Мадди вспоминала свои мечты, навеянные телевизионными шоу: вот мама готовит для нее ее любимые сэндвичи, наливает большой стакан молока, обещает сладости, если она съест все, что у нее на тарелке. Но как Мадди ни напрягала свою память, она видела только нянь, домработниц и соседок, которые действительно кормили ее ланчем. Если они не получали приглашения на обед от друзей или коллег Фелисити, то всегда, когда оказывались вдвоем, обедали в ресторанах. Рестораны не были роскошью для Фелисити. Рестораны были привычкой.
Фелисити просто положила мясо на ломтик хлеба, получила одобрение Мадди на горчицу и тщательно намазала ею другой ломтик хлеба, затем сделала сэндвич и разрезала его пополам.
— Тимми тебе не помешает? — спросила Фелисити, кладя половинку сэндвича на тарелку и поднося ее к сидящей Мадди.
— Конечно, — ответила Мадди. — С тех пор как у меня Тимми, я поняла, что матери или те, кто их заменяет, быстро овладевают способностями осьминогов.
— Да, — согласилась Фелисити. — Это насущная необходимость. Я часто сожалела, когда ты была ребенком, что у меня только две руки. — Она села за стол напротив Мадди, положив свою половинку сэндвича на пеструю, всех цветов радуги, салфетку, но не притронулась к еде. — Давай, — проговорила Фелисити. — Откуси и скажи мне, как он.
Мадди не могла не улыбнуться. По взволнованному, озабоченному лицу Фелисити можно было подумать, что речь идет о шедевре кулинарного искусства. Переложив Тимми на одну руку, Мадди взяла сэндвич и надкусила его.
— Очень вкусно, — сказала она, не успев прожевать.
Фелисити улыбнулась; гордость светилась в ее глазах, когда она взяла свою половинку.
— Конечно, не совсем как у «Росси», но неплохо. Тимми допил свою бутылочку, как раз когда Мадди и Фелисити закончили с едой. Фелисити встала.
— Теперь дай мне Тимми. Ему нужно срыгнуть. — Она улыбнулась, видя изумленное выражение на лице у дочери. — Ты, вероятно, удивишься, Маделин, но обычно я добивалась, чтобы ты несколько раз как следует срыгнула. Мадди усмехнулась.
— Надо же!
Фелисити прижала Тимми к своему плечу, вспомнив в последнюю минуту про полотенце, которым прикрыла плечо на случай, если Тимми срыгнет.
— Забавно, как все это возвращается. Будто навыки езды на велосипеде. — Она перестала похлопывать Тимми по спинке. — Хотя я и не училась ездить на велосипеде. — Она снова начала ритмично похлопывать Тимми, прислонившись к столу, но глаза ее, глядевшие на дочь, оставались немного печальными. — Я никогда не училась тому, что необходимо знать матери. — В ее голосе слышалось сожаление. — Иногда я думаю — ведь я могла бы быть другой.
— В каком смысле — другой? — тихо спросила Мадди.
— Мы обе упустили столько случаев быть вместе. Я никогда не приходила ни на один из твоих спортивных праздников и не была ни на одном школьном рождественском спектакле, где вы летали по сцене, будто вы ангелы… а однажды тебе поручили быть волхвом.
Мадди уставилась на мать.
— Я даже не думала, что ты знаешь, как я однажды была волхвом.
Фелисити печально улыбнулась.
— Я следила за всеми вашими школьными мероприятиями. Вероятно, ты бы не поверила, но я хотела быть на каждом из них. Да, я хотела. И — не могла. При наших обстоятельствах я была вынуждена делать карьеру. Впрочем, не скажу, что сожалела об этом. Я всегда любила то, что делала. Мне все хорошо удавалось с самого начала. Но вот забота о ребенке… Меня просто подавляла эта немыслимая ответственность материнства. Ты была такой маленькой, такой беспомощной. Мне полагалось быть сильной, уверенной. А я не была. Я тоже ощущала страх и беспомощность. Глаза Мадди наполнились слезами.
— Я была так одинока в этих ужасных школах-интернатах. Я чувствовала себя совсем покинутой. — Снова вырывались у нее с такой злостью, что Мадди сама испугалась — не меньше Фелисити.
Фелисити кивнула, не пытаясь оправдываться, но также отказываясь приносить извинения.
— Хотела бы я лучше совмещать роли деловой женщины и матери. Матери-одиночки, замечу. Я делала все, что могла. И тоже, поверь, очень часто страдала от одиночества. Бывало, сижу ночью в полной тишине в каком-нибудь отеле и борюсь с собой — мне хотелось просто позвонить в твою школу и потребовать, чтобы они отправили тебя ко мне ближайшим рейсом на самолете. Наши встречи были такими короткими. Но мне казалось, что нельзя нарушать распорядок твоей жизни. Может быть, я ошибалась.
Слова матери несколько смягчили боль Мадди. Она смогла наконец поверить, что ее мама по-настоящему о ней заботилась. Искренне любила ее. И собственный ее опыт в прошедшую неделю с Тимми… да и с Майклом тоже… помог Мадди понять, как бывает трудна любовь… и сколько горечи в материнстве.
В этот момент Тимми громко и непривычно срыгнул. Обе женщины рассмеялись, расставаясь на миг со сладостно-горькими воспоминаниями.
Тимми смотрел на них обеих и хихикал.
— Он — прелестный малыш, — сказала Мадди. Фелисити взглянула на дочь с нежной улыбкой.
— Не совсем такой, какой была ты. — Она резко передала Тимми дочери и пошла в холл за сумкой. Вернулась на кухню и достала свое портмоне. Открыла его в том месте, где было отделение для фотографий.
Там лежала только одна фотография — старая, с потрепанными краями.
Фелисити очень осторожно извлекла ее и протянула Мадди.
Мадди долго молча разглядывала фотографию, в то время как Фелисити стояла позади дочери.
— Посмотри, какая ты была ласковая. Ты любила прильнуть ко мне — вот как на фотографии. Тебе было почти столько же, сколько сейчас Тимми, когда тебя щелкнули. Я только вытащила тебя из кроватки, ты была еще сонная, но, увидев, что я улыбаюсь, сразу же улыбнулась в ответ. — Фелисити полезла в сумочку за платком и вытерла глаза. — Посмотри, ты была красивым младенцем, Мадди. Прелестной, красивой, замечательной малышкой. — Фелисити обняла стоявшую к ней спиной Мадди и прижала к своей груди. — Если я тебя чему и научила, дорогая, — спокойно сказала Фелисити, — так это добиваться желаемого. Мне никогда не хотелось, чтобы ты чего-то лишала себя. Я говорю не только о карьере, Мадди. Я говорю о любви. О настоящей любви. О прочной любви. О любви, за которую ты готова сражаться. Я знаю, Майкл причинил тебе боль, но, возможно, когда он объяснит…
Мадди покачала головой у груди матери.
— Нет, я не хочу его объяснений. Я не хочу от него больше ничего.
Фелисити погладила волосы дочери.
— Ну, посмотрим, — тихо сказала она, — возможно, ты передумаешь.
— Нет, не передумаю, — упрямо сказала Мадди, выпрямляясь. Она повернулась, чтобы посмотреть на мать, и схватила ее за руку. — Ты должна помочь мне, мама. Если он вернется в пятницу, я не смогу его видеть. Не смогу. Ты поможешь мне?
Фелисити нагнулась и поцеловала макушку дочери.
— Я обещаю, Мадди. Оставь Майкла Харрингтона мне. — Ее карие глаза заблестели, как у встревоженной курицы-наседки. — Ты, возможно, не хочешь говорить с ним, но есть несколько слов, которые я должна сказать этому мужчине.
На лице Мадди мелькнула слабая улыбка. Сегодня утром она, вероятно, потеряла любимого, но приобрела мать.
Майкл прилетел в Бостон в пять вечера в пятницу. Он великолепно себя чувствовал. Его встречи с Барреттом и Эпстайном прошли гораздо лучше, чем он ожидал. Предстояло выполнить еще много подготовительной работы, но благодаря его стараниям колеса уже завертелись. Он был уверен, что его план осуществится, а значит, можно наконец сказать Мадди о его предложении. Это также означало, что пришло время сказать ей и про «Лямур». Он не сомневался, что его новое предложение сгладит то разочарование, которое она испытает, обнаружив, что ее обошли. Теперь все, что Майкл хотел для Мадди, могло осуществиться.
Он нашел автомат в аэропорту и позвонил своей сестре Синди.
— Привет. Мы только что сели. Послушай, в какое время праздничный обед?
— В семь часов. Почему бы тебе не прийти прямо сейчас — выпьешь, немного отдохнешь перед тем, как начнется это светопреставление.
Он засмеялся и взглянул на часы.
— Ммм, нет, мне нужно сделать один-два визита. Я буду там в шесть сорок пять.
— Ты придешь один?
— А?
Синди рассмеялась.
— Приведешь Мадди?
Майкл рассеянно потер подбородок.
— Вряд ли.
— Давай оставим вопрос открытым. Мы ведь всегда можем найти место за столом еще для одного человека. Поинтересуйся у нее — ты же сейчас к ней заедешь.
Майкл засмеялся.
— Ты не упустишь случая показать, какая ты, Син, догадливая.
— Мне бы хотелось думать, что я ясновидящая, но тебя, братец, видно насквозь… будто глядишь в стеклянное блюдо…
— Не увлекайся, Синди. Мадди — чудесная женщина. И у нас действительно есть… определенные чувства друг к другу. Но…
— Оставь эти речи, Майкл. Для меня не старайся — напрасно. Ты не сможешь убедить меня, я знаю, что ты на крючке. Сам себе заговаривай зубы, хорошо? Но я-то убеждена, что ты впустую потратишь время. Мне она нравится. Так и скажи ей, когда увидишь.
Огорошенный Майкл буркнул:
— Ладно. Скоро увидимся.
Повесив трубку, он еще с минуту смотрел на нее. Может, позвонить Мадди отсюда и сказать ей, что он заедет на несколько минут перед тем, как отправится на семейный обед? Майкл надеялся возвратиться в Бостон пораньше, днем, но не получилось. Взглянув на часы, он решил, что она сейчас как раз на пути домой. И лучше всего сразу поехать к ней.
Выехать с места стоянки в аэропорту в час пик было делом нелегким. Это требовало определенной решительности и ума. Того и другого у Майкла Харрингтона, к счастью, было достаточно.
За пять минут он выбрался на скоростную магистраль. Он неожиданно зевнул. Это были тяжелые три дня. И он признался себе, что отчасти измучен потому, что ему приходилось тратить значительные усилия, отгоняя соблазнительные видения Мадди. Они появлялись внезапно, захватывали его врасплох. В квартире. На встречах с Барреттом и Эпстайном. В ресторанах. На стоянке такси.
Мадди. Он видел ее так отчетливо. Вот она смеется. Краснеет. Укачивает Тимми на руках. Лежит, обнаженная, на своей постели, ее прекрасное, восхитительное тело пылает страстью. Это тело, которое так созвучно его телу… Мадди…
Он застрял в пробке на полчаса, прежде чем выехал через тоннель Коллоран на Юго-Восточную скоростную магистраль, после чего свернул на шоссе, ведущее к дому Мадди, и был там в шесть часов.
Черт побери, думал он, устремляясь к лифту и давя на кнопку. У него не хватало времени на Мадди. И совсем не оставалось времени, чтобы принять душ и переодеться перед обедом.
Лифт остановился на этаже Мадди. Майкл бросился через холл к ее квартире. Интересно, у Мадди ли еще Тимми, или Линда уже забрала его? Майкл соскучился по этому шустрому ребенку.
Он нажал на дверной звонок. Что же она так долго не открывает? Может быть, ее еще нет дома? Он снова надавил на звонок.
— Кто там?
Голос женщины, но не Мадди. Фелисити. Да, это она.
— Это я, Фелисити. Майкл Харрингтон.
— А!
Майкл был удивлен ее тоном и еще больше озадачен тем, как долго она возилась с замком и открывала дверь.
— Мадди еще не пришла? — Он бросил на Фелисити изумленный взгляд. Где весь шарм и живость? Ее лицо, суровое, жесткое, будто было высечено из гранита.
— Мадди дома. — Голос ее был холоден как лед. Радостные чувства Майкла скукожились, словно цветы на морозе.
— Что случилось?
— Мадди не хочет вас видеть.
— Что это значит?
— О, мистер Харрингтон, я полагаю, вы прекрасно знаете, что это значит.
— Хорошо, тогда почему она не хочет меня видеть?
— Я полагаю, мистер Харрингтон, что вы знаете ответ и на этот вопрос.
Темные глаза Майкла сощурились.
— Я не понимаю, что происходит, Фелисити…
— Миссис Сарджент, — зловеще уточнила она.
— С ума сойти! Я хочу видеть Мадди. Что бы ни происходило, мне бы хотелось узнать это от нее.
— Нет, мистер Харрингтон. Вы узнаете это от меня. И я не поскуплюсь на подробности. Вы проделали паршивый трюк с моей дочерью. Вы лгали ей, обманывали ее и таким недостойным образом пробрались к ней в постель. Это уже гадко, мистер Харрингтон. Но вы также пробрались в ее сердце. А сердце Мадди, как ни странно, очень дорого для меня. Вы разбили ей сердце. Она любит вас. Но это не много значит для таких, как вы. Для вас, мистер Харрингтон, любовь — это 1'amour, не так ли? «Лямур». Лично я, — она вскинула голову, — думаю, что это второсортная компания. — Она намеревалась захлопнуть дверь, но вытянутая вперед рука Майкла помешала ей.
— Послушайте, я все объясню.
— Мне меньше всего нужны ваши объяснения. Гнев угрожал захлестнуть его. Он изо всех сил старался держать себя в руках, но тем не менее продолжал толкать дверь.
— Я хочу все объяснить Мадди.
— Вне всякого сомнения, вы сильнее меня, мистер Харрингтон, и вы можете, вне всякого сомнения, ворваться сюда. Но я заверяю вас, Мадди не будет с вами разговаривать. А если вы будете настаивать, я позвоню в полицию и скажу им, что вы непрошеный гость.
Майкл уставился на нее, его рука все еще лежала на двери, но он больше не делал попыток ее распахнуть.
— Я не хотел причинить ей боль. Черт побери, именно этого я меньше всего хотел. Разве вы не понимаете?
— Я знаю, что Мадди увидела в вас нечто особенное, чего она никогда не видела в других мужчинах. — Голос Фелисити немного смягчился. — Вот в чем настоящая трагедия. Если бы преступление, которое вы совершили, относилось только к области бизнеса, Мадди разозлилась бы, переживала, но эти раны затянулись бы. И она бы нашла другие контракты, возможно, лучше упущенного. Но раны, которые вы нанесли, гораздо глубже, мистер Харрингтон.
Он устало прислонился к дверному косяку, рука его все еще придерживала дверь на случай, если ее внезапно захлопнут.
— Мне необходимо поговорить с ней, Фели… миссис Сарджент. Согласен, я должен был сразу сказать ей про «Лямур». Но все так запуталось. Я не пытался обманывать ее. Господи, да я сам не мог контролировать ситуацию, чего со мной никогда не бывало. Все произошло так быстро. Я никогда не мечтал… — Он увидел, что Фелисити не слушала его, что она уже осудила его, признав виновным. И с ее точки зрения, да — он был виновен.
Он опаздывал. Даже если бы он силой ворвался к Мадди, то все равно не хватило бы времени, чтобы все объяснить и разобраться с ней во всем.
На виске у него билась жилка. Он сделал глубокий вдох.
— Верите вы или нет, миссис Сарджент, но я на стороне Мадди. Я говорил ей, что занимаюсь новым проектом для нее. Да, он действительно стоящий. Если бы я только мог увидеть ее…
Фелисити оставалась непреклонной.
Майкл на этот раз смирился.
— Хорошо, миссис Сарджент, вы выиграли этот раунд. Но борьба не закончена. Никоим образом.
После того как Фелисити закрыла входную дверь, из комнаты вышла Мадди с Тимми на руках.
Фелисити повернулась к ней.
— Он вернется.
Мадди пожала плечами.
— Он хочет объясниться. Говорит, что у него для тебя есть новый проект.
Мадди презрительно рассмеялась.
— Возможно, ты ошибаешься в отношении этого мужчины.
— Лучше бы я никогда не встречала его. Ужасно, я чувствую себя так глупо.
Фелисити ближе подошла к дочери и увидела круги под глазами Мадди.
— В любви нет абсолютно ничего глупого.
— При чем тут любовь? — слишком поспешно возразила Мадди.
— Может быть, тебе следует поговорить с ним, Мадди?
— Нет.
Тимми начал капризничать у Мадди на руках, и Фелисити взяла его.
— В какое время, Линда говорила, она должна быть здесь? Она звонила почти час назад.
— К семи. — Мадди разглядывала Тимми с загадочным выражением на лице. — Если бы не Тимми… — Мадди замолкла, сдерживая слезы.
Свободной рукой Фелисити обняла Мадди и крепко прижала ее к себе.
— Пойдем, Мадди. Искупаем, накормим и переоденем Тимми, чтобы Линда могла его взять сразу домой и уложить спать.
Мадди чуть улыбнулась, отступая назад.
— По-моему, ты очень полюбила этого малыша, мама.
Фелисити улыбнулась в ответ.
— Ты абсолютно права. — Слезы показались у нее на глазах. — Если ты когда-нибудь выйдешь замуж и у тебя будут дети, уверена, я стану далеко не посредственной бабушкой. — Она взяла руку дочери. — А ты, дорогая, будешь прекрасной матерью.
— Не надо. Пожалуйста. — В голосе Мадди была беспомощность и мольба.
— Поговори с ним, Мадди.
— Я не могу. Я не вынесу еще одного удара.
— Не обязательно кончится этим.
— Обязательно, — сказала Мадди так резко, что Тимми заплакал. Но Фелисити быстро успокоила его. — Неужели ты не понимаешь? — продолжала Мадди, идя с матерью на кухню. — Дело не только в том, что он солгал мне в отношении «Лямур». Майкл с самого начала дал ясно понять, что ему не нужно ничего постоянного. Никаких обещаний. Никакого брака. Никаких пут.
— О, дорогая, поначалу они все так говорят.
— Майкл и думает так. Он категорически против женитьбы и детей.
Фелисити попросила Мадди приготовить ванну для Тимми, пока она раздевала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Фелисити просто положила мясо на ломтик хлеба, получила одобрение Мадди на горчицу и тщательно намазала ею другой ломтик хлеба, затем сделала сэндвич и разрезала его пополам.
— Тимми тебе не помешает? — спросила Фелисити, кладя половинку сэндвича на тарелку и поднося ее к сидящей Мадди.
— Конечно, — ответила Мадди. — С тех пор как у меня Тимми, я поняла, что матери или те, кто их заменяет, быстро овладевают способностями осьминогов.
— Да, — согласилась Фелисити. — Это насущная необходимость. Я часто сожалела, когда ты была ребенком, что у меня только две руки. — Она села за стол напротив Мадди, положив свою половинку сэндвича на пеструю, всех цветов радуги, салфетку, но не притронулась к еде. — Давай, — проговорила Фелисити. — Откуси и скажи мне, как он.
Мадди не могла не улыбнуться. По взволнованному, озабоченному лицу Фелисити можно было подумать, что речь идет о шедевре кулинарного искусства. Переложив Тимми на одну руку, Мадди взяла сэндвич и надкусила его.
— Очень вкусно, — сказала она, не успев прожевать.
Фелисити улыбнулась; гордость светилась в ее глазах, когда она взяла свою половинку.
— Конечно, не совсем как у «Росси», но неплохо. Тимми допил свою бутылочку, как раз когда Мадди и Фелисити закончили с едой. Фелисити встала.
— Теперь дай мне Тимми. Ему нужно срыгнуть. — Она улыбнулась, видя изумленное выражение на лице у дочери. — Ты, вероятно, удивишься, Маделин, но обычно я добивалась, чтобы ты несколько раз как следует срыгнула. Мадди усмехнулась.
— Надо же!
Фелисити прижала Тимми к своему плечу, вспомнив в последнюю минуту про полотенце, которым прикрыла плечо на случай, если Тимми срыгнет.
— Забавно, как все это возвращается. Будто навыки езды на велосипеде. — Она перестала похлопывать Тимми по спинке. — Хотя я и не училась ездить на велосипеде. — Она снова начала ритмично похлопывать Тимми, прислонившись к столу, но глаза ее, глядевшие на дочь, оставались немного печальными. — Я никогда не училась тому, что необходимо знать матери. — В ее голосе слышалось сожаление. — Иногда я думаю — ведь я могла бы быть другой.
— В каком смысле — другой? — тихо спросила Мадди.
— Мы обе упустили столько случаев быть вместе. Я никогда не приходила ни на один из твоих спортивных праздников и не была ни на одном школьном рождественском спектакле, где вы летали по сцене, будто вы ангелы… а однажды тебе поручили быть волхвом.
Мадди уставилась на мать.
— Я даже не думала, что ты знаешь, как я однажды была волхвом.
Фелисити печально улыбнулась.
— Я следила за всеми вашими школьными мероприятиями. Вероятно, ты бы не поверила, но я хотела быть на каждом из них. Да, я хотела. И — не могла. При наших обстоятельствах я была вынуждена делать карьеру. Впрочем, не скажу, что сожалела об этом. Я всегда любила то, что делала. Мне все хорошо удавалось с самого начала. Но вот забота о ребенке… Меня просто подавляла эта немыслимая ответственность материнства. Ты была такой маленькой, такой беспомощной. Мне полагалось быть сильной, уверенной. А я не была. Я тоже ощущала страх и беспомощность. Глаза Мадди наполнились слезами.
— Я была так одинока в этих ужасных школах-интернатах. Я чувствовала себя совсем покинутой. — Снова вырывались у нее с такой злостью, что Мадди сама испугалась — не меньше Фелисити.
Фелисити кивнула, не пытаясь оправдываться, но также отказываясь приносить извинения.
— Хотела бы я лучше совмещать роли деловой женщины и матери. Матери-одиночки, замечу. Я делала все, что могла. И тоже, поверь, очень часто страдала от одиночества. Бывало, сижу ночью в полной тишине в каком-нибудь отеле и борюсь с собой — мне хотелось просто позвонить в твою школу и потребовать, чтобы они отправили тебя ко мне ближайшим рейсом на самолете. Наши встречи были такими короткими. Но мне казалось, что нельзя нарушать распорядок твоей жизни. Может быть, я ошибалась.
Слова матери несколько смягчили боль Мадди. Она смогла наконец поверить, что ее мама по-настоящему о ней заботилась. Искренне любила ее. И собственный ее опыт в прошедшую неделю с Тимми… да и с Майклом тоже… помог Мадди понять, как бывает трудна любовь… и сколько горечи в материнстве.
В этот момент Тимми громко и непривычно срыгнул. Обе женщины рассмеялись, расставаясь на миг со сладостно-горькими воспоминаниями.
Тимми смотрел на них обеих и хихикал.
— Он — прелестный малыш, — сказала Мадди. Фелисити взглянула на дочь с нежной улыбкой.
— Не совсем такой, какой была ты. — Она резко передала Тимми дочери и пошла в холл за сумкой. Вернулась на кухню и достала свое портмоне. Открыла его в том месте, где было отделение для фотографий.
Там лежала только одна фотография — старая, с потрепанными краями.
Фелисити очень осторожно извлекла ее и протянула Мадди.
Мадди долго молча разглядывала фотографию, в то время как Фелисити стояла позади дочери.
— Посмотри, какая ты была ласковая. Ты любила прильнуть ко мне — вот как на фотографии. Тебе было почти столько же, сколько сейчас Тимми, когда тебя щелкнули. Я только вытащила тебя из кроватки, ты была еще сонная, но, увидев, что я улыбаюсь, сразу же улыбнулась в ответ. — Фелисити полезла в сумочку за платком и вытерла глаза. — Посмотри, ты была красивым младенцем, Мадди. Прелестной, красивой, замечательной малышкой. — Фелисити обняла стоявшую к ней спиной Мадди и прижала к своей груди. — Если я тебя чему и научила, дорогая, — спокойно сказала Фелисити, — так это добиваться желаемого. Мне никогда не хотелось, чтобы ты чего-то лишала себя. Я говорю не только о карьере, Мадди. Я говорю о любви. О настоящей любви. О прочной любви. О любви, за которую ты готова сражаться. Я знаю, Майкл причинил тебе боль, но, возможно, когда он объяснит…
Мадди покачала головой у груди матери.
— Нет, я не хочу его объяснений. Я не хочу от него больше ничего.
Фелисити погладила волосы дочери.
— Ну, посмотрим, — тихо сказала она, — возможно, ты передумаешь.
— Нет, не передумаю, — упрямо сказала Мадди, выпрямляясь. Она повернулась, чтобы посмотреть на мать, и схватила ее за руку. — Ты должна помочь мне, мама. Если он вернется в пятницу, я не смогу его видеть. Не смогу. Ты поможешь мне?
Фелисити нагнулась и поцеловала макушку дочери.
— Я обещаю, Мадди. Оставь Майкла Харрингтона мне. — Ее карие глаза заблестели, как у встревоженной курицы-наседки. — Ты, возможно, не хочешь говорить с ним, но есть несколько слов, которые я должна сказать этому мужчине.
На лице Мадди мелькнула слабая улыбка. Сегодня утром она, вероятно, потеряла любимого, но приобрела мать.
Майкл прилетел в Бостон в пять вечера в пятницу. Он великолепно себя чувствовал. Его встречи с Барреттом и Эпстайном прошли гораздо лучше, чем он ожидал. Предстояло выполнить еще много подготовительной работы, но благодаря его стараниям колеса уже завертелись. Он был уверен, что его план осуществится, а значит, можно наконец сказать Мадди о его предложении. Это также означало, что пришло время сказать ей и про «Лямур». Он не сомневался, что его новое предложение сгладит то разочарование, которое она испытает, обнаружив, что ее обошли. Теперь все, что Майкл хотел для Мадди, могло осуществиться.
Он нашел автомат в аэропорту и позвонил своей сестре Синди.
— Привет. Мы только что сели. Послушай, в какое время праздничный обед?
— В семь часов. Почему бы тебе не прийти прямо сейчас — выпьешь, немного отдохнешь перед тем, как начнется это светопреставление.
Он засмеялся и взглянул на часы.
— Ммм, нет, мне нужно сделать один-два визита. Я буду там в шесть сорок пять.
— Ты придешь один?
— А?
Синди рассмеялась.
— Приведешь Мадди?
Майкл рассеянно потер подбородок.
— Вряд ли.
— Давай оставим вопрос открытым. Мы ведь всегда можем найти место за столом еще для одного человека. Поинтересуйся у нее — ты же сейчас к ней заедешь.
Майкл засмеялся.
— Ты не упустишь случая показать, какая ты, Син, догадливая.
— Мне бы хотелось думать, что я ясновидящая, но тебя, братец, видно насквозь… будто глядишь в стеклянное блюдо…
— Не увлекайся, Синди. Мадди — чудесная женщина. И у нас действительно есть… определенные чувства друг к другу. Но…
— Оставь эти речи, Майкл. Для меня не старайся — напрасно. Ты не сможешь убедить меня, я знаю, что ты на крючке. Сам себе заговаривай зубы, хорошо? Но я-то убеждена, что ты впустую потратишь время. Мне она нравится. Так и скажи ей, когда увидишь.
Огорошенный Майкл буркнул:
— Ладно. Скоро увидимся.
Повесив трубку, он еще с минуту смотрел на нее. Может, позвонить Мадди отсюда и сказать ей, что он заедет на несколько минут перед тем, как отправится на семейный обед? Майкл надеялся возвратиться в Бостон пораньше, днем, но не получилось. Взглянув на часы, он решил, что она сейчас как раз на пути домой. И лучше всего сразу поехать к ней.
Выехать с места стоянки в аэропорту в час пик было делом нелегким. Это требовало определенной решительности и ума. Того и другого у Майкла Харрингтона, к счастью, было достаточно.
За пять минут он выбрался на скоростную магистраль. Он неожиданно зевнул. Это были тяжелые три дня. И он признался себе, что отчасти измучен потому, что ему приходилось тратить значительные усилия, отгоняя соблазнительные видения Мадди. Они появлялись внезапно, захватывали его врасплох. В квартире. На встречах с Барреттом и Эпстайном. В ресторанах. На стоянке такси.
Мадди. Он видел ее так отчетливо. Вот она смеется. Краснеет. Укачивает Тимми на руках. Лежит, обнаженная, на своей постели, ее прекрасное, восхитительное тело пылает страстью. Это тело, которое так созвучно его телу… Мадди…
Он застрял в пробке на полчаса, прежде чем выехал через тоннель Коллоран на Юго-Восточную скоростную магистраль, после чего свернул на шоссе, ведущее к дому Мадди, и был там в шесть часов.
Черт побери, думал он, устремляясь к лифту и давя на кнопку. У него не хватало времени на Мадди. И совсем не оставалось времени, чтобы принять душ и переодеться перед обедом.
Лифт остановился на этаже Мадди. Майкл бросился через холл к ее квартире. Интересно, у Мадди ли еще Тимми, или Линда уже забрала его? Майкл соскучился по этому шустрому ребенку.
Он нажал на дверной звонок. Что же она так долго не открывает? Может быть, ее еще нет дома? Он снова надавил на звонок.
— Кто там?
Голос женщины, но не Мадди. Фелисити. Да, это она.
— Это я, Фелисити. Майкл Харрингтон.
— А!
Майкл был удивлен ее тоном и еще больше озадачен тем, как долго она возилась с замком и открывала дверь.
— Мадди еще не пришла? — Он бросил на Фелисити изумленный взгляд. Где весь шарм и живость? Ее лицо, суровое, жесткое, будто было высечено из гранита.
— Мадди дома. — Голос ее был холоден как лед. Радостные чувства Майкла скукожились, словно цветы на морозе.
— Что случилось?
— Мадди не хочет вас видеть.
— Что это значит?
— О, мистер Харрингтон, я полагаю, вы прекрасно знаете, что это значит.
— Хорошо, тогда почему она не хочет меня видеть?
— Я полагаю, мистер Харрингтон, что вы знаете ответ и на этот вопрос.
Темные глаза Майкла сощурились.
— Я не понимаю, что происходит, Фелисити…
— Миссис Сарджент, — зловеще уточнила она.
— С ума сойти! Я хочу видеть Мадди. Что бы ни происходило, мне бы хотелось узнать это от нее.
— Нет, мистер Харрингтон. Вы узнаете это от меня. И я не поскуплюсь на подробности. Вы проделали паршивый трюк с моей дочерью. Вы лгали ей, обманывали ее и таким недостойным образом пробрались к ней в постель. Это уже гадко, мистер Харрингтон. Но вы также пробрались в ее сердце. А сердце Мадди, как ни странно, очень дорого для меня. Вы разбили ей сердце. Она любит вас. Но это не много значит для таких, как вы. Для вас, мистер Харрингтон, любовь — это 1'amour, не так ли? «Лямур». Лично я, — она вскинула голову, — думаю, что это второсортная компания. — Она намеревалась захлопнуть дверь, но вытянутая вперед рука Майкла помешала ей.
— Послушайте, я все объясню.
— Мне меньше всего нужны ваши объяснения. Гнев угрожал захлестнуть его. Он изо всех сил старался держать себя в руках, но тем не менее продолжал толкать дверь.
— Я хочу все объяснить Мадди.
— Вне всякого сомнения, вы сильнее меня, мистер Харрингтон, и вы можете, вне всякого сомнения, ворваться сюда. Но я заверяю вас, Мадди не будет с вами разговаривать. А если вы будете настаивать, я позвоню в полицию и скажу им, что вы непрошеный гость.
Майкл уставился на нее, его рука все еще лежала на двери, но он больше не делал попыток ее распахнуть.
— Я не хотел причинить ей боль. Черт побери, именно этого я меньше всего хотел. Разве вы не понимаете?
— Я знаю, что Мадди увидела в вас нечто особенное, чего она никогда не видела в других мужчинах. — Голос Фелисити немного смягчился. — Вот в чем настоящая трагедия. Если бы преступление, которое вы совершили, относилось только к области бизнеса, Мадди разозлилась бы, переживала, но эти раны затянулись бы. И она бы нашла другие контракты, возможно, лучше упущенного. Но раны, которые вы нанесли, гораздо глубже, мистер Харрингтон.
Он устало прислонился к дверному косяку, рука его все еще придерживала дверь на случай, если ее внезапно захлопнут.
— Мне необходимо поговорить с ней, Фели… миссис Сарджент. Согласен, я должен был сразу сказать ей про «Лямур». Но все так запуталось. Я не пытался обманывать ее. Господи, да я сам не мог контролировать ситуацию, чего со мной никогда не бывало. Все произошло так быстро. Я никогда не мечтал… — Он увидел, что Фелисити не слушала его, что она уже осудила его, признав виновным. И с ее точки зрения, да — он был виновен.
Он опаздывал. Даже если бы он силой ворвался к Мадди, то все равно не хватило бы времени, чтобы все объяснить и разобраться с ней во всем.
На виске у него билась жилка. Он сделал глубокий вдох.
— Верите вы или нет, миссис Сарджент, но я на стороне Мадди. Я говорил ей, что занимаюсь новым проектом для нее. Да, он действительно стоящий. Если бы я только мог увидеть ее…
Фелисити оставалась непреклонной.
Майкл на этот раз смирился.
— Хорошо, миссис Сарджент, вы выиграли этот раунд. Но борьба не закончена. Никоим образом.
После того как Фелисити закрыла входную дверь, из комнаты вышла Мадди с Тимми на руках.
Фелисити повернулась к ней.
— Он вернется.
Мадди пожала плечами.
— Он хочет объясниться. Говорит, что у него для тебя есть новый проект.
Мадди презрительно рассмеялась.
— Возможно, ты ошибаешься в отношении этого мужчины.
— Лучше бы я никогда не встречала его. Ужасно, я чувствую себя так глупо.
Фелисити ближе подошла к дочери и увидела круги под глазами Мадди.
— В любви нет абсолютно ничего глупого.
— При чем тут любовь? — слишком поспешно возразила Мадди.
— Может быть, тебе следует поговорить с ним, Мадди?
— Нет.
Тимми начал капризничать у Мадди на руках, и Фелисити взяла его.
— В какое время, Линда говорила, она должна быть здесь? Она звонила почти час назад.
— К семи. — Мадди разглядывала Тимми с загадочным выражением на лице. — Если бы не Тимми… — Мадди замолкла, сдерживая слезы.
Свободной рукой Фелисити обняла Мадди и крепко прижала ее к себе.
— Пойдем, Мадди. Искупаем, накормим и переоденем Тимми, чтобы Линда могла его взять сразу домой и уложить спать.
Мадди чуть улыбнулась, отступая назад.
— По-моему, ты очень полюбила этого малыша, мама.
Фелисити улыбнулась в ответ.
— Ты абсолютно права. — Слезы показались у нее на глазах. — Если ты когда-нибудь выйдешь замуж и у тебя будут дети, уверена, я стану далеко не посредственной бабушкой. — Она взяла руку дочери. — А ты, дорогая, будешь прекрасной матерью.
— Не надо. Пожалуйста. — В голосе Мадди была беспомощность и мольба.
— Поговори с ним, Мадди.
— Я не могу. Я не вынесу еще одного удара.
— Не обязательно кончится этим.
— Обязательно, — сказала Мадди так резко, что Тимми заплакал. Но Фелисити быстро успокоила его. — Неужели ты не понимаешь? — продолжала Мадди, идя с матерью на кухню. — Дело не только в том, что он солгал мне в отношении «Лямур». Майкл с самого начала дал ясно понять, что ему не нужно ничего постоянного. Никаких обещаний. Никакого брака. Никаких пут.
— О, дорогая, поначалу они все так говорят.
— Майкл и думает так. Он категорически против женитьбы и детей.
Фелисити попросила Мадди приготовить ванну для Тимми, пока она раздевала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19