Хмуро потоптавшись возле полицейских, занятых осмотром тела, прокурор хотел было уйти в машину, стоявшую на шоссе, но мертвая женщина, мокрая от дождя и совершенно голая, со страшно изуродованным лицом, не отпускала его, словно гипнотизируя своими прекрасными законченными формами и неестественной белизной и чистотой кожи. Она не должна быть здесь, сказал кто-то из тех, кто ползал с рулеткой по склону: Везде болото невозможное, а она словно из ванны, даже пятки не запачканы. Ни пятнышка. Но лицо совершенно не узнать, будто нарочно расплющили в кашу. Нет, она совершенно сюда не вписывается.
Йадзава хмуро взглянул на эксперта. Интересно, куда вообще может вписаться труп? Он все же прошел к машине, открыл дверцу и сел боком на обитое кожей сиденье, выставив ноги наружу.
Помощник прокурора Тайто Мицура, державший над своим шефом зонтик, с видимым удовольствием нырнул в заднюю дверцу.
- Нашли что-нибудь?
- Ничего, господин прокурор. Ни вещей, ни одежды. Возможно, ее обокрали.
- Как она могла сюда попасть?
Йадзаву раздражало все в этот день. Раздражал помощник прокурора желанием выслужиться и почти неприличной юностью. Раздражала мертвая женщина, неизвестно откуда появившаяся под дождем. Раздражала собственная супруга, подсунувшая летние полуботинки в конце осени.
- Вероятно, приехала на машине. Может быть, она из тех девиц, знаете, что обслуживают шоферов. Подсаживаются в автомобиль, некоторое время едут, потом развлекаются, часто прямо на сиденье. Получают денежки и пересаживаются к другому.
Мальчишка. Рассуждает со знанием дела о таких вещах.
- Если не объявятся родственники, тело опознать будет невозможно. Ни одной зацепки.
- Проверьте по отпечаткам. Может быть, она проходит по картотеке.
- Невозможно, господин прокурор. У нее срезаны подушечки пальцев. Доктор сказал, работа довольно тонкая, чувствуется профессионал.
Этого только не хватало. Прокурор чуть не выругался вслух, а это означало бы потерять свое лицо перед подчиненными. В ботинках хлюпало. Но, в конце концов, его супруга Енаси не могла знать, что после обеда хлынет такой ливень. Он попытался оправдать ее, чтобы подавить раздражение, но оно прорвало плотину, и Йадзава, глубоко засунув руки в карманы черного плаща, вышел под холодные струи воды. Доктор Садзуи Яроко, тучный, румяный и лысый как колено, дождя, казалось, не замечал вовсе. Они с прокурором были друзьями еще со времен учебы в Токийском университете. Доктор часто захаживал к прокурору, и они очень интересно проводили время в беседах на самые разные темы за японскими картами и чайной церемонией. Они называли друг друга по имени и даже по университетским прозвищам, но только не на службе.
Сейчас Яроко-сан был задумчив. Он столкнулся с явно необычным случаем. Йадзава внимательно смотрел на него, и доктор, вздохнув, начал давать информацию. Конкретно: женщина в довольно хорошей физической форме. Мышцы хорошо развиты, жира не больше нормы. Вряд ли она японка, слишком крупная. Плечи, пожалуй, чуть тяжеловаты. Скорее всего немка, норвежка или датчанка, из эмигрантов.
Совсем плохо. На родственников надеяться нечего. Как и на эмиграционную службу. Во-первых, она могла и не регистрироваться, мало ли какими путями она попала сюда с континента. Во-вторых, отсутствие отпечатков пальцев. Никто не станет возиться.
- Она что, выпала из машины?
Доктор с сомнением покачал головой. Если и так, то очень удачно для убийцы. Камней поблизости нет, обо что же она так разбила лицо?
- Обратите внимание, каким образом срезаны подушечки пальцев. Не больше нужной глубины, аккуратно и чисто. Если вы позволите высказать предположение, Йадзава-сан, то я думаю, тут действовал хирург.
- Врач-хирург на собственном авто?
Против последнего предположения мозг Йадзавы, человека старой закалки, активно воспротивился. Он не мог представить, чтобы богатый известный доктор (а иначе откуда собственный автомобиль?) убил и ограбил женщину, обезобразив ей лицо и срезав подушечки пальцев. Нет, никак невозможно. А если, в конце концов, окажется именно так… Значит, Япония катится в пропасть. Проклятые ботинки. Проклятая привычка все щупать самому. К концу дня все равно подробнейший отчет инспекторов лежал бы у него на столе, в теплом сухом кабинете.
- А это не мог быть наезд?
- При наезде тело пострадало бы значительно сильнее. Были бы переломы, ссадины. Если хотите знать мое мнение, то женщину убили, затем аккуратно положили на землю так, как ее нашли, и срезали подушечки пальцев. Лицо изуродовали уже у трупа, это не подлежит сомнению.
- В таком случае, что же явилось причиной смерти, Яроко-сан?
Доктор несколько секунд помолчал, глядя в глаза окружному прокурору. Старик хочет спокойно уйти на пенсию, подумал он. Из меня выйдет плохой сыщик, но даже я понимаю, что дело висячее, таким оно и останется в полицейских архивах. Яроко-сан присел на корточки перед женщиной, которую уже успели положить на носилки, и жестом пригласил Йадзаву присоединиться к нему.
- Обратите внимание на небольшой кровоподтек спереди от подмышечной впадины, у нижнего края грудной мышцы.
- Сюда чем-то ударили?
- Скорее всего, просто пальцем. Или короткой палочкой. Воздействие на эту точку вызвало мгновенный паралич сердца. Мы столкнулись с человеком, владеющим специальными знаниями в области убийства. Более подробное заключение я представлю завтра к девяти утра.
- Благодарю вас, Яроко-сан. Вы оказали неоценимую помощь.
Лишь когда доктор, поклонившись, отошел, окружной прокурор выпустил из легких воздух.
. Это дело будет для него последним. Молодые и сильные дышат в затылок. Таков закон жизни, стране нужен прилив новых сил. Ему не справиться с этим убийцей.
Помощник Мицура вновь стоял за спиной, услужливо держа зонтик.
- Вы слышали, что сказал врач?
Да, он слышал. Он всегда схватывает все с полуслова. Пока версия единственная: китаец. Или человек, долго живший в Китае и владеющий техникой воздействия на биологически активные точки организма. И еще! (Прокурор поднял вверх указательный палец.) Срезанные подушечки. Хирург. Проклятый дождь. Проклятые ботинки! Бригада инспектора Сайто с завтрашнего утра будет проверять больницы и частные клиники. Нужен врач с личным авто.
Лицо помощника Мицуры приняло скорбное выражение. Работенка еще та. Улыбка, ноги, терпение. Терпение, ноги, улыбка…
Глава 24
Прощупывание .
«Война с русскими, если ее начнет Япония, явится близоруким и ошибочным шагом, так как Империя не получит от нее каких-либо существенных политических или экономических выгод. Великобритания и США будут рады участию Японии в военных действиях на континенте и не упустят возможности нанести свой мощный удар после того, как ее запасы стали и нефти истощатся в борьбе с Красной Армией…» (из речи советника принца Коноэ по делам на Дальнем Востоке, эксперта по Китаю Ходзуми Одзаки).
«Центр - Дугласу. Ввиду чрезвычайной важности информации, получаемой от Восьмого, и затруднения передачи ее курьером в кратчайшие сроки необходимо обеспечить надежную радиосвязь с Владивостоком. Эстафету в дальнейшем использовать запрещено. На линии возможен провокатор».
Индекс «8» принадлежал советнику Одзаки, члену разведывательной организации «Рамзай», руководителем которой был резидент советской разведки Рихард Зорге.
Шанхай, 1933 г. Август
Город встретил Луизу Анну мелким моросящим дождем. Словно стоял и тут же таял в воздухе водяной пар. Было похоже, что на улицы спустился туман, но туман горячий, будто в сауне. В такую погоду город казался Луизе Анне призрачным, таинственным и чужим. Чужая набережная, чужие фонари, отражающиеся в мокрой мостовой. Чужие лица в роскошных лимузинах. Менеджеры, банкиры, директора спешили домой после закрытия офисов в деловой части Шанхая. Местный Уолл-стрит жил весьма насыщенной жизнью.
Она единственная в этот час не торопилась домой. Она не была там вот уже сутки, потому что дежурила в изоляционном госпитале, где платили не так уж плохо - восемьдесят долларов в месяц (хотя доллары были не американские, а китайские, и они все время падали в цене). Но Луизу-Анну не интересовали деньги. И дом ее тоже не интересовал.
Наденька Жданковская, пухленькая сексапильная блондиночка, что-то весело щебетала и, казалось, даже подпрыгивала от радости. Еще бы, после пяти лет эмиграции встретить родную сестру! Восхитительно, правда? Луиза Анна еще не была на собрании общины? Нет? Ну что же, право. Обязательно надо побывать на той неделе. Князь Шулаев дает званый вечер в среду. Луиза Анна - брюнетка в противоположность Наденьке, стройная, с серым блеском в чуть подтянутых к вискам глазах. Вдвоем они будут иметь бешеный успех!
- Знаешь, кто у меня гостил в прошлую субботу?
Луиза Анна пожала плечами:
- Кто же?
Но Наденька таинственно замолкла.
- Только смотри, не проболтайся Стиву, он страшно ревнив.
Наденька познакомилась со Стивом в Йокогаме год назад. Луиза Анна видела их вместе на веранде летнего ресторанчика. Стив Айлин был красив лицом и фигурой, гибкий, сильный, одетый в светло-серый костюм отличного покроя.
Он был американцем, большую часть жизни прожившим на Востоке. Он был в меру застенчив, что приводило в восторг Наденьку, рано изведавшую мужскую настойчивость. Стив такой робкий, щебетала она, просто прелесть! Работает в какой-то совместной фирме… Название очень сложное.
«Сикоку…», «Сикоро…»
- «Сикоро Навэй», - подсказала Луиза Анна. - Вот-вот!
Возможно (и даже наверняка) «Сикоро Навэй инкорпорейтед» действительно производила известную на весь мир парфюмерию, но Стив Айлин имел другую профессию. Он работал в Йокогамском отделении тайной полиции. «Сикоро» было только прикрытием.
- Симпатичная у тебя сестра, - сказал Стив, задумчиво провожая взглядом Луизу Анну. - Мне кажется, вы обе такие нежные и хрупкие. Как же вам жилось там, в России?
- Только не спрашивай, сколько раз в день на меня нападали медведи и чем я отбивалась, - усмехнулась Наденька. - Неоригинально. Мы жили в Новониколаевске, он гораздо больше этой дыры. У папы было много знакомых. На его фабрике шили шубы, он продавал их даже на Аляску.
А у меня были собственные дрожки. Знаешь, что это такое? Высокие легкие сани, запряженные парой лошадей. Ты только представь себе: вечер, мороз… Накатанная улица, вдоль нее горят фонари. Театр светится изнутри и похож на большой кусок сахара, и мы подъезжаем к ступеням. Луиза Анна была тогда с одним штабс-капитаном… Дмитрий. Митенька. Его убили на подступах к Томску, он командовал батареей тяжелых орудий. Да, да, убили! Но зато он никогда не узнает, что где-то есть вот такая вонючая дыра с грошовыми квартирами, где ты абсолютно никому не нужен и смотрят на тебя, как на животное…
Слезы навернулись Наденьке на глаза. Стив прижал ее к себе и легонько коснулся мокрой щеки.
- Ну, перестань, - ласково сказал он. - А то будешь есть соленое мороженое. Жить все-таки надо. В России вы сейчас умирали бы с голоду. А здесь… Дыра, конечно, однако не самое плохое место на свете.
Она была рада, что он сидит рядом и обнимает ее за плечи. Будто она долго-долго плыла в океане, бестолково борясь с течением, и вот, когда сил уже не осталось, ее вдруг прибило к берегу, твердому и надежному.
И это щемящее и нежное чувство помогало Наденьке не умереть от тоски и жалости к самой себе, когда она в длинном полупрозрачном реквизитном платье бабочкой взлетала на маленькую сцену в ночном ресторане «Русь», который содержал господин Авдонин (когда-то они встречались, Илья Михайлович захаживал к ним в особняк на Большой Николаевской, все поглядывал на Наденьку, все ожидали, что дело вот-вот дойдет до сватовства, но… Революция в Питере, красные, тиф, «кто был ничем, тот станет всем…»).
В зале ресторана на каждом столике горели свечи, и он всегда был полон той публикой, которую окружающие называли одним емким и беспощадным словом - бывшие. Красивые, не потерявшие гордой осанки бывшие статс-дамы, величавые государственные чиновники разных мастей (ныне мелкие клерки и истовые члены много разглагольствующих и в большинстве бездействующих «тайных обществ»), умопомрачительно элегантные белые офицеры (ныне таксисты, рассыльные, профессиональные пьяницы). Ах, господа, как хочется стреляться… Говорили здесь в основном по-русски. И по-французски, реже на английском или плохом немецком. И уж совсем редко звучала китайская и японская речь - эмигранты и местные друг друга открыто презирали.
Наденька взлетала на сцену, чуть томно сжимала плечики и печально обводила глазами зал. Я пою для вас, милые мои, дорогие, родные. Вы всматриваетесь в меня, я смотрю на вас, и мы друг для друга - маленькие осколки далекой Родины, расплывающейся в голубом сигаретном дыму. Чуть заметный взмах руки - и небольшой оркестрик: две гитары, виолончель, фортепиано и первоклассная скрипка (сам Витольд Крекерман) - проливают в зал мелодию романса.
Господа, почему, я спросить бы хотел,
Мы Россию свою навсегда потеряли?
Может, кто-то из нас был несмел,
Может, кто-то чего не успел?
Может, кто-нибудь струсил?
Едва ли…
Наденька заканчивала романс, роняя вниз великолепные точеные руки. И была она в тот момент похожа на лебедя, подстреленного жестоким охотником, умирающая и гордая, преисполненная чуть ироничной смиренности.
Даже в своей крошечной гримерной она слышала не смолкающие по нескольку минут аплодисменты из зала. Голос у нее был хоть и приятный, но не профессиональный, не оперный. Ими не нужен был изощренный вокал. Она была для них больше, чем ресторанная певица. Она воплощала для них то, что они оставили там. Россию. Родину.
Луиза Анна снимала две очень уютные комнатки на третьем этаже дома в восточной части города. Благодаря им она чувствовала себя относительно защищенной. Это было необычное, но очень приятное чувство - защищенность. Особенно когда за окнами гроза, ливень и шквалистый ветер. В комнате же тепло и уютно. Правда, ничего не происходит, но всему свое время. Нужно просто уметь ждать.
Хозяином квартир был Чжоу Ван, плотный гладкокожий китаец с выбритым лбом и традиционной косичкой на затылке. Завидев на пороге Луизу Анну, он несколько раз быстро и мелко поклонился и виновато попросил ее съехать из комнат.
Она остолбенела.
- Это еще почему?
- Китаец закивал еще быстрее. Ему бесконечно жаль, но на те верхние комнаты претендует один очень выгодный клиент, да! Очень выгодный! И очень богатый. Господин - видный коммерсант из Германии, представитель крупной фирмы. Госпожа Анна платит за жилье двадцать долларов, а господин Клайзен обещал шестьдесят, и просит Вана переговорить с госпожой Анной, да.
Она в бессилии опустилась на стул и чуть не заплакала.
- Господи, я только-только устроилась по-человечески. Нашла приличную работу, бронхит начал отпускать, и на тебе! Я что, нарушала порядок? Шумела? Приводила мужчин? Или неаккуратно платила?
Китаец испуганно сложил ладони лодочкой. Как можно? Как можно? Госпожа Анна всегда была образцовой жилицей. В комнатах порядок, плата вносится регулярно и без опозданий. Но вот господин немецкий коммерсант… Шестьдесят долларов, пусть и не американских!
Луиза Анна решительно встала.
- Ну вот что, уважаемый. Поскольку я плачу за эти комнаты, вы не имеете никакого права меня выселять. Вот так! И скажите своему немцу, чтобы он подыскал себе что-нибудь другое.
И она гордо прошествовала вверх по лестнице. Громыхнул ключ, хлопнула дверь. Мой дом - моя крепость.
Глава 25
Прощупывание
(продолжение)
Макс Фридрих фон Клайзен вел машину по узким шанхайским улочкам уверенно и профессионально. Погода, наконец, наладилась, и город вдруг оказался запруженным, точно большая перенаселенная коммунальная квартира. Мимо Клайзена, чуть не бросаясь под колеса автомобиля, сновали уличные торговцы, рассыльные на миниатюрных велосипедах, запыленные рикши со своими повозками. Машина была в этой части Шанхая большой редкостью, и ее не боялись, неверя, что она может задавить.
Первые дни пребывания здесь, пока он не посетил немецкую общину и не познакомился с консулом посольства Отто фон Гедериком, полнеющим седым стариканом, Клайзена много и усердно проверяли: понатыкали «жучков» в квартире и автомобиле, наводили справки в его фирме «Мельхерс и компания» «крыша» оказалась идеально надежной. Филеры приносили стандартную информацию: обаятелен, немного рассеян, деньгами не сорит, но живет в достатке, Неравнодушен к выпивке и слабому полу, однако без излишеств. Два раза в неделю ходит в клуб, имеет обширные деловые связи. Любит живопись, посещает выставки модных художников.
Живопись действительно была его слабостью. Особенно его очаровывали символические японские гравюры в стиле Хокусая и Корина - небольшие, тускловатые, не бросающиеся в глаза, но обладающие странной силой притяжения, мистического магнетизма, необъяснимого и загадочного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Йадзава хмуро взглянул на эксперта. Интересно, куда вообще может вписаться труп? Он все же прошел к машине, открыл дверцу и сел боком на обитое кожей сиденье, выставив ноги наружу.
Помощник прокурора Тайто Мицура, державший над своим шефом зонтик, с видимым удовольствием нырнул в заднюю дверцу.
- Нашли что-нибудь?
- Ничего, господин прокурор. Ни вещей, ни одежды. Возможно, ее обокрали.
- Как она могла сюда попасть?
Йадзаву раздражало все в этот день. Раздражал помощник прокурора желанием выслужиться и почти неприличной юностью. Раздражала мертвая женщина, неизвестно откуда появившаяся под дождем. Раздражала собственная супруга, подсунувшая летние полуботинки в конце осени.
- Вероятно, приехала на машине. Может быть, она из тех девиц, знаете, что обслуживают шоферов. Подсаживаются в автомобиль, некоторое время едут, потом развлекаются, часто прямо на сиденье. Получают денежки и пересаживаются к другому.
Мальчишка. Рассуждает со знанием дела о таких вещах.
- Если не объявятся родственники, тело опознать будет невозможно. Ни одной зацепки.
- Проверьте по отпечаткам. Может быть, она проходит по картотеке.
- Невозможно, господин прокурор. У нее срезаны подушечки пальцев. Доктор сказал, работа довольно тонкая, чувствуется профессионал.
Этого только не хватало. Прокурор чуть не выругался вслух, а это означало бы потерять свое лицо перед подчиненными. В ботинках хлюпало. Но, в конце концов, его супруга Енаси не могла знать, что после обеда хлынет такой ливень. Он попытался оправдать ее, чтобы подавить раздражение, но оно прорвало плотину, и Йадзава, глубоко засунув руки в карманы черного плаща, вышел под холодные струи воды. Доктор Садзуи Яроко, тучный, румяный и лысый как колено, дождя, казалось, не замечал вовсе. Они с прокурором были друзьями еще со времен учебы в Токийском университете. Доктор часто захаживал к прокурору, и они очень интересно проводили время в беседах на самые разные темы за японскими картами и чайной церемонией. Они называли друг друга по имени и даже по университетским прозвищам, но только не на службе.
Сейчас Яроко-сан был задумчив. Он столкнулся с явно необычным случаем. Йадзава внимательно смотрел на него, и доктор, вздохнув, начал давать информацию. Конкретно: женщина в довольно хорошей физической форме. Мышцы хорошо развиты, жира не больше нормы. Вряд ли она японка, слишком крупная. Плечи, пожалуй, чуть тяжеловаты. Скорее всего немка, норвежка или датчанка, из эмигрантов.
Совсем плохо. На родственников надеяться нечего. Как и на эмиграционную службу. Во-первых, она могла и не регистрироваться, мало ли какими путями она попала сюда с континента. Во-вторых, отсутствие отпечатков пальцев. Никто не станет возиться.
- Она что, выпала из машины?
Доктор с сомнением покачал головой. Если и так, то очень удачно для убийцы. Камней поблизости нет, обо что же она так разбила лицо?
- Обратите внимание, каким образом срезаны подушечки пальцев. Не больше нужной глубины, аккуратно и чисто. Если вы позволите высказать предположение, Йадзава-сан, то я думаю, тут действовал хирург.
- Врач-хирург на собственном авто?
Против последнего предположения мозг Йадзавы, человека старой закалки, активно воспротивился. Он не мог представить, чтобы богатый известный доктор (а иначе откуда собственный автомобиль?) убил и ограбил женщину, обезобразив ей лицо и срезав подушечки пальцев. Нет, никак невозможно. А если, в конце концов, окажется именно так… Значит, Япония катится в пропасть. Проклятые ботинки. Проклятая привычка все щупать самому. К концу дня все равно подробнейший отчет инспекторов лежал бы у него на столе, в теплом сухом кабинете.
- А это не мог быть наезд?
- При наезде тело пострадало бы значительно сильнее. Были бы переломы, ссадины. Если хотите знать мое мнение, то женщину убили, затем аккуратно положили на землю так, как ее нашли, и срезали подушечки пальцев. Лицо изуродовали уже у трупа, это не подлежит сомнению.
- В таком случае, что же явилось причиной смерти, Яроко-сан?
Доктор несколько секунд помолчал, глядя в глаза окружному прокурору. Старик хочет спокойно уйти на пенсию, подумал он. Из меня выйдет плохой сыщик, но даже я понимаю, что дело висячее, таким оно и останется в полицейских архивах. Яроко-сан присел на корточки перед женщиной, которую уже успели положить на носилки, и жестом пригласил Йадзаву присоединиться к нему.
- Обратите внимание на небольшой кровоподтек спереди от подмышечной впадины, у нижнего края грудной мышцы.
- Сюда чем-то ударили?
- Скорее всего, просто пальцем. Или короткой палочкой. Воздействие на эту точку вызвало мгновенный паралич сердца. Мы столкнулись с человеком, владеющим специальными знаниями в области убийства. Более подробное заключение я представлю завтра к девяти утра.
- Благодарю вас, Яроко-сан. Вы оказали неоценимую помощь.
Лишь когда доктор, поклонившись, отошел, окружной прокурор выпустил из легких воздух.
. Это дело будет для него последним. Молодые и сильные дышат в затылок. Таков закон жизни, стране нужен прилив новых сил. Ему не справиться с этим убийцей.
Помощник Мицура вновь стоял за спиной, услужливо держа зонтик.
- Вы слышали, что сказал врач?
Да, он слышал. Он всегда схватывает все с полуслова. Пока версия единственная: китаец. Или человек, долго живший в Китае и владеющий техникой воздействия на биологически активные точки организма. И еще! (Прокурор поднял вверх указательный палец.) Срезанные подушечки. Хирург. Проклятый дождь. Проклятые ботинки! Бригада инспектора Сайто с завтрашнего утра будет проверять больницы и частные клиники. Нужен врач с личным авто.
Лицо помощника Мицуры приняло скорбное выражение. Работенка еще та. Улыбка, ноги, терпение. Терпение, ноги, улыбка…
Глава 24
Прощупывание .
«Война с русскими, если ее начнет Япония, явится близоруким и ошибочным шагом, так как Империя не получит от нее каких-либо существенных политических или экономических выгод. Великобритания и США будут рады участию Японии в военных действиях на континенте и не упустят возможности нанести свой мощный удар после того, как ее запасы стали и нефти истощатся в борьбе с Красной Армией…» (из речи советника принца Коноэ по делам на Дальнем Востоке, эксперта по Китаю Ходзуми Одзаки).
«Центр - Дугласу. Ввиду чрезвычайной важности информации, получаемой от Восьмого, и затруднения передачи ее курьером в кратчайшие сроки необходимо обеспечить надежную радиосвязь с Владивостоком. Эстафету в дальнейшем использовать запрещено. На линии возможен провокатор».
Индекс «8» принадлежал советнику Одзаки, члену разведывательной организации «Рамзай», руководителем которой был резидент советской разведки Рихард Зорге.
Шанхай, 1933 г. Август
Город встретил Луизу Анну мелким моросящим дождем. Словно стоял и тут же таял в воздухе водяной пар. Было похоже, что на улицы спустился туман, но туман горячий, будто в сауне. В такую погоду город казался Луизе Анне призрачным, таинственным и чужим. Чужая набережная, чужие фонари, отражающиеся в мокрой мостовой. Чужие лица в роскошных лимузинах. Менеджеры, банкиры, директора спешили домой после закрытия офисов в деловой части Шанхая. Местный Уолл-стрит жил весьма насыщенной жизнью.
Она единственная в этот час не торопилась домой. Она не была там вот уже сутки, потому что дежурила в изоляционном госпитале, где платили не так уж плохо - восемьдесят долларов в месяц (хотя доллары были не американские, а китайские, и они все время падали в цене). Но Луизу-Анну не интересовали деньги. И дом ее тоже не интересовал.
Наденька Жданковская, пухленькая сексапильная блондиночка, что-то весело щебетала и, казалось, даже подпрыгивала от радости. Еще бы, после пяти лет эмиграции встретить родную сестру! Восхитительно, правда? Луиза Анна еще не была на собрании общины? Нет? Ну что же, право. Обязательно надо побывать на той неделе. Князь Шулаев дает званый вечер в среду. Луиза Анна - брюнетка в противоположность Наденьке, стройная, с серым блеском в чуть подтянутых к вискам глазах. Вдвоем они будут иметь бешеный успех!
- Знаешь, кто у меня гостил в прошлую субботу?
Луиза Анна пожала плечами:
- Кто же?
Но Наденька таинственно замолкла.
- Только смотри, не проболтайся Стиву, он страшно ревнив.
Наденька познакомилась со Стивом в Йокогаме год назад. Луиза Анна видела их вместе на веранде летнего ресторанчика. Стив Айлин был красив лицом и фигурой, гибкий, сильный, одетый в светло-серый костюм отличного покроя.
Он был американцем, большую часть жизни прожившим на Востоке. Он был в меру застенчив, что приводило в восторг Наденьку, рано изведавшую мужскую настойчивость. Стив такой робкий, щебетала она, просто прелесть! Работает в какой-то совместной фирме… Название очень сложное.
«Сикоку…», «Сикоро…»
- «Сикоро Навэй», - подсказала Луиза Анна. - Вот-вот!
Возможно (и даже наверняка) «Сикоро Навэй инкорпорейтед» действительно производила известную на весь мир парфюмерию, но Стив Айлин имел другую профессию. Он работал в Йокогамском отделении тайной полиции. «Сикоро» было только прикрытием.
- Симпатичная у тебя сестра, - сказал Стив, задумчиво провожая взглядом Луизу Анну. - Мне кажется, вы обе такие нежные и хрупкие. Как же вам жилось там, в России?
- Только не спрашивай, сколько раз в день на меня нападали медведи и чем я отбивалась, - усмехнулась Наденька. - Неоригинально. Мы жили в Новониколаевске, он гораздо больше этой дыры. У папы было много знакомых. На его фабрике шили шубы, он продавал их даже на Аляску.
А у меня были собственные дрожки. Знаешь, что это такое? Высокие легкие сани, запряженные парой лошадей. Ты только представь себе: вечер, мороз… Накатанная улица, вдоль нее горят фонари. Театр светится изнутри и похож на большой кусок сахара, и мы подъезжаем к ступеням. Луиза Анна была тогда с одним штабс-капитаном… Дмитрий. Митенька. Его убили на подступах к Томску, он командовал батареей тяжелых орудий. Да, да, убили! Но зато он никогда не узнает, что где-то есть вот такая вонючая дыра с грошовыми квартирами, где ты абсолютно никому не нужен и смотрят на тебя, как на животное…
Слезы навернулись Наденьке на глаза. Стив прижал ее к себе и легонько коснулся мокрой щеки.
- Ну, перестань, - ласково сказал он. - А то будешь есть соленое мороженое. Жить все-таки надо. В России вы сейчас умирали бы с голоду. А здесь… Дыра, конечно, однако не самое плохое место на свете.
Она была рада, что он сидит рядом и обнимает ее за плечи. Будто она долго-долго плыла в океане, бестолково борясь с течением, и вот, когда сил уже не осталось, ее вдруг прибило к берегу, твердому и надежному.
И это щемящее и нежное чувство помогало Наденьке не умереть от тоски и жалости к самой себе, когда она в длинном полупрозрачном реквизитном платье бабочкой взлетала на маленькую сцену в ночном ресторане «Русь», который содержал господин Авдонин (когда-то они встречались, Илья Михайлович захаживал к ним в особняк на Большой Николаевской, все поглядывал на Наденьку, все ожидали, что дело вот-вот дойдет до сватовства, но… Революция в Питере, красные, тиф, «кто был ничем, тот станет всем…»).
В зале ресторана на каждом столике горели свечи, и он всегда был полон той публикой, которую окружающие называли одним емким и беспощадным словом - бывшие. Красивые, не потерявшие гордой осанки бывшие статс-дамы, величавые государственные чиновники разных мастей (ныне мелкие клерки и истовые члены много разглагольствующих и в большинстве бездействующих «тайных обществ»), умопомрачительно элегантные белые офицеры (ныне таксисты, рассыльные, профессиональные пьяницы). Ах, господа, как хочется стреляться… Говорили здесь в основном по-русски. И по-французски, реже на английском или плохом немецком. И уж совсем редко звучала китайская и японская речь - эмигранты и местные друг друга открыто презирали.
Наденька взлетала на сцену, чуть томно сжимала плечики и печально обводила глазами зал. Я пою для вас, милые мои, дорогие, родные. Вы всматриваетесь в меня, я смотрю на вас, и мы друг для друга - маленькие осколки далекой Родины, расплывающейся в голубом сигаретном дыму. Чуть заметный взмах руки - и небольшой оркестрик: две гитары, виолончель, фортепиано и первоклассная скрипка (сам Витольд Крекерман) - проливают в зал мелодию романса.
Господа, почему, я спросить бы хотел,
Мы Россию свою навсегда потеряли?
Может, кто-то из нас был несмел,
Может, кто-то чего не успел?
Может, кто-нибудь струсил?
Едва ли…
Наденька заканчивала романс, роняя вниз великолепные точеные руки. И была она в тот момент похожа на лебедя, подстреленного жестоким охотником, умирающая и гордая, преисполненная чуть ироничной смиренности.
Даже в своей крошечной гримерной она слышала не смолкающие по нескольку минут аплодисменты из зала. Голос у нее был хоть и приятный, но не профессиональный, не оперный. Ими не нужен был изощренный вокал. Она была для них больше, чем ресторанная певица. Она воплощала для них то, что они оставили там. Россию. Родину.
Луиза Анна снимала две очень уютные комнатки на третьем этаже дома в восточной части города. Благодаря им она чувствовала себя относительно защищенной. Это было необычное, но очень приятное чувство - защищенность. Особенно когда за окнами гроза, ливень и шквалистый ветер. В комнате же тепло и уютно. Правда, ничего не происходит, но всему свое время. Нужно просто уметь ждать.
Хозяином квартир был Чжоу Ван, плотный гладкокожий китаец с выбритым лбом и традиционной косичкой на затылке. Завидев на пороге Луизу Анну, он несколько раз быстро и мелко поклонился и виновато попросил ее съехать из комнат.
Она остолбенела.
- Это еще почему?
- Китаец закивал еще быстрее. Ему бесконечно жаль, но на те верхние комнаты претендует один очень выгодный клиент, да! Очень выгодный! И очень богатый. Господин - видный коммерсант из Германии, представитель крупной фирмы. Госпожа Анна платит за жилье двадцать долларов, а господин Клайзен обещал шестьдесят, и просит Вана переговорить с госпожой Анной, да.
Она в бессилии опустилась на стул и чуть не заплакала.
- Господи, я только-только устроилась по-человечески. Нашла приличную работу, бронхит начал отпускать, и на тебе! Я что, нарушала порядок? Шумела? Приводила мужчин? Или неаккуратно платила?
Китаец испуганно сложил ладони лодочкой. Как можно? Как можно? Госпожа Анна всегда была образцовой жилицей. В комнатах порядок, плата вносится регулярно и без опозданий. Но вот господин немецкий коммерсант… Шестьдесят долларов, пусть и не американских!
Луиза Анна решительно встала.
- Ну вот что, уважаемый. Поскольку я плачу за эти комнаты, вы не имеете никакого права меня выселять. Вот так! И скажите своему немцу, чтобы он подыскал себе что-нибудь другое.
И она гордо прошествовала вверх по лестнице. Громыхнул ключ, хлопнула дверь. Мой дом - моя крепость.
Глава 25
Прощупывание
(продолжение)
Макс Фридрих фон Клайзен вел машину по узким шанхайским улочкам уверенно и профессионально. Погода, наконец, наладилась, и город вдруг оказался запруженным, точно большая перенаселенная коммунальная квартира. Мимо Клайзена, чуть не бросаясь под колеса автомобиля, сновали уличные торговцы, рассыльные на миниатюрных велосипедах, запыленные рикши со своими повозками. Машина была в этой части Шанхая большой редкостью, и ее не боялись, неверя, что она может задавить.
Первые дни пребывания здесь, пока он не посетил немецкую общину и не познакомился с консулом посольства Отто фон Гедериком, полнеющим седым стариканом, Клайзена много и усердно проверяли: понатыкали «жучков» в квартире и автомобиле, наводили справки в его фирме «Мельхерс и компания» «крыша» оказалась идеально надежной. Филеры приносили стандартную информацию: обаятелен, немного рассеян, деньгами не сорит, но живет в достатке, Неравнодушен к выпивке и слабому полу, однако без излишеств. Два раза в неделю ходит в клуб, имеет обширные деловые связи. Любит живопись, посещает выставки модных художников.
Живопись действительно была его слабостью. Особенно его очаровывали символические японские гравюры в стиле Хокусая и Корина - небольшие, тускловатые, не бросающиеся в глаза, но обладающие странной силой притяжения, мистического магнетизма, необъяснимого и загадочного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32