Чарли устало выдвинул жене стул, и сам тяжело рухнул на соседний. И приготовился слушать.
Большую часть дня Джиллиан провела в мучительных раздумьях, решая, как помягче сообщить Доновану-младшему о смерти отца. И стоит ли сообщать ему все? Юджин мертв. Следует ли сыну знать о том, что горячо любимый им отец некогда убил его мать?
Всю свою сознательную жизнь Джиллиан занималась тем, что увековечивала правду, — правду, видимую в объектив кинокамеры. Как режиссер документальных фильмов, она знала: истина не всегда такова, какой кажется на первый взгляд. Но эту историю редактировать и монтировать не ей. Нет у нее такого права. Молодая женщина понимала: ей придется сообщить Чарли удручающие, неприглядные факты, а уж истину восстановит он сам.
Нервно сглотнув, Джиллиан начала пересказывать историю Плакальщицы каньона Санто-Беньо.
Три дня спустя помощник шерифа Магнус Джералдсон и еще двое представителей закона в сопровождении судебного эксперта и двух археологов из Оклендского университета обнаружили человеческие останки, захороненные под грудой камней в квадратной башне. Археологи подтвердили, что скелет — женский. Судебный эксперт обнаружил в черепе пулевое отверстие.
18
Обхватив руками колени, не сводя взгляда с древних развалин, Джиллиан устроилась на плоском каменном уступе над водохранилищем Санто-Беньо. Лунный свет одевал серебром реку и горы. Рядом, надежно установленная на штативе, мирно стрекотала кинокамера.
Спустя четыре бесконечно-долгих месяцев водохранилище наконец-то медленно заполнялось водой. Поскольку ливневый паводок нанес плотине немалый ущерб, а Катберт настоял-таки на необходимости дополнительных укреплений, ремонтные работы затянулись на гораздо более долгий срок, нежели планировалось изначально. Но теперь они завершились, и река возвращалась в свои берега. Джиллиан не видела, как все происходило, не наблюдала за процессом от начала до конца, — но сейчас темные воды плескались уже у самого входа в пещеру.
Очень скоро древняя, мистическая деревня, которую Джиллиан впервые увидела в далеком детстве, снова погрузится в бесконечно-долгий сон. Еще десять лет магических развалин не коснется солнечный луч… Может, даже дольше, если усовершенствования, предложенные Катбертом, себя оправдают, и нового ремонта в ближайшие годы не потребуется. А молодая женщина уже убедилась на опыте, что главный инженер Катберт Далтон обычно знает, что говорит.
Его работа завершена. И ее труды тоже завершатся, как только над деревней сомкнутся холодные темные воды.
На протяжении последних трех месяцев Джиллиан, не покладая рук, монтировала свой фильм, придавая «сырому» метражу форму, определенность и глубину, вставляя титры и графику, добавляя «голос за кадром» и музыку… по сути дела, творя из накопленного материала произведение искусства как таковое, — так ваятель творит из глины прекрасную статую. Черновой вариант привел ее в полный восторг. А мастер-запись будет готова, как только добавится заключительная последовательность кадров.
Та, что снимается здесь и сейчас.
Непроизвольно поежившись, Джиллиан откинулась назад, прильнув к широкой груди своего спутника. В сердце ее царили самые противоречивые чувства: легкая грусть и волнующее предвкушение увлеченного своим делом художника. Катберт успокаивающе обнял ее за плечи.
— Замерзла?
— Нет. Просто… печально немножко, что все закончилось. И ужасно не терпится перейти к следующему «наполеоновскому» проекту.
— Это ты про свой новый фильм о плотинах? Или про нашу свадьбу?
Весело рассмеявшись, Джиллиан развернулась к любимому.
— Про свадьбу, конечно. Со всей определенностью, про свадьбу. Твои братья пригрозили жестоко отомстить мне за твою поруганную честь, ежели я не поспешу завершить дело законным браком.
Катберт широко ухмыльнулся.
— Ты уверена, что хочешь играть свадьбу на ранчо? Мы могли бы сбежать в Лас-Вегас и пожениться по-быстрому, безо всяких хлопот.
— Еще не хватало!
Джиллиан уже побывала на обширном ранчо у подножия хребта Сьерра-Невада, что Катберт до сих пор почитал «родным гнездом». Правда, погостить подольше не получилось: молодая женщина вкалывала, не покладая рук, наверстывая упущенное время, чтобы успеть представить фильм к сроку. Так что поездка вышла какая-то скомканная: день пути туда, день пути обратно, и сутки — там. Джиллиан так нервничала в преддверии знакомства с многочисленным семейством Катберта (шутка ли: мать, трое братьев и две невестки, не говоря уже о малолетнем племяннике!), что напрочь позабыла прихватить с собою кинокамеру. О чем молодая женщина горько пожалела, едва глазам ее открылся «Орлиный кряж» и его живописные обитатели — бывшие и нынешние.
Ей просто-таки не терпелось вернуться и заснять на пленку великолепие горных хребтов на фоне сапфирово-синего неба… не говоря уже о великолепии мускулистых, плечистых атлетов, коих Сондра, — последнее прибавление к семейству, — втихаря окрестила «Великолепной Четверкой».
Сондра Далтон, недавно ставшая женою самого младшего из братьев, Элджи, доверительно призналась Джиллиан, что «Великолепная Четверка» до сих пор повергает ее в благоговейный трепет. Поодиночке братцы играючи очаровали бы любую девицу от восьми до восьмидесяти лет включительно. Все вместе они составляли крепкую, любящую семью. И семья эта, — шумная, смешливая, любвеобильная, — радостно распахнула гостье объятия.
Там, в кругу Катбертовой родни, ноющая боль утраты, что навсегда угнездилась в груди у Джиллиан после смерти отца, как-то сама собою поутихла. И молодая женщина хотела, чтобы все эти замечательные люди были гостями на ее свадьбе. Все до одного, без исключения.
— Ты еще не знаешь, что тебя ждет! — предостерег Джиллиан заботливый жених.
— Забавно, но каждый из твоих братьев сказал мне то же самое. Вот, в частности, Трэвис грозился поведать мне в подробностях о твоей бурной молодости и тяжелом детстве.
— Ха! — Катберт распрямил ноги, встал с каменного выступа, заботливо помог подняться Джиллиан. — Трэвис у нас — циничный полицейский. Он считает, что каждый мужчина в душе — потенциальный преступник. Ты его больше слушай!
— А кто в душе каждая женщина?
Смешливые искорки в глазах Катберта разом погасли.
— Трэвиса не так давно несправедливо обидели. Ему до сих пор больно.
Джиллиан собралась было расспросить Катберта поподробнее, но тут ей пришло в голову, что, возможно, инженер сам не хочет играть свадьбу в «Орлином кряже». Может быть, тягостные воспоминания до сих пор не утратили над ним власти?
Как-то раз, после особенно долгих и отрадных любовных игра, они лежали, сжимая друг друга в объятиях, и разговаривали о том, где будут жить в промежутках между разъездами, о плотинах и документальных съемках… и о родителях. Об отце Джиллиан и об отце Катберта.
Постепенно, мучительно, фраза за фразой, горестная повесть облекалась в слова. Голос Катберта заметно дрожал, когда он поделился с любимой тем, что так и не открыл братьям. Молодая женщина, затаив дыхание, слушала, а Далтон в подробностях описывал ту кошмарную ночь, когда мать его беспомощно рыдала, а он бегал вокруг нее с чашками кофе и пузырьками с успокоительным. Тогда-то его несокрушимая вера в отца и сыновняя любовь рассыпались в прах.
Может быть… может быть, Катберт и впрямь не хочет возвращаться в «Орлиный кряж» и играть свадьбу в тени материнской трагедии? Приподнявшись на цыпочки, Джиллиан обняла ладонями его лицо.
— А как насчет тебя, Катберт? Тебе тоже до сих пор больно? Тебе неприятно обмениваться обетами верности там, где брак твоих родителей обернулся обманом и ложью?
— Нет, — просто отозвался он. — Ранчо — мой дом. И навсегда останется домом. — В серых глазах снова запрыгали озорные бесенята. — Тем паче если мне все-таки придется платить за треклятый кран. Вот тогда мы точно не сможем себе позволить никаких ресторанов да путешествий. Сыграем свадьбу тихо, по-домашнему…
Джиллиан негодующе фыркнула: именно этого Катберт от нее и ждал. С тех пор, как он объяснил невесте, что ответственность с него не снимут до тех пор, пока заключение независимой экспертизы документально не подтвердит ущерб, нанесенный ценному оборудованию, молодая женщина просто-таки рвала и метала.
— Да даже у самого закоренелого бюрократа рука не поднимется взыскивать с тебя убытки! — бушевала она. — Ради всего святого, ты же весь город спас!
Катберт изобразил приличествующее случаю смирение, однако в глазах его по-прежнему плясали искристые смешинки. Какая она храбрая, какая задиристая; так и рвется в бой — защищать его от всех на свете недоброжелателей…
— Ну, по-моему, ты слегка преувеличиваешь!
— Нисколечко! — Джиллиан обвила руками его шею. — Ведь ты и меня спас!
— Причем несколько раз, — не преминул уточнить Катберт.
Всякий раз, путешествуя с нею вместе на машине, когда Джиллиан оказывалась за рулем, инженер содрогался от ужаса. Мысли ее проделывали тысячу миль в минуту, а взгляд не отрывался от роскошной последовательности «кадров» за окном, вместо того, чтобы следить за дорогой.
— Ты и сейчас меня спасаешь, — прошептала молодая женщина, привставая на цыпочки навстречу его губам. — Всякий раз спасаешь, когда даришь мне вот это… И вот это… И…
— Джиллиан…
Застонав, он рухнул на колени.
Молодая женщина опустилась на землю вместе с ним. Каждое прикосновение его рук и губ обладало магическим эффектом: грудь ее пронзали тысячи стрел, направленных самим Купидоном, не иначе. Что бы ни случилось, куда бы ни увела их Катбертова работа и ее съемки, этого подарка у нее никто и никогда не отнимет.
Позади них деловито стрекотала кинокамера. На противоположной стороне каньона руины медленно уходили под воду, погружаясь в долгий, беспробудный сон. Легкий ветерок гнал рябь по поверхности воды. А над ущельем, словно мимолетное дуновение, пронесся тихий, ласковый, исполненный блаженства вздох.
Эпилог
Шон Далтон подошел к зеркалу, подергал за концы косо завязанного галстука-бабочки и обреченно вздохнул.
— Женский заговор, вот что это такое, — подвел он итог. — Ну, и какого черта вам непременно надо, чтобы мы рядились в эти шутовские тряпки?
Лорина, его жена, не сдержала улыбки.
— Может быть, потому, что вас так приятно дразнить? А может быть, потому, что у нас, слабых женщин, просто голова идет кругом при виде таких разодетых франтов, — ласково поддразнила она. — Повернись-ка, я сама завяжу.
— Ладно тебе, солнышко, уж ты-то знаешь, что я неотразим в любой одежке, — усмехнулся Шон, послушно подставляя шею.
— Может, и так. — Лорина изо всех сил старалась сдержать улыбку, что было нелегко: ведь муж сомкнул объятия и притянул ее к себе. — Шон Далтон, сэр, прекратите немедленно, иначе я никогда с этим галстуком толком не справлюсь!
— Что прекратить? — невинно осведомился Шон — и звонко чмокнул жену в щеку.
Лорина тихонько вздохнула и склонила голову ему на плечо.
— Люблю тебя, — прошептала она.
— Попробовала бы только не любить! — проворчал Шон, зарываясь лицом в ее волосы. — От души надеюсь, что Катберт с Джиллиан будут хотя бы вполовину так же счастливы, как мы, солнышко мое.
— Только вполовину? — удивилась Лорина, откидываясь назад и улыбаясь мужу.
— Да сдается мне, что никто еще в мире не был и не будет так счастлив, — пояснил Шон и снова привлек жену к себе.
— Мама-папа!
Счастливые супруги, как по команде, оглянулись. Их маленький сынишка проснулся и встал на ножки, держась за прутья кроватки. Лорина погладила мужа по щеке, нагнулась и подхватила Билли на руки.
— Здравствуй, радость моя! — Она оглянулась на мужа. — А кроватка-то ему уже мала.
— Знаю, — вздохнул Шон. Он взъерошил темные кудри сынишки и улыбнулся жене. — Но просто рука не поднимается убрать ее в чулан!
— Ну, это ненадолго! — мило закраснелась Лорина, легонько касаясь ладонью живота. Серые глаза Шона потемнели.
— Лорина? Солнышко, ты серьезно?
— Ну да, — тихо подтвердила молодая женщина. Глаза ее сияли. — Я вчера была у врача.
У Шона сдавило горло. Ему захотелось сейчас же, немедленно, сказать жене, как много она для него значит, как она изменила его жизнь, но слова с языка не шли. Вместо того он снова привлек жену и сынишку к себе, к самому сердцу, и в который раз подумал, что такого везучего Далтона на свет еще не рождалось.
Элжернон Далтон тихонько вошел в спальню, закрыл дверь и загляделся на жену. Его Сондра, его темнокудрая красавица Сондра дожидалась его возвращения — да так и задремала в огромном плюшевом кресле с шитьем в руке. А шила она крохотный, словно на куклу, чепчик…
Сердце Элджи переполнилось нежностью. Он все пытался понять про себя, что он такого сделал, чтобы заслужить подобное счастье. В одном можно поручиться: такого везучего Далтона на свет еще не рождалось!
Сондра вздохнула, открыла глаза. Увидела Элджи — и лицо ее озарилось радостью.
— А, вот и ты наконец! — прошептала она. — Я уж соскучилась.
Элджи улыбнулся, опустился на корточки рядом с женой, бережно отобрал шитье и завладел ее рукой.
— Да вот, ходил потолковать с Катбертом.
— Небось, рассказывал о кошмарах семейной жизни? — усмехнулась Сондра.
— Вроде того, — подмигнул Элджи. Лицо его омрачилось. — Он мне такого порассказал про эту «Плакальщицу»! Я-то, когда фильм смотрел, все думал: классно отснято, просто мороз по коже! А выходит, не зря! Так и вижу этого психованного старикана, который тридцать лет назад собственную жену порешил!
Сондра поднесла к губам руку мужа.
— Ужасно это, просто слов нет! Это надо же: вбить себе в голову, будто жена ему изменяет…
— Так ты его еще жалеешь? — изумился Элджи. — Старый умалишенный маньяк…
— Тс-с-с! — Сондра подалась вперед и поцелуем запечатала мужу губы. — Милый, ты ведь знаешь: о покойниках либо хорошо, либо ничего.
— Ага. — Элджи против воли улыбнулся. — Раз ничего хорошего о старом греховоднике не скажешь, лучше замнем эту тему. Главное — другое: ведь Катберт и Джиллиан обрели друг друга. — Он шутливо взъерошил жене волосы. — Держу пари, так, как мы, счастливы они не будут. Такое просто-напросто невозможно! Но если эти двое влюблены друг в друга хотя бы вполовину так же сильно, как мы…
— Большинство позавидовали бы и половине, — шепнула Сондра, отвечая на мужний поцелуй.
Присев на краешек постели своей одинокой спальни, Трэвис мрачно уставился в стену. Сказать по правде, он отчаянно завидовал семейному счастью братьев. А теперь еще и Катберт надумал дезертировать из холостяцких рядов!.. Впрочем, его легко можно понять. Только распоследний дурак упустит такую женщину, как эта его рыжеволосая красавица Джиллиан!
И одного такого дурака он знает лично. Причем каждый день имеет сомнительное удовольствие видеть его в зеркале.
Но ведь бывает, что и на дураков снисходит озарение! С досадой ударив кулаком по стене, Трэвис вскочил на ноги, подбежал к телефону, подержал с минуту руку над трубкой, набираясь решимости, и, наконец, глубоко вздохнув, набрал знакомый, памятный наизусть номер.
— Алло! Келли? Келли, это Трэвис. Да, Трэвис. Послушай… нет, только не бросай трубку! Я долго думал… и понял, что… словом, нам надо встретиться и поговорить. Да, не откладывая. Да, завтра. Можно, я заеду за тобой на ранчо?.. Правда, можно?..
И, вешая трубку, Трэвис впервые за много дней подумал: и чего он такого хорошего совершил, чтобы заслужить этакое нежданное счастье!
И вот великий миг настал.
Катберт полагал, что ко всему готов, но едва он услышал первые торжественные аккорды свадебного марша Мендельсона, едва он поднял взгляд на украшенную цветами дорожку, что вела из сада к террасе и увидел, как его нареченная невеста делает первый шаг в его сторону, сердце его словно остановилось в груди.
Джиллиан. Его Джиллиан. Как она прекрасна в кружевном платье цвета слоновой кости! А ее сияющее личико, а взгляд, обращенный в его и только в его сторону!
— Вы только гляньте на мою Джилл! — тихо выдохнул он.
Его трое братьев, выстроившиеся тут же, тихонько застонали.
— Пропал парень! — шепнул Шон.
— Подкаблучник! — фыркнул Трэвис.
— На смазливое личико купился! — добавил Элджи.
Трое братьев с усмешкой переглянулись, но Катберт тут же посерьезнел и, любуясь невестой, задумался: и что же он такого хорошего совершил в жизни, чтобы ему так чертовски повезло!
Жены братьев, стоявшие тут же, под разубранным цветами пологом у алтаря, дружно вздохнули, не сводя глаз с невесты.
— До чего прелестна! — шепнула Лорина.
— Чудо что такое! — подхватила Сондра, и все трое снова вздохнули.
— Дорогие друзья, — возгласил священник. — В этот благословенный день мы все собрались здесь для того, чтобы соединить Катберта Далтона и Джиллиан Брайтон священными узами брака…
В то же самое мгновение Катберт и Джиллиан обменялись первым поцелуем как законные муж и жена — и зрители дружно зааплодировали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28