— Аквалангист, — с невозмутимым спокойствием заявил Илья на одном дыхании.Секунда в секунду вместе с ней!Но ее рука оказалась сверху. Совершенно автоматически. Машинально, можно сказать. Ведь того требуют правила.Кожа у него была шершавая и прохладная, несмотря на пылкость июньского солнца.Женьке хватило одного мгновения, чтобы понять, как нелепо выглядит ее ладонь на его руке. Абсолютно инородное тело. Так и должно быть. Отдернув пальцы, она быстро пристроила их на колени, под стол.Следующий кон выиграл дедушка и, победно сверкая очками, выдал замысловатое «естествознание». Пока восхищались, пока разбирались, что к чему, Женька отчаянно рылась в подкорке, соображая.— Ежик! — со счастливой улыбкой заявил Данька.— Елка! — крикнула Марина.Ольга Викторовна придумала «енота», а бабушка «егозу».Илья с Женькой старательно избегали смотреть друг на друга.Дурацкая игра! Ну что за дурацкая игра! И кто ее только выдумал! Об этом в разных вариациях думала Женя.Может быть, ей подсказать, а то изведется вся, думал Илья.Он никак не ожидал такой пылкости. Она ему так треснула по руке, что даже след остался. Совсем бледный, но заметный все-таки. Попозже он его тщательно рассмотрит. И предъявит иск за моральный ущерб. Скажем, штук десять поцелуев.Нет, чего мелочиться, штук сто.Определенно, он сходит с ума. И самое поразительное — ему это нравится.— Ерунда! — наконец, выпалила Женька и припечатала ладошкой бабушкину руку.— Единство, — снисходительно хмыкнув, высказался Илья.У него был один миг, чтобы прикоснуться к ее пальцам. И, черт побери все на свете, этот миг стоил того, чтобы замучиться в окружении бумаг, сигануть в окно и временно впасть в детство. * * * После обеда Данька, словно разморенный на солнышке щенок, заснул прямо в кресле, не осилив дорогу до комнаты. Бабушка задернула шторы и вытолкала всех обратно на террасу.Говорить было лень, и двигаться тоже, и каждый, устроившись с максимальным комфортом, расслабленно засопел.Женька зевнула в ладошку, смутно надеясь, что Илья вскорости заснет и перестанет на нее пялиться.Она даже запахнула халат потуже, с вызовом покосившись в черные глаза за стеклышками очков.Пялиться он не перестал. И она слегка зарделась, твердо зная, что рада этому, и досадуя на себя за эту неуместную, глупую радость.Что-то приключилось с головой, точно. Во всяком случае разумно мыслить она отказывалась, зато чрезвычайно настырно наполнялась дикой веселостью и прокручивала по сотому разу какой-то бравый марш. Казалось, вот-вот бодрая музыка хлынет из ушей.Хорошо еще, что не было сил пуститься в пляс. Но исполнить цыганочку с выходом очень тянуло.Женька едва убедила себя, что просто свалится в траву. Но с безумным весельем в собственной голове ничего поделать не могла, оставалось только надеяться, что никто больше не услышит этот концерт.— Вы, как знаете, а я тоже вздремну, пожалуй, — объявил дед и мгновенно захрапел.— Я в город, — хмуро сообщил Илья, вполне оценив Женькины манипуляции с халатом.Никакого другого варианта у него не было. Не придумывалось. Работать он все равно не сможет. А на что-то более интересное у него прав нет. Нет и все тут!За игрой он думал только об одном. Но мыслительный процесс продвигался не слишком успешно, то и дело отвлекали смущенно-розовые щеки, нервные пальцы, воинственный темный хохолок, в котором запуталось солнце, и дрожащие в улыбке губы, и полыхающие азартом глазищи.Нет, невозможно было сосредоточиться.В обед он принялся думать с удвоенной силой. После обеда подумал еще. Зачем-то притащился вместе со всеми на террасу, хотя обычно в это время стояла особенная тишина, и можно было без помех поработать. Вместо этого Илья пристроился на перила и снова стал думать.Решительный жест, которым она завернулась в халат, словно тот был бронежилетом, Илью позабавил и рассердил одновременно.— Сыночек, ты же не собирался, — сквозь дремоту проговорила Ольга Викторовна, — чего тебе там делать, в этом городе?— Мне надо. Срочно. И потом, продукты кончились, я посмотрел. А в нашей лавке ни хрена не купишь.Ай, да молодец, ловко придумал.— Так ты на рынок, что ль собрался? — зевнула бабушка.— Ну.— Жень, у тебя какой размер?— Что? Зачем? — уставилась Женька на Ирину Федоровну.Та невозмутимо заявила, что существовать сутками в халате — нонсенс. Конечно, в доме найдется одежда, но вряд ли она Женьке подойдет.— Еще как подойдет! — заорала та, напуганная неопределенными подозрениями. — И потом, у меня есть платье.— Твое платье никуда не годится! — отрезала Ирина Федоровна. — Пятна от травы так и не отстирались. Нельзя так легкомысленно относиться к нарядам, Женечка! Давай-ка, напиши Илье размеры, он купит все необходимое. Конечно, можно заехать к тебе домой, но это другой конец города! Он вернется как раз к Новому году… Стоп, Женечка, не надо ничего писать.Женя вздохнула с облегчением. Илья, смущенный отчего-то, как школьник, раздраженно махнул рукой.— Это ваши женские дела. Я пошел!— Илюша! — приоткрыла один глаз Ольга Викторовна. — Бабушка права, а ты, как всегда, думаешь только о себе.Ну конечно! Он же — эгоист, циник и канцелярская крыса.— Извини, сынок, я не то хотела сказать, — мягко добавила мать, — просто Жене нужно…— Мне ничего не нужно, правда! Ну что вы ей-богу!Женька растерялась еще больше, осознав, что ее никто не слушает. Кажется, семейство окончательно и бесповоротно определило ее в неразумные дитяти и взялось опекать по полной программе.И что с этим делать?!—..ничего не понимаешь, да и вообще тебе это поручать не слишком удобно, — тем временем рассуждала Ольга Викторовна, — правда же, мам?Бабушка величественно кивнула и открыла было рот, чтобы предложить еще какой-то безумный план, но тут из гамака подала голос Марина.— Так пусть вместе едут, делов-то! Женька вполне доковыляет до магазина.— Ты доковыляешь? — озаботилась Ольга Викторовна, поворачиваясь к Жене.Та, схватившись ладонями за пылающие щеки, яростно помотала головой.— Я не могу. Мне не надо. Я вот… в халате.Илья, наконец-то, осознал размеры подарка, который ему преподнесли родственники, сами того не зная. Он бы до этого никогда не додумался. Он не представлял, что все может обернуться такой удачей.Она поедет с ним.Дурачина, он еще минуту назад с отвращением представлял себе этот бессмысленный отъезд, здорово похожий на бегство. А теперь все вон как складывается.Обалденная у него семья! Самая лучшая!— Пошли, — с решимостью, которой не испытывал вовсе, Илья взял Женьку за руку, — расскажешь по дороге, как тебе здорово живется в халате.Маринка сдавленно хрюкнула в гамаке. Бабушка с матерью успокоились по поводу судьбы бедной сиротинушки и мирно запыхтели.— Я не пойду, — шипела Женька в его голую спину, — слышишь, я не пойду.— Ты уже идешь, — сообщил Илья, не оборачиваясь.— Нет, не иду! Ты меня волочишь!Он доволок ее до лестницы и слегка подпихнул в бок.— У тебя две минуты, чтобы переодеться в никуда не годное платье!Женька отчаянно топнула ногой.— Я не…— Не ори! Ребенка разбудишь! — Илья кивнул в сторону кресла, где мирно сопел Данька, — давай, собирайся.— Ты что, не слышишь меня?! Я страшна благодарна вам за все, но есть же пределы…— Нет предела совершенству, — пропел Илья тихонько, взмахнув, словно дирижер, ладонью.— Дурдом какой-то, — буркнула Женя, понимая, что дальнейшее сопротивление не имеет смысла. Глава 12 Она решила смотреть в окно. Всю дорогу. И смотрела, только вот в голове творилось нечто невообразимое, совсем не имеющее отношение к проносящейся мимо зелени тополей и берез.Илья покосился на ее унылый профиль и спросил раздраженно:— Что? Тебе неприятно, что я веду твою драгоценную машину?— Его зовут Шушик, — напомнила Женька непонятно зачем.— Ну да, Шушик, — закатил глаза Илья, — так ты бесишься из-за того, что чужой дядька оседлал Шушика?Женя резко развернулась к нему и с негодованием прошипела:— Я бешусь, потому что мне ничего от тебя не надо!— А я тебе еще ничего и не предлагал, — хмыкнул Илья многообещающе.— Но твоя семья предложила! А ты… Я понимаю, все это кажется очень смешным. Для тебя. А для меня — нет! Мог бы сказать, что тебе некогда, черт возьми!— Хватит, а? В конце концов, что такого страшного в том, что мы едем в магазин?Женя сосредоточенно изучала собственные пальцы.— Ну? Чего так орать? Тебе ведь в самом деле нужно в чем-то ходить.Илья весело подмигнул ей, расхрабрившись окончательно. С той минуты, когда бабушка придумала эту поездку, настроение у него значительно улучшилось, и будущее представлялось в радужных красках. Будто ему — тринадцать лет, и он влюблен в недоступную красотку, и маялся целую вечность, не осмеливаясь даже посмотреть в ее сторону, а потом вдруг единственный из класса получил пятерку за контрольную, да еще и принарядился в новые ультрасовременные джинсы, а вдобавок внезапно обнаружил, что вырос на целых полтора сантиметра и раздался в плечах, и все это обдало его свежим, мощным порывом уверенности. И сегодня вечером у него свидание с той самой красоткой.Жизнь прекрасна и удивительна.Только вот красотка вовсе даже не красотка, а обычная девчонка, худющая, колючая, выжженная солнцем. И, скорее всего, о его романтических планах не подозревает.Впрочем, план был не романтический, а очень даже примитивный, пошловатый даже.Илья был уверен, что он сработает. Шутил вот, довольный собой и тем, как все ему представлялось.Но веселиться вместе с ним она не желала. Ее бледная печальная мордочка напоминала выражением бездомного, истомившегося по ласке и плошке молока котенка. Он, конечно, храбрился, этот котенок, и высоко держал подбородок, и сверкал глазами независимо и с апломбом, и хвост у него торчал трубой.Илья тяжко вздохнул, раздосадованный на самого себя за неуместную радость. У котенка, тьфу, у девицы, какое-то неведомое горе, а он… Ну что за горе, блин? Так тщательно скрываемое и так явственно проступающее тенями на веках?!Что с ней стряслось-то?!Он подумал и решил, что вся эта канитель его достала. У девчонки просто талант повергать его в чувство вины. Наверняка, ей просто вздумалось изобразить отчаяние, чтобы в магазине он вел себя покладисто и побольше одежки прикупил, и косметику не забыл, и не ныл, и не крутился под ногами.Короче, у нее свой план, вот где собака зарыта.— Я знаю шикарный бутик на Тверской, — хмуро сообщил Илья, — там все можно купить, и…— У меня мало денег, — перебила Женька трагическим тоном, словно признавалась в особо тяжком преступлении. — Я вчера поздно выехала, и вот.Она покопалась в бардачке и выудила оттуда наивную металлическую коробку из-под печенья. Конечно, складывать туда деньги было не слишком удобно, но кошельки Женька ненавидела.— Четыреста семьдесят рублей, — промямлила она, с нежностью перебирая купюры, — я не собиралась их тратить, понимаешь? Мне не нужна одежда или что там еще… И платье это мне нравится.— Мне тоже, — буркнул Илья.Что же это творится-то, а?Ее оправдывающийся тон действовал ему на нервы. И он внезапно понял, что понятия не имеет о том, как живет эта девица. Разве это важно? Илья не знал точно, но нарочитая бодрость в ее голосе не смогла перекрыть отчаяния, и он слышал его, и не понимал, и злился, не в силах осознать, откуда эта безысходность.Четыреста семьдесят рублей. Четыреста семьдесят рублей, пропади все пропадом!Примерно столько он тратил в день. В долларах. Или в евро. В их компании платили еврами.Четыреста семьдесят рублей, будь проклято все на свете!Примерно столько за последний месяц накопил его четырехлетний сынок. Он копил просто так, для интересу. Копилок было несколько — розовощекая жизнерадостная свинка, заяц с отбитым ухом и еще какой-то пластмассовый урод из американского мультика.Краем глаза Илья уловил, что Женькины пальцы будто приросли к купюрам, поглаживали их, расправляли, складывали аккуратно стопкой.Он не знал, что сказать. Черт побери, он даже не знал, что теперь делать.Минуту назад она была заносчивой, грубоватой девчонкой, с которой он решил переспать. Просто так, чтобы расслабиться, чтобы не злиться и не придумывать небылицы каждый раз, натыкаясь на зеленые глаза. Переспать и вздохнуть с облегчением, убедившись, что невозможное по-прежнему невозможно.Магазинный вояж вполне вписывался в план соблазнения. Илье оставалось только вытерпеть несколько часов у примерочной, пока она насладится покупками вдоволь. Он был уверен, что ее сопротивление на террасе гроша ломаного не стоило. Конечно, она смутилась, но наверняка уже обдумывала, какие туфли выдержит ее бедная лодыжка, джинсов какой фирмы еще нет в ее гардеробе и какая зубная щетка подойдет к ее халату.Он все рассчитал. Пока возле нее крутились бы продавщицы, он бы заказал номер в каком-нибудь уютном отеле. Кхм, слава богу, их сейчас предостаточно!Ну, а дальше все ясно. Какая женщина устоит перед щедростью?!У него получалось быть циником даже наедине с собой, и план обольщения казался вполне жизнеспособным.Пока он не увидел, как ее пальцы внимательно и печально перебирают купюры. Пока не услышал, как беззащитно дрожит ее голос.И в этот момент он понял, что нет никаких родственников, от которых ей надо прятаться, нет любовника, который ее «достал», нет никого и ничего, чтобы ей было дорого. Только ее собственная жизнь — одинокая, трудная жизнь за рулем Шушика.Ему представилось, как вечерами она сидит в маленькой комнате — в своем единственном платье, поджав по-турецки ноги, — пьет чай, листает Булгакова и старается не смотреть с ненавистью на телефон, который все молчит и молчит.— Жень, засунь, пожалуйста, свои рубли в… обратно, — произнес Илья и вдруг решительно затормозил, сворачивая к обочине.Женька быстро убрала драгоценную коробку в бардачок.— Мы возвращаемся? — взглянула она на него с облегчением.— Нет.Илья отпустил руль и, чинно сложив руки на коленях, посмотрел на нее в упор.Неведомая, могучая волна ворочала сердце туда-сюда, распирала изнутри, и невозможно было это выносить, невозможно.— Я куплю тебе все, что нужно, — проговорил он и не узнал свой голос в этот момент, — считай, что в порыве филантропии. И больше мы это обсуждать не будем.Кажется, он хотел сказать не совсем это.То есть, совсем не это.Но жалость, обрушившаяся Ниагарским водопадом на душу, забурлила, замутила разум. Жалость, господи, которую он не признавал никогда и не испытывал, все с тем же привычным цинизмом считая, что жалеть — недостойно.Недостойно кого или чего?Ему хотелось коснуться ее волос, прижаться к ней, разгладить губами печальный изгиб ее рта и эти внезапные горькие морщинки на лбу.План обольщения мог бы сработать еще быстрей. Все получилось бы проще.Только не было уже никакого плана, не было предвкушения и яростной атаки, готовой каждую секунду выплеснуться на золотистую кожу, на запах тонкого сильного тела, на сияние изумрудного взгляда. Еще минуту назад Илья едва сдерживался, удивляясь собственному нетерпению и подростковому азарту, пульсирующему в каждой клетке.Он выдохся, словно воздушный шарик. Опустошенный и растерянный, он глядел на нее и жалел ее, и мысленно утешал, почему-то уверенный, что утешения вслух она не примет.Жалеть — недостойно, вот почему.Еще одно заблуждение человечества или как?— Если хочешь, садись пока за руль, — вдруг сказал Илья, — здесь ты справишься и одной ногой.Она вспыхнула от радости.Он выбрался из машины, гордясь своей уловкой. Как-то само собой случилось так, что ему стало важно отвлечь ее от тяжелых раздумий.Илья даже не подумал, что не имеет на это право. Что она — чужой человек, и ее мысли принадлежат только ей и не должны волновать его.Не должны, но волнуют.Наверное, иногда жизнь забавляется, сшибая с ног такими вот парадоксами.— Сверни налево, — посоветовал он.— Но к трассе направо, — покосилась она недоверчиво.— А так длинней, — пояснил Илья.Женька понимающе улыбнулась и с благодарностью кивнула ему. Шушик медленно и грациозно двинулся по извилистой пыльной дороге.— Откуда ты? — спросил он, не поворачивая головы.— Что?— Ты ведь не москвичка, — неизвестно почему, ему вдруг стало это очевидно, — откуда ты?— А… Я и сама не знаю, — с улыбкой ответила Женька.Он уловил ее краем взгляда — эту летящую, воздушную улыбку. И удивленно скосил глаза.— Как это не знаешь?— Родилась я в Карелии, там папа в ралли участвовал, а мама поехала с ним. Представляешь, на восьмом месяце поехала! И родила чуть ли не на трибуне возле трассы.Нос у нее смешно наморщился, будто она собиралась чихнуть. Илья хохотнул и быстро отвернулся, с трудом вспомнив, что он ведет машину. То бишь, Шушика.— Ну вот, мама с папой там комнату снимали, а потом, когда мне исполнилось два года, мы поехали в Питер. Там жила мамина мама. Своей квартиры у родителей тогда еще не было, так что мы у нее жили. Я помню, потолки там были огромные и комнаты, как во дворце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27