Робот модели Ком-6 внешне был похож на человека. Объективы глазных телекамер имели голубые диафрагмы, а в петлицу светлого пиджака была вставлена алая бумажная гвоздика. Робот разводил в стороны манипуляторы, демонстрируя резиновые ладони и свою «доброжелательность», но на самом деле загораживал женщине дорогу.
— Вы только посмотрите, какой замечательный дизайн имеет флакон первоклассного одеколона «Кумкват»! — Ком-6 ловко выхватил из объемной сумки, висящей на его плече, бутылочку с зеленой жидкостью.
Женщина попыталась обойти робота, но тот, переместившись, ловко преградил ей дорогу своим корпусом.
Мимо шли люди, некоторые кидали быстрые взгляды на сцену акта бесцеремонной торговли, но никто не спешил на помощь попавшей в беду женщине. Жители Плобитауна прекрасно знали, что стоит сказать лишь одно слово, и робот — торговый агент со своим одеколоном, как зараза, пристанет к вам самим.
— Купите! Купите! Вы останетесь довольны! — наседал робот.
Терпение женщины лопнуло, она полезла в свою сумочку. Робот ободряюще закивал головой.
— Вы можете оплатить товар кредитной карточкой, — проинформировал он клиентку. — Если вы купите два флакона, вам будет дана пятидесятипроцентная скидка на второй флакон одеколона. Если вы купите три флакона — четвертый вам предоставляется бесплатно.
Но вместо ожидаемого кошелька женщина достала аэрозольный баллончик. Мгновение — и лицо робота с глазными окулярами покрыл густой слой синей краски. Андроид замер, превратившись в неподвижную статую, а женщина ловко проскочила под одной из его расставленных рук и заспешила прочь. Плобитаун продолжал жить своей непостижимой, сумасшедшей жизнью.
Черная летающая машина хищной птицей пронеслась над площадью, в зеркальных стеклах флаера отразилась реклама препарата «Хурасан-ультра», установленная на фасаде одного из небоскребов.
Боб Даркман отвернулся от окна, за которым плыли урбанистические пейзажи Плобитауна, и посмотрел в лицо Адольфа. Адвокат Фаризетти сидел напротив и пристально изучал Даркмана, ни на секунду не отводя своего черного взора от его глаз. Даркману это не нравилось, но больше всего ему не нравилось то, что через полтора часа в студии Первого Плобитаунского телевизионного канала должен состояться «круглый стол» с участием всех претендентов на кресло мэра этого города (так сказать: «решающая схватка»), а он — Даркман еще не знает, достал ли его «большой друг» Фаризетти эпидетермическую бомбу или нет.
Стекло, отделяющее кабину пилота от салона флаера, было поднято, но Даркман с Адольфом молчали всю дорогу. Наконец Даркман не выдержал и спросил:
— Как дела, Адольф? Ты все еще увлекаешься шахматами?
— Вся наша жизнь — шахматная партия, — уклончиво ответил адвокат, но Боб Даркман заметил в глазах Ларгенштайна возникший к разговору живой интерес.
— Кажется, в шахматах, когда партия подходит к концу, это называется эндшпиль? — осведомился Даркман.
Адольф промолчал.
— Как я выяснил из самоучителя по шахматам, — продолжал Даркман, — даже, казалось бы, в безвыходных ситуациях один сильный ход может спасти партию.
Адольф не ответил
Боб нагнулся к адвокату.
— Адольф, мы с тобой познакомились еще до того, как я встретился в первый раз с Фаризетти. Скажи, ты до сих пор зажигаешь боссу сигары и подносишь пепельницу? — В глазах адвоката вспыхнули холодные огоньки. Довольный собой Даркман откинулся на спинку сиденья машины.
— Вы совершенно правы, — ответил Адольф, голос его оказался на удивление сдержанным, — ваша партия в эндшпиле, господин Даркман. — Он в упор буравил взглядом председателя Профсоюза докеров. — Но чтобы сделать «сильный ход», вы должны определиться, кто вы — игрок или всего лишь фигура на доске. Если вы фигура, готовьтесь к жертве, господин Даркман. А если вы игрок — жертвуйте сами. — Адвокат впервые отвел взгляд в сторону и посмотрел в окно флаера, где показался особняк Фаризетти. — Мы подлетаем.
— А кто вы, господин Ларгенштайн? — спросил Даркман.
— Я? — Адольф улыбнулся. Зубы блеснули, как лезвие опасной бритвы. — Я игрок, господин Даркман.
Луи Фернандо Фаризетти, как и всегда, встретил Боба в кабинете на третьем подземном этаже своего особняка. Здесь ничего не изменилось с той самой минуты, как Боб Даркман несколько десятилетий тому назад переступил порог этой комнаты. Все тот же большой овальный стол в центре с дюжиной стульев вокруг и кожаным креслом во главе, за высокой спинкой которого на стене висела картина в золотой массивной раме, с изображением дремучей лесной чащи и поросших бурой шерстью зверей, ползущих по поваленному дереву. От мрачного полотна, как и прежде, веяло жутью. Слева от дверей, приставленный к стене, стоял все тот же огромный кожаный диван, напротив которого, с другой стороны стола находились книжные шкафы с томами Большой медицинской энциклопедией в позолоченных переплетах. Воздух, как всегда, был пропитан тяжелым ароматом выкуренных сигар.
— Друг Боб! — распахнув навстречу вошедшему объятия, воскликнул Фаризетти.
Мясник подошел к Даркману и похлопал его по плечам.
— Рад тебя видеть, присаживайся, — показывая на диван, сказал он и сам сел на другой край.
Адвокат в это время занял стул возле стола.
— Я не надолго, Лу. У меня мало времени, — сообщил Даркман, воспользовавшись предложением.
— Покажи мне человека, у которого его много, — заметил Фаризетти.
Он посмотрел на Адольфа, который моментально поднес боссу коробку сигар. Фаризетти придирчиво выбрал из множества сигар понравившуюся и стал вертеть ее над ухом, переминая пальцами.
— Вот, например, Новый Император Иван Штих, — Фаризетти принялся вертеть сигару у другого уха, — такой молодой и уже покойник. Вот у кого теперь будет много времени. Ха-ха-ха!
— Новый Император мертв? — удивился Боб Даркман.
— Адольф, расскажи, как это было, — посмотрев на адвоката, приказал Фаризетти.
— Снайпер вышиб ему мозги прямо на лестнице возле концертного зала, босс. Стрелял лучший профессионал. Разрывная пуля была выпущена из магнитной винтовки с пролетающего мимо флаера. Служба безопасности ничего не успела сделать.
— Много было крови?
— О да, босс. Она залила все вокруг. Ступени, журналисты, случайные свидетели — все было в крови Нового Императора.
— Отлично, Адольф, — похвалил своего помощника Фаризетти. — Через несколько минут на ППК очередной выпуск новостей. Я хочу посмотреть на это.
— Мне плевать на Штиха, что с бомбой, Лу? — несколько раздраженно задал волновавший его вопрос Даркман.
— С бомбой? — переспросил Фаризетти. Он поднес сигару к другому уху и снова принялся мять ее, слушая хруст табачного листа.
Было непонятно, чем больше наслаждается Луи Фернандо Фаризетти — хрустом табака под пальцами либо возникшей паузой в разговоре.
— Мне очень жаль. — Фаризетти откусил кончик у своей сигары и в полной тишине выплюнул его на золотую пепельницу в руках Адольфа. — Боб, ты сделал ставку и проиграл. Прими свое поражение с честью. Ты был хорошим другом. — Фаризетти прикурил от зажигалки, которую поспешно поднес своему боссу адвокат. — Мы могли бы даже дружить семьями. — Фаризетти выпустил облако дыма. — А теперь у тебя мало времени. Тебе нужно идти на свою последнюю пресс-конференцию. — Говоря заключительную фразу, Фаризетти даже не посмотрел на «своего друга», сейчас его интересовала только сигара.
Даркман был в шоке. По воле этого человека он ввязался в рискованную игру, поставил на карту все, чего достиг за годы упорного труда и интриг. Поверил обещаниям «мясника», а теперь оказался ненужным, как обглоданная кость.
Даркман почувствовал себя вышедшей в тираж проституткой. Все рухнуло в одночасье. Где он совершил роковую ошибку? Тогда, когда доверил встретить человека, летящего за бомбой в Энвантинент, своим кретинам-докерам, или тогда, когда согласился участвовать в выборах мэра? Нет, свою роковую ошибку Боб Даркман совершил, когда много лет назад в этом самом кабинете, на этом самом диване сказал: «Я согласен». Да, именно тогда он сделал свою главную ошибку в жизни, а все последующие события были лишь дальнейшими шагами по направлению к пропасти.
Фаризетти поднялся, давая понять, что разговор закончен. Боб хотел поймать его взгляд, но Лу не глядел на него Для Фаризетти Боб Даркман перестал существовать.
Больше всего на свете сейчас Даркман хотел, чтобы этот страшный человек умер…
Адольф поднялся со своего стула следом за боссом и оказался за его спиной В руках адвоката блеснуло лезвие опасной бритвы. В следующий миг острие полоснуло по толстой шее Фаризетти. Раздался хрип, и на Боба из разрезанных вен брызнула голубая теплая струя.
Адвокат умел обращаться с бритвой. Она рассекла шею Фаризетти от уха до уха. Обычный человек от такого удара скончался бы мгновенно, но на Фаризетти, казалось, нисколько не влияла глубокая рана на шее. «Плобитаунский мясник» развернулся лицом к Адольфу и цепко ухватился за руку с бритвой. Началась борьба. Острое лезвие сверкало то у лица адвоката, то Фаризетти. Из перерезанного горла «мясника» хлестала голубая кровь Она заливала дорогие костюмы дерущихся. Белоснежные рубашки стали синими от пропитавшей их склизкой массы. Синяя жидкость, хлеставшая из страшной раны, скользкой лужей скапливалась под ногами. Оба не удержались на ногах и упали в голубую лужу. Фаризетти оказался сверху. Сейчас Луи Фернандо был похож на разъяренного зверя с картины на стене кабинета, словно Луи специально сошел с нее, чтобы растерзать своего врага. Фаризетти пытался встать коленом на горло противника и вырвать бритву. Адольф извивался, но ему никак не удавалось выбраться из-под тяжелого тела бывшего босса.
Боб Даркман с перекошенным от ужаса лицом, оцепенев, сидел на диване и наблюдал эту кровавую сцену.
— Помоги, — вдруг прохрипел Адольф. — Помоги мне…
И тут что-то нахлынуло на Даркмана, он тихо взвизгнул, спрыгнул с дивана и схватил Фаризетти за ноги. После этого адвокат сумел перевернуться и оказался сверху Фаризетти. Они боролись еще несколько бесконечных минут, когда наконец Даркман почувствовал, как слабеет сопротивление Фаризетти.
— Люди… Люди… — услышал Боб жуткий хрип, — хуже вас никого нет…
Держа в объятиях ноги «друга Лу» и чувствуя, как по ним проходит предсмертная судорога, Бобу Даркману казалось, что он спрыгнул с края и летит в глубокую черную пропасть…
Даркман с закрытыми глазами лежал на полу, он все еще сжимал ноги Фаризетти. Судороги, которые прекратились несколько минуту назад, начались вновь. Боб вздрогнул и открыл глаза. Фаризетти был мертв, это его тряс за плечо Адольф Ларгенштайн.
— Боб, все позади, поганый синтетойд мертв. Можешь отпустить его ноги.
Даркману с трудом удалось разжать захват, руки как будто окаменели. Он сел на диван. На полу в голубой луже лежало тело Луи Фернандо Фаризетти. Голубые пятна были повсюду: на столе, на дверцах книжного шкафа, диване, ее брызги достигли и жуткой картины в золотой раме, но самое страшное — она была на руках Боба Даркмана. Даркман почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь.
— Я — убийца, — простонал он и заплакал.
— Не бери в голову, — посоветовал Адольф. Он хладнокровно вытирал руки шелковым платком. — Луи был синтетойдом, это не человек. Если бы мы сегодня не сделали это, завтра он сделал бы это с нами. Со мной, за то, что я не устранил Нового Императора, с тобой, потому что вышедший в тираж политик опасен.
— Что теперь будет? Что теперь будет? — прижимая руки к губам, причитал Даркман.
— Я скажу, что теперь будет. — Ларгенштайн носком ботинка столкнул лежащую на полу тлеющую сигару в голубую лужу. Сердито зашипев, сигара затухла. — Ничего не будет. Ты приведешь себя в порядок и как ни в чем не бывало поедешь на телевидение.
— Я не смогу.
— Сможешь. — Голос у Ларгенштайна стал жестким и холодным. — Если ты не станешь мэром и потеряешь пост председателя Профсоюза докеров, то… — От холодного взгляда глаз Адольфа Даркмана передернул озноб. — То у тебя будет много времени — в аду горят вечно. Иди, приводи себя в порядок, Боб. У тебя еще есть пара минут.
Глава 3. «КРУГЛЫЙ СТОЛ»
Боба Даркмана била нервная дрожь. Ему казалось, что даже на новом пиджаке повсюду проступают синие пятна. Вспоминая, как двое телохранителей под руководством Адольфа засовывали мертвого синтетойда в большой полиэтиленовый мешок, Даркман вздрогнул всем телом. Мешок оказался коротким, и они никак не могли спрятать ноги Фаризетти. Так и утащили, волоча по полу с торчащими наружу ботинками. Если вначале Даркман считал, что Адольф Ларгенштайн поступил необдуманно, полоснув бритвой по горлу своего босса, то когда открылась дверь кабинета и вошли бесстрастные телохранители с заранее приготовленным мешком, он понял, что все было решено заранее.
После того как телохранители утащили мертвое тело, которое при жизни как раз и должны были охранять, Адольф проводил Даркмана в ванную комнату и помог смыть пятна крови синтетойда. Если с рук и лица голубая жидкость смывалась легко, то ткань шикарного пиджака впитала ее крепко-накрепко, поэтому Адольф заставил одного из охранников отдать Бобу свой костюм. Светло-серый пиджак в тонкую коричневую полосочку не застегивался на животе Даркмана, а штанины брюк были длиннее, отчего складывались на ботинках в гармошку. Но Бобу было совершенно неважно, что подумают миллионы телезрителей, когда он покажется перед камерами в таком виде. Он готов был выступить в чем мать родила, лишь бы не оказаться на месте мертвого синтетойда. А если он с позором проиграет выборы на пост мэра города, что уже предрешено, он также теряет и кресло председателя Профсоюза докеров. Товарищи по профсоюзу позаботятся об этом. Боб не строил иллюзий насчет планов Папы Бенедикта и Энропа Шальфа. После чего… после чего у Боба появится много времени… как у покойника.
Адольф Ларгенштайн проводил Даркмана до флаера, но вместе на телевидение не полетел. Это и понятно, у адвоката было много других срочных дел, нежели сидеть нянькой у скуксившегося председателя профсоюза. Садясь в машину, Боб заметил, как в багажник соседнего флаера охранники грузят несколько больших черных мешков. Из одного торчали ботинки «друга Лу».
Флаер летел на высоте нескольких сот метров над самыми крышами небоскребов. До начала «круглого стола» с участием всех кандидатов на пост мэра города оставалось совсем немного времени, но Даркман никак не мог успокоиться и прийти в себя. Он откинулся на подушки сиденья, закрыл глаза и попытался расслабиться. Перед глазами сразу поплыли голубые пятна и возникло лицо Фаризетти. В ушах раздался его предсмертный хрип: «Люди…»
Боб в ужасе открыл глаза. Его трясущаяся рука сама нащупала дверцу встроенного бара. Наполнить бокал Бобу не удалось из-за того, что горлышко бутылки отплясывало невообразимые кульбиты в его руках. Даркману пришлось пить виски «Черный Саймон» прямо из горлышка, как последнему алкоголику.
Прозрачная жидкость показалась безвкусной и пресной. Даркман залпом осушил половину бутылки, но ничего не почувствовал. Впрочем, руки трястись стали заметно меньше.
Звонок мобильного телефона в салоне флаера прозвучал, как выстрел в ночи. Боб вздрогнул.
— Алло.
— Дорогой, где ты находишься? — Это была жена. «Только ее мне сейчас не хватало», — подумал Даркман.
— Я на работе… — попытался по быстрому отделаться Боб, но сделать это ему не удалось. Супруга перебила его.
— Я нахожусь у тебя в офисе. Тебя здесь нет. Где ты? — Голос у нее был подозрительным.
— Дорогая, я лечу на телевидение. Ты же знаешь, сегодня «круглый стол»…
— На чем ты летишь?
— На флаере. Я как раз пролетаю над площадью Независимости….
— Не ври мне! Твой флаер на стоянке. Я сама видела.
— Я лечу на флаере своего друга. — Боб нервно передернул плечами.
— А где твой друг? Позови его к телефону!
По спине Боба Даркмана побежала холодная струйка пота. Что это за странное желание поговорить с другом мужа, к тому же мертвым? Раньше его супруга никогда не выказывала таких желаний.
«А может, она уже все знает?! — вдруг ужаснулся Даркман. — Про Фаризетти, про Адольфа и мое участие в убийстве! Откуда?! — От страшного предположения у Даркмана побледнело лицо. — Если про это знает моя жена, то про это знает уже весь Плобитаун».
— Почему ты его не зовешь? — прервала затянувшееся молчание супруга, в ее голосе отчетливо слышались подозрительные нотки.
— Его нет, — выдавил из себя Боб.
— Неправда! — вспылила на другом конце супруга. — У тебя там женщина!
— Какая женщина? — не понял Даркман, лихорадочно вспоминая, какого пола синтетойды — мужского или женского.
— Ты изменяешь мне, Боб! И это после стольких лет семейной жизни! Подумай о наших детях, Боб!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Вы только посмотрите, какой замечательный дизайн имеет флакон первоклассного одеколона «Кумкват»! — Ком-6 ловко выхватил из объемной сумки, висящей на его плече, бутылочку с зеленой жидкостью.
Женщина попыталась обойти робота, но тот, переместившись, ловко преградил ей дорогу своим корпусом.
Мимо шли люди, некоторые кидали быстрые взгляды на сцену акта бесцеремонной торговли, но никто не спешил на помощь попавшей в беду женщине. Жители Плобитауна прекрасно знали, что стоит сказать лишь одно слово, и робот — торговый агент со своим одеколоном, как зараза, пристанет к вам самим.
— Купите! Купите! Вы останетесь довольны! — наседал робот.
Терпение женщины лопнуло, она полезла в свою сумочку. Робот ободряюще закивал головой.
— Вы можете оплатить товар кредитной карточкой, — проинформировал он клиентку. — Если вы купите два флакона, вам будет дана пятидесятипроцентная скидка на второй флакон одеколона. Если вы купите три флакона — четвертый вам предоставляется бесплатно.
Но вместо ожидаемого кошелька женщина достала аэрозольный баллончик. Мгновение — и лицо робота с глазными окулярами покрыл густой слой синей краски. Андроид замер, превратившись в неподвижную статую, а женщина ловко проскочила под одной из его расставленных рук и заспешила прочь. Плобитаун продолжал жить своей непостижимой, сумасшедшей жизнью.
Черная летающая машина хищной птицей пронеслась над площадью, в зеркальных стеклах флаера отразилась реклама препарата «Хурасан-ультра», установленная на фасаде одного из небоскребов.
Боб Даркман отвернулся от окна, за которым плыли урбанистические пейзажи Плобитауна, и посмотрел в лицо Адольфа. Адвокат Фаризетти сидел напротив и пристально изучал Даркмана, ни на секунду не отводя своего черного взора от его глаз. Даркману это не нравилось, но больше всего ему не нравилось то, что через полтора часа в студии Первого Плобитаунского телевизионного канала должен состояться «круглый стол» с участием всех претендентов на кресло мэра этого города (так сказать: «решающая схватка»), а он — Даркман еще не знает, достал ли его «большой друг» Фаризетти эпидетермическую бомбу или нет.
Стекло, отделяющее кабину пилота от салона флаера, было поднято, но Даркман с Адольфом молчали всю дорогу. Наконец Даркман не выдержал и спросил:
— Как дела, Адольф? Ты все еще увлекаешься шахматами?
— Вся наша жизнь — шахматная партия, — уклончиво ответил адвокат, но Боб Даркман заметил в глазах Ларгенштайна возникший к разговору живой интерес.
— Кажется, в шахматах, когда партия подходит к концу, это называется эндшпиль? — осведомился Даркман.
Адольф промолчал.
— Как я выяснил из самоучителя по шахматам, — продолжал Даркман, — даже, казалось бы, в безвыходных ситуациях один сильный ход может спасти партию.
Адольф не ответил
Боб нагнулся к адвокату.
— Адольф, мы с тобой познакомились еще до того, как я встретился в первый раз с Фаризетти. Скажи, ты до сих пор зажигаешь боссу сигары и подносишь пепельницу? — В глазах адвоката вспыхнули холодные огоньки. Довольный собой Даркман откинулся на спинку сиденья машины.
— Вы совершенно правы, — ответил Адольф, голос его оказался на удивление сдержанным, — ваша партия в эндшпиле, господин Даркман. — Он в упор буравил взглядом председателя Профсоюза докеров. — Но чтобы сделать «сильный ход», вы должны определиться, кто вы — игрок или всего лишь фигура на доске. Если вы фигура, готовьтесь к жертве, господин Даркман. А если вы игрок — жертвуйте сами. — Адвокат впервые отвел взгляд в сторону и посмотрел в окно флаера, где показался особняк Фаризетти. — Мы подлетаем.
— А кто вы, господин Ларгенштайн? — спросил Даркман.
— Я? — Адольф улыбнулся. Зубы блеснули, как лезвие опасной бритвы. — Я игрок, господин Даркман.
Луи Фернандо Фаризетти, как и всегда, встретил Боба в кабинете на третьем подземном этаже своего особняка. Здесь ничего не изменилось с той самой минуты, как Боб Даркман несколько десятилетий тому назад переступил порог этой комнаты. Все тот же большой овальный стол в центре с дюжиной стульев вокруг и кожаным креслом во главе, за высокой спинкой которого на стене висела картина в золотой массивной раме, с изображением дремучей лесной чащи и поросших бурой шерстью зверей, ползущих по поваленному дереву. От мрачного полотна, как и прежде, веяло жутью. Слева от дверей, приставленный к стене, стоял все тот же огромный кожаный диван, напротив которого, с другой стороны стола находились книжные шкафы с томами Большой медицинской энциклопедией в позолоченных переплетах. Воздух, как всегда, был пропитан тяжелым ароматом выкуренных сигар.
— Друг Боб! — распахнув навстречу вошедшему объятия, воскликнул Фаризетти.
Мясник подошел к Даркману и похлопал его по плечам.
— Рад тебя видеть, присаживайся, — показывая на диван, сказал он и сам сел на другой край.
Адвокат в это время занял стул возле стола.
— Я не надолго, Лу. У меня мало времени, — сообщил Даркман, воспользовавшись предложением.
— Покажи мне человека, у которого его много, — заметил Фаризетти.
Он посмотрел на Адольфа, который моментально поднес боссу коробку сигар. Фаризетти придирчиво выбрал из множества сигар понравившуюся и стал вертеть ее над ухом, переминая пальцами.
— Вот, например, Новый Император Иван Штих, — Фаризетти принялся вертеть сигару у другого уха, — такой молодой и уже покойник. Вот у кого теперь будет много времени. Ха-ха-ха!
— Новый Император мертв? — удивился Боб Даркман.
— Адольф, расскажи, как это было, — посмотрев на адвоката, приказал Фаризетти.
— Снайпер вышиб ему мозги прямо на лестнице возле концертного зала, босс. Стрелял лучший профессионал. Разрывная пуля была выпущена из магнитной винтовки с пролетающего мимо флаера. Служба безопасности ничего не успела сделать.
— Много было крови?
— О да, босс. Она залила все вокруг. Ступени, журналисты, случайные свидетели — все было в крови Нового Императора.
— Отлично, Адольф, — похвалил своего помощника Фаризетти. — Через несколько минут на ППК очередной выпуск новостей. Я хочу посмотреть на это.
— Мне плевать на Штиха, что с бомбой, Лу? — несколько раздраженно задал волновавший его вопрос Даркман.
— С бомбой? — переспросил Фаризетти. Он поднес сигару к другому уху и снова принялся мять ее, слушая хруст табачного листа.
Было непонятно, чем больше наслаждается Луи Фернандо Фаризетти — хрустом табака под пальцами либо возникшей паузой в разговоре.
— Мне очень жаль. — Фаризетти откусил кончик у своей сигары и в полной тишине выплюнул его на золотую пепельницу в руках Адольфа. — Боб, ты сделал ставку и проиграл. Прими свое поражение с честью. Ты был хорошим другом. — Фаризетти прикурил от зажигалки, которую поспешно поднес своему боссу адвокат. — Мы могли бы даже дружить семьями. — Фаризетти выпустил облако дыма. — А теперь у тебя мало времени. Тебе нужно идти на свою последнюю пресс-конференцию. — Говоря заключительную фразу, Фаризетти даже не посмотрел на «своего друга», сейчас его интересовала только сигара.
Даркман был в шоке. По воле этого человека он ввязался в рискованную игру, поставил на карту все, чего достиг за годы упорного труда и интриг. Поверил обещаниям «мясника», а теперь оказался ненужным, как обглоданная кость.
Даркман почувствовал себя вышедшей в тираж проституткой. Все рухнуло в одночасье. Где он совершил роковую ошибку? Тогда, когда доверил встретить человека, летящего за бомбой в Энвантинент, своим кретинам-докерам, или тогда, когда согласился участвовать в выборах мэра? Нет, свою роковую ошибку Боб Даркман совершил, когда много лет назад в этом самом кабинете, на этом самом диване сказал: «Я согласен». Да, именно тогда он сделал свою главную ошибку в жизни, а все последующие события были лишь дальнейшими шагами по направлению к пропасти.
Фаризетти поднялся, давая понять, что разговор закончен. Боб хотел поймать его взгляд, но Лу не глядел на него Для Фаризетти Боб Даркман перестал существовать.
Больше всего на свете сейчас Даркман хотел, чтобы этот страшный человек умер…
Адольф поднялся со своего стула следом за боссом и оказался за его спиной В руках адвоката блеснуло лезвие опасной бритвы. В следующий миг острие полоснуло по толстой шее Фаризетти. Раздался хрип, и на Боба из разрезанных вен брызнула голубая теплая струя.
Адвокат умел обращаться с бритвой. Она рассекла шею Фаризетти от уха до уха. Обычный человек от такого удара скончался бы мгновенно, но на Фаризетти, казалось, нисколько не влияла глубокая рана на шее. «Плобитаунский мясник» развернулся лицом к Адольфу и цепко ухватился за руку с бритвой. Началась борьба. Острое лезвие сверкало то у лица адвоката, то Фаризетти. Из перерезанного горла «мясника» хлестала голубая кровь Она заливала дорогие костюмы дерущихся. Белоснежные рубашки стали синими от пропитавшей их склизкой массы. Синяя жидкость, хлеставшая из страшной раны, скользкой лужей скапливалась под ногами. Оба не удержались на ногах и упали в голубую лужу. Фаризетти оказался сверху. Сейчас Луи Фернандо был похож на разъяренного зверя с картины на стене кабинета, словно Луи специально сошел с нее, чтобы растерзать своего врага. Фаризетти пытался встать коленом на горло противника и вырвать бритву. Адольф извивался, но ему никак не удавалось выбраться из-под тяжелого тела бывшего босса.
Боб Даркман с перекошенным от ужаса лицом, оцепенев, сидел на диване и наблюдал эту кровавую сцену.
— Помоги, — вдруг прохрипел Адольф. — Помоги мне…
И тут что-то нахлынуло на Даркмана, он тихо взвизгнул, спрыгнул с дивана и схватил Фаризетти за ноги. После этого адвокат сумел перевернуться и оказался сверху Фаризетти. Они боролись еще несколько бесконечных минут, когда наконец Даркман почувствовал, как слабеет сопротивление Фаризетти.
— Люди… Люди… — услышал Боб жуткий хрип, — хуже вас никого нет…
Держа в объятиях ноги «друга Лу» и чувствуя, как по ним проходит предсмертная судорога, Бобу Даркману казалось, что он спрыгнул с края и летит в глубокую черную пропасть…
Даркман с закрытыми глазами лежал на полу, он все еще сжимал ноги Фаризетти. Судороги, которые прекратились несколько минуту назад, начались вновь. Боб вздрогнул и открыл глаза. Фаризетти был мертв, это его тряс за плечо Адольф Ларгенштайн.
— Боб, все позади, поганый синтетойд мертв. Можешь отпустить его ноги.
Даркману с трудом удалось разжать захват, руки как будто окаменели. Он сел на диван. На полу в голубой луже лежало тело Луи Фернандо Фаризетти. Голубые пятна были повсюду: на столе, на дверцах книжного шкафа, диване, ее брызги достигли и жуткой картины в золотой раме, но самое страшное — она была на руках Боба Даркмана. Даркман почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь.
— Я — убийца, — простонал он и заплакал.
— Не бери в голову, — посоветовал Адольф. Он хладнокровно вытирал руки шелковым платком. — Луи был синтетойдом, это не человек. Если бы мы сегодня не сделали это, завтра он сделал бы это с нами. Со мной, за то, что я не устранил Нового Императора, с тобой, потому что вышедший в тираж политик опасен.
— Что теперь будет? Что теперь будет? — прижимая руки к губам, причитал Даркман.
— Я скажу, что теперь будет. — Ларгенштайн носком ботинка столкнул лежащую на полу тлеющую сигару в голубую лужу. Сердито зашипев, сигара затухла. — Ничего не будет. Ты приведешь себя в порядок и как ни в чем не бывало поедешь на телевидение.
— Я не смогу.
— Сможешь. — Голос у Ларгенштайна стал жестким и холодным. — Если ты не станешь мэром и потеряешь пост председателя Профсоюза докеров, то… — От холодного взгляда глаз Адольфа Даркмана передернул озноб. — То у тебя будет много времени — в аду горят вечно. Иди, приводи себя в порядок, Боб. У тебя еще есть пара минут.
Глава 3. «КРУГЛЫЙ СТОЛ»
Боба Даркмана била нервная дрожь. Ему казалось, что даже на новом пиджаке повсюду проступают синие пятна. Вспоминая, как двое телохранителей под руководством Адольфа засовывали мертвого синтетойда в большой полиэтиленовый мешок, Даркман вздрогнул всем телом. Мешок оказался коротким, и они никак не могли спрятать ноги Фаризетти. Так и утащили, волоча по полу с торчащими наружу ботинками. Если вначале Даркман считал, что Адольф Ларгенштайн поступил необдуманно, полоснув бритвой по горлу своего босса, то когда открылась дверь кабинета и вошли бесстрастные телохранители с заранее приготовленным мешком, он понял, что все было решено заранее.
После того как телохранители утащили мертвое тело, которое при жизни как раз и должны были охранять, Адольф проводил Даркмана в ванную комнату и помог смыть пятна крови синтетойда. Если с рук и лица голубая жидкость смывалась легко, то ткань шикарного пиджака впитала ее крепко-накрепко, поэтому Адольф заставил одного из охранников отдать Бобу свой костюм. Светло-серый пиджак в тонкую коричневую полосочку не застегивался на животе Даркмана, а штанины брюк были длиннее, отчего складывались на ботинках в гармошку. Но Бобу было совершенно неважно, что подумают миллионы телезрителей, когда он покажется перед камерами в таком виде. Он готов был выступить в чем мать родила, лишь бы не оказаться на месте мертвого синтетойда. А если он с позором проиграет выборы на пост мэра города, что уже предрешено, он также теряет и кресло председателя Профсоюза докеров. Товарищи по профсоюзу позаботятся об этом. Боб не строил иллюзий насчет планов Папы Бенедикта и Энропа Шальфа. После чего… после чего у Боба появится много времени… как у покойника.
Адольф Ларгенштайн проводил Даркмана до флаера, но вместе на телевидение не полетел. Это и понятно, у адвоката было много других срочных дел, нежели сидеть нянькой у скуксившегося председателя профсоюза. Садясь в машину, Боб заметил, как в багажник соседнего флаера охранники грузят несколько больших черных мешков. Из одного торчали ботинки «друга Лу».
Флаер летел на высоте нескольких сот метров над самыми крышами небоскребов. До начала «круглого стола» с участием всех кандидатов на пост мэра города оставалось совсем немного времени, но Даркман никак не мог успокоиться и прийти в себя. Он откинулся на подушки сиденья, закрыл глаза и попытался расслабиться. Перед глазами сразу поплыли голубые пятна и возникло лицо Фаризетти. В ушах раздался его предсмертный хрип: «Люди…»
Боб в ужасе открыл глаза. Его трясущаяся рука сама нащупала дверцу встроенного бара. Наполнить бокал Бобу не удалось из-за того, что горлышко бутылки отплясывало невообразимые кульбиты в его руках. Даркману пришлось пить виски «Черный Саймон» прямо из горлышка, как последнему алкоголику.
Прозрачная жидкость показалась безвкусной и пресной. Даркман залпом осушил половину бутылки, но ничего не почувствовал. Впрочем, руки трястись стали заметно меньше.
Звонок мобильного телефона в салоне флаера прозвучал, как выстрел в ночи. Боб вздрогнул.
— Алло.
— Дорогой, где ты находишься? — Это была жена. «Только ее мне сейчас не хватало», — подумал Даркман.
— Я на работе… — попытался по быстрому отделаться Боб, но сделать это ему не удалось. Супруга перебила его.
— Я нахожусь у тебя в офисе. Тебя здесь нет. Где ты? — Голос у нее был подозрительным.
— Дорогая, я лечу на телевидение. Ты же знаешь, сегодня «круглый стол»…
— На чем ты летишь?
— На флаере. Я как раз пролетаю над площадью Независимости….
— Не ври мне! Твой флаер на стоянке. Я сама видела.
— Я лечу на флаере своего друга. — Боб нервно передернул плечами.
— А где твой друг? Позови его к телефону!
По спине Боба Даркмана побежала холодная струйка пота. Что это за странное желание поговорить с другом мужа, к тому же мертвым? Раньше его супруга никогда не выказывала таких желаний.
«А может, она уже все знает?! — вдруг ужаснулся Даркман. — Про Фаризетти, про Адольфа и мое участие в убийстве! Откуда?! — От страшного предположения у Даркмана побледнело лицо. — Если про это знает моя жена, то про это знает уже весь Плобитаун».
— Почему ты его не зовешь? — прервала затянувшееся молчание супруга, в ее голосе отчетливо слышались подозрительные нотки.
— Его нет, — выдавил из себя Боб.
— Неправда! — вспылила на другом конце супруга. — У тебя там женщина!
— Какая женщина? — не понял Даркман, лихорадочно вспоминая, какого пола синтетойды — мужского или женского.
— Ты изменяешь мне, Боб! И это после стольких лет семейной жизни! Подумай о наших детях, Боб!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49