Сыграй в игру притворства. Хорошо, вот так.В этот момент она подняла глаза и огляделась. В комнате было тепло и светло, на полу лежал ковер, а на стенах стояли книги. Книги, тепло, комфорт. О господи, что бы я отдала, чтобы вернуть эти вещи в мою жизнь! Но однажды я вернусь в реальный мир, и у меня снова будет все это.За полуоткрытой дверью находилась маленькая, скудно меблированная спальня, где комендант иногда спал, если новая партия пленных должна была прибыть рано утром или если должен был состояться визит каких-нибудь важных официальных нацистских деятелей, так что комендант хотел быть наготове. Алиса увидела кровать и умывальник с мылом и полотенцами. Горячая вода. Душистое мыло. Я не вынесу этого, подумала она. Я истощена, я постоянно голодна и постоянно мерзну до костей. Я ношу эту ужасную грязную одежду, мои волосы обстригли, чтобы не было вшей, и за прошедшие шесть месяцев единственными предметами для мытья, которые у меня были, — это холодная вода в каменном корыте и кусок щелочного мыла, которое я делю с двадцатью остальными узницами. Я пойду на все, чтобы выбраться отсюда... Нет ничего, на что бы я не пошла... Слова проносились у нее в голове как молитва или проклятие, и в конце концов она взглянула на человека, стоящего у стола. Комендант Бухенвальда, полковник СС Карл Кох. У него были подлые маленькие, глубоко посаженные глаза, а шея была слишком толстой для жестко сшитой формы СС.Маленькие косящие глазки разглядывали Алису. Через несколько мгновений Карл Кох сказал:— Для начала я должен сказать вам, что я знаю, кто вы на самом деле. — Его голос был неприятным, но Алиса не почувствовала в нем какой-то особой издевки.— Правда? — уклончиво спросила она.— Я видел два ваших фильма, баронесса, — сказал он. Кох произнес этот титул так, как будто считал его абсолютно подлинным. — Для меня это было большое удовольствие.— Благодарю вас.— Так что, я думаю, для вас жизнь в Бухенвальде должна быть тяжелой.— Да, это тяжелое и жестокое место, — через несколько мгновений ответила Алиса. Ее разум работал с бешеной скоростью. Он знал о Лукреции. Что более важно, он верил в Лукрецию. Было ли это чем-то, что она могла использовать с преимуществом для себя?— Ну, боюсь, некоторые вещи неизбежны, — сказал Кох. — Мне кажется, прошло уже шесть месяцев с тех пор, как вас привезли сюда, да?— Да.— Итак. Я думал над тем, что должен быть способ смягчить для вас условия, и у меня есть к вам маленькое предложение.Он отошел от стола и встал ближе к ней. Алиса почувствовала запах чеснока в его дыхании и вспомнила, что, говорят, он любит дорогую еду и красивых женщин.— Предложение? — осторожно спросила она.— Я хочу, чтобы вы слушали разговоры других заключенных, — сказал Кох. — Я наблюдал за вами, и, хотя вы называете себя англичанкой — Алиса Уилсон, да? — вы все же привлекаете их. Вы весьма обворожительная женщина, баронесса, даже без вашего титула это так. В Бухенвальде у вас много поклонников, и мужчин, и женщин.— У меня всегда были поклонники, — развязно сказала Алиса, — но это к делу не относится. Герр Кох, я бы предпочла, чтобы мой... мое имя и мой титул оставались здесь неизвестными.— Хорошо. Это может остаться только между нами. Кох разглядывал ее шею и грудь. Отвратительно.Но не дай ему заметить, что ты так думаешь.— Из-за того, что вы привлекаете людей, — сказал Кох, — люди будут говорить с вами. Я хочу, чтобы вы слушали очень внимательно, а потом приносили мне любую... э... информацию, которая, по вашему мнению, может заинтересовать меня. Все, что может быть важно для Третьего рейха.— Шпионить? — задумчиво проговорила Алиса. — Вот что вы имеете в виду, не так ли? Вы хотите, чтобы я шпионила для вас?Он улыбнулся, довольный ее понятливостью:— Есть сведения, что в Бухенвальде зарождается подпольное движение, организация, намеревающаяся устраивать побеги или бунты. Необходимо, чтобы я выявил лидеров и расправился с ними до того, как они доставят нам проблемы.— Вы думаете, я смогу выяснить что-то об этой организации?— Эта ваша служба будет очень хорошо вознаграждена. Вы меня понимаете?— Да.Алиса изучала его какое-то время, намеренно притворяясь равнодушной. Но ее мозг работал максимально быстро: она думала, взвешивала, планировала. Потом медленно проговорила:— Вы сказали о преимуществах? В качестве награды.— Есть ряд вещей, которые мы можем осуществить, чтобы сделать вашу жизнь более комфортной. — Теперь он заметно расслабился. — Вы, должно быть, скучаете по хорошей пище и горячей воде для умывания. Чистое постельное белье. Я могу позаботиться, чтобы у вас все это было.— Но не моя свобода? Вы не можете позаботиться о моей свободе?Он колебался, а потом, как будто обдумав это, сказал:— Если вы обеспечите нас тем, что нам нужно, это может стать реальным. Это может выглядеть как побег. Я могу сделать вид, что перевожу вас в другой лагерь. Возможно, в Дахау, он не очень далеко отсюда. Побег может оказаться путешествием. В таком случае вам дадут деньги и бумаги, которые вам помогут.Дахау. Деньги и бумаги. Дахау. Конрад. Боль, которую Алиса пыталась подавить все эти месяцы, вернулась, усиленная в тысячу раз. Я все-таки не доверяю Карлу Коху, думала Алиса. Я также не думаю, что он полностью доверяет мне, но все это, может Быть очень хорошо, — сказала она наконец, глядя ему прямо в глаза, — я сделаю то, чего вы хотите. * * * — Конечно, я его обманула, — сказала Алиса.— Как ты осмелилась? — спросил Майкл, выныривая из этого зловещего мира, где танки по-хозяйски ездили по улицам города, где люди были заперты за колючей проволокой и где их запугивали пулеметами с черными дулами. Но даже когда он произнес это, он знал, что, естественно, она осмелилась; она бы осмелилась сделать все что угодно.— Все было не так опасно, как кажется, — сказала Алиса. — Там, в Бухенвальде, действительно была подпольная организация. В этом комендант был прав, хотя она появилась недавно и была еще пробным шагом, была непрочной, как паутина. Но это была паутина, которую на самом деле пряли очень старательно, и даже намек на ее существование наделал такого шуму в СС, что они стали набирать шпионов за свой собственный счет.— И они думали, ты будешь одной из шпионов?— Да. Они предполагали, что я сделаю все ради еды, тепла и других вещей. Они думали, что имеют дело с Лукрецией фон Вольф, которая любила роскошь и была изнежена, и в этом была их ошибка. Они не знали, что Лукреция — это просто дым на экране, а я гораздо лучше, чем они могли себе представить, подготовлена к тому, чтобы справляться с суровым режимом лагеря. Я привыкла вставать в полшестого утра в самую холодную зиму, растапливать печь и набирать холодную воду из колодца во дворе. А когда меня порекомендовали на место горничной Нины Драйер, там по-прежнему были все эти сборы и сидение до трех или четырех часов утра, чтобы помочь ей раздеться после вечеринки или бала. — Она остановилась, а потом продолжила: — И были еще те тяжелые недели, прожитые на улицах Вены. Я верила, что, если я смогла выжить там тогда, я смогу выжить практически везде.— Но обманывать нацистов. Гестапо... — Слова все еще внушали страх. Стальные армии выпускали стальные когти в свои жертвы и причиняли им ужасные страдания...— Когда дошло до дела, их было легко обмануть, — сказала Алиса. — Я посвятила в это двух или трех женщин, которым могла доверять, и мы придумывали разные истории, которые, как мы думали, нацисты проглотят. Открытие спланированного дела кочевало из одного барака в другой. Где-то готовили ложные бумаги. Через определенный промежуток времени я приносила эти истории коменданту, и он верил им. Он был глупый человек, этот Карл Кох. Большую часть времени он был пьян или играл в карты, так что это облегчало мне задачу.— Он не узнал, что ты потчевала его ложной информацией?— Какое-то время. Мы были очень осторожны, чтобы не подвергать никого опасности той информацией, которую давали ему, и при этом мы умудрялись отводить внимание от настоящих заговорщиков.— Расскажи мне о них. — Вновь Алиса оживила людей из рассказов, так что было просто увидеть маленькие группы одетых в лохмотья женщин, загнанных в деревянные бараки, планировавших и перешептывающихся друг с другом.— Это были те, кто действительно вытаскивал людей на свободу. Все было довольно просто — большинство узников тайком выносили в корзинах прачечной или маскировали под рабочих. Мы не копали тоннелей под печами и не переодевались в форму немецких офицеров. И далеко не все, кто бежал из Бухенвальда, оказались в безопасности. Но некоторые сумели. Некоторые добрались до Швейцарии и Англии. Наши успехи были ничтожно малы, но тот факт, что у нас все же получалось, давал нам надежду.— Почему ты не пошла с ними, с теми, кто сбежал?Она на мгновение замолчала перед тем, как ответить на это.— Карл Кох и его люди следили за мной, — сказала она. — Так же, как и высокопоставленные нацистские офицеры, которые приезжали в Бухенвальд. Они обычно очень придирчиво расспрашивали меня. И два раза, пока я была там, приезжал Герман Геринг, хотя я не говорила с ним. Но он знал обо мне, он знал, что я шпионка. Так что я должна была играть роль жадной эгоистичной маленькой золотоискательницы. Пока нацисты были уверены, что я Лукреция, понимаешь. Кто-то, готовый продать своих товарищей ради еды и одежды. Однажды, я помню, я обедала в комендатуре с Карлом Кохом и двумя руководителями штаба Гитлера. — Она усмехнулась, и непослушная баронесса неожиданно появилась в комнате. — Несмотря на все их положение и попытки казаться стильными и принадлежащими к la belle epoque, вино было ужасное и еда была весьма посредственная. А компания была скучная. Я помню, фон Риббентроп был там в тот вечер.— Я знаю о нем. Он предпочел убить себя, чтобы не быть казненным после войны.— Да. Он был обманщиком, — сказала Алиса. — Не представлял из себя ничего интересного, просто сделавший карьеру продавец вина. — На мгновение надменность баронессы стала очевидна. — Но я делала вид, что получаю удовольствие от общения с ними. Я была лицемеркой, Майкл, ты представить себе не можешь, какой я была лицемеркой. Но я разыгрывала представление в Бухенвальде, и это срабатывало. Нацисты были так рады, когда их план использовать узников в качестве шпионов стал приносить даже больше плодов, чем они ожидали. Предполагалось даже, что Гитлер знал и одобрял эту вербовку, а офицеры СС были готовы преодолеть горы и переплыть океаны, чтобы заслужить похвалу Гитлера. Но это значило, что все они очень строго следили за тем, чтобы я оставалась шпионкой.— Тебя стали лучше кормить?— Да, — сказала она. — И мне разрешили послать письмо моим родителям в Англию, а потом получить в ответ два письма от них. Это, по крайней мере, принесло мне вести о Деборе, которая в то время жила с ними. Они приняли ее и няню, конечно, я была уверена, что они именно так и поступят. Майкл спросил:— Но в конце нацисты выяснили, что ты их обманывала? Что ты на самом деле совсем не шпионила?Алиса замолчала так надолго, что Майкл подумал, что она не собиралась отвечать. В конце концов она ответила:— Да, они узнали. И перевели меня в другой лагерь.— В качестве наказания?— Да. Лагерь находился в маленьком польском городке посреди заболоченных земель. Изначально там был барак и еще что-то вроде заброшенной фабрики, но когда меня туда привезли, территория лагеря уже была сильно увеличена. Они осушили часть болот. Но он все еще был окружен огромными застоялыми прудами и он был словно абсолютно одинокий мир, забытый остальным человечеством. Он источал запах человеческого страдания. — Она посмотрела на Майкла. — Он был известен как Освенцим.Освенцим... Название повисло в воздухе, и Майкл почувствовал ледяную дрожь. Освенцим был местом средоточия зла, он знал это, и его мать тоже знала это. «Плохое место», — говорила она, и в ее глазах ничего нельзя было прочесть. Но когда Майкл, еще совсем маленький, заставлял ее рассказывать истории об этом месте, она качала головой и отказывалась говорить. «Это не то место, о котором надо рассказывать истории, — говорила она, — это одно из самых темных мест на земле, и я не хочу, чтобы ты когда-нибудь знал об этой темноте, Майкл, милый мой. Мы с тобой будем придумывать истории только о счастливых вещах».Но семнадцатилетний Майкл знал, что Освенцим был стальной тюрьмой, хранящей все возможные ночные кошмары, она была окружена болотами и колючей проволокой, которая злобно ранила человеческую плоть, если люди пытались выбраться из этой тюрьмы. И однажды в той тюрьме...Он сделал глубокий вдох и спросил:— Это правда, что ты родила Альрауне в Освенциме?На этот раз тишина, казалось, опустилась на них как толстый душный занавес, и вместе с ней пришло чувство, что где-то за стенами теплого безопасного дома может существовать нечто страшное...Майкл снова поежился и ждал, пока его бабушка возвращалась из долгого пути в прошлое. Алиса мягко сказала:— Да. Я родила Альрауне в Освенциме. Глава 29 Если Бухенвальд был преддверием ада, то Освенцим был его глубочайшей пещерой, и в ту же минуту, как Алиса вошла в Освенцим, она поняла, что все рассказы об адском пламени были ложью. Ад не горел, он замораживал отчаянным холодом, пробирающим до костей.Когда ночью вооруженный конвой проехал через ворота, лагерь был окутан лиловой пылью. Диски резкого белого света от смотровых вышек постоянно двигались взад-вперед; они светили на ряды бараков и забетонированные дворы, а потом перемещались на восток, к нескольким вырисовывавшимся на горизонте высоким массивным трубам, поднимавшимся от группы кирпичных зданий на дальней стороне лагеря. Алиса какое-то время смотрела на эти постройки, а потом огни снова переместились, на этот раз поймав вспышку черного металла на земле — параллельные линии железнодорожных рельсов. Там рядом было несколько вагонеток без крыши. Значит, у Освенцима была своя железная дорога. Чтобы ввозить узников? Чтобы вывозить их?Алиса вылезла из бронированного грузовика и остановилась на мгновение, ощущая, как атмосфера этого места погружает свои костлявые пальцы в ее сердце. В этот миг не было ничего в мире, что могло бы спасти ее от этого холода и этой полной, абсолютной безнадежности. Ужасно. Я выжила в Бухенвальде, но, мне кажется, я не смогу выжить здесь. Или смогу? А Дебора и Конрад? Да, ради них, я думаю, я смогу выжить здесь.Она сжала маленький узелок с вещами, которые ей разрешили взять из Бухенвальда: обувь, какое-то белье, драгоценные письма от родителей, из которых она узнала, что Дебора успешно до них добралась. Когда ворота закрылись за грузовиком, охрана провела Алису через постройки к одному из бараков. Дверь открыли, Алису бесцеремонно втолкнули внутрь, а затем замок снова щелкнул. Заперта. Но с чем? И с кем? В бараке было не совсем темно, только тонкие нити света струились через щели в оконных ставнях. Алиса могла видеть лишь нечеткие формы — узкие койки, на которых сидели люди и смотрели на нее. Но она едва ли приняла это в расчет, потому что сразу же, как только дверь закрылась, ей пришлось бороться с подступающей рвотой из-за стоявшего запаха. Этот запах был словно плотная стена, накрывшая ее целиком, — пот и другие человеческие выделения. Но она спокойно стояла, принуждая свое тело не бунтовать и ожидая, пока ее глаза привыкнут к полутьме. Теперь она могла осмотреться и увидела, что несколько жителей барака тихо подошли к ней и теперь стояли совсем рядом. Они рассматривают меня, подумала Алиса. Они оценивают меня.Она не могла вспомнить, чтобы когда-либо в жизни была так истощена — путь из Бухенвальда занял более десяти часов, — но она собрала свои последние силы и сказала по-немецки:— Добрый вечер вам всем. Я прошу прощения, что появилась так внезапно. Я... я новая узница. — Ненавистное слово. — Тут есть... вы можете как-нибудь зажечь свет, чтобы я смогла увидеть вас, а вы — меня?Повисла тишина, потом послышался тонкий скрип. Загорелись три или четыре маленькие свечки, и полдюжины или около того лиц выплыли из темноты.— Как тебя зовут? — спросила одна женщина, и Алиса поняла, что все здесь были женщины. Значит, в этом месте, по крайней мере, была видимость разделения.— Кем бы ты ни была, ты должна быть важной персоной, раз тебя привезли сюда одну, — сказал второй голос. — Охранники обычно привозят людей дюжинами.— Меня привезли из Бухенвальда, — сказала Алиса, — но я не знаю, почему меня привезли одну... — Она остановилась, понимая, что ее изучают. Она пыталась решить, сообщать ли им свое настоящее имя. Чиновники Бухенвальда прислали ее сюда как Лукрецию фон Вольф или как Алису Уилсон?Потом та, что говорила первой, неожиданно произнесла:— Я знаю, кто ты. Ты та богатая баронесса, фон Вольф, вот как тебя зовут. Лукреция фон Вольф. Ты делала фильмы, я видела тебя в кино.Ну, по крайней мере, решение было принято за меня, подумала Алиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48