
Мне почему-то захотелось вдруг вернуться в спальню и потребовать объяснений у пани Бигосяк. И все же с места я не сдвинулся. Более того, умудрился прищемить дверью сопящую голову мастера рукопашного боя. Мой соперник замычал от боли и бешенства. Он попер напролом как бык. Ему нужно было ударить меня кулаком, но вместо этого шестипудовый амбал попросту отпихнул меня, после чего я едва не своротил вешалку, но на ногах все же устоял.
– Пан Гуляшек, или как там вас, – сказал я. – Это мой дом. Убедительно прошу вас покинуть его.
– А хрен тебе к гуляшу, если не покину?
– Тогда мне придется попросить вас еще более убедительно.
Взревев, он кинулся на меня. Это была ошибка, совершенно непростительная для классного десантника. Пистолет у меня был за поясом, я успел выхватить его. Они встретились на полпути – его сломанный нос и конец ствола моей служебной пушки. Курок отчетливо щелкнул. Братья Бигосяк не могли не услышать недвусмысленного звука.
– Матка Боска ченстохо… – поперхнулся Бигосяк-старший.
Младший, остановившийся, как птица в полете, пробормотал:
– Землячок, убери шпокалку. Мы против тебя ничего не имеем.
– В таком случае я вас не задерживаю…
Но прощаться братья почему-то не захотели.
– Ты же не станешь стрелять в земляка-десантника?
Я отступил на шаг, продолжая держать на мушке чересчур нервного товарища по оружию.
– Она ведь там, правда? – Бигосяк-сообразительный показал на дверь за моей спиной. – Имейте в виду – денег у нее нет. Пан Малкош, неужели вы будете рисковать здоровьем, а возможно, и жизнью из-за этой… Ромек, закрой уши!.. Из-за этой клинической идиотки. Вы же знаете, пан Малкош, уж если у нас в Польше захотят кого-то достать, достанут обязательно. А Ромек у меня упорный, он до тринадцати лет писался в постель… Правда, Ромек?
Ромек скрежетнул зубами.
– Так сколько она вам заплатила, пан Малкош?
– Ни гроша, – с легким сердцем сознался я.
– Ну вот видите! И не заплатит, будьте уверены. Нет у этой аферистки денег. Ромек ей на билет до Кракова дал.
– А потом они поругались, потому что она пересолила бигос?
Ромек не замедлил с ответом. Он ринулся на меня, как немецкий танк на сарай с копченым салом, – круглой стриженой головой вперед, изрытая ругательства. Должно быть, он свято верил в то, что я в него ни за что не выстрелю. Как земляк-десантник. Но в том-то и дело, что я был сапёром. Короче, я ему выстрелил смесью газа и перца прямо в физиономию, точнее сказать, в лоб. Бигосяк-младший замер как громом пораженный. Схватившись руками за лицо, он странно всхлипнул, а затем по щекам хлынули слезы. Должно быть, именно так этот выродок плакал в детстве, проснувшись среди ночи на мокрой простыне. Его умный брат вылетел на лестницу, как пробка из бутылки свадебного шампанского. И тут на сцене возникла она – виновница инцидента. В руке у пани Бигосяк был мой самый большой кухонный нож. Шестипудовый хряк, повизгивая, корчился у нее в ногах. Я с ужасом представил себе, что произойдет с моим паркетом, если Йованка использует нож по назначению.
– Слушайте, – сказал я появившемуся в дверном проеме старшему брату, – забирайте своего красавца и уходите отсюда. Там внизу, в магазинчике, есть минеральная вода, промойте ему глаза…
– Кур-рва!
Ромек не дал мне договорить. Поднявшись на ноги, он на какое-то мгновение отнял кулаки от вздувшихся багровых глаз, безостановочно источавших слезы.
– Ты! – глядя почему-то на меня, а не на свою горячо любимую жену, вскричал брат умного брата. – Ну ты достал меня, доста-ал! Считай, что ты покойник, землячок! Я убью тебя!..
Старший брат подхватил под руки моего потенциального убийцу и поволок его на лестницу.
– Убьешь, убьешь, Ромек! Только не сейчас, потом, – бормотал он, кряхтя и тужась.
– Кур-р-рва мать!
– Будет, будет тебе! – глядя на Йованку, бубнил ее родственничек. – По полной программе будет! Имей в виду, Ромек еще вернется. А ты жди! Сегодня жди, завтра жди! Жди каждый день, зараза ты этакая!..
– Да заткнись ты! – не выдержала Йованка. – Ползи со ступенечки на ступенечку, говно сраное…
Бигосяк-премудрый на всякий случай заткнулся. Словесный поединок с женщиной явно не входил в его планы. А вот Ромек, услышавший родной голос, встрепенулся в его руках.
– Иоанна, ты? – Контуженный тщетно силился открыть заплывшие глаза.
– Ну чего тебе надо, Ромек, кого ты все никак найти не можешь? Дочку, от которой сам же и отказался? Жену, которую не помнишь, как зовут?… Сколько раз можно повторять: не Иоанна я, а Йованка…
– Псу под хвост это твое дурацкое имечко! – взвился Бигосяк-подстреленный. – А ну собирай манатки и марш домой!..
Супруг моей новой знакомой попытался вырваться из рук старшего и, к счастью, куда более разумного брата, но тот вовремя употребил силу. Очень даже вовремя. Я был настолько потрясен разыгравшейся на моих глазах семейной сценой, что вряд ли смог бы пресечь роковое развитие событий. Если б не Бигосяк-старший, Йованка вполне могла бы сделать себя вдовой одним тычком кухонного ножа, на котором, кстати, были и мои отпечатки пальцев.
– Ты бы лучше послушала мужа, дурочка! – мягко порекомендовал старший брат недоумка. – Вы ведь еще в браке, холера ясна. У вас в каком-то смысле – дочь!
– Тогда пусть платит! Мне деньги нужны, слышишь?! – (Я едва удержал за локоть фурию с холодным оружием в руке.) – Это надо же – они вдруг вспомнили о ребенке. С чего бы это?
– Ты поедешь с нами или нет? – промычал снизу Бигосяк-муж.
В проеме лестничной решетки возникло сизое от натуги лицо его брата.
– Между прочим, пан Малкош, мы можем заплатить больше, много больше, чем эта ваша чокнутая.
У старшего Бигосяка были поразительно светлые голубые глаза, ну совершенно ангельские. Точно такие же, как у его братца-десантника до того, как я в него выстрелил.
– Забудем о том, что случилось, – источал мед Бигосяк-миротворец. – Мы с Ромеком не в претензии, мы даже готовы…
Я так и не узнал, на что готовы братья Бигосяк: Йованка вырвалась из моих рук. Я засунул пистолет за пояс и вышел на лестницу. Потная морда старшего брата осветилась надеждой.
– А нельзя ли поконкретней, пан Бигосяк? Что вы хотите от меня?
Пытавшаяся протиснуться мимо меня, Йованка замерла от неожиданности. Я взял ее за оба локтя.
– Да всего-то и делов, пан Малкош: не связывайтесь с женой моего брата, пошлите ее подальше, и все будет тип-топ, уверяю вас.
Судя по всему, я имел дело с человеком на редкость непритязательным. От меня он хотел действительно самой малости. Мне даже стало немного не по себе, когда я взял и огорчил его.
– А у нас с ней и так все будет тип-топ, пан Бигосяк, – пообещал я.
Йованка попыталась вырваться из моих рук, но не очень решительно.
– Убью гада! – простонал поднявшийся на ноги Бигосяк-младший. Одним движением могучих плеч он скинул с себя руки брата и неуверенно, на ощупь, пошел вниз по лестнице.
– Глупо, очень глупо, пан Малкош! – покачал головой Бигосяк-практичный.
Он повернулся и, сокрушенно вздохнув, пошел вслед за братцем. Что характерно: входной дверью он не хлопнул в сердцах, а очень даже деликатно прикрыл ее. Это не могло не обрадовать меня как квартиросъемщика.
Не знаю даже, что и сказать, – признание далось ей с большим трудом. И не сразу. Прежде чем она начала говорить, прошло время. Слишком много времени для одной тесной комнатушки и двух избегавших смотреть друг на друга человек.
Свинцовое небо за окном, у которого она стояла, выглядело куда веселее ее лица.
– Лучше уж сказать правду, – сказала она тихо, но очень отчетливо.
– Правду?…
– Нет, я не обманула тебя… то есть вас, – поправилась Йованка. – Извините. Нервы, сами понимаете…
– Понимаешь, – поправил и я в свою очередь. – Думаю, на «ты» нам будет легче объясниться.
Лоб у Йованки наморщился.
– Думаешь?… Стоит ли на такое короткое время?
– Как посмотреть. А ну как твой Ромек вломится ко мне сегодня ночью с топором? Вот и выйдет, что до конца жизни…
Губы ее тронула легкая улыбка.
– Ну, если так, если до конца жизни…
Она решительно оттолкнулась от подоконника, подошла ко мне и как-то совершенно по-мужски протянула руку.
Пришлось отплатить той же монетой. Отступив на шаг, я так же, по-мужски, с маху хлопнул своей лапой по ее ладони. Йованка даже растерялась на мгновение. Потом рассмеялась.
– Марчин, – представился я, хохотнув, как умственно неполноценный.
И мы неприлично долго тискали друг другу разом повлажневшие ладони.
– Вот уж не думала, что Ромек припрется сюда. Он ведь подал на развод, у него уже давно другая, столько лет не живем вместе… И он ведь ни разу даже не попытался увидеть Олю. Не знаю, что на него нашло. Ты не сердись, пожалуйста.
– Я не сержусь.
В ответ она улыбнулась. Потом наморщила лоб, словно решаясь на что-то, и вдруг на полшага приблизилась ко мне. А я на полшага к ней. Мы оказались рядом. Совсем рядом.
– Вина у меня, к сожалению, нет…
Она не дала мне договорить. Черные глазищи, в которые совершенно невозможно было смотреть подолгу, вдруг закрылись. Голова склонилась, а губы… Я так и не понял, как это у нас получилось. Наши губы просто представились друг другу, встретившись. Так целуются сестра и брат. Ну, если хотите, двоюродные и впервые увидевшие друг друга.
– Я должен позвонить, – сам не знаю зачем, соврал я. – Сейчас я вернусь…
Первые два этажа я просто не заметил, потом замедлил шаг, а на улицу вышел как жертва тяжелого инсульта. Дождь поливал, как из брандспойта на киносъемках. Но даже такой головомойки мне было недостаточно. Мне надо опомниться, прийти в себя, кое о чем поразмыслить, а потому, больше того, подставлял под ливень лицо и соответственно губы…
Уж не знаю, каким чудом мне удалось не перепутать телефонную будку с трансформаторной. Только голос друга вернул меня к действительности:
– Капитан Долята слушает.
– Это я.
– Хорошо, что ты позвонил, Марчин. Я только что говорил с патологоанатомом. Представь себе, этот Куровский не жил уже пару часов перед тем, как его подпалили. Смерть наступила где-то между пятью и девятью утра. На том, что осталось от тела, следов насилия нет. Сейчас делают химический анализ, но если наши с тобой предположения относительно головы верны, то бишь если по ней треснули чем-то тяжелым и железным, тут химия ни к чему.
– Полиция уже знает об этом?
– Полиция? – Долята явно не ожидал от меня этого вопроса. – Ну… скорее всего нет. Лично я официального заключения в руках не держал. А уж в каких отношениях пан Хыдзик с тружениками морга… Доктора терпеть не могут, когда их торопят. Меня просто жизнь заставила позвонить в прозекторскую: проезд по улице закрыт уже полдня, и, пока нет ясности, открывать его никто не будет… И все шишки на нас, пожарников.
– А что у тебя?
– Ищем. Кое-какие зацепки есть. Но уже сейчас можно доказать: это не несчастный случай. Я тут все думал про голову, которой нет. Искал фрагменты… Знаешь, если засунуть в рот тротиловую шашку… Только это не тротил.
– А что?
– Я осмотрел место, где должен был лежать труп до того, как газ взорвался. И знаешь, что я нашел? Выгоревший на несколько сантиметров в глубину бетон…
– Термит?!
– Бинго, как говорят наши новые большие братья американцы. Холерно высокая температура горения: даже кости сгорают дотла, как в крематории. Не удивлюсь, если таким образом Газовщик избавился и от запала с замедлителем.
– Газовщик?
– Ну, я так назвал его для себя. Лучшего способа уничтожить улики не придумать. Это свинство сжигает в пепел.
– И его не так трудно достать.
– А если еще знать, как с ним обращаться…
– Газовщик знал, он вообще большой умелец.
Я попрощался и повесил трубку. До парадного я добежал, а когда поднимался по лестнице, с меня текло, как с утопленника. Довольно странно чувствовал я себя, стоя в одних трусах перед шкафом, в котором висели наши тесно прижавшиеся друг к другу рубахи.
Стоявшая у окна Йованка тихо вздохнула:
– Я ведь еще не сказала, что ты должен сделать.
– А я не спросил, сколько ты мне заплатишь.
– Деньги… – Она снова вздохнула, на этот раз довольно тяжело. – Но ты же, насколько мне известно, считаешь, что деньги не главное…
– Это тоже было в статье? – (Она кивнула.) – М-да, надо прочитать. Любопытнейшее, судя по всему, сочинение…
– И большущее. В «Политике» редко бывают такого рода публикации… Это гвоздь номера.
– Ты говоришь как специалист.
– Я много читаю, – сказала Йованка. – Должна же я совершенствовать свой польский.
Я украдкой запихнул под шкаф журнальчики, с помощью которых тоже вроде как совершенствовался, но совершенно в ином роде.
– Сколько ты сможешь заплатить мне? – Свой вопрос я постарался смягчить улыбкой.
– Я узнавала, какие у вас ставки. – Лицо у Йованки стало серьезным. – Меньше чем за сто злотых в день никто не работает… Ну, короче, я подсчитала: до Боснии восемьсот пятьдесят километров. Сутки езды. Двое суток в обе стороны и там, на месте… честно говоря, не знаю сколько. Ну, допустим, пять дней. В итоге – неделя… Если я заплачу тебе семьсот злотых? Разумеется, плюс непредвиденные расходы, горючее, еда. Семьсот злотых у меня есть.
– Это радует.
– Радует? – Йованка удивленно подняла брови.
– В некотором смысле, – поспешно поправился я.
– А Босния?… Мне почему-то казалось, что она до сих пор тебе снится.
– Ошибаешься. – Я бодро улыбнулся. – Я сплю как труп. Работа у меня специфическая. – Я снова открыл шкаф и выгреб из-под лежавшего кучей шмотья свой старый верный армейский рюкзак с компасом на лямке. – Стало быть, диспозиция такая: ты хочешь найти настоящего отца Оли? Отлично. Будем искать. Загранпаспорт и машина у меня имеются… Мы ведь едем на моей тачке, насколько я понимаю? Будем надеяться, что лимузин марки «фиат 126 П» не подведет, то бишь не рассыплется по дороге.
– А что, может… рассыпаться?
Я не ответил на бестактный вопрос.
– На ночевки в гостиницах у тебя хватит? – Ответ я прочел на ее лице. – Ладно, как-нибудь разберемся. У меня есть палатка. Но давай сразу договоримся: по дороге хочешь – разговаривай со мной, хочешь – молчи, но только лапши мне на уши не вешай… Да, кстати, а откуда он взялся тут, этот твой Ромек?
– Прости, – покраснела Йованка. – Я зачем-то показала ему статью в «Политике». Ну… ну и сказала, что собираюсь поехать в Боснию. Я думала, он даст мне денег на дорогу…
– А он не дал.
– Еще как дал! – Йованка показала на почти сошедший уже синяк под глазом. – Но мне и в голову не приходило, что он сюда заявится.
– Может, он ревнует?
Щеки моей собеседницы вспыхнули, она замахала руками.
– Кстати, о птичках, – сказал я. – Слава Долята сказал, что Куровского убили вчера утром. Может быть, в пять часов утра. А это значит, что я снова в числе подозреваемых.
– Но ведь в тринадцать часов ты был здесь, дома! – горячо вступилась за меня Йованка. – Не ты взорвал его!
– Зато в четырнадцать часов меня тут не было. Стало быть, алиби ваше, мадам, ничего не стоит. Опять же, кстати: спасибо тебе. Вот только если пан Хыдзик проявит свойственную ему настырность, обязательно найдется кто-то, видевший меня в четырнадцать часов совсем в другом месте… Разумеется. И у нас есть козыри: соседка Куровского, таинственный некто, навестивший Куровского в тринадцать часов. Но только поди докажи, что именно он и был убийцей. К покойному могла прийти ну, скажем, шлюха. Она увидела труп и дала деру…
– Шлюха? Среди бела дня? – Йованка пожала плечами.
– Родственников у него, кажется, нет, жены тоже…
– А женщины, как известно, делятся на две категории: на жен и шлюх. – Йованка усмехнулась, но, к счастью, не стала дожидаться моего ответа. – Впрочем, ты в чем-то прав. Родственник вряд ли сбежал бы. Он бы поднял на ноги весь дом, если он действительно родственник, а не…
– Короче, – я с облегчением сменил тему, – короче, будет лучше, если мы с тобой на какое-то время исчезнем из Кракова. Из двух зол я лично выбираю наименьшее – Боснию. Она все-таки лучше камеры в заведении пана Хыдзика.
– А вот это ты зря сказал. – Йованка с укоризной глянула на меня. – Босния прекрасна, она самая прекрасная страна на свете…
– Может быть, – согласился я. – На, держи! – Я кинул ей пластиковый пакет. – На углу есть магазин. Купи еды на пару дней. И не задерживайся: Хыдзик – дядька сообразительный.
– Ну вот, теперь можно и дух перевести! – сказал я, когда мы отъехали от пограничного перехода в Хыжно.
Двигатель моего «малюха» бодро тарахтел, из-за облаков все чаще проглядываю солнце, и на дороге – о чудо! – не было выбоин. Словом, не было никаких препятствий для давно назревшего разговора.
– Итак, Оля – это ваш с Ромеком ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Я наступил Бигосяку-младшему на ногу.
– Похоже, без полиции нам не обойтись, – глядя в помутившиеся глаза десантника, предположил я.
– А полиция-то здесь при чем?! Эта гангрена украла мою дочку.
Мне почему-то захотелось вдруг вернуться в спальню и потребовать объяснений у пани Бигосяк. И все же с места я не сдвинулся. Более того, умудрился прищемить дверью сопящую голову мастера рукопашного боя. Мой соперник замычал от боли и бешенства. Он попер напролом как бык. Ему нужно было ударить меня кулаком, но вместо этого шестипудовый амбал попросту отпихнул меня, после чего я едва не своротил вешалку, но на ногах все же устоял.
– Пан Гуляшек, или как там вас, – сказал я. – Это мой дом. Убедительно прошу вас покинуть его.
– А хрен тебе к гуляшу, если не покину?
– Тогда мне придется попросить вас еще более убедительно.
Взревев, он кинулся на меня. Это была ошибка, совершенно непростительная для классного десантника. Пистолет у меня был за поясом, я успел выхватить его. Они встретились на полпути – его сломанный нос и конец ствола моей служебной пушки. Курок отчетливо щелкнул. Братья Бигосяк не могли не услышать недвусмысленного звука.
– Матка Боска ченстохо… – поперхнулся Бигосяк-старший.
Младший, остановившийся, как птица в полете, пробормотал:
– Землячок, убери шпокалку. Мы против тебя ничего не имеем.
– В таком случае я вас не задерживаю…
Но прощаться братья почему-то не захотели.
– Ты же не станешь стрелять в земляка-десантника?
Я отступил на шаг, продолжая держать на мушке чересчур нервного товарища по оружию.
– Она ведь там, правда? – Бигосяк-сообразительный показал на дверь за моей спиной. – Имейте в виду – денег у нее нет. Пан Малкош, неужели вы будете рисковать здоровьем, а возможно, и жизнью из-за этой… Ромек, закрой уши!.. Из-за этой клинической идиотки. Вы же знаете, пан Малкош, уж если у нас в Польше захотят кого-то достать, достанут обязательно. А Ромек у меня упорный, он до тринадцати лет писался в постель… Правда, Ромек?
Ромек скрежетнул зубами.
– Так сколько она вам заплатила, пан Малкош?
– Ни гроша, – с легким сердцем сознался я.
– Ну вот видите! И не заплатит, будьте уверены. Нет у этой аферистки денег. Ромек ей на билет до Кракова дал.
– А потом они поругались, потому что она пересолила бигос?
Ромек не замедлил с ответом. Он ринулся на меня, как немецкий танк на сарай с копченым салом, – круглой стриженой головой вперед, изрытая ругательства. Должно быть, он свято верил в то, что я в него ни за что не выстрелю. Как земляк-десантник. Но в том-то и дело, что я был сапёром. Короче, я ему выстрелил смесью газа и перца прямо в физиономию, точнее сказать, в лоб. Бигосяк-младший замер как громом пораженный. Схватившись руками за лицо, он странно всхлипнул, а затем по щекам хлынули слезы. Должно быть, именно так этот выродок плакал в детстве, проснувшись среди ночи на мокрой простыне. Его умный брат вылетел на лестницу, как пробка из бутылки свадебного шампанского. И тут на сцене возникла она – виновница инцидента. В руке у пани Бигосяк был мой самый большой кухонный нож. Шестипудовый хряк, повизгивая, корчился у нее в ногах. Я с ужасом представил себе, что произойдет с моим паркетом, если Йованка использует нож по назначению.
– Слушайте, – сказал я появившемуся в дверном проеме старшему брату, – забирайте своего красавца и уходите отсюда. Там внизу, в магазинчике, есть минеральная вода, промойте ему глаза…
– Кур-рва!
Ромек не дал мне договорить. Поднявшись на ноги, он на какое-то мгновение отнял кулаки от вздувшихся багровых глаз, безостановочно источавших слезы.
– Ты! – глядя почему-то на меня, а не на свою горячо любимую жену, вскричал брат умного брата. – Ну ты достал меня, доста-ал! Считай, что ты покойник, землячок! Я убью тебя!..
Старший брат подхватил под руки моего потенциального убийцу и поволок его на лестницу.
– Убьешь, убьешь, Ромек! Только не сейчас, потом, – бормотал он, кряхтя и тужась.
– Кур-р-рва мать!
– Будет, будет тебе! – глядя на Йованку, бубнил ее родственничек. – По полной программе будет! Имей в виду, Ромек еще вернется. А ты жди! Сегодня жди, завтра жди! Жди каждый день, зараза ты этакая!..
– Да заткнись ты! – не выдержала Йованка. – Ползи со ступенечки на ступенечку, говно сраное…
Бигосяк-премудрый на всякий случай заткнулся. Словесный поединок с женщиной явно не входил в его планы. А вот Ромек, услышавший родной голос, встрепенулся в его руках.
– Иоанна, ты? – Контуженный тщетно силился открыть заплывшие глаза.
– Ну чего тебе надо, Ромек, кого ты все никак найти не можешь? Дочку, от которой сам же и отказался? Жену, которую не помнишь, как зовут?… Сколько раз можно повторять: не Иоанна я, а Йованка…
– Псу под хвост это твое дурацкое имечко! – взвился Бигосяк-подстреленный. – А ну собирай манатки и марш домой!..
Супруг моей новой знакомой попытался вырваться из рук старшего и, к счастью, куда более разумного брата, но тот вовремя употребил силу. Очень даже вовремя. Я был настолько потрясен разыгравшейся на моих глазах семейной сценой, что вряд ли смог бы пресечь роковое развитие событий. Если б не Бигосяк-старший, Йованка вполне могла бы сделать себя вдовой одним тычком кухонного ножа, на котором, кстати, были и мои отпечатки пальцев.
– Ты бы лучше послушала мужа, дурочка! – мягко порекомендовал старший брат недоумка. – Вы ведь еще в браке, холера ясна. У вас в каком-то смысле – дочь!
– Тогда пусть платит! Мне деньги нужны, слышишь?! – (Я едва удержал за локоть фурию с холодным оружием в руке.) – Это надо же – они вдруг вспомнили о ребенке. С чего бы это?
– Ты поедешь с нами или нет? – промычал снизу Бигосяк-муж.
В проеме лестничной решетки возникло сизое от натуги лицо его брата.
– Между прочим, пан Малкош, мы можем заплатить больше, много больше, чем эта ваша чокнутая.
У старшего Бигосяка были поразительно светлые голубые глаза, ну совершенно ангельские. Точно такие же, как у его братца-десантника до того, как я в него выстрелил.
– Забудем о том, что случилось, – источал мед Бигосяк-миротворец. – Мы с Ромеком не в претензии, мы даже готовы…
Я так и не узнал, на что готовы братья Бигосяк: Йованка вырвалась из моих рук. Я засунул пистолет за пояс и вышел на лестницу. Потная морда старшего брата осветилась надеждой.
– А нельзя ли поконкретней, пан Бигосяк? Что вы хотите от меня?
Пытавшаяся протиснуться мимо меня, Йованка замерла от неожиданности. Я взял ее за оба локтя.
– Да всего-то и делов, пан Малкош: не связывайтесь с женой моего брата, пошлите ее подальше, и все будет тип-топ, уверяю вас.
Судя по всему, я имел дело с человеком на редкость непритязательным. От меня он хотел действительно самой малости. Мне даже стало немного не по себе, когда я взял и огорчил его.
– А у нас с ней и так все будет тип-топ, пан Бигосяк, – пообещал я.
Йованка попыталась вырваться из моих рук, но не очень решительно.
– Убью гада! – простонал поднявшийся на ноги Бигосяк-младший. Одним движением могучих плеч он скинул с себя руки брата и неуверенно, на ощупь, пошел вниз по лестнице.
– Глупо, очень глупо, пан Малкош! – покачал головой Бигосяк-практичный.
Он повернулся и, сокрушенно вздохнув, пошел вслед за братцем. Что характерно: входной дверью он не хлопнул в сердцах, а очень даже деликатно прикрыл ее. Это не могло не обрадовать меня как квартиросъемщика.
Не знаю даже, что и сказать, – признание далось ей с большим трудом. И не сразу. Прежде чем она начала говорить, прошло время. Слишком много времени для одной тесной комнатушки и двух избегавших смотреть друг на друга человек.
Свинцовое небо за окном, у которого она стояла, выглядело куда веселее ее лица.
– Лучше уж сказать правду, – сказала она тихо, но очень отчетливо.
– Правду?…
– Нет, я не обманула тебя… то есть вас, – поправилась Йованка. – Извините. Нервы, сами понимаете…
– Понимаешь, – поправил и я в свою очередь. – Думаю, на «ты» нам будет легче объясниться.
Лоб у Йованки наморщился.
– Думаешь?… Стоит ли на такое короткое время?
– Как посмотреть. А ну как твой Ромек вломится ко мне сегодня ночью с топором? Вот и выйдет, что до конца жизни…
Губы ее тронула легкая улыбка.
– Ну, если так, если до конца жизни…
Она решительно оттолкнулась от подоконника, подошла ко мне и как-то совершенно по-мужски протянула руку.
Пришлось отплатить той же монетой. Отступив на шаг, я так же, по-мужски, с маху хлопнул своей лапой по ее ладони. Йованка даже растерялась на мгновение. Потом рассмеялась.
– Марчин, – представился я, хохотнув, как умственно неполноценный.
И мы неприлично долго тискали друг другу разом повлажневшие ладони.
– Вот уж не думала, что Ромек припрется сюда. Он ведь подал на развод, у него уже давно другая, столько лет не живем вместе… И он ведь ни разу даже не попытался увидеть Олю. Не знаю, что на него нашло. Ты не сердись, пожалуйста.
– Я не сержусь.
В ответ она улыбнулась. Потом наморщила лоб, словно решаясь на что-то, и вдруг на полшага приблизилась ко мне. А я на полшага к ней. Мы оказались рядом. Совсем рядом.
– Вина у меня, к сожалению, нет…
Она не дала мне договорить. Черные глазищи, в которые совершенно невозможно было смотреть подолгу, вдруг закрылись. Голова склонилась, а губы… Я так и не понял, как это у нас получилось. Наши губы просто представились друг другу, встретившись. Так целуются сестра и брат. Ну, если хотите, двоюродные и впервые увидевшие друг друга.
– Я должен позвонить, – сам не знаю зачем, соврал я. – Сейчас я вернусь…
Первые два этажа я просто не заметил, потом замедлил шаг, а на улицу вышел как жертва тяжелого инсульта. Дождь поливал, как из брандспойта на киносъемках. Но даже такой головомойки мне было недостаточно. Мне надо опомниться, прийти в себя, кое о чем поразмыслить, а потому, больше того, подставлял под ливень лицо и соответственно губы…
Уж не знаю, каким чудом мне удалось не перепутать телефонную будку с трансформаторной. Только голос друга вернул меня к действительности:
– Капитан Долята слушает.
– Это я.
– Хорошо, что ты позвонил, Марчин. Я только что говорил с патологоанатомом. Представь себе, этот Куровский не жил уже пару часов перед тем, как его подпалили. Смерть наступила где-то между пятью и девятью утра. На том, что осталось от тела, следов насилия нет. Сейчас делают химический анализ, но если наши с тобой предположения относительно головы верны, то бишь если по ней треснули чем-то тяжелым и железным, тут химия ни к чему.
– Полиция уже знает об этом?
– Полиция? – Долята явно не ожидал от меня этого вопроса. – Ну… скорее всего нет. Лично я официального заключения в руках не держал. А уж в каких отношениях пан Хыдзик с тружениками морга… Доктора терпеть не могут, когда их торопят. Меня просто жизнь заставила позвонить в прозекторскую: проезд по улице закрыт уже полдня, и, пока нет ясности, открывать его никто не будет… И все шишки на нас, пожарников.
– А что у тебя?
– Ищем. Кое-какие зацепки есть. Но уже сейчас можно доказать: это не несчастный случай. Я тут все думал про голову, которой нет. Искал фрагменты… Знаешь, если засунуть в рот тротиловую шашку… Только это не тротил.
– А что?
– Я осмотрел место, где должен был лежать труп до того, как газ взорвался. И знаешь, что я нашел? Выгоревший на несколько сантиметров в глубину бетон…
– Термит?!
– Бинго, как говорят наши новые большие братья американцы. Холерно высокая температура горения: даже кости сгорают дотла, как в крематории. Не удивлюсь, если таким образом Газовщик избавился и от запала с замедлителем.
– Газовщик?
– Ну, я так назвал его для себя. Лучшего способа уничтожить улики не придумать. Это свинство сжигает в пепел.
– И его не так трудно достать.
– А если еще знать, как с ним обращаться…
– Газовщик знал, он вообще большой умелец.
Я попрощался и повесил трубку. До парадного я добежал, а когда поднимался по лестнице, с меня текло, как с утопленника. Довольно странно чувствовал я себя, стоя в одних трусах перед шкафом, в котором висели наши тесно прижавшиеся друг к другу рубахи.
Стоявшая у окна Йованка тихо вздохнула:
– Я ведь еще не сказала, что ты должен сделать.
– А я не спросил, сколько ты мне заплатишь.
– Деньги… – Она снова вздохнула, на этот раз довольно тяжело. – Но ты же, насколько мне известно, считаешь, что деньги не главное…
– Это тоже было в статье? – (Она кивнула.) – М-да, надо прочитать. Любопытнейшее, судя по всему, сочинение…
– И большущее. В «Политике» редко бывают такого рода публикации… Это гвоздь номера.
– Ты говоришь как специалист.
– Я много читаю, – сказала Йованка. – Должна же я совершенствовать свой польский.
Я украдкой запихнул под шкаф журнальчики, с помощью которых тоже вроде как совершенствовался, но совершенно в ином роде.
– Сколько ты сможешь заплатить мне? – Свой вопрос я постарался смягчить улыбкой.
– Я узнавала, какие у вас ставки. – Лицо у Йованки стало серьезным. – Меньше чем за сто злотых в день никто не работает… Ну, короче, я подсчитала: до Боснии восемьсот пятьдесят километров. Сутки езды. Двое суток в обе стороны и там, на месте… честно говоря, не знаю сколько. Ну, допустим, пять дней. В итоге – неделя… Если я заплачу тебе семьсот злотых? Разумеется, плюс непредвиденные расходы, горючее, еда. Семьсот злотых у меня есть.
– Это радует.
– Радует? – Йованка удивленно подняла брови.
– В некотором смысле, – поспешно поправился я.
– А Босния?… Мне почему-то казалось, что она до сих пор тебе снится.
– Ошибаешься. – Я бодро улыбнулся. – Я сплю как труп. Работа у меня специфическая. – Я снова открыл шкаф и выгреб из-под лежавшего кучей шмотья свой старый верный армейский рюкзак с компасом на лямке. – Стало быть, диспозиция такая: ты хочешь найти настоящего отца Оли? Отлично. Будем искать. Загранпаспорт и машина у меня имеются… Мы ведь едем на моей тачке, насколько я понимаю? Будем надеяться, что лимузин марки «фиат 126 П» не подведет, то бишь не рассыплется по дороге.
– А что, может… рассыпаться?
Я не ответил на бестактный вопрос.
– На ночевки в гостиницах у тебя хватит? – Ответ я прочел на ее лице. – Ладно, как-нибудь разберемся. У меня есть палатка. Но давай сразу договоримся: по дороге хочешь – разговаривай со мной, хочешь – молчи, но только лапши мне на уши не вешай… Да, кстати, а откуда он взялся тут, этот твой Ромек?
– Прости, – покраснела Йованка. – Я зачем-то показала ему статью в «Политике». Ну… ну и сказала, что собираюсь поехать в Боснию. Я думала, он даст мне денег на дорогу…
– А он не дал.
– Еще как дал! – Йованка показала на почти сошедший уже синяк под глазом. – Но мне и в голову не приходило, что он сюда заявится.
– Может, он ревнует?
Щеки моей собеседницы вспыхнули, она замахала руками.
– Кстати, о птичках, – сказал я. – Слава Долята сказал, что Куровского убили вчера утром. Может быть, в пять часов утра. А это значит, что я снова в числе подозреваемых.
– Но ведь в тринадцать часов ты был здесь, дома! – горячо вступилась за меня Йованка. – Не ты взорвал его!
– Зато в четырнадцать часов меня тут не было. Стало быть, алиби ваше, мадам, ничего не стоит. Опять же, кстати: спасибо тебе. Вот только если пан Хыдзик проявит свойственную ему настырность, обязательно найдется кто-то, видевший меня в четырнадцать часов совсем в другом месте… Разумеется. И у нас есть козыри: соседка Куровского, таинственный некто, навестивший Куровского в тринадцать часов. Но только поди докажи, что именно он и был убийцей. К покойному могла прийти ну, скажем, шлюха. Она увидела труп и дала деру…
– Шлюха? Среди бела дня? – Йованка пожала плечами.
– Родственников у него, кажется, нет, жены тоже…
– А женщины, как известно, делятся на две категории: на жен и шлюх. – Йованка усмехнулась, но, к счастью, не стала дожидаться моего ответа. – Впрочем, ты в чем-то прав. Родственник вряд ли сбежал бы. Он бы поднял на ноги весь дом, если он действительно родственник, а не…
– Короче, – я с облегчением сменил тему, – короче, будет лучше, если мы с тобой на какое-то время исчезнем из Кракова. Из двух зол я лично выбираю наименьшее – Боснию. Она все-таки лучше камеры в заведении пана Хыдзика.
– А вот это ты зря сказал. – Йованка с укоризной глянула на меня. – Босния прекрасна, она самая прекрасная страна на свете…
– Может быть, – согласился я. – На, держи! – Я кинул ей пластиковый пакет. – На углу есть магазин. Купи еды на пару дней. И не задерживайся: Хыдзик – дядька сообразительный.
– Ну вот, теперь можно и дух перевести! – сказал я, когда мы отъехали от пограничного перехода в Хыжно.
Двигатель моего «малюха» бодро тарахтел, из-за облаков все чаще проглядываю солнце, и на дороге – о чудо! – не было выбоин. Словом, не было никаких препятствий для давно назревшего разговора.
– Итак, Оля – это ваш с Ромеком ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37