Постоянно растущее отчаяние Ричарда приводило ее в ужас. Часто по ночам они часами разговаривали по телефону. Анджела пыталась успокоить и подбодрить мужа.
Ей казалось, что жизнь загоняет ее в угол.
– Я должна поблагодарить мистера Гуцмана, – проговорила она с достоинством.
– Незачем, – ответил Квентин со странной усмешкой. – Я отрабатываю эти деньги.
И с этих пор Квентин угонял машины. Он отлично с этим справлялся и давал матери столько денег, сколько мог, чтобы не вызвать ее подозрений. Остальные хранил в своей комнате. Карла узнала о том, что Квентин угоняет машины от подружки Джонни Сиконе. Она одновременно боялась за него и гордилась им. Квентин дал ей сто долларов, и она ему все простила.
* * *
Ночами юноша лежал в постели и не хотел засыпать. Хорошо было бы обойтись совсем без сна. Снились только кошмары, в которых его убивали на улице. Квентин написал длинное письмо родителям, рассказывая обо всем и прося у них прощения, запечатал его и спрятал среди романов и исторических книг о войне, заполнявших книжные полки в его спальне. В последнее время эта тема его очень увлекала: люди и машины уничтожения, героические поступки, идеалы, смерть во имя родины и господа. Его дед погиб во время Второй мировой войны как герой. А не как угонщик автомобилей.
Квентин вышел из дверей гаража Гуцмана – легального, а не подпольного, – воспользовавшись перерывом в работе. С него ручьем тек пот. Брызги черной краски испачкали джинсы и футболку. Он сполоснул лицо водой из-под крана на улице. В этот момент Квентин заметил пикап отца.
Он медленно выпрямился. Ричарду Рикони недавно перевалило за сорок, волосы на висках начали седеть. Годы тяжелой жизни избороздили лицо морщинами. В его чертах пропала былая мягкость. Глаза смотрели холодно и сурово, блеском напоминая сталь.
– Садись в машину, – велел отец. – Я хочу, чтобы ты кое с кем познакомился.
С минуту Квентин стоял, не двигаясь с места. Отец вернулся в город среди недели с таким выражением лица только ради того, чтобы его сын с кем-то познакомился? У Квентина по спине побежали мурашки. Что-то случилось, причем плохое. Он отбросил волосы с лица и процедил сквозь зубы:
– Ну, конечно, как тебе будет угодно. Я ведь здесь не вкалываю, а вроде как прохлаждаюсь, – с этими словами он сел на переднее сиденье и замолчал.
Пока они ехали, Ричард не проронил ни слова. Его старая клетчатая рубашка и брюки цвета хаки были прожжены в нескольких местах искрами от сварки. Он опалил волосы надо лбом. Определенно, отец ушел из мастерской, не тратя лишнего времени на сборы.
Квентин напряженно ждал неприятностей. Он едва замечал, как они ехали по Бруклину, проезжая мимо кварталов то побогаче, то победнее. Иногда на улицах становилось больше белых, иногда темнокожих, прохожие то улыбались, то хмурились, а пикап все подпрыгивал на неровной мостовой огромного города, полного людей. Наконец отец свернул к воротам кладбища, где могилы и небольшие склепы располагались так тесно друг к другу, что живые с трудом могли протиснуться между ними.
Изумление Квентина росло по мере того, как отец проезжал одну мрачную аллею за другой. Наконец они остановились в самом глухом уголке этого царства мертвых.
– Нам осталось пройти совсем немного. – Отец ткнул пальцем в направлении низких, простеньких надгробных камней.
Квентин молча шел за ним, сгорая от любопытства, аккуратно обходя могилы. Отец опустился на одно колено и смахнул высохшую листву с красивой мраморной плиты. Юноша подошел ближе и посмотрел вниз.
Имя “Джина Луиза Рикони” было написано среди выбитых на мраморе роз. Судя по датам, она умерла в возрасте восемнадцати лет, а со времени ее смерти минуло четверть века. Отец погладил шершавым мозолистым пальцем надпись.
– Моя сестра, – просто сказал он.
Квентин присел на корточки и уставился на отца.
– А почему ты скрывал ее от нас?
– Я не люблю говорить о ней. Разговорами ее не вернешь. Джина Луиза умерла, когда я был примерно в твоем возрасте. Она была настоящим ангелом. Мне казалось, что другую такую нежную душу не найти, пока не встретил твою мать. Если ты хочешь понять меня, то ключ к пониманию лежит вот здесь. – Он указал на плиту. – В тот год я очень быстро повзрослел.
– От чего умерла твоя сестра?
– От полиомиелита. Джина Луиза задыхалась. Они поместили ее в “железное легкое”. Была видна лишь ее голова. Я прокрадывался в больницу и сидел рядом с ней. Я даже не думал о том, что тоже могу заразиться. Она была единственным, что у меня оставалось в жизни. Когда я смотрел на нее, лежащую внутри этой машины, мне казалось, что ее едят живьем. Но лучше ей не становилось.
– Но аппарат не дал ей умереть сразу.
– Вот так всегда с этими проклятыми механизмами. Никогда не знаешь, то ли любить их, то ли ненавидеть. – Отец помолчал, потом внимательно посмотрел на Квентина. – Я создал Железную Медведицу ради нее. Только из-за Джины Луизы я взял заказ на эту скульптуру.
Квентин только удивленно покачал головой. Папина сестра умерла задолго до появления Железной Медведицы. Отец продолжал:
– Леди из Джорджии, заказавшая медведя, прочла обо мне в журнале общества, собирающего средства на борьбу с полиомиелитом. Я им помогал, чем мог. Чинил костыли, делал скобы. Они упомянули меня в заметке и сказали, что я мечтаю стать скульптором. Эта леди, Бетти Тайбер Хэбершем, так ее звали, прочитала заметку и написала мне. Вся ее семья умерла от полиомиелита. Она хотела увековечить их память. – Отец подробно объяснял, откуда был взят материал для скульптуры, но Квентин его не слушал. К чему он клонит? Старик привез его на кладбище, чтобы рассказать эту историю? Неужели у него все-таки поехала крыша?
Когда отец закончил, Квентин осторожно посмотрел на него.
– И что дальше? Зачем ты мне об этом рассказываешь?
– Потому что жизнь не выбирают. Это дар, и, если ты его промотаешь, второго шанса у тебя не будет. Я никогда не смогу понять, почему Джина Луиза умерла, а я остался жить. Разве я чем-то заслужил это?
– Конечно. Пробил ее час, а не твой.
– Не повторяй мне того, чем тебе забивают голов эти чертовы священники.
Квентин удрученно поднял руки, словно собирался сдаться, но тут его гнев, сдерживаемый столько лет, прорвался наружу.
– Что тебе от меня нужно? Ты ждешь, чтобы я восхитился, дескать, как здорово, что в твоей жизни есть цель и смысл? И как это замечательно, что ты живешь, а твоя сестра умерла? Ты хочешь, чтобы я солгал?
Лицо отца превратилось в каменную маску. Волны ярости наэлектризовали воздух. Они оба поднялись.
– Я приехал сюда не для того, чтобы говорить обо мне. Или сравнивать нас с тобой, – сказал отец. – Сейчас самое главное – это ты. Ты и то, что только ты будешь в ответе, если твоя жизнь пойдет псу под хвост.
– Я и без того несу ответственность за себя и за нашу семью с того самого дня, когда достаточно вырос, чтобы понять: тебя рядом никогда не будет.
И тут отец ударил его по лицу. Короткий, очень сильный удар разбил Квентину губы. Все произошло так быстро, что он даже не успел среагировать. Квентин упал навзничь на могильную плиту и лежал какое-то время без движения, пока у него не прояснилось в голове. Потом он приподнялся на локте, отер кровь с разбитой нижней губы. Отец сел рядом с ним. В его жестком стальном взгляде Квентин не увидел ни капли жалости.
– Ты чертов угонщик, – рявкнул Ричард. Квентин молчал. Он не шевелился, просто смотрел в глаза отцу, ощущая во рту вкус собственной крови. Его захлестнула волна стыда.
– Как ты узнал?
– От старых друзей, знакомых с Гуцманом. Когда ты пошел работать к нему в гараж, я знал, что это может случиться, но молчал. Я сказал себе: “У моего сына есть достоинство. Мать научила его понимать этот мир, я не подавал ему дурного примера. Так что, если Гуцман предложит ему воровать машины, он откажется. Пусть мальчик покажет, на что он способен”. Но ты обманул мои надежды.
Квентин медленно вытер руку о штанину. Его трясло от унижения. Он всегда хотел, чтобы отец гордился им, и, когда осознал, насколько сильно ему этого хочется до сих пор, испытал горькое разочарование. Но годы боли и обид взяли верх.
– Кто ты такой, чтобы читать мне лекции о достоинстве? Ты никчемный отец и никудышный муж. Я угоняю машины, чтобы оплачивать наши счета. Мама всегда скрывала от тебя, как нам без тебя тяжело. А ты даже не удосужился выяснить, как мы выкручиваемся.
И Квентин рассказал и о долгах, и об отключении электричества, и о выселении, и ростовщике Маклэндсе. Наконец он выпалил самое скверное:
– Я знаю, что ты трахал богатую вдову, дававшую тебе деньги, – крикнул Квентин. – Знаю, что ты делал это лишь ради денег.
Гнев на лице отца сменило выражение изумления, а затем и отчаяния. Он закрыл глаза и опустил голову.
– Не смей говорить мне о достоинстве, – продолжал орать Квентин, не обращая внимания на молчание отца. – Просто держись от меня подальше! Ты убиваешь маму, а я уже давно плевать на тебя хотел! Иди, будь гребаным гением-скульптором и следуй за своей долбаной мечтой, но меня оставь в покое!
После долгого молчания отец очень медленно встал, опустил руку ему на плечо, но Квентин отбросил ее.
– Я смогу о себе позаботиться. Чего ты хотел, то и получил! – бросил он.
Отец медленно пошел к пикапу, оставив Квентина сидеть на могильном камне. Хлопнула дверца, он уехал. Спустя минуту рокот мотора стих, стали слышны голоса птиц и шум городского движения. Квентин моргнул, оглянулся, словно очнулся от наваждения.
Он хмуро посмотрел на могилу Джины Луизы. В том, что он сказал, не было ни мудрости, ни желания победить. Он коснулся ладонью камня, под которым лежала его тетка. Мрамор остался единственным напоминанием о девушке с длинными волосами, вдохновившей Ричарда Рикони стать скульптором.
– Что я с ним сейчас сделал? – печально прошептал Квентин.
Молчание мертвых стало единственным ответом.
* * *
– Ну и дела, – объявил Гуцман на следующий день. – Ты уволен. И из этого гаража, и из угонщиков. Уволен. Мне очень жаль. Поверь мне.
Квентин только что пришел на работу и смотрел на него так, будто слова Гуцмана были шуткой.
– Что я сделал? Послушайте насчет вчерашнего дня. Мой старик приехал сюда, у него были проблемы, мне пришлось поехать с ним. Я не сказал никому, что ухожу, это верно, но…
Гуцман махнул огромной ручищей, призывая его к молчанию.
– Ты ничего не сделал. Вчера вечером ко мне пришел твой папа. Предъявил ультиматум: либо я тебя уволю, либо он меня пристрелит. Он мог еще пойти к этому треклятому Альфонсо Эспозито, и тогда бы мне точно смотреть на небо в клеточку. Так что у меня не осталось выбора. С другой стороны, я твоего отца уважаю и уверен, что он желает тебе только добра.
– Есть другие места, где можно работать. Вы знаете, о чем я говорю. Я не остановлюсь.
– Раскинь мозгами! Ты же не похож на тех, кто крадет машины, таких, как Джонни Сиконе. У тебя имеются мозги, ты будешь учиться в колледже. Не рискуй этим. Вчера бог предостерег тебя. Он послал к тебе ангела. Твоего папу. Так что ты должен понять намек.
– Мой старик вовсе не ангел, да и мне слишком поздно меняться. – Квентин развернулся и ушел.
Но он и в самом деле не угнал ни одной машины за все лето и осень. У Гуцмана было относительно безопасное, эффективное предприятие. Квентин знал и других, кому, по слухам, можно было доверять, но все же дал себе время, чтобы все хорошенько проверить. Он поймал себя на мысли, что папа одобрил бы его осмотрительность и методичность, хотя сама идея вряд ли пришлась бы ему по вкусу. Квентин теперь все время думал об отце.
А потом он узнал новости. Отец Александр пригласил его в свой кабинет, отделанный темными панелями, и протянул Квентину конверт из университета. Священник улыбался, а он открыл послание и прочитал, что ему предлагается пройти полный курс обучения. Квентин мог сдать экзамены в школе пораньше и начать учебу весной, если он хочет. У юноши словно гора с плеч упала. Он даже удивился своей реакции. Мама не напрасно верила в него.
А раз она не ошиблась на его счет, возможно, она была права и в том, что верила в отца.
* * *
В этот прохладный октябрьский день он ждал маму у Бруклинской библиотеки, искоса поглядывая на проходивших девушек, мысленно бросая вызов взрослым мужчинам. Внешне невозмутимый, Квентин на самом деле так волновался, что едва мог устоять на месте.
Он поигрывал стилетом в кармане, словно талисманом, прислонясь к стене у высоких дверей в стиле “арт-деко”. В детстве, приходя к матери, он всегда чувствовал себя муравьем, ползущим за хлебными крошками. Когда мама вышла с тяжелой сумкой, полной книг, в одной руке и дамской сумочкой в другой, опираясь на палку, Квентин подошел к ней. Он осторожно отобрал у нее ношу, положил все у ее ног и крепко обнял.
– Что случилось? – Анджела даже задохнулась, вопросительно глядя на сына огромными от тревоги глазами, которые еще увеличивали стекла очков.
Он сделал шаг назад.
– Следующей весной я отправлюсь в Массачусетский технологический, – ответил Квентин.
В глазах матери заблестели слезы. Она вскрикнула, обняла его, прижала к себе. Но в ее радости все отчетливее слышались нотки отчаяния. Она цеплялась за Квентина, ее била дрожь, мать всхлипывала, уткнувшись ему в плечо. Он так удивился, что, поглаживая ее по спине, все приговаривал:
– Мама? Что с тобой, мама?
Анджела постаралась упокоиться.
– Прости, прости меня, прости, – наконец выговорила она. – Это не из-за тебя. Я так счастлива. Моя мечта сбылась. Но… Мне бы так хотелось, чтобы папа находился сейчас здесь. Только… Я так беспокоюсь, Квентин. С ним что-то случилось.
Квентин подхватил ее сумки и повел мать через площадь к скамейке.
– Присядь, отдышись, – велел он, опускаясь рядом с ней. – Что происходит?
– Вчера вечером отец не позвонил. Я весь день пыталась до него дозвониться. – Мать нагнулась и быстро вытерла глаза краем светло-голубой кофточки. – Я уверена, что это все пустяки. Не хочу портить тебе такой день. Честное слово.
– Все в порядке. Расскажи мне поподробнее о папе.
– Ричард очень подавлен. С лета он утратил надежду, у него пропала вера в будущее. Он очень изменился, Квентин, он потерял ту искру, что заставляла его двигаться дальше. До этого он всегда верил в то, что делает, вопреки неудачам в работе, несложившейся карьере, даже тогда, когда чувствовал, что успех невозможен. Но последнее время он сдался, перестал бороться.
Квентин слушал ее слова, и в груди у него рос болезненный ком. Это из-за него отец так изменился, он наказал его, сломал. А ведь он этого совсем не хотел.
– Я одолжу у кого-нибудь машину – Гуцман наверняка мне ее даст – и съезжу к нему сегодня же вечером.
– Я поеду с тобой.
– Ты не возражаешь, если я поеду один? Я останусь у него ночевать. Поговорим с ним, все обсудим. Мы кое-что не уладили. Но это касается только его и меня.
Мать сжала ему руку и пристально заглянула в глаза. На смену тревоге снова пришла надежда, ее мертвенно-бледное лицо опять чуть порозовело.
– Если ты это сделаешь, – сказала она, – то мы это отпразднуем, и твое поступление в университет тоже.
– Я поговорю с ним, обещаю.
– Он говорил мне, что собирается вернуться домой.
Квентин замер.
– Ты хочешь сказать, что отец намерен бросит свою работу?
Мама кивнула.
– И, да простит меня бог, я сплю и вижу, чтобы он ее бросил. Никогда бы не подумала, что скажу это, но я так без него скучаю, и он столько трудился там, совершенно один. Это плохо для него. Если нам только удастся вернуть его домой, мы о нем позаботимся. Он найдет новое место для своей мастерской, мы его снимем. Наш папа сможет начать все сначала. Там он просто слишком оторван от нас.
Квентин выдержал ее взгляд, не дрогнув. Его приняли в университет, и он сможет доказать своему отцу, что у мужчин из семьи Рикони есть будущее. У них обоих есть будущее, а о прошлом следует просто забыть. Квентин встал. Он чувствовал себя уверенно, на сердце у него стало легко.
– Я привезу его домой, – поклялся он.
Квентин подъехал к складу, когда только что стемнело. Гуцман дал ему одну из своих личных машин, узкий красный “Корвет”.
– На счастье, – немец расплылся в улыбке, – студент.
Желтые уличные фонари подняли юноше настроение, он ждал встречи с отцом, но свет в окнах мастерской не горел. Папа наверняка корпел над чертежами. Его пикап стоял у дверей.
Квентин несколько раз нажал на кнопку домофона у дверей, но ответа не дождался. Нахмурившись, он обошел здание, подергал замок на огромных металлических воротах, проверил боковой вход, но все было заперто. Он вернулся к двери у стоянки и снова начал яростно жать на кнопку.
По спине Квентина побежали мурашки. Он пытался обдумать, что же могло случиться. Кто-то увез отца обедать. Папа заснул в маленькой жилой зоне, которую он оборудовал, и просто не слышит звонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Ей казалось, что жизнь загоняет ее в угол.
– Я должна поблагодарить мистера Гуцмана, – проговорила она с достоинством.
– Незачем, – ответил Квентин со странной усмешкой. – Я отрабатываю эти деньги.
И с этих пор Квентин угонял машины. Он отлично с этим справлялся и давал матери столько денег, сколько мог, чтобы не вызвать ее подозрений. Остальные хранил в своей комнате. Карла узнала о том, что Квентин угоняет машины от подружки Джонни Сиконе. Она одновременно боялась за него и гордилась им. Квентин дал ей сто долларов, и она ему все простила.
* * *
Ночами юноша лежал в постели и не хотел засыпать. Хорошо было бы обойтись совсем без сна. Снились только кошмары, в которых его убивали на улице. Квентин написал длинное письмо родителям, рассказывая обо всем и прося у них прощения, запечатал его и спрятал среди романов и исторических книг о войне, заполнявших книжные полки в его спальне. В последнее время эта тема его очень увлекала: люди и машины уничтожения, героические поступки, идеалы, смерть во имя родины и господа. Его дед погиб во время Второй мировой войны как герой. А не как угонщик автомобилей.
Квентин вышел из дверей гаража Гуцмана – легального, а не подпольного, – воспользовавшись перерывом в работе. С него ручьем тек пот. Брызги черной краски испачкали джинсы и футболку. Он сполоснул лицо водой из-под крана на улице. В этот момент Квентин заметил пикап отца.
Он медленно выпрямился. Ричарду Рикони недавно перевалило за сорок, волосы на висках начали седеть. Годы тяжелой жизни избороздили лицо морщинами. В его чертах пропала былая мягкость. Глаза смотрели холодно и сурово, блеском напоминая сталь.
– Садись в машину, – велел отец. – Я хочу, чтобы ты кое с кем познакомился.
С минуту Квентин стоял, не двигаясь с места. Отец вернулся в город среди недели с таким выражением лица только ради того, чтобы его сын с кем-то познакомился? У Квентина по спине побежали мурашки. Что-то случилось, причем плохое. Он отбросил волосы с лица и процедил сквозь зубы:
– Ну, конечно, как тебе будет угодно. Я ведь здесь не вкалываю, а вроде как прохлаждаюсь, – с этими словами он сел на переднее сиденье и замолчал.
Пока они ехали, Ричард не проронил ни слова. Его старая клетчатая рубашка и брюки цвета хаки были прожжены в нескольких местах искрами от сварки. Он опалил волосы надо лбом. Определенно, отец ушел из мастерской, не тратя лишнего времени на сборы.
Квентин напряженно ждал неприятностей. Он едва замечал, как они ехали по Бруклину, проезжая мимо кварталов то побогаче, то победнее. Иногда на улицах становилось больше белых, иногда темнокожих, прохожие то улыбались, то хмурились, а пикап все подпрыгивал на неровной мостовой огромного города, полного людей. Наконец отец свернул к воротам кладбища, где могилы и небольшие склепы располагались так тесно друг к другу, что живые с трудом могли протиснуться между ними.
Изумление Квентина росло по мере того, как отец проезжал одну мрачную аллею за другой. Наконец они остановились в самом глухом уголке этого царства мертвых.
– Нам осталось пройти совсем немного. – Отец ткнул пальцем в направлении низких, простеньких надгробных камней.
Квентин молча шел за ним, сгорая от любопытства, аккуратно обходя могилы. Отец опустился на одно колено и смахнул высохшую листву с красивой мраморной плиты. Юноша подошел ближе и посмотрел вниз.
Имя “Джина Луиза Рикони” было написано среди выбитых на мраморе роз. Судя по датам, она умерла в возрасте восемнадцати лет, а со времени ее смерти минуло четверть века. Отец погладил шершавым мозолистым пальцем надпись.
– Моя сестра, – просто сказал он.
Квентин присел на корточки и уставился на отца.
– А почему ты скрывал ее от нас?
– Я не люблю говорить о ней. Разговорами ее не вернешь. Джина Луиза умерла, когда я был примерно в твоем возрасте. Она была настоящим ангелом. Мне казалось, что другую такую нежную душу не найти, пока не встретил твою мать. Если ты хочешь понять меня, то ключ к пониманию лежит вот здесь. – Он указал на плиту. – В тот год я очень быстро повзрослел.
– От чего умерла твоя сестра?
– От полиомиелита. Джина Луиза задыхалась. Они поместили ее в “железное легкое”. Была видна лишь ее голова. Я прокрадывался в больницу и сидел рядом с ней. Я даже не думал о том, что тоже могу заразиться. Она была единственным, что у меня оставалось в жизни. Когда я смотрел на нее, лежащую внутри этой машины, мне казалось, что ее едят живьем. Но лучше ей не становилось.
– Но аппарат не дал ей умереть сразу.
– Вот так всегда с этими проклятыми механизмами. Никогда не знаешь, то ли любить их, то ли ненавидеть. – Отец помолчал, потом внимательно посмотрел на Квентина. – Я создал Железную Медведицу ради нее. Только из-за Джины Луизы я взял заказ на эту скульптуру.
Квентин только удивленно покачал головой. Папина сестра умерла задолго до появления Железной Медведицы. Отец продолжал:
– Леди из Джорджии, заказавшая медведя, прочла обо мне в журнале общества, собирающего средства на борьбу с полиомиелитом. Я им помогал, чем мог. Чинил костыли, делал скобы. Они упомянули меня в заметке и сказали, что я мечтаю стать скульптором. Эта леди, Бетти Тайбер Хэбершем, так ее звали, прочитала заметку и написала мне. Вся ее семья умерла от полиомиелита. Она хотела увековечить их память. – Отец подробно объяснял, откуда был взят материал для скульптуры, но Квентин его не слушал. К чему он клонит? Старик привез его на кладбище, чтобы рассказать эту историю? Неужели у него все-таки поехала крыша?
Когда отец закончил, Квентин осторожно посмотрел на него.
– И что дальше? Зачем ты мне об этом рассказываешь?
– Потому что жизнь не выбирают. Это дар, и, если ты его промотаешь, второго шанса у тебя не будет. Я никогда не смогу понять, почему Джина Луиза умерла, а я остался жить. Разве я чем-то заслужил это?
– Конечно. Пробил ее час, а не твой.
– Не повторяй мне того, чем тебе забивают голов эти чертовы священники.
Квентин удрученно поднял руки, словно собирался сдаться, но тут его гнев, сдерживаемый столько лет, прорвался наружу.
– Что тебе от меня нужно? Ты ждешь, чтобы я восхитился, дескать, как здорово, что в твоей жизни есть цель и смысл? И как это замечательно, что ты живешь, а твоя сестра умерла? Ты хочешь, чтобы я солгал?
Лицо отца превратилось в каменную маску. Волны ярости наэлектризовали воздух. Они оба поднялись.
– Я приехал сюда не для того, чтобы говорить обо мне. Или сравнивать нас с тобой, – сказал отец. – Сейчас самое главное – это ты. Ты и то, что только ты будешь в ответе, если твоя жизнь пойдет псу под хвост.
– Я и без того несу ответственность за себя и за нашу семью с того самого дня, когда достаточно вырос, чтобы понять: тебя рядом никогда не будет.
И тут отец ударил его по лицу. Короткий, очень сильный удар разбил Квентину губы. Все произошло так быстро, что он даже не успел среагировать. Квентин упал навзничь на могильную плиту и лежал какое-то время без движения, пока у него не прояснилось в голове. Потом он приподнялся на локте, отер кровь с разбитой нижней губы. Отец сел рядом с ним. В его жестком стальном взгляде Квентин не увидел ни капли жалости.
– Ты чертов угонщик, – рявкнул Ричард. Квентин молчал. Он не шевелился, просто смотрел в глаза отцу, ощущая во рту вкус собственной крови. Его захлестнула волна стыда.
– Как ты узнал?
– От старых друзей, знакомых с Гуцманом. Когда ты пошел работать к нему в гараж, я знал, что это может случиться, но молчал. Я сказал себе: “У моего сына есть достоинство. Мать научила его понимать этот мир, я не подавал ему дурного примера. Так что, если Гуцман предложит ему воровать машины, он откажется. Пусть мальчик покажет, на что он способен”. Но ты обманул мои надежды.
Квентин медленно вытер руку о штанину. Его трясло от унижения. Он всегда хотел, чтобы отец гордился им, и, когда осознал, насколько сильно ему этого хочется до сих пор, испытал горькое разочарование. Но годы боли и обид взяли верх.
– Кто ты такой, чтобы читать мне лекции о достоинстве? Ты никчемный отец и никудышный муж. Я угоняю машины, чтобы оплачивать наши счета. Мама всегда скрывала от тебя, как нам без тебя тяжело. А ты даже не удосужился выяснить, как мы выкручиваемся.
И Квентин рассказал и о долгах, и об отключении электричества, и о выселении, и ростовщике Маклэндсе. Наконец он выпалил самое скверное:
– Я знаю, что ты трахал богатую вдову, дававшую тебе деньги, – крикнул Квентин. – Знаю, что ты делал это лишь ради денег.
Гнев на лице отца сменило выражение изумления, а затем и отчаяния. Он закрыл глаза и опустил голову.
– Не смей говорить мне о достоинстве, – продолжал орать Квентин, не обращая внимания на молчание отца. – Просто держись от меня подальше! Ты убиваешь маму, а я уже давно плевать на тебя хотел! Иди, будь гребаным гением-скульптором и следуй за своей долбаной мечтой, но меня оставь в покое!
После долгого молчания отец очень медленно встал, опустил руку ему на плечо, но Квентин отбросил ее.
– Я смогу о себе позаботиться. Чего ты хотел, то и получил! – бросил он.
Отец медленно пошел к пикапу, оставив Квентина сидеть на могильном камне. Хлопнула дверца, он уехал. Спустя минуту рокот мотора стих, стали слышны голоса птиц и шум городского движения. Квентин моргнул, оглянулся, словно очнулся от наваждения.
Он хмуро посмотрел на могилу Джины Луизы. В том, что он сказал, не было ни мудрости, ни желания победить. Он коснулся ладонью камня, под которым лежала его тетка. Мрамор остался единственным напоминанием о девушке с длинными волосами, вдохновившей Ричарда Рикони стать скульптором.
– Что я с ним сейчас сделал? – печально прошептал Квентин.
Молчание мертвых стало единственным ответом.
* * *
– Ну и дела, – объявил Гуцман на следующий день. – Ты уволен. И из этого гаража, и из угонщиков. Уволен. Мне очень жаль. Поверь мне.
Квентин только что пришел на работу и смотрел на него так, будто слова Гуцмана были шуткой.
– Что я сделал? Послушайте насчет вчерашнего дня. Мой старик приехал сюда, у него были проблемы, мне пришлось поехать с ним. Я не сказал никому, что ухожу, это верно, но…
Гуцман махнул огромной ручищей, призывая его к молчанию.
– Ты ничего не сделал. Вчера вечером ко мне пришел твой папа. Предъявил ультиматум: либо я тебя уволю, либо он меня пристрелит. Он мог еще пойти к этому треклятому Альфонсо Эспозито, и тогда бы мне точно смотреть на небо в клеточку. Так что у меня не осталось выбора. С другой стороны, я твоего отца уважаю и уверен, что он желает тебе только добра.
– Есть другие места, где можно работать. Вы знаете, о чем я говорю. Я не остановлюсь.
– Раскинь мозгами! Ты же не похож на тех, кто крадет машины, таких, как Джонни Сиконе. У тебя имеются мозги, ты будешь учиться в колледже. Не рискуй этим. Вчера бог предостерег тебя. Он послал к тебе ангела. Твоего папу. Так что ты должен понять намек.
– Мой старик вовсе не ангел, да и мне слишком поздно меняться. – Квентин развернулся и ушел.
Но он и в самом деле не угнал ни одной машины за все лето и осень. У Гуцмана было относительно безопасное, эффективное предприятие. Квентин знал и других, кому, по слухам, можно было доверять, но все же дал себе время, чтобы все хорошенько проверить. Он поймал себя на мысли, что папа одобрил бы его осмотрительность и методичность, хотя сама идея вряд ли пришлась бы ему по вкусу. Квентин теперь все время думал об отце.
А потом он узнал новости. Отец Александр пригласил его в свой кабинет, отделанный темными панелями, и протянул Квентину конверт из университета. Священник улыбался, а он открыл послание и прочитал, что ему предлагается пройти полный курс обучения. Квентин мог сдать экзамены в школе пораньше и начать учебу весной, если он хочет. У юноши словно гора с плеч упала. Он даже удивился своей реакции. Мама не напрасно верила в него.
А раз она не ошиблась на его счет, возможно, она была права и в том, что верила в отца.
* * *
В этот прохладный октябрьский день он ждал маму у Бруклинской библиотеки, искоса поглядывая на проходивших девушек, мысленно бросая вызов взрослым мужчинам. Внешне невозмутимый, Квентин на самом деле так волновался, что едва мог устоять на месте.
Он поигрывал стилетом в кармане, словно талисманом, прислонясь к стене у высоких дверей в стиле “арт-деко”. В детстве, приходя к матери, он всегда чувствовал себя муравьем, ползущим за хлебными крошками. Когда мама вышла с тяжелой сумкой, полной книг, в одной руке и дамской сумочкой в другой, опираясь на палку, Квентин подошел к ней. Он осторожно отобрал у нее ношу, положил все у ее ног и крепко обнял.
– Что случилось? – Анджела даже задохнулась, вопросительно глядя на сына огромными от тревоги глазами, которые еще увеличивали стекла очков.
Он сделал шаг назад.
– Следующей весной я отправлюсь в Массачусетский технологический, – ответил Квентин.
В глазах матери заблестели слезы. Она вскрикнула, обняла его, прижала к себе. Но в ее радости все отчетливее слышались нотки отчаяния. Она цеплялась за Квентина, ее била дрожь, мать всхлипывала, уткнувшись ему в плечо. Он так удивился, что, поглаживая ее по спине, все приговаривал:
– Мама? Что с тобой, мама?
Анджела постаралась упокоиться.
– Прости, прости меня, прости, – наконец выговорила она. – Это не из-за тебя. Я так счастлива. Моя мечта сбылась. Но… Мне бы так хотелось, чтобы папа находился сейчас здесь. Только… Я так беспокоюсь, Квентин. С ним что-то случилось.
Квентин подхватил ее сумки и повел мать через площадь к скамейке.
– Присядь, отдышись, – велел он, опускаясь рядом с ней. – Что происходит?
– Вчера вечером отец не позвонил. Я весь день пыталась до него дозвониться. – Мать нагнулась и быстро вытерла глаза краем светло-голубой кофточки. – Я уверена, что это все пустяки. Не хочу портить тебе такой день. Честное слово.
– Все в порядке. Расскажи мне поподробнее о папе.
– Ричард очень подавлен. С лета он утратил надежду, у него пропала вера в будущее. Он очень изменился, Квентин, он потерял ту искру, что заставляла его двигаться дальше. До этого он всегда верил в то, что делает, вопреки неудачам в работе, несложившейся карьере, даже тогда, когда чувствовал, что успех невозможен. Но последнее время он сдался, перестал бороться.
Квентин слушал ее слова, и в груди у него рос болезненный ком. Это из-за него отец так изменился, он наказал его, сломал. А ведь он этого совсем не хотел.
– Я одолжу у кого-нибудь машину – Гуцман наверняка мне ее даст – и съезжу к нему сегодня же вечером.
– Я поеду с тобой.
– Ты не возражаешь, если я поеду один? Я останусь у него ночевать. Поговорим с ним, все обсудим. Мы кое-что не уладили. Но это касается только его и меня.
Мать сжала ему руку и пристально заглянула в глаза. На смену тревоге снова пришла надежда, ее мертвенно-бледное лицо опять чуть порозовело.
– Если ты это сделаешь, – сказала она, – то мы это отпразднуем, и твое поступление в университет тоже.
– Я поговорю с ним, обещаю.
– Он говорил мне, что собирается вернуться домой.
Квентин замер.
– Ты хочешь сказать, что отец намерен бросит свою работу?
Мама кивнула.
– И, да простит меня бог, я сплю и вижу, чтобы он ее бросил. Никогда бы не подумала, что скажу это, но я так без него скучаю, и он столько трудился там, совершенно один. Это плохо для него. Если нам только удастся вернуть его домой, мы о нем позаботимся. Он найдет новое место для своей мастерской, мы его снимем. Наш папа сможет начать все сначала. Там он просто слишком оторван от нас.
Квентин выдержал ее взгляд, не дрогнув. Его приняли в университет, и он сможет доказать своему отцу, что у мужчин из семьи Рикони есть будущее. У них обоих есть будущее, а о прошлом следует просто забыть. Квентин встал. Он чувствовал себя уверенно, на сердце у него стало легко.
– Я привезу его домой, – поклялся он.
Квентин подъехал к складу, когда только что стемнело. Гуцман дал ему одну из своих личных машин, узкий красный “Корвет”.
– На счастье, – немец расплылся в улыбке, – студент.
Желтые уличные фонари подняли юноше настроение, он ждал встречи с отцом, но свет в окнах мастерской не горел. Папа наверняка корпел над чертежами. Его пикап стоял у дверей.
Квентин несколько раз нажал на кнопку домофона у дверей, но ответа не дождался. Нахмурившись, он обошел здание, подергал замок на огромных металлических воротах, проверил боковой вход, но все было заперто. Он вернулся к двери у стоянки и снова начал яростно жать на кнопку.
По спине Квентина побежали мурашки. Он пытался обдумать, что же могло случиться. Кто-то увез отца обедать. Папа заснул в маленькой жилой зоне, которую он оборудовал, и просто не слышит звонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38