Войдя в прихожую, нащупал выключатель на стене и попытался зажечь свет.
Но свет не зажегся.
Тогда я вернулся к машине и принялся копаться в багажнике. К счастью, Дэбби оказалась из тех, кто всегда возит с собой фонарь и набор инструментов.
Дрожащий луч света скользнул по голым стенам холла. Я опустил фонарь, светя себе под ноги. Ковры отсутствовали, в доме пахло сыростью. Доски, застилавшие пол, были сняты и теперь стояли прислоненные к дверному косяку гостиной, так что мне пришлось протискиваться между зияющими в полу дырами. Мебель в столовой была по-прежнему укрыта пластиком. Но если Джойс и Гордок уже вернулись, почему же они первым делом не сняли эти чехлы? Как же горько, наверное, было видеть все это моей матери, никогда не жалевшей сил ради поддержания в доме идеальной чистоты!
Готовый к худшему, я стал медленно подниматься по гладким ступеням.
Спанки сказал, что он накачал их наркотиками. Надо же, так поступить с моими родителями! Я горько раскаивался в том, что вообще посмел вмешаться в их личную жизнь. Теперь луч фонаря скользнул по висевшему на лестничной площадке покрытому слоем пыли зеркалу и снова высветил ряды снятых с пола досок, после чего нырнул в зияющую тьму родительской спальни. Подходя к двери, я не мог унять бешеный стук сердца.
Луч света выхватил сначала одну человеческую фигуру, затем другую — рядом.
Поняв, что он с ними сотворил, я как вкопанный застыл на месте.
Стоявший на туалетном столике передо мной радиоприемник внезапно ожил и стал наигрывать главную тему из популярного в прошлые годы шоу “Выбор домохозяек”. Мне была знакома эта мелодия, олицетворявшая светлую и безмятежную мою прошлую жизнь.
Мать стояла в неестественно прямой позе и чистила пылесосом пол под кроватью. В данный момент она представляла собой грубую пародию на домохозяек времен начала шестидесятых годов — типичный персонаж из “Люси-шоу”, — в блузке и надетом поверх нее цветистом льняном фартуке. Грим на лице точь-в-точь как у клоуна, пронзительно-красная губная помада размазана практически по всей нижней половине лица, а на голове красовался нелепый желтый парик. В таком положении ее удерживала эластичная серебристая лента не меньше ярда в длину, которой ее сначала привязали к метле, а затем закрепили на полу. Еще одним куском ленты к кисти руки у нее была приторочена ручка пылесоса.
Аналогичным образом была зафиксирована нелепая поза отца. Он сидел в кресле, поджав под себя ноги по-турецки, с газетой в руках и трубкой, торчащей из искаженного гримасой рта. На сомкнутых веках обоих родителей были нарисованы широко распахнутые человеческие глаза. Оба были живы, но находились без сознания и медленно, чуть заметно дышали.
На то, чтобы освободить их от пут, у меня ушло около получаса, но при этом я так и не смог удалить куски ленты, прилипшей у них к волосам и лицу. В конце концов, мне все же удалось уложить их рядом на кровать, после чего я принялся растирать вздувшиеся багровые рубцы, оставшиеся на тех местах, где кожа была стянута клейкой лентой. В тот момент я не мог сказать наверняка, подверглись ли они воздействию какого-то наркотического вещества или же Спанки посредством гипноза всего лишь довел их до коматозного состояния.
На память пришли прочитанные где-то строки о том, что людей, находящихся в шоке, следует держать в тепле, а потому я вскарабкался на кровать, дотянулся до бельевого шкафа и вытащил из него стопку одеял, которыми и укутал родителей по самую шею, после чего направился в спальню сестры.
Дверь оказалась запертой изнутри, а ключа у меня не было.
Лаура никогда не поощряла нашего свободного доступа в свою комнату. Впрочем, дверь оказалась довольно хлипкой, так что двух мощных нажимов плечом оказалось достаточно, чтобы дверной косяк треснул и язычок замка выскочил из прорези.
Я смахнул куски расщепленного дерева и шагнул внутрь, ощутив запах курящегося ладана. Я пронзил лучом фонаря плотные клубы дыма и сразу увидел блестящие глаза сестры с чуть подрагивающими ресницами. Она находилась в сознании, хотя не могла произнести ни слова, — проведя лучом фонаря небольшую дугу, я понял почему.
Лаура настолько похудела, что ее было почти невозможно узнать. В данный момент она была подвешена к потолку с помощью двух цепей, соединенных с осветительной арматурой, проходившей по обеим сторонам комнаты. Ее тело было заключено в некое подобие резинового корсета, а ноги обуты в высокие кожаные сапоги на шпильках со шнуровкой. На запястьях наручники, а во рту торчал кляп, отдаленно напоминающий черный резиновый мяч, соединенный с пучком проводов, обвивавших ее шею.
На полу у ее ног я увидел множество всевозможных баночек с мазями, кожаные кнуты, огарки свечей и довольно странного вида медицинские штуковины, которые, как мне показалось, применялись для промывания прямой кишки. На предплечьях Лауры остались следы ожогов от по меньшей мере дюжины сигарет. Она беззвучно плакала, отчего по ее щекам стекали потоки черной туши.
Мне удалось разрезать путы на ее ногах, однако я так и не смог освободить руки сестры от наручников. Поначалу она никак не признавала меня и всячески брыкалась, что-то крича через кляп. Затем ее тело обмякло, и она позволила мне придать ей такое положение, при котором я смог отцепить ее от тянувшихся к потолку цепей.
Снял я также и цепи, которыми была обмотана ее талия, и как только извлек изо рта Лауры кляп, она тут же принялась выть, пронзительно и жалобно. Я молил ее успокоиться, поскольку, если нас услышат посторонние, которым вздумается прийти и посмотреть, что здесь происходит, дело может принять еще более скверный оборот. К счастью, Твелвтриз является типично “спальным” городишком, где люди вспоминают об окружающих, разве что когда кто-нибудь поцарапает им машину.
Я. стащил с головы Лауры черный нейлоновый парик и попытался было повернуть ее лицом к себе, однако она вырвалась, явно стыдясь своего вида и боясь малейшего прикосновения. Ее запястья по-прежнему оставались скованными наручниками, однако мне все же удалось просунуть в одно из звеньев подсоединенной к ним цепи кусок металла и рывком сломать его. Отвернувшись, и то и дело постанывая и вздрагивая от боли, она осторожно сняла с себя резиновые пояса и прочие штуковины, которыми были опоясаны ее бедра.
Еще через несколько минут Лаура натянула на грудь одеяло и теперь уже выла и стенала непрерывно. На одеяле были вытканы утки из знаменитого мультфильма, она укрывалась им по меньшей мере с девятилетнего возраста. Я спросил Лауру, не надо ли ей чего-нибудь принести, на что она ответила, что хотела бы помыться. Я спустился вниз, нагрел на все еще функционировавшей газовой плите в чайнике воду, вылил ее в таз, прихватил с собой мыло и полотенце.
Когда я вернулся в спальню, сестра уже спала — она показалась мне ребенком, лежащим в позе эмбриона под своим любимым одеялом. Таз с водой был задвинут под кровать. Я прилег рядом с Лаурой на узкую кровать, крепко прижав ее к себе, а тем временем за прикрытым ставнями окном уже начинал брезжить зловещий рассвет.
Глава 24
Возвращение
Когда мы были детьми, Лаура любила проделывать такой фокус: съест вареное яйцо, а потом перевернет пустую скорлупу донышком вверх и притворяется, будто даже не притрагивалась к нему.
Сейчас же я молча наблюдал, как она аккуратно погружала в яйцо чайную ложку и, зачерпнув немного, отправляла в рот. На протяжении всего завтрака мне так и не удалось заставить ее произнести хотя бы слово. В общем-то я прекрасно понимал ее состояние. В моменты сильнейшего напряжения она попросту загоняла ту или иную проблему внутрь себя, не желая ни с кем делиться ею. После смерти нашего старшего брата я был единственным членом семьи, с которым она была готова заговорить на эту тему, однако теперь я уже сам не способен касаться любых воспоминаний о Джои. Так мы с Лаурой и плыли по течению; с этого, можно сказать, и началась ее самоизоляция.
С моим уходом из родительского дома ситуация еще более усугубилась. Глядя сейчас на Лауру, я замечал в глазах сестры тот же самый взгляд, который был у нее еще при жизни Джои. Жировые отложения на щеках и тройной подбородок исчезли. Опустив голову, Лаура сидела напротив меня за кухонным столом, методично опуская ложку в яйцо и поднося ее к губам. Родители все еще пребывали без сознания, хотя вид у них стал заметно лучше, чем минувшей ночью. Благодаря своей обостренной чувствительности, я установил, что их дыхание улучшилось, став глубже и ровнее, а значит, они проснутся, как только закончится действие лекарств. Ну что ж, теперь мне по крайней мере не придется объяснять местной полиции причину их коматозного состояния.
В кухне царил полумрак — ради Лауры я специально не стал раздвигать шторы. Мне все же удалось включить бойлер, после чего она приняла ванну. Лаура ни единым словом не обмолвилась насчет того, что с ней произошло. Время близилось к полудню, и я отчетливо представил себе, как в отсутствие Макса сотрудники магазина сбились с ног, пытаясь разыскать меня.
Покончив с яйцом, Лаура попросила подлить ей чаю. Я посчитал это добрым знаком. Наконец я сжал ее ладони в своих руках и спросил, не хочет ли она рассказать мне, что все-таки с ней случилось. Сестра, говорила так тихо, что мне пришлось изо всех сил напрягать слух, чтобы услышать ее.
— Из аэропорта мы приехали на большом черном лимузине. Я еще подумала, что его, наверное, предоставила страховая компания. На водителе даже была специальная форма, и за все было заранее заплачено. Он и довез нас до дому. Когда настала пора дать ему на чай, лапа почему-то засмущался, так что пришлось маме взять это на себя. Сюда мы приехали уже затемно, а электричества в доме все еще не было, но мы надеялись, что его вот-вот включат. Я понесла один из чемоданов в гостиную, когда вдруг услышала какой-то приглушенный шум, — помню, я еще спросила, все ли, мол, в порядке, но мне никто не ответил. Я вернулась в холл, и в этот момент меня кто-то схватил и что-то прижал к лицу. Я ощутила запах какой-то химии и почувствовала, что не могу дышать. Тогда этот “кто-то” повел меня наверх, в спальню. Перед отъездом я заперла дверь. Мартин, ты же знаешь, я всегда запираю свою комнату. Там он отпустил меня, и я упала на пол.
— Ты видела, кто это был?
— В комнате уже горели свечи, расставленные в форме круга. Мне показалось, что он был молод, ну, примерно твоего возраста или чуточку постарше, модно одет и очень похож на тебя. Кажется, на нем был блейзер. Лица его я так толком и не разглядела, но он сказал, как его зовут. Спайки. Он повторял это слово снова и снова, словно оно таило в себе какой-то магический смысл. А потом завязал мне глаза и принялся меня раздевать. Я почувствовала, как к моей руке что-то прикоснулось — словно в ладони мне впились крохотные иголочки. А потом все было так... я чувствовала себя совсем иначе, хотелось спать, было тепло и вовсе не страшно. Затем он принялся лапать меня, поначалу нежно, потом связал... все это время я так и была с завязанными глазами, и в какой-то момент мне снова стало страшно. У меня было такое чувство, словно эта ночь вообще никогда не кончится...
— Ну-ну, успокойся, теперь уже все в порядке, — проговорил я. — Попробуй больше не думать об этом. Сделай глубокий вдох и постарайся не волноваться. Больше никто не причинит тебе ничего плохого.
Стерев с лица остатки нелепого грима, она снова стала похожа на ребенка.
— Но кто, по-твоему, это был? Кому понадобилось устраивать все это — я имею в виду лимузин и прочее?
— Я не знаю, — солгал я.
— А если он опять вернется?
— Лаура, он не вернется. Я ему этого просто не позволю. Но нам надо подумать, как поступить с тобой.
— Мартин, в полицию я не пойду, ты не заставишь меня сделать это.
— Надо, чтобы тебя осмотрел доктор. Не забывай, что ты подверглась нападению. Вдруг у тебя имеются какие-то внутренние повреждения? Посмотри на эти ожоги на руках.
Она решительно тряхнула головой.
— Об этом я сама позабочусь, но повторяю, я просто не вынесу, если все эти люди начнут задавать мне вопросы. Соседи тоже рано или поздно обо всем проведают — ты же знаешь, какие здесь люди. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь снова прийти в норму.
— Ну ладно, врачу показаться все же следует. А насчет полиции решишь потом сама.
Мне хотелось, чтобы она все же сделала соответствующее заявление, но в то же время я прекрасно понимал, что никакой пользы от этого не будет. Никто не захочет иметь дело с фантомами.
Я поднялся наверх и сложил в мусорный бак все кнуты, хлысты и прочие сексуальные атрибуты; в отдельный пакет уложил банки с мазями и остальной химией. Ближе к вечеру мне удалось окончательно удалить из помещения малейшие следы пребывания Спанки. Я в полной мере сознавал, что не в силах даже в малой степени компенсировать ущерб, причиненный моим близким, но был абсолютно не способен продумать свои дальнейшие шаги и потому сосредоточил все усилия на том, чтобы остаток дня Лаура чувствовала себя максимально спокойно.
В начале шестого мать наконец проснулась. Приподнявшись на одном локте, она чуть прищурилась и посмотрела в окно на влажные, в форме полумесяца лужайки. Похоже, она была совершенно сбита с толку воспоминаниями о Португалии. Потом она долго не могла понять, почему легла спать одетой и предварительно не привела в порядок волосы — Джойс педантично следовала во всем раз и навсегда установленному порядку. Последнее, что она помнила, — это как она вошла в дом.
Я сказал, что произошла небольшая утечка газа и что к тому времени, как я появился здесь, они уже успели им надышаться. Мне пришлось уложить их обоих на кровать, после чего я вызвал аварийную службу, которая устранила неисправность в газопроводной системе. Лаура слушала все это вранье с широко раскрытыми глазами, явно пораженная моей неожиданной говорливостью.
Отца, как только он проснулся, тут же стошнило.
— Я знаю, это от газа, — авторитетно заявила Джойс, и вскоре родители затеяли очередной спор, на сей раз по поводу того, нужно ли сообщать о случившемся куда следует. Я невольно поразился тому, как быстро мои родители перевели разговор на привычные бытовые темы, и окончательно уверовал в то, что им даже в голову не пришло заподозрить своего сына в какой-либо неискренности. Мы с Лаурой обменивались понимающими взглядами, прекрасно зная, что ни один из нас и словом не обмолвится по поводу жутких подробностей последних событий. Мы договорились с сестрой навсегда сохранить в тайне все, случившееся минувшей ночью.
Два часа спустя я отвез их в один из современных отелей на окраине города, забитый коммивояжерами, убедив пожить там, пока в доме не будет полностью отремонтирована система электро— и газоснабжения. Мать и Лаура обрадовались перспективе провести ночь на чистых гостиничных простынях, и лишь отец не одобрял переезда.
Что касается меня, то теперь я по крайней мере знал, где их искать, да и присматривать за ними здесь тоже было полегче. Я дал портье щедрые чаевые, попросив, в случае чего, немедленно связаться со мной, и отправился в город. Дорогой я размышлял над тем, сколько Лауре понадобится времени, чтобы понять, что ее насильник прекрасно знал, где находится ее спальня, а еще я гадал: как-то теперь встретит меня Сара?!
Глава 25
Инфекция
Саре я позвонил из будки телефона-автомата в конце автострады. Ее коллеги сказали, что она взяла отгул и, скорее всего, я смогу застать Сару дома. Я набрал ее домашний номер, на сей раз она взяла трубку.
— Должна признать, что у тебя чертовски крепкие нервы, если ты все же осмелился снова позвонить мне. — Ее голос звучал на октаву выше обычного.
— О чем ты? — спросил я, прекрасно зная, что именно сотворил с ней Спанки.
— Если ты посмеешь когда-нибудь снова ввалиться ко мне в квартиру, чтобы начать меня шантажировать, я первым делом пырну тебя ножом, а потом вызову полицию.
— Но это был не я, — спокойно заявил я. — Я уже несколько дней не видел тебя. Вот и вчера звонил, звонил, но ответа так и...
— А все потому, что я всю ночь провела на полу, обливаясь слезами. Так вот знай, поганец, что сегодня утром я сходила в полицию и все о тебе рассказала. Сообщила им твой адрес и номер телефона, так что можешь считать себя покойником.
— Но что я такого сделал? — не унимался я.
— То есть ты хочешь сказать, что кто-то другой пытался меня изнасиловать, да? Кто-то другой саданул меня кулаком в живот? Мартин, если ты еще хотя бы однажды позвонишь по этому телефону, я найму людей, которые все ноги тебе переломают, понял? В суде увидимся, жопа.
Сара бросила трубку.
Я снова сел в побитый “фиат” и поехал в Лондон, с ужасом думая о том, что еще мне предстоит узнать. Яростная реакция Сары убедила меня по крайней мере в том, что она жива и в общем-то вполне здорова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Но свет не зажегся.
Тогда я вернулся к машине и принялся копаться в багажнике. К счастью, Дэбби оказалась из тех, кто всегда возит с собой фонарь и набор инструментов.
Дрожащий луч света скользнул по голым стенам холла. Я опустил фонарь, светя себе под ноги. Ковры отсутствовали, в доме пахло сыростью. Доски, застилавшие пол, были сняты и теперь стояли прислоненные к дверному косяку гостиной, так что мне пришлось протискиваться между зияющими в полу дырами. Мебель в столовой была по-прежнему укрыта пластиком. Но если Джойс и Гордок уже вернулись, почему же они первым делом не сняли эти чехлы? Как же горько, наверное, было видеть все это моей матери, никогда не жалевшей сил ради поддержания в доме идеальной чистоты!
Готовый к худшему, я стал медленно подниматься по гладким ступеням.
Спанки сказал, что он накачал их наркотиками. Надо же, так поступить с моими родителями! Я горько раскаивался в том, что вообще посмел вмешаться в их личную жизнь. Теперь луч фонаря скользнул по висевшему на лестничной площадке покрытому слоем пыли зеркалу и снова высветил ряды снятых с пола досок, после чего нырнул в зияющую тьму родительской спальни. Подходя к двери, я не мог унять бешеный стук сердца.
Луч света выхватил сначала одну человеческую фигуру, затем другую — рядом.
Поняв, что он с ними сотворил, я как вкопанный застыл на месте.
Стоявший на туалетном столике передо мной радиоприемник внезапно ожил и стал наигрывать главную тему из популярного в прошлые годы шоу “Выбор домохозяек”. Мне была знакома эта мелодия, олицетворявшая светлую и безмятежную мою прошлую жизнь.
Мать стояла в неестественно прямой позе и чистила пылесосом пол под кроватью. В данный момент она представляла собой грубую пародию на домохозяек времен начала шестидесятых годов — типичный персонаж из “Люси-шоу”, — в блузке и надетом поверх нее цветистом льняном фартуке. Грим на лице точь-в-точь как у клоуна, пронзительно-красная губная помада размазана практически по всей нижней половине лица, а на голове красовался нелепый желтый парик. В таком положении ее удерживала эластичная серебристая лента не меньше ярда в длину, которой ее сначала привязали к метле, а затем закрепили на полу. Еще одним куском ленты к кисти руки у нее была приторочена ручка пылесоса.
Аналогичным образом была зафиксирована нелепая поза отца. Он сидел в кресле, поджав под себя ноги по-турецки, с газетой в руках и трубкой, торчащей из искаженного гримасой рта. На сомкнутых веках обоих родителей были нарисованы широко распахнутые человеческие глаза. Оба были живы, но находились без сознания и медленно, чуть заметно дышали.
На то, чтобы освободить их от пут, у меня ушло около получаса, но при этом я так и не смог удалить куски ленты, прилипшей у них к волосам и лицу. В конце концов, мне все же удалось уложить их рядом на кровать, после чего я принялся растирать вздувшиеся багровые рубцы, оставшиеся на тех местах, где кожа была стянута клейкой лентой. В тот момент я не мог сказать наверняка, подверглись ли они воздействию какого-то наркотического вещества или же Спанки посредством гипноза всего лишь довел их до коматозного состояния.
На память пришли прочитанные где-то строки о том, что людей, находящихся в шоке, следует держать в тепле, а потому я вскарабкался на кровать, дотянулся до бельевого шкафа и вытащил из него стопку одеял, которыми и укутал родителей по самую шею, после чего направился в спальню сестры.
Дверь оказалась запертой изнутри, а ключа у меня не было.
Лаура никогда не поощряла нашего свободного доступа в свою комнату. Впрочем, дверь оказалась довольно хлипкой, так что двух мощных нажимов плечом оказалось достаточно, чтобы дверной косяк треснул и язычок замка выскочил из прорези.
Я смахнул куски расщепленного дерева и шагнул внутрь, ощутив запах курящегося ладана. Я пронзил лучом фонаря плотные клубы дыма и сразу увидел блестящие глаза сестры с чуть подрагивающими ресницами. Она находилась в сознании, хотя не могла произнести ни слова, — проведя лучом фонаря небольшую дугу, я понял почему.
Лаура настолько похудела, что ее было почти невозможно узнать. В данный момент она была подвешена к потолку с помощью двух цепей, соединенных с осветительной арматурой, проходившей по обеим сторонам комнаты. Ее тело было заключено в некое подобие резинового корсета, а ноги обуты в высокие кожаные сапоги на шпильках со шнуровкой. На запястьях наручники, а во рту торчал кляп, отдаленно напоминающий черный резиновый мяч, соединенный с пучком проводов, обвивавших ее шею.
На полу у ее ног я увидел множество всевозможных баночек с мазями, кожаные кнуты, огарки свечей и довольно странного вида медицинские штуковины, которые, как мне показалось, применялись для промывания прямой кишки. На предплечьях Лауры остались следы ожогов от по меньшей мере дюжины сигарет. Она беззвучно плакала, отчего по ее щекам стекали потоки черной туши.
Мне удалось разрезать путы на ее ногах, однако я так и не смог освободить руки сестры от наручников. Поначалу она никак не признавала меня и всячески брыкалась, что-то крича через кляп. Затем ее тело обмякло, и она позволила мне придать ей такое положение, при котором я смог отцепить ее от тянувшихся к потолку цепей.
Снял я также и цепи, которыми была обмотана ее талия, и как только извлек изо рта Лауры кляп, она тут же принялась выть, пронзительно и жалобно. Я молил ее успокоиться, поскольку, если нас услышат посторонние, которым вздумается прийти и посмотреть, что здесь происходит, дело может принять еще более скверный оборот. К счастью, Твелвтриз является типично “спальным” городишком, где люди вспоминают об окружающих, разве что когда кто-нибудь поцарапает им машину.
Я. стащил с головы Лауры черный нейлоновый парик и попытался было повернуть ее лицом к себе, однако она вырвалась, явно стыдясь своего вида и боясь малейшего прикосновения. Ее запястья по-прежнему оставались скованными наручниками, однако мне все же удалось просунуть в одно из звеньев подсоединенной к ним цепи кусок металла и рывком сломать его. Отвернувшись, и то и дело постанывая и вздрагивая от боли, она осторожно сняла с себя резиновые пояса и прочие штуковины, которыми были опоясаны ее бедра.
Еще через несколько минут Лаура натянула на грудь одеяло и теперь уже выла и стенала непрерывно. На одеяле были вытканы утки из знаменитого мультфильма, она укрывалась им по меньшей мере с девятилетнего возраста. Я спросил Лауру, не надо ли ей чего-нибудь принести, на что она ответила, что хотела бы помыться. Я спустился вниз, нагрел на все еще функционировавшей газовой плите в чайнике воду, вылил ее в таз, прихватил с собой мыло и полотенце.
Когда я вернулся в спальню, сестра уже спала — она показалась мне ребенком, лежащим в позе эмбриона под своим любимым одеялом. Таз с водой был задвинут под кровать. Я прилег рядом с Лаурой на узкую кровать, крепко прижав ее к себе, а тем временем за прикрытым ставнями окном уже начинал брезжить зловещий рассвет.
Глава 24
Возвращение
Когда мы были детьми, Лаура любила проделывать такой фокус: съест вареное яйцо, а потом перевернет пустую скорлупу донышком вверх и притворяется, будто даже не притрагивалась к нему.
Сейчас же я молча наблюдал, как она аккуратно погружала в яйцо чайную ложку и, зачерпнув немного, отправляла в рот. На протяжении всего завтрака мне так и не удалось заставить ее произнести хотя бы слово. В общем-то я прекрасно понимал ее состояние. В моменты сильнейшего напряжения она попросту загоняла ту или иную проблему внутрь себя, не желая ни с кем делиться ею. После смерти нашего старшего брата я был единственным членом семьи, с которым она была готова заговорить на эту тему, однако теперь я уже сам не способен касаться любых воспоминаний о Джои. Так мы с Лаурой и плыли по течению; с этого, можно сказать, и началась ее самоизоляция.
С моим уходом из родительского дома ситуация еще более усугубилась. Глядя сейчас на Лауру, я замечал в глазах сестры тот же самый взгляд, который был у нее еще при жизни Джои. Жировые отложения на щеках и тройной подбородок исчезли. Опустив голову, Лаура сидела напротив меня за кухонным столом, методично опуская ложку в яйцо и поднося ее к губам. Родители все еще пребывали без сознания, хотя вид у них стал заметно лучше, чем минувшей ночью. Благодаря своей обостренной чувствительности, я установил, что их дыхание улучшилось, став глубже и ровнее, а значит, они проснутся, как только закончится действие лекарств. Ну что ж, теперь мне по крайней мере не придется объяснять местной полиции причину их коматозного состояния.
В кухне царил полумрак — ради Лауры я специально не стал раздвигать шторы. Мне все же удалось включить бойлер, после чего она приняла ванну. Лаура ни единым словом не обмолвилась насчет того, что с ней произошло. Время близилось к полудню, и я отчетливо представил себе, как в отсутствие Макса сотрудники магазина сбились с ног, пытаясь разыскать меня.
Покончив с яйцом, Лаура попросила подлить ей чаю. Я посчитал это добрым знаком. Наконец я сжал ее ладони в своих руках и спросил, не хочет ли она рассказать мне, что все-таки с ней случилось. Сестра, говорила так тихо, что мне пришлось изо всех сил напрягать слух, чтобы услышать ее.
— Из аэропорта мы приехали на большом черном лимузине. Я еще подумала, что его, наверное, предоставила страховая компания. На водителе даже была специальная форма, и за все было заранее заплачено. Он и довез нас до дому. Когда настала пора дать ему на чай, лапа почему-то засмущался, так что пришлось маме взять это на себя. Сюда мы приехали уже затемно, а электричества в доме все еще не было, но мы надеялись, что его вот-вот включат. Я понесла один из чемоданов в гостиную, когда вдруг услышала какой-то приглушенный шум, — помню, я еще спросила, все ли, мол, в порядке, но мне никто не ответил. Я вернулась в холл, и в этот момент меня кто-то схватил и что-то прижал к лицу. Я ощутила запах какой-то химии и почувствовала, что не могу дышать. Тогда этот “кто-то” повел меня наверх, в спальню. Перед отъездом я заперла дверь. Мартин, ты же знаешь, я всегда запираю свою комнату. Там он отпустил меня, и я упала на пол.
— Ты видела, кто это был?
— В комнате уже горели свечи, расставленные в форме круга. Мне показалось, что он был молод, ну, примерно твоего возраста или чуточку постарше, модно одет и очень похож на тебя. Кажется, на нем был блейзер. Лица его я так толком и не разглядела, но он сказал, как его зовут. Спайки. Он повторял это слово снова и снова, словно оно таило в себе какой-то магический смысл. А потом завязал мне глаза и принялся меня раздевать. Я почувствовала, как к моей руке что-то прикоснулось — словно в ладони мне впились крохотные иголочки. А потом все было так... я чувствовала себя совсем иначе, хотелось спать, было тепло и вовсе не страшно. Затем он принялся лапать меня, поначалу нежно, потом связал... все это время я так и была с завязанными глазами, и в какой-то момент мне снова стало страшно. У меня было такое чувство, словно эта ночь вообще никогда не кончится...
— Ну-ну, успокойся, теперь уже все в порядке, — проговорил я. — Попробуй больше не думать об этом. Сделай глубокий вдох и постарайся не волноваться. Больше никто не причинит тебе ничего плохого.
Стерев с лица остатки нелепого грима, она снова стала похожа на ребенка.
— Но кто, по-твоему, это был? Кому понадобилось устраивать все это — я имею в виду лимузин и прочее?
— Я не знаю, — солгал я.
— А если он опять вернется?
— Лаура, он не вернется. Я ему этого просто не позволю. Но нам надо подумать, как поступить с тобой.
— Мартин, в полицию я не пойду, ты не заставишь меня сделать это.
— Надо, чтобы тебя осмотрел доктор. Не забывай, что ты подверглась нападению. Вдруг у тебя имеются какие-то внутренние повреждения? Посмотри на эти ожоги на руках.
Она решительно тряхнула головой.
— Об этом я сама позабочусь, но повторяю, я просто не вынесу, если все эти люди начнут задавать мне вопросы. Соседи тоже рано или поздно обо всем проведают — ты же знаешь, какие здесь люди. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь снова прийти в норму.
— Ну ладно, врачу показаться все же следует. А насчет полиции решишь потом сама.
Мне хотелось, чтобы она все же сделала соответствующее заявление, но в то же время я прекрасно понимал, что никакой пользы от этого не будет. Никто не захочет иметь дело с фантомами.
Я поднялся наверх и сложил в мусорный бак все кнуты, хлысты и прочие сексуальные атрибуты; в отдельный пакет уложил банки с мазями и остальной химией. Ближе к вечеру мне удалось окончательно удалить из помещения малейшие следы пребывания Спанки. Я в полной мере сознавал, что не в силах даже в малой степени компенсировать ущерб, причиненный моим близким, но был абсолютно не способен продумать свои дальнейшие шаги и потому сосредоточил все усилия на том, чтобы остаток дня Лаура чувствовала себя максимально спокойно.
В начале шестого мать наконец проснулась. Приподнявшись на одном локте, она чуть прищурилась и посмотрела в окно на влажные, в форме полумесяца лужайки. Похоже, она была совершенно сбита с толку воспоминаниями о Португалии. Потом она долго не могла понять, почему легла спать одетой и предварительно не привела в порядок волосы — Джойс педантично следовала во всем раз и навсегда установленному порядку. Последнее, что она помнила, — это как она вошла в дом.
Я сказал, что произошла небольшая утечка газа и что к тому времени, как я появился здесь, они уже успели им надышаться. Мне пришлось уложить их обоих на кровать, после чего я вызвал аварийную службу, которая устранила неисправность в газопроводной системе. Лаура слушала все это вранье с широко раскрытыми глазами, явно пораженная моей неожиданной говорливостью.
Отца, как только он проснулся, тут же стошнило.
— Я знаю, это от газа, — авторитетно заявила Джойс, и вскоре родители затеяли очередной спор, на сей раз по поводу того, нужно ли сообщать о случившемся куда следует. Я невольно поразился тому, как быстро мои родители перевели разговор на привычные бытовые темы, и окончательно уверовал в то, что им даже в голову не пришло заподозрить своего сына в какой-либо неискренности. Мы с Лаурой обменивались понимающими взглядами, прекрасно зная, что ни один из нас и словом не обмолвится по поводу жутких подробностей последних событий. Мы договорились с сестрой навсегда сохранить в тайне все, случившееся минувшей ночью.
Два часа спустя я отвез их в один из современных отелей на окраине города, забитый коммивояжерами, убедив пожить там, пока в доме не будет полностью отремонтирована система электро— и газоснабжения. Мать и Лаура обрадовались перспективе провести ночь на чистых гостиничных простынях, и лишь отец не одобрял переезда.
Что касается меня, то теперь я по крайней мере знал, где их искать, да и присматривать за ними здесь тоже было полегче. Я дал портье щедрые чаевые, попросив, в случае чего, немедленно связаться со мной, и отправился в город. Дорогой я размышлял над тем, сколько Лауре понадобится времени, чтобы понять, что ее насильник прекрасно знал, где находится ее спальня, а еще я гадал: как-то теперь встретит меня Сара?!
Глава 25
Инфекция
Саре я позвонил из будки телефона-автомата в конце автострады. Ее коллеги сказали, что она взяла отгул и, скорее всего, я смогу застать Сару дома. Я набрал ее домашний номер, на сей раз она взяла трубку.
— Должна признать, что у тебя чертовски крепкие нервы, если ты все же осмелился снова позвонить мне. — Ее голос звучал на октаву выше обычного.
— О чем ты? — спросил я, прекрасно зная, что именно сотворил с ней Спанки.
— Если ты посмеешь когда-нибудь снова ввалиться ко мне в квартиру, чтобы начать меня шантажировать, я первым делом пырну тебя ножом, а потом вызову полицию.
— Но это был не я, — спокойно заявил я. — Я уже несколько дней не видел тебя. Вот и вчера звонил, звонил, но ответа так и...
— А все потому, что я всю ночь провела на полу, обливаясь слезами. Так вот знай, поганец, что сегодня утром я сходила в полицию и все о тебе рассказала. Сообщила им твой адрес и номер телефона, так что можешь считать себя покойником.
— Но что я такого сделал? — не унимался я.
— То есть ты хочешь сказать, что кто-то другой пытался меня изнасиловать, да? Кто-то другой саданул меня кулаком в живот? Мартин, если ты еще хотя бы однажды позвонишь по этому телефону, я найму людей, которые все ноги тебе переломают, понял? В суде увидимся, жопа.
Сара бросила трубку.
Я снова сел в побитый “фиат” и поехал в Лондон, с ужасом думая о том, что еще мне предстоит узнать. Яростная реакция Сары убедила меня по крайней мере в том, что она жива и в общем-то вполне здорова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35