А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Блажейский, иди сюда. Только недолго, слышите?
Шедший ко мне Блажейский растерянно моргал.
– Ну здравствуй, дружище! – радостно воскликнул я, раскинув руки.
– Пан капитан?! – пробормотал капрал, попавший в мои объятия.
– Слушай, – тихо сказал я. – Ты, наверное, в курсе, так вот, надо бы нам переговорить с глазу на глаз.
– Но… Сейчас никак, пан капитан сам видит, мы с задания.
– А вечером?
– Ну, не знаю… – В голосе Блажейского энтузиазма не чувствовалось. – В лагерь вас пустят?
– Меня?! Что за вопрос? – бодро улыбнулся я. – А если нет, где тебя искать?
Капрал заметно успокоился.
– Вряд ли получится. Вечером я уезжаю на дежурство.
– Далеко?
– На Ежинову Гурку.
– Езус! Этот блокпост все еще функционирует?! Зачем?
– Не знаю, меня не спрашивали…
– Блажейский, закругляйся, – крикнул недовольный сержант.
– Ладно, я тебя найду! – Я еще разок широко улыбнулся на прощание и похлопал капрала по плечу.
Блажейский убежал. Лысый сержант захлопнул дверь, и джип тронулся.
– Слушай, ты что, спятил? – спросила меня Йованка, когда я сел за руль. – Ты чуть не устроил аварию.
– Я увидел знакомого в кузове грузовика. Нам нужно, нам просто необходимо встретиться…
– И что из этого следует?
– А то, что мы должны задержаться в солнечной Боснии. Встреча бывших сослуживцев, отставников, – святое дело.
– Но он же еще служит!
– Пока еще служит, – согласился я. – Зато я уже не служу… – И как положено военному пенсионеру, у которого уйма свободного времени, я скрестил руки на груди и, откинувшись на кресло, задумчиво воззрился на Йованку.
Мимо проезжали машины. Ласточки носились над самой землей, обещая дождь, которого нам только и не хватало.
– В чем дело? – Брови у Йованки поднялись. Неуверенная улыбка тронула губы. Эту улыбку я без колебаний присовокупил к своему тайному списку ее достоинств.
Морщинки на лбу Йованки собрались в гармошку.
– Ну, что ты уставился?
Я загнул палец:
– Во-первых, у нас с тобой нет денег. Во-вторых, у нас сперли спальный мешок и еду, а в-третьих – твои бесценные тряпки…
– Ну и?…
– На ужин будешь собирать ягоды в нелюбимом тобой лесу. Ночью скорее всего, будешь мерзнуть… Впереди нас ждет чертовски некомфортабельное расследование. А посему и спрашиваю: ты до сих пор в нем заинтересована?
Она смотрела на меня, пытаясь, должно быть, понять, правильно ли она перевела с мужского на женский. А потом… Да, собственно, ничего такого особенного: просто две, казалось бы, уже погасшие навсегда звезды снова загорелись вдруг…
Весь вечер парочка проголодавшихся уже бомжей занималась поиском подходящего для ночлега места. Нам повезло. В сумерках я нашел живописную и совершенно бесплатную полянку по соседству с ручьем, в котором, возможно, водилась рыба. Не обращая внимания на мелкий дождик, я срезал в кустах пару молодых ив, очистил их от веток и получил в итоге удилища, по правде сказать больше походившие на копья средневековых рыцарей. Я еще не привязал лесок, когда разверзлись хляби небесные. Бросив снасти, я кинулся в палатку.
На ужин было печенье. Мы съели по три штуки и легли спать.
Ночевка оказалась еще хуже хорватской. Матрас промок. Пришлось застелить его одним из одеял. Вторым нужно было накрыться нам обоим. Из этого следовало, что мы с Йованкой очутились в одной постели, из чего в свою очередь следовало, что заснуть я надолго не мог.
Йованка вылезала из палатки трижды. Потом я все-таки провалился и даже увидел сон, правда странный. Проснувшись в очередной раз, я попытался вспомнить, в чем заключалась странность, но совершенно не вовремя заснул снова…
Пробуждение было ужасным. Кто-то схватил меня за ноги и одним рывком выдернул из сна и из палатки одновременно, а затем прижал к мокрой от росы траве.
– Не двигаться!
Нападавший говорил по-сербски, но помощи Йованки мне не понадобилось. Я все и сам понял. Понял, но вывернуться попробовал и тут же получил ботинком по голове.
– Ты что, глухой? Лежи и не рыпайся! – рявкнул стоявший надо мной тип.
Чуть в стороне кто-то включил фонарик. Скосив глаза, я разглядел силуэт второго ночного гостя. Полуметровая железяка с двумя дулами, которую он держал в правой руке, мне решительно не понравилась.
Над моим ухом щелкнул выскочивший из рукоятки нож, сверкнула сталь с бороздкой для стока крови. Не знаю, что за штука была у второго, вполне возможно игрушечное ружье его сынули, но что касается ножа, приставленного к моему горлу, был он самый что ни на есть бандитский.
Я лежал и ждал. Слава богу, ожидание не слишком затянулось. Тот, второй, с фонариком, кряхтя присел на колени и заглянул в палатку.
– Где она? – вставая, вопросил он.
Луч света заметался по поляне.
– Не розумем пана, – выдавил я из себя вместе с кровавыми пузырями. Вопрос был интересный. Сразу стало ясно, что я имел дело с людьми информированными. А еще выяснилось, что той, что так интересовала этих любителей ночных прогулок, в палатке не было.
– Где девойка, дэвушка? Бладь твуя гдэ?
– Естем полякем, – простонал я. – Не говорить серпски.
Я говорил на том самом языке, который любой славянин должен был понять даже в мертвецки пьяном состоянии. Как понял меня собрат с фонариком, не знаю. Что же касается второго, то он мне двинул ногой под ребра. Было так больно, что я свернулся в клубок. Это сразу же резко увеличило площадь обзора. Мужик с детским ружьем – а он скорее всего был за главного – недовольно выругался. Совершенно не по-игрушечному щелкнули взводимые курки, и я понял, что эти двое пришли не за остатками нашего печенья. Свет фонарика начал удаляться в сторону рощицы. Тот, который пнул меня, продолжил допрос:
– Что дэлат Босния?
Чугунное колено вдавило меня в землю.
– Цалый дэнь гулять. Тэпэр спать.
– Сам, бэз баба? Одын?!
– Сам-сам! Всо дэлат сам: любыт сам, спат сам…
Склонившийся надо мной мужик с омерзением плюнул. На мое правое веко легло острие ножа.
– Можит быт дужи бол, можит быт малы. Твоя выбират. Розумешь?
– Чего тебе надо, пся крев?
– Информацья. Гдэ дэвойка?
– Та, с которой я приехал из Польши? – (Мой собеседник, как ни странно, понял, что и подтвердил кивком.) – Тут ее нет, осталась в отеле. Холодно в лесу, понимаешь, она придатки застудить боится…
Головорез произнес одно очень даже славянское слово, каковое никогда не звучит на приемах в посольствах Сербии и Черногории за рубежом.
– Если ты врат, ока не быт. Розумешь?
Он убрал нож, почему я и смог кивнуть. На большее я не был способен. Даже супер-Рембо с огнеметом «шмель» в штанине в моем положении предпочел бы не дергаться попусту. Оставалось только ждать.
– Адрэс дэвойка, – потребовал человек с ножом. – Гдэ она спи?
Давясь словами и ломая свой и без того ломаный английский, я начал лопотать что-то совершенно несусветное: про пансионат с белыми окнами, про швейцара на железном костыле, про то, что адреса я не знаю, но хорошо помню, как туда проехать, то есть не очень хорошо, потому что сейчас ночь и темно, а вот утром пожалуйста, если пану так хочется увидеть мою спутницу. Головорез напряженно слушал меня.
Сомнений не было, я попал в очередную задницу. Предстояло выяснить, насколько глубокую. Молодцы заявились среди ночи, хотя местечко для ночлега я выбрал укромное, в стороне от дороги, где крики о помощи никто не услышал бы и среди белого дня. То есть зарезать нас они могли бы и раньше. Напрашивался вывод: им действительно была нужна Йованка, точнее, какая-то информация от нее. Какая? – спрашивал я себя и не находил вразумительного ответа. Думаю, такие же муки испытывал тот, кто допрашивал меня.
– Како ехат? – скрипя зубами, вопрошал он в перерывах моего параноидального бреда.
– А тако просто, – отвечал я, пытаясь показать ему направление, а заодно и высвободить руку.
И так продолжалось до тех пор, пока на поляне не замаячил свет. Мужик с обрезом возвращался из леска медленно, шаря лучом фонарика по кустам. Он все еще не потерял надежду найти искомое.
– То ты? – не поворачивая головы назад, осведомился мой собеседник. Надо было отдать ему должное: бдительности он не терял.
– А кто еще? – злобно огрызнулся Главный. Судя по голосу, он был уже метрах в пятнадцати. – Ее нигде нет. Пойду посмотрю в машине…
– Этот говорит, что она осталась в Добое. Ночует в каком-то пансионате. Он может показать.
– Ты что, совсем дурной? Да там же Недич…
Я все прекрасно понял и без Йованки. В конце концов, три года службы в Боснии оставили свой след в моей душе.
– А ну-ка давай… – начал было тип с фонариком, но, что он хотел приказать типу с ножом, я так и не узнал. Как раз в тот самый миг, когда Главный попал в поле моего зрения, что-то длинное и змееподобное, опасно вихляя, промелькнуло рядом с его головой и, тупо стукнув концом о камень, которым я забивал колышек палатки, сгинуло во мраке ночи. Скорее по звуку, чем по виду я определил, что это было срезанное мной удилище, оно же копье.
От изумления Главный выронил фонарик. Должно быть, это обстоятельство и не позволило ему в полной мере оценить надвигающуюся опасность. Точнее сказать, с диким воплем несущуюся на него со вторым удилищем наперевес. Углядев в темноте нечто темное и довольно внушительное по размерам, обладатель обреза поспешно вскинул его и нажал на спусковой крючок. Оглушительно грохнуло. Длинное пламя озарило белое от ужаса лицо Йованки. В следующий миг срезанное мной дерево тупым своим концом ударило стрелявшего в горло. Сдавленно хоркнув, бородатый мужик выпустил из руки обрез и, схватившись за шею, начал оседать на землю с выпученными глазами. Споткнувшаяся Йованка упала на колени. Скорее всего это и спасло мне жизнь. Мой оппонент инстинктивно рванулся на помощь своему коллеге, впопыхах забыв отрезать мне голову. Он ослабил давление коленей на мою спину, чем я и воспользовался, ударив его кулаком по почке. Впрочем, удар – слишком громко сказано, удара не получилось. Мужик с ножом удивленно оглянулся на меня, словно желая спросить, что, собственно, мне от него надо, и вдруг стал заваливаться на землю. Не от боли, нет! Просто то положение, в котором он находился, очень располагало к такому развитию событий: привстав с меня на затекших ногах, он оказался в позе человека, встающего с корточек, после того как он сходил по-большому. Моего жалкого удара хватило для того, чтобы вывести его из равновесия. Удивленно ахнув, он завалился в траву.
Мне почти удалось подняться на ноги. Боковым зрением я увидел, как Йованка подхватила с земли обрез. Я хотел подбодрить ее криком, но мой противник лягнул меня башмаком, у меня искры посыпались из глаз, как любят выражаться настоящие писатели! Я упал на спину и, кажется, на какое-то мгновение вырубился. Когда способность мыслить вернулась ко мне, противник уже оседлал меня. Щеря зубы, он соображал, как все-таки убить меня – очень больно или не очень. На этот раз положение мое было совершенно безнадежным.
И тут раздался хриплый голос бородача, поверженного удилищем:
– Дура! Оно же может… выстре…
Бородач поперхнулся. Он, как и я, лежал на спине. Метрах в полутора от него стояла широко расставившая ноги Йованка. В шортах и мокрой рубахе, прилипшей к телу, выглядела она классно! Мы с моим противником невольно засмотрелись. Подсвеченная снизу фонариком, она походила на героиню блокбастера. Сходству способствовал обрез, походивший на фантастическое оружие будущего. Я уже не говорю о глазах, которые прямо-таки метали молнии!
– Отдай! – простонал бородач, протянувший к ней слабеющую руку.
– Не вздумай отдавать! – выдавил из себя я, за что оседлавший меня босниец дал мне кулаком по уху.
– И помни, патрон у тебя один! – напомнил я Йованке, перед тем как сплюнуть наполнившую рот кровь.
Второго удара, к удивлению моему, не последовало. Вместо звона в башке я услышал ее голос:
– Ну и что ты предлагаешь?
Лезвие ножа сверкнуло перед моими глазами.
– Заткныс! – просипел его хозяин. – Будиш умират болно.
Мне было уже все равно.
– Вшистко едно, – пробормотал я и, зажмурив глаза, ответил ей: – Если он меня зарежет, подожди, когда он поднимется на ноги. Только тогда стреляй. У тебя всего один заряд, слыши…
Тяжелая, пахнущая бензином ладонь закрыла мне рот.
– Тихо! – В голосе моего соперника появились нотки бессильной злости. Ситуация и впрямь была патовая. – Зарэжу. Савсэм болно зарэжу, – громко, чтобы слышала Йованка, заявил он.
Похоже, именно я становился той самой пресловутой картой, которую принято разыгрывать. Теперь многое, если не все, зависело от моей спутницы. Это понимал и мужик с ножом. Он что-то быстро и горячо начал говорить.
– Он сказал, что мы не знаем, с кем имеем дело! – перевела Йованка. – Они крутые, очень крутые, их тут все боятся. Но они дадут нам шанс остаться в живых. Нам нужно немедленно покинуть Боснию. Он говорит, что их интересует одно: чего мы тут ищем. Как только ты скажешь ему, а я положу ружье на землю, он отпустит тебя и они уйдут. Марчин, он дважды повторил, что если бы хотел убить тебя, давно бы это сделал.
– Он хочет поговорить со мной? – сказал я. – Очень хорошо. Спроси, на кого они работают.
Босниец запротестовал прежде, чем Йованка открыла рот:
– Ты заткныс! Жды, кагда спрашиват. Нэ будиш ждат, зарэжу.
– Скажи ему, что тогда ты застрелишь его.
Все мы тут, на поляне, понимали, в какую игру играем. Козыри были на руках у обеих сторон.
– Будиш балтат, ухо отрэжу! – пообещал босниец с ножом.
Второй, которому Йованка непонятно когда успела разбить голову прикладом, со стоном пошевелился. Моя надежда отступила от него на шаг.
– Буду убиват! – пугнул Йованку разговорчивый босниец.
Его правая рука высоко вознеслась, нож театрально сверкнул, глаза пугающе засияли. Если б на месте Йованки был специалист по антитеррору с надлежащим оружием и приказом стрелять на поражение, он бы одним выстрелом прекратил комедию, но стрелять с десяти метров из ружья с укороченными стволами, которое и заряжено-то было скорее всего дробью, выглядело полнейшим безумием. На это, собственно, и рассчитывал мой босниец.
В создавшейся ситуация Йованка повела себя довольно-таки странно на первый взгляд. Она вдруг сделала еще один шаг, но теперь уже в сторону. Держа обрез обеими руками, Йованка потянулась ногой к откатившемуся фонарику и носком армейского ботинка поправила его. Ослепленный лучом света, босниец, собиравшийся зарезать меня, выругался по-русски. И тут она выстрелила.
Ударило ветром. Что-то горячее брызнуло мне на лицо. Утробно ахнувший любитель ненормативной лексики, завалился на бок и странно замолк. Теперь уже ничто не мешало мне подняться наконец на ноги. Первое, что я увидел, был лежавший на траве нож. Пахнущие бензином пальцы по-прежнему сжимали его. Нож остался в руке боснийца, но в том-то и ужас, что сам босниец лежал на некотором расстоянии от нее и совершенно, как это ни дико, отдельно.
Никогда в жизни не видел бьющей фонтаном крови.
– Я… я убила его?! – Голос у Йованки сорвался, она выронила дымящийся обрез и, рухнув на колени, закрыла лицо руками.
– Будет жить, если не помрет, – констатировал я, закончив перевязку. На бинты пошла целая простыня. Пришлось и одеяло порвать на полоски. Ими мы связали руки и ноги тяжело хрипевшего бородатого. Помимо поврежденного горла у него оказалась сломанной ключица.
Йованку трясло.
– Переоденься, – сказал я ей.
– Переодеться? – очнулась она. – А во что?
Я кинул ей две легкие рубашки с короткими рукавами, запасные шорты и пару носков. А потом еще, после некоторых колебаний, свои семейные трусы.
Она приложила их к своей талии.
– Хит сезона. Хоть сейчас на пляж. А вот в полицию как-то не очень…
– А зачем в полицию?
Йованка удивленно воззрилась на меня:
– Они хотели убить нас. Мой бы меня точно зарезал, если б не ты. Выроем две ямы подальше в лесочке, закопаем их… А ну говори, урод, на кого работаешь?
Бородатый, которого я тряхнул за плечо, закатив глаза, застонал.
– Не надо так шутить, – тихо сказала Йованка. – Ты ведь пошутил, Марчин, правда?
Я перестал улыбаться.
– Знаешь, я ведь солдат. Если тебя собираются убить, ты не убиваешь, а защищаешься.
– Но они же пленные… Отвернись, я сниму свитер.
– А мы с тобой на территории противника. Разведчики не берут пленных.
– Господи, да ты что, действительно всерьез?! – Мокрый свитер шлепнулся на траву рядом со связанным бородачом.
– Полиция – это Мило Недич, – терпеливо пояснил я. – Ты стреляла в человека. Боюсь, что нам будет трудно объяснить случившееся.
– Но есть же еще миротворцы.
Слышно было, как Йованка запрыгала на одной ноге, надевая мои трусы…
– Да есть. Мы с тобой отдадим этих красавцев в их распоряжение. Нас вежливо попросят задержаться в комендатуре до выяснения обстоятельств. Потом – заметь, в лучшем случае! – нас с тобой посадят в самолет и отправят в Польшу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37