А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Сорен хрипло выдохнул. Нельзя загонять его в угол, откуда ему придется вырываться с боем, понял Грациллоний, снова отвернулся к окну и сказал гораздо спокойнее:
— Не слишком ли часто, почтенный, мы вступаем в спор? Не знаю, отчего ты так враждебен ко мне? Что до меня, я всегда желал дружбы. Но важнее наших отношений жизни наших городов, а они крепко связаны между собой. Ради них забудем обиды и гордыню!
Ему пришлось потратить еще не менее часа, чтобы добиться ворчливого согласия.

Глава двадцать вторая

I
В равноденствие все Девятеро собирались в городе, чтобы присутствовать на Совете и провести предписанные ритуалы. Покончив с обычными делами, они сошлись в храме Белисамы.
Собрание открыла Квинипилис. Старая королева, прихрамывая, взошла на возвышение. В тишине отчетливо слышались стук ее посоха и натужное дыхание. Опираясь на посох, она повернулась и окинула взглядом Сестер. Все лица под белыми покрывалами были обращены к ней: выжидающее — Бодилис, настороженное — Ланарвилис, распахнутые глаза Дахилис, в которых страх смешался с отчаянной решимостью. Даже Малдунилис казалось взволнованной, а Фенналис сдерживала негодование, давно нараставшее в ней. Иннилис жалась к Виндилис, и та держала подругу за руку. Одна Форсквилис с самого полнолуния сохраняла молчаливое спокойствие.
— Иштар-Исида-Белисама, пребудь с нами. Да будет в нас — твой мир, да будет твоя мудрость вещать нашими устами, — начала Квинипилис. Сестры подхватили молитву. Закончив обряд, она продолжала: — Нас собрало серьезное дело, быть может, более важное, чем проклятие Колконору, потому что касается оно нового короля, которого сами мы призвали, обратясь к богам. Но я прошу вас, милые Сестры, не смущайтесь. Мы найдем выход.
— Тот же, что в прошлый раз? — спросила Фенналис.
— О чем ты, мать? — поразилась Ланарвилис. — Призывать безвременную смерть на Грациллония?!
— Нет! — пронзительно вскрикнула Дахилис. — Фенналис, ведь ты всегда была так добра и милосердна!
Маленькая толстушка королева напряженно возразила:
— Я не предлагаю такого выхода. Но кто-то должен был высказать это вслух. Нет смысла таиться в страхе даже друг от друга, как делали мы во времена Колконора.
Квинипилис строго вскинула руку.
— Что ж, давайте выскажемся, — кивнула она. — Что заставляет нас думать о том, чтобы избавить Ис — и себя — от Грациллония? Он силен, честен и обладает способностями, необходимыми для отражения угрозы извне. На нашей памяти не было подобного ему короля. Я, например, полагаю, что он послан нам небом. Но говорите смело. Настал час прямых речей.
— Поймите, — заговорила Фенналис. — Я не чувствую к нему ненависти. Верно все, что ты сказала о нем. Но душа его принадлежит Риму. Бодилис, тебе ли не знать истории Атридов: проклятье может переходить из поколение в поколение, губя невинных. Не преследует ли рок нашего нового короля? Вспомните, он собирается покинуть Ис!
— Только после Совета и празднества, — поспешно вставила Дахилис. — И ведь мы дали на то согласие!
— Разве у нас был выбор?
— Осенью в его присутствии нет особой необходимости, — напомнила Бодилис. — На время священных празднеств король всегда освобождался от ожидания в лесу — и так же поступали во время войны. Ему виднее, есть ли в том необходимость сейчас. Поединщик едва ли появится в ближайшее время, а если и объявится кто-нибудь, так что ж — мы можем поселить его в Красном Крове, в ожидании возвращения Грациллония. Он обещал вернуться до солнцестояния.
— И все же мне неспокойно, — призналась Ланарвилис. — Что, если в пути его подстережет гибель?
— И прежде случалось такое, — возразила Бодилис. — Ключ останется здесь. Да и наш король не станет рисковать безрассудно.
— Как бы то ни было, предстоящий отъезд — не единственное его насилие над обычаем древности, — настаивала Фенналис. — Нам известно, хотя о том и не говорится открыто, об осквернении ручья, посвященного Белисаме. И все знают, что он зарыл труп в месте, где гниение плоти может осквернить воды Лера. И… — она покраснела… — он насмехается над священным браком.
— Нет! — выкрикнула Дахилис.
— Это… исправлено… — прошептала Иннилис. — Не так ли? — Она опустила взгляд на свой живот. Не оставалось сомнения, что она беременна.
— Правда, он исправляется, — довольно заметила Малдунилис.
Фенналис стала густо-пунцовой.
— Вот как?
— Мы с тобой слишком стары, чтобы рожать, — напомнила Квинипилис.
— И все же… — Фенналис осеклась.
Бодилис потрепала ее по ладони.
— Понятно. Мы сочувствуем твоей обиде и знаем, как одиноки твои ночи. Но, Сестра моя, вспомни Вулфгара, которого убило мое рождение, — моя мать была его дочерью, и он не смог пережить этого брака. А ведь Вулфгар был язычник, приносивший коней в жертву Тору. Насколько же более тяжким грехом должно казаться кровосмешение Грациллонию — человеку высокой цивилизации и твердому в вере. Он помнит несчастного грека Эдипа, навлекшего чуму на свое царство, хотя согрешил он в неведении. Да и в Исе такой брак запретен.
Фенналис изменилась в лице.
— Священный брак — не брак смертных. Галликен избирают сами боги. Они знают, что делают! Но признаю, поскольку я более не под властью луны, то, что он избегает меня, может быть оправданно, — она натянуто улыбнулась. — Надеюсь, вы согласитесь, что я не тщеславна. Я всегда была дурнушкой и давно смирилась с этим, — она помолчала. — Но что, если в будущем, когда покинет нас одна из присутствующих здесь Сестер, боги поставят его перед выбором, лишив оправдания?
— Они не сделают такого! — вскрикнула Дахилис.
Остальные содрогнулись.
— А если?… — прошептала Иннилис. — Неужто он так прогневил Их?
— Он уже бросил Им вызов, — сказала Фенналис. В ее голосе прозвучало сожаление, словно она должна была сказать одному из бедных семейств, которых опекала, что болезнь кормильца семьи — смертельна. — Не потому ли мы собрались здесь, Сестры мои? Мы вспомнили о запретном погребении на мысу, и об осквернении ручья, и о предстоящем отъезде. Не слишком ли мы торопимся простить? — она добавила еще мягче: — Дахилис, милая, не сердись. Я не виню тебя — ты молода и полна любви. Но ведь он месяцами пренебрегал другими женами. И если теперь он и исполняет свои обязанности более исправно, то раскаяния за прошлое в нем не видно, — и вопросила громче: — Потерпят ли боги?!
— Да, — сказала Квинипилис. — В том-то и вопрос. Ты хорошо поступила, Фенналис, высказав все без утайки. Что же делать нам? Низложить короля?
Не одна Дахилис негодующе вскрикнула в ответ — семь уст повторили отрицание, а чуть помедлив, к ним присоединились и восьмые.
Квинипилис кивнула.
— Хорошо, — но продолжала строго: — Если он не желает искупить грехи — мы должны сделать это за него. Но выслушайте меня, галликены. Мы сами не безвинны! Вы — не безвинны!
Иннилис ахнула. Виндилис выпустила ее руку, обняла за талию и вскинула свободную ладонь, призывая ко вниманию. Ее орлиное лицо гордо застыло под взглядами Сестер.
— Все вы слышали, что связывает нас, — произнесла она. — Мы не откажемся от этого. Не можем. И я не верю, что должны!
— Я надеюсь, что вчера все мы поняли вас, — отозвалась Бодилис, вспоминая обряд очищения Девятерых, когда Сестры признавались друг другу во всем, что могло встать между ними и богиней. Так велела Форсквилис. — Мы сохраним ваше признание в тайне. Но честно ли это по отношению к королю, нашему супругу?
— Кроме того, я хотела бы знать, многие ли из вас, кроме Иннилис, открыли ему свои лона? — продолжала Квинипилис. — Да, травы — дар богини, и вам решать, когда обращаться к ним. Но отказываться от детей Грациллония, как от исчадий ужасного Колконора…
— Я не трогала трав, — поспешила оправдаться Малдунилис. — Просто он слишком редко меня…
Общий смех не дал ей договорить.
— Я тоже не прибегала к травам, — сказала Бодилис. — Да, воля богини — выше нашего желания. Пока только Дахилис и Иннилис… — Она вздохнула. — Заглянем в свои души… А между тем — как исправить содеянное зло?
Воцарилось молчание, и взгляды всех королев один за другим обратились к Форсквилис.
Провидица поднялась и сквозь сгустившиеся сумерки прошла к возвышению. Прежде чем взойти на него, она помогла спуститься старой Квинипилис и усадила ее. Поднявшись же, постояла перед «Возрождением Тараниса», словно перед кумиром, и размеренно, негромко заговорила:
— Вам известно, что в нашей беде я решилась проникнуть в гробницу Бреннилис и провести ночь с ее костями. Вам известно, что до сего дня я хранила молчание об открывшихся мне видениях, ибо они смутны и внушают страх. Но вот как я истолковываю их значение: боги встревожены, подобно нам, смертным. И потому Они удержат свой гнев и примирятся с нами, чтобы дать нам время покаяться и сохранить в святости Их имена. Вот жертва, которой они требуют. В ночь Возвращения Солнца одна из нас должна покинуть город, где мы все обычно собираемся в это время, и нести Бдение на Сене. Ей предстоит тяжкое испытание. Если она вынесет его, то очистится сама и принесет очищение всей Святой Семье: королевам, королю и дочерям. Так услышала я Слово.
Никто не успел заговорить, как вызвалась Виндилис:
— Я готова!
Форсквилис покачала головой.
— Боюсь, что нет. Слово повелело отправиться той, что носит под сердцем плод. Я думаю, это значит, что галликена должна быть беременна.
Сестры в тревоге переглядывались между собой. До зимнего солнцеворота оставалось меньше трех месяцев, и большую часть этого срока Грациллоний пробудет в отъезде.
Дахилис два-три раза сглотнула и заговорила, почти весело:
— Да это про меня! Конечно же, я готова.
— Нет, милая, нет! — запротестовала Фенналис. — К тому времени для тебя приблизится срок опростаться. А ты ведь знаешь, что из-за погоды нам зимой иногда приходится проводить на острове по несколько дней.
— Не бойся. Если я не ошиблась в расчетах, мое время придет через полмесяца после солнцеворота, а то и позже.
— Хм… Я просматривала хроники. И Бодилис, и ты нарушили расчеты вашей матери Тамбилис, хотя отцы у вас разные. Преждевременные роды у тебя в крови.
Дахилис не дрогнула.
— Богиня позаботится обо мне.
Медленно и неохотно заговорила Бодилис:
— Ты помнишь предание?
— Какое предание?
— Ты могла и не слышать. Древний и темный рассказ. Я искала в архивах, но многое утеряно, и я не сумела найти ни подтверждения, ни опровержения этой истории. Говорят, что Бреннилис родилась на Сене. И тогда тюлень заговорил человеческим голосом и предсказал, что в будущем там родится еще одна галликена, которая положит конец эпохе, началом коей станет правление Бреннилис. Быть может, это просто сказка.
Все слушали Бодилис с тревогой. Закон требовал всего лишь присутствия на острове одной из галликен. Исключения допускались только в Святые Дни или в случае грозящей Ису опасности. Очередность нарушалась нередко: из-за плохой погоды, не позволявшей сменить жрицу, из-за болезней, старости, поздних сроков беременности, дурных предзнаменований… Несмотря на все предосторожности, несколько раз случалось, что галликену на острове заставала смерть, — и тогда, чтобы избежать катастрофы, приносились огромные жертвы, как и в случае, если король умирал в своей постели.
Взгляды Сестер обратились к Иннилис. Виндилис крепко прижала ее к себе, и из убежища ласковых объятий донесся ее слабый голос:
— Значит, выбор пал на меня?
— Кажется, так, — отвечала Форсквилис. Тишина была пронизана сочувствием. — Мужайся. Это будет нелегкое испытание, но оно прославит тебя и твою новорожденную дочь.
Иннилис сморгнула слезы.
— Я согласна. С радостью.
Губы Виндилис коснулись щеки подруги.
— Это не все, — продолжала Форсквилис. Слова, казалось, причиняли ей боль. — Во сне мне привиделась печать, раскаленная добела. И этой печатью скреплена была книга, но воск был не из пчелиного улья, а из крови и жира человеческих жертв, — и в ответ на раздавшиеся испуганные восклицания она добавила: — Нет, страшные ритуалы древности не вернутся в Ис, — на губах провидицы мелькнула слабая улыбка. — Да к тому же такая печать в реальном мире не стала бы держаться. Нет, то был знак для меня.
Она не сразу набралась силы, чтобы продолжить.
— Я размышляла, молилась и приносила жертвы — и вот как истолковала наконец это видение. Мы должны заранее скрепить свое решение, принести Великую Клятву, что Бдение в ночь возвращения солнца состоится и что его будет нести отмеченная богами. И тогда с Исом все будет хорошо.
И снова воцарилось молчание. Девятеро приносили Великую Клятву верности друг другу и избранной цели, перед тем как отправиться на Сен, чтобы навлечь проклятие на Колконора. До того случая такая клятва не приносилась много поколений. Она требовала поста, воздержания от питья и самобичевания…
Дахилис обхватила ладонями живот. Для ее тонкокостной фигурки он стал уже немалым бременем.
— Прошу вас, — умоляюще пролепетала она. — Мне нельзя. Я потеряю ее.
— Думаю, — успокаивающе проговорила Квинипилис, — это не относится к тебе, младшая, и к Иннилис. Что до остальных… — она обвела подруг гордым взглядом, — мы — выдержим. Или мы не галликены?

II
Последнюю ночь перед отъездом Грациллоний провел с Ланарвилис. Не случайно. Дахилис уже не допускала его к себе, и ему приходилось довольствоваться лишь поцелуями да надеждами на будущее, когда она станет матерью. Поэтому он дни проводил с Дахилис, а по ночам посещал по очереди остальных шестерых жен. Очередность посещений могла быть нарушена по многим причинам, не последней из которых являлся его близившийся отъезд, тем не менее Грациллоний немало удивился, получив известие, что этой ночью вместо Форсквилис его ожидает Ланарвилис.
Он оделся в праздничные одежды и постарался сделать хорошую мину. Королева встретила его на пороге, одетая в красно-золотое платье с низким вырезом. Серебряный венчик удерживал надо лбом белокурые кудри.
— Добро пожаловать, повелитель, — она протянула ему руку.
По исанскому обычаю он сжал ее ладонь.
— Благодарю, моя королева. Сожалею, что не мог прийти раньше. Приготовления к отъезду…
Ланарвилис хмыкнула.
— Я предвидела это и заказала ужин, который не испортится от долгого ожидания. Не окажешь ли честь попробовать его? Нам о многом нужно поговорить.
Рука об руку они прошли через роскошный дворец королевы, мимо большеглазых египетских портретов и греческих статуэток, мимо торжественных бюстов прославленных римских императоров, прямо в триклиний. Блюда и напитки были превосходны, почти лукуллов пир, в уголке стоял мальчик, тихо наигрывавший на лире.
— Моя королева очень щедра, — заметил король.
— Галликенам хотелось устроить для тебя достойные проводы, — отвечала Ланарвилис. — Мы обсудили это, и выбор пал на меня.
Грациллоний отхлебнул из кубка терпкое ароматное вино. Лицо королевы надежно скрывало ее мысли. Лучше, вероятно, перехватить инициативу.
— Ты прекрасно справилась, — сказал он, — но я подозреваю, что тебя избрали не только за достоинства твоего стола.
Она кивнула.
— Догадываешься, почему?
— Что ж, ты чаще всех из Девятерых участвуешь в деловой жизни города. Квинипилис в свое время тоже занималась этим, однако на ней уже сказываются годы. Остальные заняты каждая своим. Ты же ведешь дела корпорации Храмов. Ты часто имеешь дело с Сореном Картаги, а он не только Оратор Тараниса, но и влиятельное лицо в деловой и политической жизни Иса. Именно ты помогла мне наладить отношения с ним и с Ханноном Балтизи, Капитаном Лера. Ты лучше любого в городе понимаешь Рим. Будь ты мужчиной, Ланарвилис, я назвал бы тебя государственным мужем.
— А то, что я женщина, мешает тебе? — как бы про себя заметила она и продолжала громче: — Твои слова делают мне честь, о король. В самом деле, Сестры решили доверить сегодня мне говорить от имени всех — и не в последнюю очередь потому, что я, как ты заметил, дружески настроена к Риму. Рим так много сделал для цивилизации. Римский мир…
Она замолчала, задумавшись, и он закончил за нее:
— Мир, который теперь на краю распада и который я стремлюсь спасти.
— Верно. Мы с тобой можем говорить открыто. Скажи мне, каковы твои планы? До сих пор ты не был откровенен.
— Если я мало говорил, — осторожно возразил Грациллоний, — то это потому, что и говорить было нечего. Как мог я составлять планы, не разведав в подробностях положения дел? И мало пользы было рассылать агентов Иса. Как бы они ни старались, им никогда до конца не понять…
— Я понимаю, — улыбнулась Ланарвилис. — По крайней мере, настолько, чтобы признать необходимость увидеть все глазами римского солдата. Но не расскажешь ли немного о том, к чему стремишься?
У него не было причин таиться от нее, и ужин прошел под беседу, столь же увлекательную, как с Бодилис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46