— От Пола?
— Да.
— Мне не нужны его цветы, и я не хочу читать ничего, что бы он ни написал.
Миссис Кац уклонилась от этой темы:
— В настоящий момент я хочу, чтобы вы выпили кофе. На плите есть немного. Я принесу вам чашку.
Вместе с ночной рубашкой кто-то принес из ее квартиры один из халатов. Ева надела его и испытала облегчение, обнаружив в одном из карманов пачку сигарет и коробок спичек.
Она закурила и с наслаждением втянула дым. Едкий дым обжег ее легкие, но он был приятен на вкус.
Прежде чем выйти на кухоньку, она снова открыла шторы и посмотрела вверх, на свою собственную квартиру. Дверь была закрыта, шторы — задернуты. Смеркалось. Пока она смотрела, миссис Мэллоу включила прожекторы на ланаи и в бассейне. Мистер Кац и мистер Мелкха сидели вместе, безмятежно попыхивая своими сигарами. Они разговаривали серьезно и сосредоточенно.
Надежно подпоясав халат, Ева, чуть пошатываясь, прошла в другую комнату.
На кофейном столике стояла продолговатая цветочная коробка, из тех, в которые кладут «американских красавиц» ["Американская красавица" — гибридный сорт красной розы] . Ева прочитала открытку. Она была адресована миссис Пол Мазерик. Судя по размеру коробки, Пол заплатил за цветы уйму денег. Не считая нескольких букетиков полузавядших фиалок, приобретенных у цветочных торговцев на углу, он еще ни разу не покупал ей цветы — даже когда она сказала ему, что беременна. Очевидно, Пол в большей степени воспринимал ее как сестру, нежели как жену. Это было не слишком лестно. Кофе, который налила миссис Кац, оказался горячим. Она выпила две чашки, потом сбросила шлепанцы, задрала ноги на сиденье кресла и села, обхватив руками колени. В квартире Кацев было прохладно и тихо. Как было бы хорошо, если бы не нужно было идти куда-то еще. И если бы не нужно было думать.
— Я не знаю, как вас благодарить за то, что вы взяли меня к себе, миссис Кац, — сказала она. — Но может быть, когда-нибудь я найду способ. Это звучит излишне сентиментально. Вероятно, так оно и есть, но это правда. Хотя я не помню своей мамы, мне нравится думать, что она была похожа на вас.
Миссис Кац была польщена:
— Это самое чудесное, что вы только могли сказать. Вы уверены, что вам не хочется чего-нибудь поесть?
— Пока нет, благодарю вас.
Миссис Кац какой-то момент смотрела на девушку. Потом сказала:
— Послушайте, миссис Мазерик. Могу я поговорить с вами как мать?
Ева закурила еще одну сигарету и затушила предыдущую в своем блюдце.
— Конечно.
Женщина села по другую сторону стола от нее:
— То, что случилось с вами, было потрясением. Такого ни одной девушке не пожелаешь. Но не делайте глупостей. Это все-таки не конец света.
— Именно это сказал прошлой ночью Джек Гэм.
— Вот видите? А он учился в университете. Вам нравится доктор Гэм?
— Очень.
— И вы ему нравитесь. — Марта вынесла психоаналитику собственный одобрительный вердикт. — Доктор Гэм — хороший человек. Почти такой же хороший, как мой Эрни. Но я не об этом начала говорить. В том положении, в котором вы находитесь, я имею в виду — с ребенком, у вас большие проблемы. Но убиваться по этому поводу, ненавидеть себя и Пола и каждого, кому случилось родиться мужчиной, — это ничем не поможет. Вам всего-навсего двадцать один. Молодая женщина. Нет, дитя! И впереди у вас вся жизнь.
— Я знаю. Я думала об этом, когда проснулась, несколько минут назад.
— Вы не можете допустить, чтобы это разрушило вашу жизнь. Это просто эпизод вашей жизни, когда вам был двадцать один год.
— Вам легко так говорить.
— Я бы сказала это своей собственной дочери! Но я вот к чему клоню. Прежде чем вы что-либо предпримете, вам следует знать все факты. И если Пол не знал, я думаю, вам следует по крайней мере прочитать его письмо или поговорить с ним, чтобы вы знали, что делать дальше. Может быть, вы сможете придумать это вместе…
— Сейчас я даже вспоминать о нем не хочу.
— Вы так сильно его ненавидите? Он что, плохо к вам относился? Держал вас на голодном пайке? Водил шашни с другими женщинами? Приходил домой пьяным и бил вас?
— Нет, — признала Ева. — По-своему Пол всегда вел себя со мной очень достойно. Вначале я больше беспокоилась за него, чем за себя.
— Поэтому, получив письмо, вы отправились к доктору Гэму за советом, а потом не смогли об этом говорить?
— Да.
— Вы боялись, что это сильно подействует на Пола?
— Да. При его чувстве семейной гордости, при том, что он за человек, я боялась, что он застрелится или еще что-нибудь сотворит.
— А теперь он в одночасье изменился?
— Нет, — неохотно признала Ева. — Не думаю.
— Тогда скажите мне вот что. Вы когда-нибудь любили его по-настоящему?
— Я начинаю сомневаться. А что?
— Могу я высказаться начистоту?
— Конечно.
— Тогда послушайте меня, молодая леди. У всего есть две стороны. Наблюдая за вами эти последние несколько месяцев, я поняла, что, знал ли Пол, кто вы на самом деле, или нет, он обожает землю, по которой вы ходите. А ведь вы не та женщина, которую он надеялся обрести в браке. Но он примирился с вами.
— Примирился со мной?
— Да. Я не обвиняю вас, Ева. Мы все таковы, каковы мы есть. Но Пол — сельский житель старой закваски. А вы — нет. В старых сельских районах жены другие. Сколько раз вы дожидались, пока он придет домой с работы? Как часто был вовремя готов его ужин? Насколько вас беспокоило то, как тяжело ему приходится работать, чтобы платить за аренду жилья в таком здании, как это, или платить за красивые наряды, которые вы носите? Он когда-нибудь жаловался?
— Нет. Но может быть, угрызения совести…
Марта Кац кивнула:
— Может быть. Но, сидя здесь с вами, как женщина с женщиной, пока не вернулись мужчины, я стараюсь выяснить, какие чувства вы к нему испытывали. Сколько раз, когда он отсутствовал допоздна, вы ходили взад-вперед, как я ходила из-за своего Эрни, выплакав все глаза, моля Бога, чтобы с ним ничего не случилось, чтобы он не лежал где-то в канаве, истекая кровью?
Взгляд у Евы стал обиженным. Она резким тоном сказала:
— Я не понимаю, при чем тут это! Пол получал то, что он хотел.
— Нет, — сказала Марта, — нет. Как говорится в рекламе, только факсимиле приемлемого качества. То, что вы давали Полу, в ответ на то, что он для вас делал, он, вероятно, мог получить и от Колетт. От любой женщины. И в конечном счете гораздо дешевле. — Она потянулась через стол и положила свою ладонь на ладонь Евы. — Вы только поймите, Ева, я вас не виню. Я на вашей стороне, что бы ни было. Женщина либо испытывает такие чувства к мужчине, либо нет. Если она не испытывает, он — просто мужчина в ее постели, делающий то же, что и все мужчины. Если они оба молоды и он хорош в этом, это делает брак сносным. Я вот что пытаюсь вам сказать. С подходящим мужчиной это было бы по-другому. Ваш брак вообще не должен был состояться. По природе ли своей или по другой причине, я не знаю. Но те шесть месяцев, что вы с Полом муж и жена, вы всего лишь два человека, женщина и мужчина, живущие в одном месте, спящие в одной кровати.
Ева запальчиво спросила:
— Господи, да откуда вы так много знаете про нас? И что вы хотите, чтобы я сделала? Извинилась перед Полом? Сказала ему, что мне очень жаль?
— Нет, — сказала пожилая женщина. Она взяла письмо с цветочной коробки и положила его на стол. — Все, что я хочу, это чтобы вы прочитали его письмо, уяснили, как он относится к происшедшему, чтобы мы знали, как строить планы. — Она пожала плечами. — Откуда я так много о вас знаю? Когда человек очень привязан к кому-то, он знает.
У Евы все еще был обиженный взгляд, пока она открывала конверт заколкой для волос.
— Почему бы и нет? Но что бы ни утверждал мой дорогой братец, это не избавит меня от этой штуки в моем теле.
В конверте находился один листик бланка отеля плюс тонкая стопка счетов на общую сумму шестьдесят три доллара.
Письмо начиналось так:
"Дорогая Ева!
Прошло уже несколько часов с тех пор, как я разговаривал с доктором Гэмом, и он был достаточно любезен, чтобы сообщить мне, почему ты не вернулась домой прошлой ночью, и подробно рассказать о содержании письма, которое ты получила от миссис Хильды Шмидт".
Ева прочитала письмо без эмоций. Оно было написано в чопорном, характерном для иностранца стиле Пола. Он признавал: вывод о том, что они — брат и сестра, кажется неопровержимым.
Но, выразив свое глубокое сожаление и заверив, что понимает ее переживания, он категорически отрицал, что знал об их родстве.
В качестве доказательства он приводил тот довод, о котором миссис Кац уже говорила Еве: перед тем как сделать ей предложение, он справлялся у официальных лиц Кошега, которые заверили его, что его четырехлетняя сестра Ева погибла вместе со своими родителями. При этом Пол добавлял, что своими руками положил цветы на могилу, как ему сказали, его сестры.
Он также писал, что деньги, которые он прилагает, — все, что у него есть в настоящий момент, — предназначены на ее ближайшие расходы. Он писал, что снял однокомнатный номер в отеле, на бланке которого пишет, но что он пошлет миссис Мэллоу чек — квартирную плату за следующий месяц, и пусть она не стесняется жить в квартире столько, сколько им может потребоваться, чтобы урегулировать ситуацию. Когда она почувствует, что в состоянии обсудить вопрос о ребенке, она сможет найти его в магазине или в отеле.
Он настойчиво повторял, что, когда обнаружил, кем они на самом деле приходятся друг другу, это стало для него страшным потрясением, но что его любовь к ней, как к жене или как к сестре, всегда пребудет с ней, и заканчивал свое письмо:
"…Прими эти цветы как маленький знак моей любви, уважения и сожаления.
Преданный тебе Пол".
У Евы заболела голова. Ей хотелось наполнить ванну теплой водой и сидеть в ней часами в тщетной надежде, что и ситуация и плод, который она носит, рассосутся сами по себе.
То ли он был действительно потрясен, то ли потому, что лгал, то ли из-за недостаточного умения выражать свои чувства на английском, но Пол написал письмо настолько невыразительное и лишенное эмоций, как будто он заказывал новую партию товара для мастерской. Был еще постскриптум:
«P.S. Хотя я знаю, что ввиду твоего состояния необходимы неотложные меры во имя того, чем мы были друг для друга, я был бы очень благодарен, если бы это дело не получило никакой огласки и ты воздержалась бы от любых действий, могущих привлечь внимание к нашей проблеме — по меньшей мере десять дней, по истечении которых станет действительной моя натурализация и это уже не будет иметь никаких нежелательных последствий».
Ева положила деньги в карман халата и убрала листок бумаги обратно в конверт.
— Ну что? — спросила Марта Кац.
Девушка пожала плечами:
— Вы платите свои деньги и делаете свой выбор. Я по-прежнему не знаю, знал он или нет. Может быть, я никогда не узнаю.
Она отнесла пустую чашку из-под кофе к раковине, ополоснула ее теплой водой и поставила сушиться на резиновый коврик.
— А теперь я, пожалуй, поднимусь к себе в квартиру. Мне хочется побыть одной несколько часов.
Миссис Кац понимающе прищелкнула языком:
— Конечно. Но когда вернется доктор Гэм, он захочет узнать, как вы. Что мне сказать ему, Ева?
Ева забрала из спальни свое платье, нижнее белье и сумочку.
— Скажите ему, пускай поднимется, если хочет. Может быть, я смогу мыслить немного яснее, чем прошлой ночью. А в данный момент все, что я знаю, — это что я хочу избавиться от этой штуки.
Миссис Кац показала на цветочную коробку:
— А цветы?
— Поставьте их в вазу или разрежьте и засуньте в мусоропровод. Мне все равно, что вы с ними сделаете.
Солнце опустилось за холмы, но на ланаи было по-прежнему жарко и влажно, однако, отметила про себя Ева, не так плохо, как было накануне днем. Слабый бриз теребил пальмовые листья. Возможно, грядет смена погоды.
Завидев ее, двое мужчин на ланаи улыбнулись и мистер Кац приподнял руку в приветствии. Мистер Мелкха направил на нее мокрый конец своей сигары. Ева прошла к лифту и обнаружила, что на кнопку жмет девочка-подросток из квартиры 34.
Стараясь быть дружелюбной, Руби сказала:
— По субботним дням здесь тихо, правда?
— Да, — согласилась с ней Ева, когда девушка придержала открытую дверь. — Очень тихо.
Руби нажала на кнопку второго этажа.
— Вам нездоровится, миссис Мазерик?
— А что? — спросила Ева.
— Просто вы до сих пор в халате поверх ночной рубашки, и я весь день вас не видела.
— Ах это! — Ева испытала облегчение. — Нет. Я прекрасно себя чувствую. Я не придала этому большого значения. В конце концов, чем здесь заниматься?
— И не говорите, — ответила ей Руби. — Я знаю, что вы имеете в виду. — Разрываясь от потребности поделиться с кем-нибудь, она добавила: — Но мне уже недолго здесь осталось.
— Вот как?
— Да. Я еще не сказала своей сестре и ее мужу, но мой друг сделал мне вчера вечером предложение, и мы собираемся пожениться через несколько недель.
— Это замечательно!
Пока лифт полз на второй этаж, Руби продолжала:
— Он морской пехотинец, который уходит в море на следующей неделе. Его переводят в Первую бригаду морской пехоты в заливе Канеохе на Гавайях, и мы собираемся пожениться в Гонолулу и снять квартиру рядом с базой.
Ева похлопала ее по руке:
— Я очень рада за вас, Руби. Но по-моему, вы чуточку молоды для замужества, нет?
Руби тут же перешла к обороне:
— Мне шестнадцать, скоро будет семнадцать. А моя сестра Вера вышла замуж, когда ей было пятнадцать.
На втором этаже дверь лифта сдвинулась в сторону, и Ева снова потрепала девушку по руке:
— Будьте счастливы, Руби. Вы — милая детка. Вы мне нравитесь.
Руби была польщена:
— Спасибо вам, миссис Мазерик. А вы нравитесь мне. Вы настолько же приветливая, насколько и хорошенькая.
Ева смотрела, как закрывается дверь лифта. Потом она прошла по балкону к своей квартире, шаря в своей сумочке в поисках ключа. Против обыкновения, две манекенщицы в квартире 23 не ссорились и комбайн мисс Лили Марлен молчал. Единственными звуками во дворе были сухое шуршание пальм и капризный плач ребенка в комнатах мистера Ромеро.
Плачущий ребенок озадачил Еву. Она не могла представить, чтобы у мистера Ромеро в квартире был ребенок. Она знала, согласно договору об аренде,.который подписали она и Пол: дети в здание не допускались.
Она отыскала ключ на дне своей сумочки и отперла дверь. Ее обдало спертым воздухом. Даже при таких обстоятельствах Пол все-таки аккуратно закрыл и запер все окна и выключил кондиционер.
Ева хотела было зайти в квартиру и остановилась, когда дверь в конце балкона открылась и Марти Ромеро, босиком, с голой грудью, в одних только дорогих светлых брюках и такой пьяный, что с трудом мог идти, вывалился на балкон. На глазах у Евы довольно хорошенькая черноволосая девушка, которую она никогда раньше не видела, пошла за ним следом.
Ромеро повернулся и обругал ее, когда она попыталась схватить его за руку.
— Пожалуйста, Марти, — умоляла его девушка. — В таком виде тебе никуда нельзя ходить. Пожалуйста, побудь с нами. Ради меня. Ради Пепе.
Ромеро ударил ее кулаком:
— Не суйся не в свое дело. Иди! Расскажи старухе, что я тебе врезал. На нее мне тоже начхать. Никто не может указывать Марти Ромеро, что ему можно, а чего нельзя. Десять тысяч долларов за бой — вот сколько они мне платят. Да в придачу еще пять, чтобы я поддался.
С кровоточащим носом, девушка повисла на его руке.
— Пожалуйста, Марти! Ты такой пьяный, что не понимаешь, что говоришь.
— К черту «пожалуйста, Марти»!
Ромеро сильно оттолкнул девушку и постоял какое-то время, вцепившись в перила. Потом приподнял голову и попытался изобразить девичий голос:
— «Ха! Ишь чего захотел! Оставь меня в покое». — Он снова заговорил собственным голосом: — А что же ты не договорила прошлой ночью? «Оставь меня в покое, грязный мекс». Вот что ты думала. Сознайся! Ты думаешь, что слишком хороша для меня. — Теперь он уже кричал. — Ну, одной недотроге я сегодня показал, где раки зимуют. Хорошо показал. А теперь, может быть, и тебе покажу.
В какой-то момент, думая, что Ромеро кричит на нее, Ева возмутилась. Она хотела было ответить ему, но сдержалась и промолчала, чтобы не привлекать к себе внимания, когда сообразила, что Ромеро даже не смотрит на нее. Он обращался к перепуганной шестнадцатилетней девушке, с которой она только что рассталась в лифте и которая теперь спешила по верхнему балкону к закрытой двери квартиры 34.
Когда Ева перевела взгляд с Руби на Ромеро, боксер снова, оттолкнул к стене черноволосую девушку, которая пыталась оттащить его назад. Потом, изрекая непристойности по поводу женщин вообще, он, пошатываясь, пошел прочь от нее к лестнице, ведущей наверх, на третий этаж.
Ева подошла к перилам, чтобы позвать мистера Каца и мистера Мелкху. Оба мужчины сразу стали действовать, а миссис Мэллоу помчалась со всех ног к открытой двери своей квартиры.
Мистер Кац заговорил, опередив Еву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27