Завалил дом ржавыми железяками, того и гляди какая-нибудь рванет! А если не рванет, то в один прекрасный день посадят за эти автоматы и пистолеты. А может, ты не по лесам, а по бабам разъезжаешь, а?!» Ну и так далее, известная история с известным финалом.)Именно в тот злополучный год они впервые схлестнулись с Апостолом на Ладоге. Потом судьба их сводила во время поисков «платинового У-2» на реке Оредеж и в той знаменитой эпопее с колчаковским золотом в Уссурийской тайге. И наконец, в истории с большим дележом питерского рынка «черного оружия» и «черных раритетов» они оказались по разные стороны бандитских баррикад.Сегодня, похоже, в их противостоянии будет поставлена черными чернилами жирная точка.— Ну-ка брось мне ту штуку, что вертел в руках! — сказал Апостол, кивнув подбородком в сторону божка, лежащего на кожаной папке.Алексей протянул руку к деревянному уродцу, взял его, подержал на ладони, не спеша расставаться. Пристально взглянул в глаза своему старому врагу:— За последний год шестеро наших сгинули без вести… Твоя работа?Апостол криво усмехнулся:— Кидай, кидай, Леший, не отвлекайся.Алексей кидать не торопился, Алексей прокачивал свои шансы. Шансов было немного, впрочем, как и времени, чтоб ими воспользоваться. Апостол медлить с финальным выстрелом не станет — уж он-то знает, что с Лешим заигрываться опасно…— Держи! — крикнул Алексей.Божок взмыл в воздух по высокой дуге, вертясь в полете. Апостол вытянул левую руку, готовясь поймать фигурку. Дуло обреза мотнулось, на миг теряя цель. И Алексей прыгнул. Падая, выдернул из земли «саперку», перекатился, вскочил и с ходу метнул…Бабахнул выстрел.Какие-то черные ошметки закружились в воздухе.Клацнул упавший обрез.Оседал на землю Апостол, схватившись обеими руками за черенок саперной лопатки, вонзившейся ему в шею.У Алексея же в голове стоял звон, будто это не голова, а оживший Царь-колокол, а от уха за шиворот текла теплая и липкая жидкость.И еще: от земли, рождаясь где-то посередине между решившими свой спор поединщиками, поднимались вверх клубы зеленого дыма и закручивались спиралью.Алексей сел на траву, достал пачку, выщелкнул сигарету, закурил. Жадно затянулся.Постепенно он стал понимать, что же произошло в эти мгновения… Итак, Апостол выстрелил. И выстрелил метко. Но сегодня плохому парню не повезло, не в его пользу сегодня расположились звезды. Пуля из любимого обреза угодила в деревянного божка, разнесла фигурку в клочья, чуть изменила направление, потеряв при этом и убойную силу, чиркнула Алексея по мочке уха, обожгла и рассадила кожу за ухом. В общем, вреда немного, а с тем, что есть, он легко управится с помощью аптечки. В боковом клапане рюкзака имеется отличная аптечка, которой позавидуют иные военно-полевые медики. Так что в окопах все спокойно, ждите нас домой живыми.Но вот что это за дым редкого для дымов салатного цвета?.. Алексей разглядел, что зеленые струи истекают из остатков расколотого пулей божка. Эффект, родственный свечению трухлявых пней? Гниение и всякие там выделяющиеся при этом светящиеся газы?Зеленые струи достигли Алексея. Он втянул дым ноздрями…Хм, странный запах, которому не подобрать сравнений. Не сказать, что неприятный, но какой-то слишком резкий, слишком проникающий…Закружилась голова.Алексей загасил едва начатую сигарету.Голова кружилась все сильнее.Алексей вдруг осознал, что надо перестать вдыхать этот зеленый дым и отойти отсюда как можно дальше, переждать. Он поднялся на ноги, шагнул…А то и вовсе бежать без оглядки! Если еще не поздно…Окружающий мир в его глазах завертелся, словно у космонавта после центрифуги, горло сдавило, как тугим ошейником. А еще Алексею почудилось, что неведомая и неумолимая сила тащит его наверх. Или наоборот — тянет за ноги вниз. И нет никакой возможности сопротивляться этой силе.Никто и не сопротивлялся. Сознание, не в силах вынести превращения мира в увеличивающую обороты центрифугу, почло за лучшее отключиться… * * * И-и два…Он открыл глаза.Совсем рядом прогромыхал взрыв, заставив Алексея рефлекторно вжаться в землю, накрыть голову руками и снова закрыть глаза. Сверху тяжелым градом посыпались комья земли.Он лежал, уткнувшись лицом в теплую и рыхлую землю, пахнущую сыростью, а в голове, как бегущая по экрану телевизора строка, проносились предположения: «Рванула граната в кармане Апостола, в последний момент приведенная им в действие. Я сплю и еще не проснулся. Апостол был не один, это его подельник швырнул гранату. В божке был веселящий газ, одурманивший меня, и я сейчас глюкую».Прогромыхал еще один взрыв, на этот раз далекий. И еще один. Что творится, люди дорогие?Алексей поднял голову. Он находился на дне неглубокой воронки. Над головой сквозь дымовую завесу (что была отнюдь не салатного цвета) проступало небо, затянутое облаками цвета танковой брони. Небо мало походило на ту лазурь в белой вате облаков, что мирно висела над Черными болотами. И вообще местность мало походила на Черные болота. Особенно при взгляде из воронки. «Делать в которой совершенно нечего», — сказал себе Алексей и полез наверх.— Geb gefangen, Russe!* — раздалось сверху. Час от часу не легче.Алексей поднял голову. Двое стояли на краю воронки. И оба были одеты в германскую полевую форму времен Первой империалистической. Оба рядовые. Каски, винтовки, штыки, подсумки для противогазов и прочее — все из той же эпохи, эпохи кайзера Вильгельма 2-го.— Да пошли вы, — Алексей устало опустился на землю. — Только вас еще не хватало.Теперь все понятно. На его голову свалились игрища униформистов. Выезд на природу военно-исторического клуба. Униформисты, играющие в фашистов, после нескольких неприятных историй (когда до смерти, в прямом смысле слова, напугали каких-то селян, а в другой раз сами были побиты деревенскими жителями) предпочитают теперь забираться подальше, в глухомань, в безлюдные места. Кому как не Алексею по прозвищу Леший, одному из тех, кто снабжал исторических игрунов всем необходимым, от пуговиц рядового до генеральских фуражек, знать эту публику.«Но откуда они взялись на Черных болотах?! Или я, нанюхавшись газу, провалялся настолько долго, что успела испортиться погода и нагрянули эти хлопцы?!»Алексей запустил пальцы в нагрудный карман, где должны были лежать сигареты.— Hande hoh!— Что ты орешь? — поморщился Алексей. Голова ныла, словно с похмелья. Спасибо тебе, веселящий зеленый газ. — Хенде хох, ничего другого выучить не смогли, двоечники, лентяи, а еще…— Russisch schwein! Donnerwetter!*** Сдавайся в плен, русский! (Нем.)** Русская свинья! Черт побери! (Нем.)
Один из униформистов скатился по склону, вскинул винтовку и опустил приклад на голову Алексея.Так Алексей потерял сознание, едва успев его вновь обрести. * * * И-и три…Сначала были голоса.— …ерунда. Какая потеря крови? Капли. Да, соглашусь, легкая контузия вполне вероятна. Ну-у, батенька, я ж вам не пророк Моисей, чтобы сквозь призму настоящего узреть грядущее и описать последствия. Может, и не будет никаких последствий, организм как-никак молодой, крепкий. А может, и аукнется господину хорошему этот карамболь-с. Хе-хе, колбасники приложили ему славно, ото всех прусских щедрот.— Петр Аркадьич, я бы попросил вас выражаться более пиететно! Речь идет о русском офицере… Не исключено, что о русском офицере.— Много в вас пороху, голубчик, как погляжу. Этот бы порох из вас повынуть, да в дело пустить, враз бы победили супостата.— Послушайте!..Слышно было, как скрипнула дверь. Кто-то вошел, обстучав каблуки о порог.— Садитесь, поручик. Слышу, все препираетесь, устали не зная? — раздался новый голос. — Вот, пациента вашего пришел проведать, Петр Аркадьич. Как он? Все без сознания?— Да, без изменений, как видите. Уже полсуток в себя не приходит. Так что не обессудьте, Владимир Константинович, ничего нового вам не скажу.— Эх, успеть бы его расспросить до… Кхм… Уж больно любопытна мне одежда этого господина! Неужели наконец командование всерьез обеспокоилось обмундированием и экипировкой? Я ведь, Петр Аркадьевич, в свое время серьезно занимался маскировочной одеждой и солдатской экипировкой. Даже с самим Разумовским списывался. Более того, я готовил записку в Генеральный штаб как раз по этому вопросу. В записке я обосновывал несовершенство существующего обмундирования и вносил некоторые предложения. Кхм, вы знаете, Петр Аркадьич, я ведь предлагал в качестве основного полевого варианта приблизительно такую же форму, пятнисто-зеленую, какую мы видим на этом господине. То есть одежду, максимально сливающуюся с ландшафтом. Я разработал несколько вариантов формы в зависимости от видов ландшафта. Но увы, увы. Не успел дописать до войны. Успел бы, кабы не застрял на финансовой стороне дела. Но кто станет рассматривать записку, где не указано, во сколько это обойдется казне?— Эхе-хе, Владимир Константинович, что там говорить — когда грянула война, разом все смешалось. Кони, люди, дом Облонских… Взять меня. Мыслил ли я, уездный доктор, типичный чеховский персонаж, что поменяю подагру помещицы Плющихиной и пятничные чаепития у отца Серафима на окопных вшей, шрапнель и газовые атаки…«Какой странный сон, — подумал Алексей. — Сон из одних голосов. Впрочем, нет. Еще доносятся запахи. Запах табака, запах лекарств. Разве у снов бывают запахи?»Ответа никто не дал. Ответом опять стало забытье… * * * И был еще сон, состоявший из одних разговоров.— …я, пятеро офицеров моего полка и четырнадцать солдат.— Владимир Константинович! Вы не можете рисковать собой. Да какое там «рисковать»! Не рисковать, а жертвовать собой, потому что возможностей уцелеть у отряда, совершающего маневр отвлечения, будет не больше…— Полно вам, ротмистр! Мы — русские офицеры, а не гимназисты. Давайте обойдемся без патетики. Мы знаем, на что идем, и довольно. Принимать присягу нас никто не неволил. Кхм… Итак, есаул, вы со своими казаками берете на себя восточную оконечность. Западная на вас, капитан Смолин, и на ваших разведчиках. За мной и моими людьми, стало быть, еще раз скажу, южная оконечность. Сигналом к прорыву станет факел на крыше первого барака. Теперь о том, как распределим оружие. Наш единственный револьвер возьмете вы, капитан Смолин. Я полагаю, никто не станет сейчас оспаривать у него звание самого меткого стрелка. Ножи и топоры распределим поровну. Зажигательную смесь, которую обещал нам доктор…При этих словах таинственного полковника Алексей стал вновь погружаться в забытье, к которому уже начал привыкать, как шахтер к забою… * * * В следующий раз Алексей очнулся ночью.Там, где он очнулся, обитали тишина и полумрак.Он разглядел над собой дощатый потолок, на который падал колеблющийся желтый отсвет. Под ним шелестел и пах соломой полосатый тюфяк.Алексей повертел головой. Он обнаружил себя на деревянной лежанке, вплотную придвинутой к стене. Алексей откинул шинель («офицерская, кавалерийская, дореволюционного образца»), которой был укрыт, приподнялся.Помещение, в котором он находился, было невелико, шагов семь в длину и около пяти в ширину. Две двери. Перед единственным окном — стол. На стуле, спиной к Алексею, сидел человек в меховой безрукавке и читал книгу. Пламя горевшей на столе свечи отражалось в каких-то склянках, преломлялось гранями высокого графина, играло на полированном металле хирургических инструментов.Человек за столом обернулся. Поправил на переносице пенсне. Добродушное круглое лицо, которое как нельзя лучше подошло бы сельскому священнику. Или доктору. Кажется, что-то такое про доктора Алексей слышал. Скрипнул стул — человек поднялся. Подошел к Алексею, присел на край лежанки.— Как вы, голубчик?Этот голос уже доводилось слышать. В снах. Или это все-таки это были не сны?— Где я? — спросил Алексей.— А вы как думаете? — человек снова поправил пенсне.Алексей пожал плечами:— Понятия не имею. Но это первое, что я хотел бы узнать.— Если вы так настаиваете… Вы, милостивый государь, в Польше, под Олыптыном, в германском лагере для русских военнопленных. В данный момент вы, голубчик, пребываете в лагерном лазарете, где находитесь на моем попечении. Это комната что-то вроде приемного покоя, где мы вас пока что поместили, потому как в самом лазарете свободных мест, простите, нет. Что вас еще интересует?— Какое сегодня число?— Двенадцатое июня.— А год?— Что? Простите, голубчик, не расслышал.— Год какой?— Год, говорите… — доктор прищурился за стеклами пенсне. Приложил ладонь ко лбу Алексея. — Голова не болит? Приступов тошноты не чувствуете?— Петр Аркадьевич, может, ему спирту выдать из неприкосновенного запаса?Алексей скосил глаза и увидел в дверном проеме черноволосого юношу с рукой на перевязи.— А-а, наш горячий поручик проснулся! Спирту, говорите? Не знаю, не знаю. Вот чаю, пожалуй, не помешает, чай уж точно не навредит. А если я вот так сделаю…Доктор подсунул под затылок вторую руку, надавив, внезапно и резко наклонил голову Алексея, прижав подбородок к груди.В глазах, ослепляя, разорвалась петарда. Показалось — его столкнули с горы и он несется неотвратимо вниз по желобу, напоминающему бобслейный.Откуда-то донеслось:— …искры в глазах? Не затошнило? Пальцы не немеют?Докторский голос уплывал вдаль, как последняя электричка. И догнать его не было никакой возможности.— Ай-яй, как вы побледнели-то, как нехорошо. Ничего, дружок, это пройдет, это бывает. Нервное утомление, усиленное ударом приклада. Главное, что один раз очнулись. Где один, там и следующий…«Силы небесные! — взмолился Алексей про себя. — Сделайте так, чтоб я уснул, проснулся, и этот кошмар сгинул бы без следа. Пусть вернутся старые добрые Черные болота, сволочной, но такой насквозь знакомый Апостол. Ах да, Апостол же мертв… Что ж, мертвый Апостол гораздо предпочтительнее заигравшихся униформистов. Или не униформистов, что гораздо хуже…»И вроде как силы небесные услышали мольбу человечью. Потому что туманом из оврага стал наползать желанный, спасительный сон. Алексею не терпелось как можно скорее скрыться в нем, забыться… с надеждой на возвращение домой.Забыться удалось. * * * «Ведь этим людям надо будет что-то объяснять: кто, откуда, какого сословия, чем зарабатывал себе на жизнь, „чьих будешь?", из какой губернии, кто у нас папа, мама, братовья с сеструхами, школа, гимназия или какие-то смутные реальные училища, „в каком полку служили?", к дочери какого купца сватались, как попали на фронт, как в плен угодили…» Короче говоря, придется шить себе биографию из обрывочных знаний, как кафтан из лоскутов. А знания про их эпоху, признаться, донельзя обрывочны. Разве что неплохо подкован Алексей-Леший по части оружия, военной формы и воинской атрибутики. А толку-то!Вот о чем думал Алексей, сидя за докторским столом и прихлебывая остывший, несладкий чай. Хмурый доктор, не слишком обрадовавшись очередному пробуждению больного, всучил ему кружку с чаем, пробурчал: «Они думают, я многорукий Шива, всех лечи, всех выслушивай, с колбасниками дружи, с комендантом в шахматы играй, Фигаро здесь, Фигаро там», взял позвякивающий саквояж и вышел на улицу.Оставшись один, Алексей немедленно произвел осмотр докторского стола. Газеты на немецком, календарь, чьи-то надписанные, но неотправленные письма, наконец, дневник доктора — все подтверждало худшие подозрения Алексея. Июнь пятнадцатого года.1915 год! Здрасьте. Приехали.Алексей выглянул в окно. Унылая картина лагерных будней: оборванные, грязные и большей частью босые солдаты и офицеры русской армии неприкаянно бродили по двору, сидели на земле, кто-то латал одежду, кто-то писал на коленях карандашным огрызком. Сбившись в круг, солдаты курили одну папиросу на десятерых. Двор ограждал серый забор, поверх него кучерявилась колючая проволока, над местностью господствовала караульная вышка, где маячил часовой и торчало дуло пулемета.В том, что это не компьютерная игра и не затянувшаяся галлюцинация, Алексей уже не сомневался. Может быть, оттого что у галлюцинаций было предостаточно времени рассыпаться, а они, однако, случаем не воспользовались, уцелели.Лихо! Занесло, так занесло. И нет, чтобы занесло в неунывающий Нью-Йорк или родной Санкт-Петербург! Фиг, швырнуло в самое пекло! Нижайше поблагодарить за оказанную услугу следует деревянного божка, вернее, скрытую в нем языческую силу, которую высвободила апостольская пуля-дура.Если удастся установить, что за магия такая породила тот зеленый дым, каким народом та магия практиковалась, где проклятый народец проживал, глядишь, и можно будет распутать клубок древних загадок, а там уж и добраться до какой-нибудь берестяной грамоты, где описывается путь домой. Но долог путь к заветной грамоте, и первым препятствием на пути стоит этот лагерь для военнопленных.Вот чего Алексей не опасался, так это расспросов, откуда у тебя, мил человек, странного вида папироски с желтым кончиком, а также железнодорожный билет небывалого вида с безумной датой, бумажные деньги, напечатанные в третьем тысячелетии, и жетон санкт-петербургского метро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42