А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Доктор Чандлер, мне нужно принять трудное решение. Оно касается того, что случилось с Кзролин Уэллс. Возможно, вы могли бы помочь.
— Пришла миссис Ментис, — объявила Дженет, просунув голову в дверь.
* * *
Без десяти четыре позвонил Дональд Ричардс.
— Просто хочу подтвердить, что сегодня вечером мы встречаемся, Сьюзен. В семь часов у «Палио» на Пятьдесят первой. Договорились?
У Сьюзен еще осталось несколько минут перед визитом следующего пациента. Она отыскала номер телефона Джейн Клаузен и быстро набрала его. Ответа не было, и она оставила сообщение на автоответчике.
В пять минут седьмого Сьюзен проводила своего последнего пациента. Дженет уже ушла. Сьюзен хотелось бы заскочить домой, но она понимала, что едва ли хватит времени привести себя в порядок здесь, в приемной: надо ловить такси и ехать в ресторан.
Ей хотелось застать Тиффани дома и попытаться уговорить ее хотя бы встретиться, чтобы сравнить ее бирюзовое колечко с тем, что Джейн Клаузен нашла в вещах Регины. Но Тиффани наверняка на работе, и наверняка у них сейчас самая «запарка» — время ужина. «Позвоню ей, когда вернусь домой, — решила Сьюзен. — Она сказала, что работает в вечернюю смену, значит, скорее всего, допоздна. Если не застану, позвоню завтра с утра».
Сьюзен поежилась. Почему при мысли о Тиффани возникает такое тягостное предчувствие беды? Это было ощущение сродни тому, что бабушка называла «шестым чувством».
53
Он не знал фамилии Тиффани, но даже если бы знал, было бы неразумно разыскивать ее по домашнему адресу. Да в этом и не было необходимости. Она уже сама подсказала, где ее найти.
Он позвонил в «Грот» в середине дня и попросил позвать ее к телефону. Как он и ожидал, ему ответили, что ее нет: смена начинается с пяти.
Он давным-давно усвоил, что наилучший способ получить информацию — заставить собеседника опровергнуть заведомо ошибочное утверждение.
— Она работает до одиннадцати, верно? — спросил он.
— До полуночи. В полночь у нас кухня закрывается. Что-нибудь передать?
— Нет, спасибо. Я попозже перезвоню ей домой.
Завтра, если тот, с кем он только что разговаривал, вспомнит о звонке, — наверняка решит, что это звонил кто-то из приятелей Тиффани. Ведь он же дал понять, что знает ее домашний номер!
Он надеялся приятно провести часы, оставшиеся до поездки в Йонкерс, но время еле ползло, и он сидел как на иголках — не мог дождаться, когда доберется до нее. Эту встречу он предвкушал с особым нетерпением. Тиффани хорошо его разглядела. И у нее, как у многих людей в ресторанном бизнесе, наверняка хорошая память на лица. Ему просто повезло, что она не выпалила прямо в эфире, что в магазине видела мужчину, покупавшего одно из этих бирюзовых колец.
Он прямо-таки слышал, что ответила бы Чандлер: «Тиффани, вы только что сообщили сведения чрезвычайной важности. Нам нужно встретиться...»
«Слишком поздно, Сьюзен, — подумал он. — Увы, увы!»
А как насчет приятеля Тиффани... как его... Мэтта?
Он постарался восстановить в памяти сцену в лавке Парки. Сам он позвонил заранее — хотел убедиться, что в запасе имеется хотя бы одно кольцо. Входя в магазин, он уже держал в руке точно отсчитанную сумму, включая налог, а Парки, как ему и было велено, уже выложил кольцо на прилавок. Только повернувшись, чтобы уходить, он заметил парочку. Он хорошо запомнил эту минуту — он стоял прямо на виду у девчонки. Она его хорошо рассмотрела. А ее парень? Парень рассматривал всякую дребедень на полках, повернувшись к нему спиной. Слава богу, с ним проблем не будет.
Парки он уже убрал с дороги. К завтрашнему дню о Тиффани тоже можно будет не беспокоиться.
Ему вспомнилась строчка из стихотворения «Разбойник», которое он учил наизусть в детстве: «Я приду к тебе в лунном свете, даже если ад преградит мне путь».
Он мрачно усмехнулся.
54
Вечером в среду, вернувшись из больницы на работу, Джастин Уэллс с ужасом увидел на столе сообщение, гласившее, что он должен позвонить капитану Ши в 19-й участок и обговорить время встречи для обсуждения несчастного случая с его женой. Сообщение заканчивалось фразой, которая почему-то показалась особенно зловещей: «Вы знаете, где нас найти».
Джастин даже мысленно не позволял себе возвращаться к воспоминанию о том кошмарном вечере, когда Кэролин подала на него жалобу в полицию.
«Не надо было угрожать ей убийством, — напомнил он себе, скомкав записку в кулаке. — Я не хотел причинить ей боль, я просто схватил ее за руку, когда она хотела уйти... бросить меня. Я не собирался ломать ей руку... Да это был просто вывих! Это вышло случайно, когда она попыталась вырваться».
Потом она вбежала в спальню, заперлась и вызвала полицию. Дальнейшее показалось ему сплошным кошмаром. На следующий день она оставила ему записку, извещая, что отзывает жалобу и подает на развод. А сама она исчезла.
Он умолял Памелу Гастингс сказать, куда отправилась Кэролин, но та отказалась наотрез. Только когда его осенило позвонить турагенту Кэролин и соврать, что он потерял записку с номером ее телефона, ему стало известно название теплохода, на котором она отправилась в круиз, и связаться с ней.
Все это случилось ровно два года назад.
Одно из обещаний, которые он дал Кэролин в то время, заключалось в том, что он начнет лечиться. Но для него невыносима была сама мысль о том, что придется перед кем-то обнажать душу, даже перед таким внимательным и полным сочувствия слушателем, как доктор Ричардс. Тем дело и кончилось.
Разумеется, Кэролин он ничего не сказал. Она до сих пор думала, что он посещает Ричардса.
Джастин метался по кабинету, вспоминая, как переменилась Кэролин за последние выходные: она стала молчаливой и немного нервной. Он почувствовал, как в душе у него зарождается подозрение. А на прошлой неделе она как-то раз вернулась домой позже обычного: уверяла, что просматривала эскизы с клиенткой из Ист-Хэмптона, заказавшей оформление своего дома.
А в понедельник Барбара, секретарша из приемной, заявила ему в присутствии партнеров, что слышала, как Кэролин звонила по телефону в радиопередачу «Спросите доктора Сьюзен» и рассказывала о парне, с которым познакомилась в круизе, когда собиралась разводиться.
Он позвонил Кэролин и спросил, что все это значит. Теперь-то он понимал, что расстроил ее своим звонком. В тот день после разговора с женой он ушел с работы — мысли бродили черт знает где.
А теперь Кэролин лежала в больнице, все еще в коме, и звала кого-то по имени Уэн. Вроде бы Уэн. Неужели это тот, с кем у нее был роман на теплоходе? — спрашивал себя Джастин.
При мысли об этом он начинал задыхаться. Ему казалось, что он вот-вот взорвется. Он чувствовал, как на лбу выступает пот.
Он разгладил записку и перечитал ее. Надо позвонить капитану Ши. Будет хуже, если капитан сам позвонит ему на работу. И без того уже Барбара косилась с подозрением, когда передавала ему записку.
При мысли о той страшной ночи ему чуть не стало дурно: пришли полицейские, арестовали его, притащили в участок в наручниках, как простого вора.
Джастин поднял трубку, но тут же нажал кнопку, прерывавшую гудок. Потом наконец он оторвал палец от кнопки и заставил себя набрать номер.
* * *
Час спустя он сообщил свое имя дежурному сержанту 19-го участка, всей кожей чувствуя, что полицейские наверняка помнят его в лицо. В этом они поднаторели.
Потом его провели в кабинет капитана Ши, и допрос начался.
— У вас были ссоры с женой после того прошлого случая, мистер Уэллс?
— Ни малейших.
— Где вы были между четырьмя и половиной пятого вечера в понедельник?
— Я гулял.
— Вы заходили домой?
— Да, заходил. А что?
— С женой виделись?
— Ее не было дома.
— Что вы предприняли после этого?
— Вернулся на работу.
— Вы случайно не были на углу Восемьдесят первой улицы и Парк-авеню примерно в четыре пятнадцать?
— Нет, я шел по Пятой авеню.
— Вы были знакомы с покойной Хильдой Джонсон?
— А кто это? — Джастин задумался. — Погодите! Это та женщина, которая говорила, что Кэролин не сама упала, что ее толкнули. Я видел ее по телевизору. Но, мне казалось, никто ей не поверил.
— Да, — тихо подтвердил Ши. — Именно она настаивала, что вашу жену толкнули под колеса. Хильда была очень осторожной женщиной, мистер Уэллс. Она ни за что не впустила бы человека в подъезд своего дома, а потом и в квартиру, не будучи уверенной, что ему можно доверять.
Том Ши наклонился через стол.
— Мистер Уэллс, я хорошо знал Хильду. Она была настоящей чудачкой, местной знаменитостью. Я уверен, что она открыла бы двери мужу женщины, которую, по ее убеждению, толкнули под машину. Она охотно изложила бы свою версию мужу пострадавшей. Вы случайно, не заглядывали с визитом к Хильде Джонсон попозже в тот же вечер, мистер Уэллс?
55
Дональд Ричардс уже ждал в баре ресторана «Палио», когда Сьюзен вошла с десятиминутным опозданием. Он не стал слушать ее извинений.
— Движение в городе ужасное, я сам только что пришел. Надеюсь, вам интересно будет узнать, что моя мать — я у нее сегодня обедал — слушала вашу программу, когда я в ней выступал, и вы произвели на нее сильное впечатление. Она прочитала мне целую лекцию насчет того, что я назначил вам встречу прямо здесь. В ее время джентльмены заезжали за дамой домой и сопровождали ее в ресторан.
Сьюзен засмеялась.
— На Манхэттене сейчас такое движение, что мы успели бы как раз к закрытию ресторанов, если бы вы сначала заехали за мной в Гринвич-Виллидж.
Она огляделась кругом. Бар был полон посетителей. С обеих сторон от подковообразной стойки стояли столики, причем все они были заняты. Великолепная, выдержанная в основном в красных тонах фреска с изображением знаменитых конных скачек в Палио покрывала все четыре стены двухэтажного зала. Свет был приглушенный, атмосфера казалась одновременно уютной и изысканной.
— Я никогда здесь раньше не была. Тут очень мило, — сказала она.
— Я тоже никогда здесь раньше не был, но это место считается весьма престижным. Обеденный зал на втором этаже. — Ричардс назвал свое имя молодой женщине за столиком дежурного администратора. — Заказ подтвержден. Мы можем воспользоваться лифтом, — сказал он Сьюзен.
Она исподтишка изучала Дональда Ричардса, стараясь не показать, насколько велик ее интерес. У него были темно-каштановые, чуть рыжеватые волосы — бабушка Сьюзи называла это «цветом осенней листвы». Он носил широкие очки в простой стальной оправе. Линзы подчеркивали глубину его ясных серо-голубых глаз.
Сьюзен не сомневалась, что он переоделся к ужину. Накануне и в понедельник, когда он приходил в радиостудию, на нем были спортивные брюки и клубный пиджак. Он производил впечатление небрежно одетого профессора. Сегодня он выглядел совершенно иначе: на нем был явно дорогой темно-синий костюм и серебристо-синий галстук.
Лифт пришел. Они вошли в кабину, и, когда двери закрылись, Ричардс сказал:
— Позвольте заметить, вы сегодня прекрасно выглядите. Вам очень идет этот костюм.
— Боюсь, он недостаточно щеголеват для вас, — честно призналась Сьюзен. — В отличие от меня, вы сегодня «ходите щеголем», как сказала бы моя бабушка.
— Уверяю, меня ваш костюм вполне устраивает.
«Вот уже второй раз за пять минут я вспоминаю бабушку Сыози, — подумала Сьюзен. — Что бы это значило?»
Они вышли на втором этаже, где метрдотель приветствовал их и проводил к столику. Когда он спросил, что они будут пить, Сьюзен выбрала шардонне, а Дональд Ричардс заказал сухой мартини.
— Обычно я не начинаю вечер с крепких напитков, — пояснил он, — но сегодня выдался тяжелый день.
«Это из-за того, что пришлось пообедать с матерью?» — мысленно спросила Сьюзен, но тут же напомнила себе, что нельзя проявлять любопытство. Он же психиатр! Моментально заметит любую попытку прощупать его, сколь угодно деликатную.
Ее обуревали десятки вопросов, и она не знала, удастся ли найти «безопасный» способ их задать. Например, почему он так болезненно отреагировал, когда позвонившая в передачу женщина спросила о смерти его жены? И разве не естественно было бы с его стороны признать, что он хорошо знаком с круизными теплоходами, когда Сьюзен заговорила об исчезновении Регины Клаузен во время круиза? И, кстати, согласно биографической справке, Ричардс предпочитал всем другим судам «Габриэль» — тот самый теплоход, на котором плыла Регина. Надо заставить его рассказать об этом.
Наилучший способ направить разговор в нужное русло — обезоружить собеседника, напомнила она себе, заставить его почувствовать себя свободным. Сьюзен тепло улыбнулась ему через стол.
— Сегодня позвонила одна слушательница и сказала, что после вашего выступления она купила вашу книгу и теперь читает ее запоем.
Ричардс улыбнулся в ответ.
— Я ее слышал. У этой женщины, безусловно, хороший вкус.
«Слышал? — удивилась Сьюзен. — Занятые работой психиатры обычно не слушают утренние передачи для домохозяек».
Им подали напитки. Ричардс поднял свой бокал, салютуя ей.
— Спасибо за приятную компанию.
Сьюзен прекрасно знала, что такие вещи люди обычно говорят друг другу за коктейлем. И все же ей показалось, что за обычным комплиментом кроется нечто большее: он вложил в свои слова слишком много пыла, при этом глаза прищурились, будто он изучал ее под микроскопом.
— Доктор Сьюзен, — начал он, — я собираюсь сделать признание. Я читал о вас в Интернете.
«Значит, нас уже двое, — подумала Сьюзен. — Что ж, признание — это, по крайней мере, честно».
— Вы выросли в Уэстчестере? — спросил он.
— Да. В Ларчмонте, а потом в Рэе. Но моя бабушка всю жизнь прожила в Гринвич-Виллидж, и в детстве я часто ездила к ней на выходные. Мне там ужасно нравилось. В отличие от сестры я никогда не увлекалась светской жизнью и загородным клубом.
— А родители?
— Развелись три года назад. К сожалению, это не было «расставанием по взаимному согласию». Отец познакомился с другой женщиной и влюбился без памяти. Мать была в отчаянии и прошла через все стадии — от разбитого сердца до жажды мести, озлобленности и самобичевания. Если я что-то упустила, заполните пробелы сами.
— А что вы чувствовали?
— Мне было грустно. Мы были дружной, счастливой семьей... во всяком случае, мне так казалось. Нам было весело вместе. Мы любили друг друга. После развода все изменилось... все. Иногда кажется, что мы были пассажирами корабля, налетевшего на риф. Все спаслись, но каждый оказался в отдельной шлюпке.
Она вдруг осознала, что сказала куда больше, чем собиралась, и с облегчением перевела дух, когда он переменил тему.
— Мне давно хотелось спросить, — продолжал он, — что заставило вас бросить работу заместителя окружного прокурора и вернуться в университет для получения докторской степени по психологии? Этот вопрос показался Сьюзен легким.
— Ну... я вдруг почувствовала, что чего-то не хватает. Некоторые люди — закоренелые преступники, и я получала истинное удовлетворение, сажая их за решетку. Но был случай, когда я выступала в суде по делу женщины, убившей своего мужа, потому что он собирался ее бросить. Ей дали пятнадцать лет. Никогда не забуду ее лица. Она была ошеломлена, когда услышала приговор, она никак не могла поверить. А я подумала, что если бы ее остановили вовремя, если бы кто-то помог ей освободиться от гнева, пока он не уничтожил ее...
— Сильное горе может вызвать страшный гнев, — тихо заметил Ричардс. — Теперь я понимаю: позже вы видели свою мать в точно такой же ситуации и поняли, что она тоже могла оказаться на скамье подсудимых.
Сьюзен кивнула.
— В первое время после развода моя мать представляла опасность и для себя, и для окружающих, во всяком случае для отца, судя по тому, как она о нем говорила. Я сделала все возможное, чтобы помочь ей. Иногда я скучаю по работе в суде, но не сомневаюсь в своем решении. Я сделала правильный выбор. А как насчет вас? Что заставило вас избрать это поле деятельности?
— Я всегда хотел стать врачом. В медицинском институте я понял, до какой степени особенности работы сознания влияют на физическое здоровье, и выбрал специализацию в психиатрии.
Метрдотель принес им меню. Несколько минут было потрачено на обсуждение сравнительных достоинств различных блюд, потом они сделали заказ.
Сьюзен надеялась использовать перерыв в разговоре, чтобы сделать Ричардса центральной темой обсуждения, но он тотчас же вернулся к ее передаче.
— Моя мать еще кое о чем спросила сегодня, — заговорил он как будто мимоходом. — Карен, та женщина, что звонила в понедельник... Она с вами больше так и не связалась?
— Нет, — ответила Сьюзен.
Дональд Ричардс отломил кусочек булки.
— А ваш продюсер послал Джастину Уэллсу запись той передачи?
Такого вопроса Сьюзен не ожидала.
— А вы знакомы с Джастином Уэллсом? — спросила она, не удержав прорвавшегося в голосе удивления.
— Я с ним знаком.
— Лично или профессионально?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35