Но прежде чем я успеваю сказать, что никогда не делала колонотерапию просто потому, что не могу представить себя со шлангом в заднице, она уточняет:
– Я имею в виду мужчин. Уже легче.
– Я никогда не занималась сексом одновременно с двумя.
– Да?
– Да, я считаю, каждый имеет право на верность, даже если я сохраняю ее только двадцать минут или пару часов. – Сомнительная мораль, это правда, но я ее придерживаюсь.
– Кэс, а экс у тебя есть?
– Нет, – отвечаю без колебаний.
– Значит, ты не собираешься замуж?
– И вряд ли соберусь.
– Тогда откуда ты знала, что шоу будет иметь такой успех? Как ты догадалась, что и Брайана Паркинсона, и Эбби удастся соблазнить? И насчет остальных пар, которых мы уже сняли?
– Я не знала, точнее, не наверняка знала, но предполагала, что скорее всего так и будет.
– Ты так цинична.
Мы быстро нашли общий язык. Но только благодаря всему выпитому. И все же я не могу противиться иллюзии дружеской близости. Ведь пока я говорю о работе, Фи рассуждает о том, как ей не хватает мужчины и как много их у меня. Вообще-то это очень странно, ведь она так красива, и потом эта экзотическая скандинавская внешность. На месте мужчины я бы не смогла устоять. Я поняла, в чем причина, когда она рассказала мне по секрету, что мечтает о большой семье и бревенчатом доме. Мужчины чуют женщин, которые хотят их захомутать, так же хорошо, как тех, кто душится «Пуазон». И этот запах их подавляет и отталкивает.
Фи просматривает «Маленькую черную книжку» с холостяками от «Татлера». Бросает ее и берет «Путеводитель по ресторанам Лондона». Не для того, чтобы решить, куда поехать пообедать, а чтобы посмотреть фото поваров. Она мечтает о творческом и темпераментном поваре. Вряд ли эти мечты сбудутся.
– Я бы на твоем месте использовала проверенные методы, – советую я.
– Например? – недовольно спрашивает Фи.
– Искать в супермаркетах или по телефонному справочнику. Или что-то в этом роде. Не знаю, у меня не бывает с этим проблем.
– Да ты бы даже в монастыре кого-нибудь нашла. – Она отбрасывает путеводитель в сторону. – Но только зачем? Все равно тебе не угодишь.
Я смотрю на нее. Вот в чем дело.
– Ну почему тебе никто не нравится? – спрашивает она.
Это джин придал ей смелости. Она заинтригована.
– Кто у тебя был первым? Расскажи мне о нем.
Она хочет все знать. Обычно я никому не доставляю такой радости, но тут откуда ни возьмись появилась бутылка «мерло». Придется о чем-нибудь разговаривать, пока мы будем его пить. Истории Фи иссякли довольно быстро, и мне приходится ее развлекать.
– Мой первый мужчина? – я вспоминаю бесчисленные смятые простыни и путаные эмоции, из которых я выбиралась. – Может, если бы он мне не изменил, я бы во все это поверила, хотя моему отцу не удалось стать достойным примером для подражания.
– А он изменил?
– А ты как думаешь?
– Судя по всему, – соглашается Фи. Она наливает мне вина. – А какой он был?
– Красивый. Похоже, я была у него очередной семнадцатилетней дурочкой. Мои родители с катушек съехали, но мне же было только семнадцать. Я надеялась. Я не тыкала себе вилкой в руку, чтобы узнать, какую боль смогу выдержать, я же не сумасшедшая. – Я вздыхаю. – Ему было двадцать шесть. Он был красивый и легкомысленный. И женатый, как выяснилось.
– Не может быть. – Фи в шоке. Я криво усмехаюсь. Свой шок я помню до сих пор. Теперь такие мерзости меня уже не удивляют и даже не огорчают, я принимаю их как данность.
– Да. Он все забывал мне об этом сказать. До тех пор, пока его жена не явилась к нам домой и не процитировала знаменитые слова Холли Голайтли. «Такая крыса».
Фи молчит, задумавшись. Это действительно необычный первый роман. И случилось это не на заднем сиденье родительской «вольво» или в чужом доме, где ты работала нянькой. И не с прыщавым мальчиком, таким же неопытным и испуганным, как и ты.
– Я стала любовницей в семнадцать лет, – шучу я. Но в то время мне было совсем не до шуток.
– По неосторожности.
– И все же, – я глубоко затягиваюсь.
– Все же, – повторяет она и делает большой глоток.
Я тогда проплакала несколько месяцев, а когда перестала плакать, то начала его ненавидеть. Еще несколько месяцев ушло на то, чтобы эта ненависть остыла, а когда она прошла, осталась только холодная обида.
– Я постаралась извлечь из этого урок. Больше ничему не удивляться и не возмущаться. И решила, что в отношениях с мужчинами не стоит рассчитывать на многое. Зато я застрахована от разочарований, потому что не верю в бескорыстную любовь.
Фи внимательно слушает и пачкой сигарет выстукивает мелодию, которая звучит из музыкального автомата.
– Все же странно это. Ты ведь могла найти какого-нибудь ровесника, кого-то более подходящего, – она сделала паузу, – такого же бестолкового, как и все в этом возрасте.
Я поднимаю бровь, и она пожимает плечами, сообразив, как непривлекательна эта альтернатива.
– Ровесник был следующим. Он был глупый. Но вроде симпатичный. – Я вспоминаю о нем, по-моему, первый раз. – Да, точно. Он так хотел делать мне приятное – поначалу это для меня было в новинку, но быстро приелось. Почему мы не ценим тех, кто этого заслуживает? – Я поворачиваюсь к Фи. Пролитым вином она рисует на столе сердце. – Ответы присылайте по почте. Прежде чем я это поняла, я переспала с несколькими мужчинами, в основном женатыми или избегающими длительных отношений, а один из них был гомосексуалист.
Ей интересно.
– Как ты догадалась? Он что, переодевал тебя, как куклу?
– Нет, просто он высказал свое мнение о моих обоях. – Я перебираю в памяти все свои неудачные романы, и, наверное, джин виноват в том, что от этих воспоминаний я мрачнею. Ладно, постараемся справиться с собой. – На моем примере видно, что легче радоваться тому, что имеешь, и не ждать большего. На самом деле ничего «большего» не существует. Я очень тебе рекомендую женатых мужчин. – Я допиваю вино и наполняю наши бокалы.
– А ты не думаешь, что кому-то достается нечто лучшее?
– Лучшее? – Я искренне силюсь понять, что она имеет в виду.
– И дружба, и стабильность, и прошлое и будущее.
– И стирки, и перебранки, и скандалы, и вечные футбольные матчи.
– Неважно. Ты страдала в первую очередь оттого, что у твоего отца была любовница. Зачем тебе заставлять страдать кого-то еще?
По правде говоря, очень хороший вопрос. Особенно учитывая количество принятого на пустой желудок. Этот вопрос я когда-то задавала себе сама. В первый раз я увлеклась женатым мужчиной совершенно случайно и не ожидала, что это может произойти снова. Мне была ненавистна сама мысль о «другой женщине». Женщины, сохраняющие такие нездоровые отношения, вызывают у меня отвращение. И потом, не будь мисс Хадли, отец не бросил бы нас, а мать не стала бы одинокой женщиной.
И дочь тоже.
Дело в том, что, если избавиться от мисс Хадли, ее заменит мисс Бадли или мисс Вудли. Понятно, что лучше стать мисс Хадли, потому что иначе придется стать брошенной женой. Я вижу лицо моей матери, изборожденное морщинами и утомленное необходимостью сохранять гордость, даже потеряв мужа, дом, доброе имя и самое себя. Страх толкал меня к отношениям с несвободными мужчинами. Так было спокойнее. Ничто не может заставить меня нарушить наложенный мной самой запрет на надежды.
С потрясающей легкостью я безнаказанно нарушала все правила. Какое еще наказание? Как раз наоборот, за это я бывала вознаграждена. Казалось, они одобряют все, что бы я ни делала. Я принимала комплименты и драгоценности от «Картье», упорно избегая обязательств и не пролив ни слезинки, а мои друзья, надеявшиеся когда-нибудь найти свое счастье, постепенно убеждались, что путь в эту волшебную страну долог и труден. И часто полон разочарований.
От меня словно исходят некие тайные сигналы, которые отталкивают стоящих мужчин или тех, кто склонен к стабильным отношениям, и притягивают женатых или тех, кому не нужно ничего кроме секса. А может, дело просто в том, что они мне больше нравятся. Фи я ничего этого не сказала, а вернулась к тому, о чем она спрашивала и расставила все по полочкам.
– Я не кусаюсь. И не хочу быть чьей-то подружкой или, того хуже, женой. Поэтому со мной они ничем не рискуют. Я никогда ничего от них не требую. Я никогда не звоню им некстати, не критикую их жен или подружек. И им, в свою очередь, нельзя спрашивать у меня, куда я иду и когда вернусь. Они не могут заставить меня их полюбить.
Фи уставилась на меня. То ли она в восторге, то ли в ужасе, то ли просто пьяна.
– Боже, как это грустно, – стонет она.
– Скажи, что я не права.
Мы долго молчим. Наконец Фи предлагает:
– Возьмем еще бутылку.
Я возвращаюсь от бара с бутылкой и двумя парнями. Нам нужно развеяться.
– Фи, познакомься, это Айвор Джонс и Майк Кларк. Они банкиры. – Фи хихикает. – На букву «б», – шепчу я ей. Айвора и Майка я видела здесь и раньше. Последние пару месяцев мы кивали друг другу при встрече, и иногда Айвор меня угощал. Они весь вечер пялились на нас, потом я стала отвечать на их взгляды. Когда мы стали переглядываться, я решила, что пора познакомиться поближе. Они одеты дорого и одинаково. В темные костюмы от «Босс», полосатые рубашки, скорее из магазина готового платья, чем от Сэвил Роу, и в шафрановые галстуки от «Гермес». Может, они и не знают, что это шафрановый цвет, и считают его желтым? Айвор отличается от Майка убийственным уэльсским акцентом. Я его едва понимаю, но он очень сексуален. Неважно, что я его не понимаю. Куда важней то, что у Айвора на руке обручальное кольцо, и поэтому я оставляю Майка для Фи.
Нельзя сказать, что Айвор классически красив. У него не лицо, а жопа. Усыпанная веснушками белая кожа и маленький курносый нос. Он высокий (шесть футов и дюйма два), до смешного интеллигентный и жуть до чего высокомерный. И он словно умоляет меня перейти от болтовни к делу, да так, что было бы невежливо с ним не переспать. Его живые голодные глаза так и сверлят меня, пока он сыплет сексистскими шуточками. Он раздает нам бутылки с «Беке» и спрашивает:
– Сколько нужно мужчин, чтобы открыть пиво? – и тут же отвечает: – Нисколько. Она должна принести его уже открытым. – Майк и Айвор громко смеются. И я тоже, хотя уже слышала эту шутку. Фи смотрит на них с осуждением. Ха, да ведь Айвор проводит эмоциональную проверку. Он хочет узнать, на что я рассчитываю. Если я серьезно отнесусь к его оскорбительным шуткам, он решит, что со мной опасно связываться. А если не обижусь и отвечу глупыми остротами, то все в порядке и можно не беспокоиться. Айвор замечает недовольство Фи.
– Не обижайтесь. Нет ничего хуже, чем мужик-шовинист. Хуже только женщина, которая не делает то, что ей велят. – И они снова смеются. Фи это явно не нравится. Я-то готова иметь дело с мужчиной, достаточно честным, чтобы говорить то, что он думает. И все же хорошо бы Майку постараться и поискать подход к Фи. Если бы было можно, я бы посоветовала ему использовать шоколад и комплименты.
Айвору надоело нас развлекать, и теперь он пытается вести со мной более интимную беседу. Он воспользовался моментом, когда Фи пошла в туалет, а Майк к автомату за сигаретами, и посягает на мое личное пространство. Он сидит справа от меня и постепенно ко мне придвигается. Мне некуда отодвинуться, даже если бы захотелось. Потом он кладет левую руку на спинку грязного клетчатого дивана. Так ведут себя тринадцатилетние подростки в кинотеатре.
– Кэс, сколько тебе лет?
– Тридцать три. – На этот вопрос я всегда отвечаю без колебаний. Я довольна своим возрастом. И считаю, что это гораздо почетнее, чем быть, к примеру, двадцатишестилетней или восемнадцатилетней. И сейчас я, конечно, чувствую себя лучше, чем тогда. Только женщины, которые боятся показаться старыми, предпочитают не называть свой возраст, когда им за тридцать. Я не рассчитываю, что после этого он передумает и уберет руки. Все равно я знаю, что не выгляжу на тридцать три. И точно, Айвор удивленно поднимает брови. Он не сыплет дешевыми комплиментами о том, как я молодо выгляжу. Уж он-то понял, как часто я все это слышу. Вместо этого он переводит разговор в нужное русло.
– Когда же ты успокоишься и сделаешь честного мужчину своим другом?
– Честность мне не по вкусу. Друга у меня нет, а замуж я не хочу. – И я самоуверенно улыбаюсь. Айвору повезло, он сразу узнал все, что его интересовало больше всего. Он треплет мое бедро.
– Ты порочная женщина, Кэс.
Это не совсем так. Но можно притвориться, если нужно.
– Так чего же ты хочешь?
Я могла бы ему сказать, что я хочу мира во всем мире. Хочу, чтобы Иззи нашла себе мужа. Хочу, чтобы Джош перестал валять дурака. Хочу, чтобы мама сделала ремонт и чтобы у следующего шоу «Секс с экс» был огромный рейтинг.
– Чего я хочу, я знаю, а тебе предстоит выяснить, – шепчу я, придвигаясь к нему и касаясь грудью его руки. Я понимаю, что это не соответствует традиционному образу скромной женщины. Но вести долгую игру имеет смысл, только если хочешь помучить мужчину. Я этого никогда не делаю. Я люблю бумажные трусики, пластиковые чашки, салфетки, ножи и вилки. Обожаю все одноразовое. Я широко улыбаюсь. Он быстро глотает свое пиво. У него случилась амнезия. Слова «в горе и в радости» и так далее на время стерлись из его памяти.
– Прежде чем вы присоединились к нам, мы с Фи говорили о том, какая я восхитительная любовница. – Мой голос лишен эмоций, словно я говорю об осенней погоде. Этот контраст между страстными словами и арктическим холодом моего тона заставил его член затвердеть. Он не сможет устоять перед таким искушением. Я смотрю на его ширинку, потом в глаза, потом снова опускаю их. Его пристальный взгляд следует за моим. Он краснеет и кладет ногу на ногу. У него точно нет шансов на спасение. – Я люблю все это. Люблю переодеваться, люблю, чтобы с меня слизывали еду. И не боюсь, что от шоколадного мороженого на простыне останутся пятна.
– Встречаемся на улице через десять минут, – говорит он и уходит, не допив пива. Интересно, как он продержится эти десять минут с такой эрекцией, он же сейчас кончит. – Мне нужно позвонить жене. Просто… – Я не даю ему договорить. Мне не нужны его извинения.
– Скажи это ей.
Айвор проявляет нетерпение, слишком явное нетерпение. Его желание быстро взяло верх над нелепым имиджем мачо. Секс победил.
В такси, которое довезло нас до гостиницы, и у стойки портье он старался сдерживаться, – если слово «сдержанность» можно применить к мужчине, который то и дело лижет мне ухо. Вот только кончил он, увы, еще в лифте. Я-то ничего для этого не сделала. Просто присутствовала. Неприятно, но что поделаешь. С тем же успехом он мог скачать фотографии с веб-сайта Памелы Андерсон. Его преждевременное семяизвержение охладило нас обоих. Я, разумеется, осталась неудовлетворенной. Вряд ли такая кульминация подходит для празднования моего взлета в рейтингах. Мы смотрим друг на друга. Лифт останавливается.
– Я восемнадцать месяцев не разговаривал с женой. – Я вздыхаю про себя. Знай я это, и близко бы к нему не подошла. Я смотрю на него. Он улыбается: – Не хочу ее прерывать.
Он снова шутит. Мы оба чувствуем облегчение и разражаемся смехом. Его юмор (назовем это так) спас положение. Не то чтобы этот мужик так уж неотразим, просто мне нравятся люди, которые могут смеяться в трудных ситуациях. Не хочу больше никаких физиологических подробностей, хоть и знаю, что он выложил сто восемьдесят пять фунтов за номер. Могу только помочь ему опустошать мини-бар. К тому моменту, как он открывает номер, нам уже совершенно ясно, что мы не хотим секса. Тем не менее нам обоим нужно снова обрести уверенность в себе. Раньше я никогда не думала о Памеле Андерсон, а теперь не могла избавиться от этой мысли.
– Со мной раньше такого не бывало, – говорит он, оправдываясь и в то же время защищаясь.
– Не надо… не надо ничего говорить, – говорю я и замечаю, что Айвор сидит на краю кровати, обхватив голову руками. Может, он просто пьян, но скорее всего и вправду расстроен.
Сменим-ка тактику.
– Брось извиняться. Все когда-то случается в первый раз.
– Просто в последнее время у нас с женой не очень складывается.
– Давно женаты? – спрашиваю я, закуривая.
– Четыре года.
А, синдром седьмого года. В Лондоне все слишком быстро. Я глубоко затягиваюсь.
– Мы сейчас переезжаем и пытаемся сделать ребенка. Все время в таком напряжении.
Я исследую мини-бар. Я еще могу простить, что он так быстро кончил, но если он будет рассуждать о семейной жизни, то ему лучше позвать адвоката.
Я наливаю себе бренди и пытаюсь сменить тему.
– Расскажи еще анекдот. – Выяснилось, что сексистские и оскорбительные анекдоты иссякли. Он хочет казаться порядочным парнем. Зря теряет время – это оксюморон и вообще уже поздно. Он нащупывает в кармане бумажник и достает фотографию жены.
– Это Джули. – Терпеть не могу эту дурацкую мужскую привычку показывать фото своих жен. Я снова закуриваю и вдруг понимаю, что еще не докурила первую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Я имею в виду мужчин. Уже легче.
– Я никогда не занималась сексом одновременно с двумя.
– Да?
– Да, я считаю, каждый имеет право на верность, даже если я сохраняю ее только двадцать минут или пару часов. – Сомнительная мораль, это правда, но я ее придерживаюсь.
– Кэс, а экс у тебя есть?
– Нет, – отвечаю без колебаний.
– Значит, ты не собираешься замуж?
– И вряд ли соберусь.
– Тогда откуда ты знала, что шоу будет иметь такой успех? Как ты догадалась, что и Брайана Паркинсона, и Эбби удастся соблазнить? И насчет остальных пар, которых мы уже сняли?
– Я не знала, точнее, не наверняка знала, но предполагала, что скорее всего так и будет.
– Ты так цинична.
Мы быстро нашли общий язык. Но только благодаря всему выпитому. И все же я не могу противиться иллюзии дружеской близости. Ведь пока я говорю о работе, Фи рассуждает о том, как ей не хватает мужчины и как много их у меня. Вообще-то это очень странно, ведь она так красива, и потом эта экзотическая скандинавская внешность. На месте мужчины я бы не смогла устоять. Я поняла, в чем причина, когда она рассказала мне по секрету, что мечтает о большой семье и бревенчатом доме. Мужчины чуют женщин, которые хотят их захомутать, так же хорошо, как тех, кто душится «Пуазон». И этот запах их подавляет и отталкивает.
Фи просматривает «Маленькую черную книжку» с холостяками от «Татлера». Бросает ее и берет «Путеводитель по ресторанам Лондона». Не для того, чтобы решить, куда поехать пообедать, а чтобы посмотреть фото поваров. Она мечтает о творческом и темпераментном поваре. Вряд ли эти мечты сбудутся.
– Я бы на твоем месте использовала проверенные методы, – советую я.
– Например? – недовольно спрашивает Фи.
– Искать в супермаркетах или по телефонному справочнику. Или что-то в этом роде. Не знаю, у меня не бывает с этим проблем.
– Да ты бы даже в монастыре кого-нибудь нашла. – Она отбрасывает путеводитель в сторону. – Но только зачем? Все равно тебе не угодишь.
Я смотрю на нее. Вот в чем дело.
– Ну почему тебе никто не нравится? – спрашивает она.
Это джин придал ей смелости. Она заинтригована.
– Кто у тебя был первым? Расскажи мне о нем.
Она хочет все знать. Обычно я никому не доставляю такой радости, но тут откуда ни возьмись появилась бутылка «мерло». Придется о чем-нибудь разговаривать, пока мы будем его пить. Истории Фи иссякли довольно быстро, и мне приходится ее развлекать.
– Мой первый мужчина? – я вспоминаю бесчисленные смятые простыни и путаные эмоции, из которых я выбиралась. – Может, если бы он мне не изменил, я бы во все это поверила, хотя моему отцу не удалось стать достойным примером для подражания.
– А он изменил?
– А ты как думаешь?
– Судя по всему, – соглашается Фи. Она наливает мне вина. – А какой он был?
– Красивый. Похоже, я была у него очередной семнадцатилетней дурочкой. Мои родители с катушек съехали, но мне же было только семнадцать. Я надеялась. Я не тыкала себе вилкой в руку, чтобы узнать, какую боль смогу выдержать, я же не сумасшедшая. – Я вздыхаю. – Ему было двадцать шесть. Он был красивый и легкомысленный. И женатый, как выяснилось.
– Не может быть. – Фи в шоке. Я криво усмехаюсь. Свой шок я помню до сих пор. Теперь такие мерзости меня уже не удивляют и даже не огорчают, я принимаю их как данность.
– Да. Он все забывал мне об этом сказать. До тех пор, пока его жена не явилась к нам домой и не процитировала знаменитые слова Холли Голайтли. «Такая крыса».
Фи молчит, задумавшись. Это действительно необычный первый роман. И случилось это не на заднем сиденье родительской «вольво» или в чужом доме, где ты работала нянькой. И не с прыщавым мальчиком, таким же неопытным и испуганным, как и ты.
– Я стала любовницей в семнадцать лет, – шучу я. Но в то время мне было совсем не до шуток.
– По неосторожности.
– И все же, – я глубоко затягиваюсь.
– Все же, – повторяет она и делает большой глоток.
Я тогда проплакала несколько месяцев, а когда перестала плакать, то начала его ненавидеть. Еще несколько месяцев ушло на то, чтобы эта ненависть остыла, а когда она прошла, осталась только холодная обида.
– Я постаралась извлечь из этого урок. Больше ничему не удивляться и не возмущаться. И решила, что в отношениях с мужчинами не стоит рассчитывать на многое. Зато я застрахована от разочарований, потому что не верю в бескорыстную любовь.
Фи внимательно слушает и пачкой сигарет выстукивает мелодию, которая звучит из музыкального автомата.
– Все же странно это. Ты ведь могла найти какого-нибудь ровесника, кого-то более подходящего, – она сделала паузу, – такого же бестолкового, как и все в этом возрасте.
Я поднимаю бровь, и она пожимает плечами, сообразив, как непривлекательна эта альтернатива.
– Ровесник был следующим. Он был глупый. Но вроде симпатичный. – Я вспоминаю о нем, по-моему, первый раз. – Да, точно. Он так хотел делать мне приятное – поначалу это для меня было в новинку, но быстро приелось. Почему мы не ценим тех, кто этого заслуживает? – Я поворачиваюсь к Фи. Пролитым вином она рисует на столе сердце. – Ответы присылайте по почте. Прежде чем я это поняла, я переспала с несколькими мужчинами, в основном женатыми или избегающими длительных отношений, а один из них был гомосексуалист.
Ей интересно.
– Как ты догадалась? Он что, переодевал тебя, как куклу?
– Нет, просто он высказал свое мнение о моих обоях. – Я перебираю в памяти все свои неудачные романы, и, наверное, джин виноват в том, что от этих воспоминаний я мрачнею. Ладно, постараемся справиться с собой. – На моем примере видно, что легче радоваться тому, что имеешь, и не ждать большего. На самом деле ничего «большего» не существует. Я очень тебе рекомендую женатых мужчин. – Я допиваю вино и наполняю наши бокалы.
– А ты не думаешь, что кому-то достается нечто лучшее?
– Лучшее? – Я искренне силюсь понять, что она имеет в виду.
– И дружба, и стабильность, и прошлое и будущее.
– И стирки, и перебранки, и скандалы, и вечные футбольные матчи.
– Неважно. Ты страдала в первую очередь оттого, что у твоего отца была любовница. Зачем тебе заставлять страдать кого-то еще?
По правде говоря, очень хороший вопрос. Особенно учитывая количество принятого на пустой желудок. Этот вопрос я когда-то задавала себе сама. В первый раз я увлеклась женатым мужчиной совершенно случайно и не ожидала, что это может произойти снова. Мне была ненавистна сама мысль о «другой женщине». Женщины, сохраняющие такие нездоровые отношения, вызывают у меня отвращение. И потом, не будь мисс Хадли, отец не бросил бы нас, а мать не стала бы одинокой женщиной.
И дочь тоже.
Дело в том, что, если избавиться от мисс Хадли, ее заменит мисс Бадли или мисс Вудли. Понятно, что лучше стать мисс Хадли, потому что иначе придется стать брошенной женой. Я вижу лицо моей матери, изборожденное морщинами и утомленное необходимостью сохранять гордость, даже потеряв мужа, дом, доброе имя и самое себя. Страх толкал меня к отношениям с несвободными мужчинами. Так было спокойнее. Ничто не может заставить меня нарушить наложенный мной самой запрет на надежды.
С потрясающей легкостью я безнаказанно нарушала все правила. Какое еще наказание? Как раз наоборот, за это я бывала вознаграждена. Казалось, они одобряют все, что бы я ни делала. Я принимала комплименты и драгоценности от «Картье», упорно избегая обязательств и не пролив ни слезинки, а мои друзья, надеявшиеся когда-нибудь найти свое счастье, постепенно убеждались, что путь в эту волшебную страну долог и труден. И часто полон разочарований.
От меня словно исходят некие тайные сигналы, которые отталкивают стоящих мужчин или тех, кто склонен к стабильным отношениям, и притягивают женатых или тех, кому не нужно ничего кроме секса. А может, дело просто в том, что они мне больше нравятся. Фи я ничего этого не сказала, а вернулась к тому, о чем она спрашивала и расставила все по полочкам.
– Я не кусаюсь. И не хочу быть чьей-то подружкой или, того хуже, женой. Поэтому со мной они ничем не рискуют. Я никогда ничего от них не требую. Я никогда не звоню им некстати, не критикую их жен или подружек. И им, в свою очередь, нельзя спрашивать у меня, куда я иду и когда вернусь. Они не могут заставить меня их полюбить.
Фи уставилась на меня. То ли она в восторге, то ли в ужасе, то ли просто пьяна.
– Боже, как это грустно, – стонет она.
– Скажи, что я не права.
Мы долго молчим. Наконец Фи предлагает:
– Возьмем еще бутылку.
Я возвращаюсь от бара с бутылкой и двумя парнями. Нам нужно развеяться.
– Фи, познакомься, это Айвор Джонс и Майк Кларк. Они банкиры. – Фи хихикает. – На букву «б», – шепчу я ей. Айвора и Майка я видела здесь и раньше. Последние пару месяцев мы кивали друг другу при встрече, и иногда Айвор меня угощал. Они весь вечер пялились на нас, потом я стала отвечать на их взгляды. Когда мы стали переглядываться, я решила, что пора познакомиться поближе. Они одеты дорого и одинаково. В темные костюмы от «Босс», полосатые рубашки, скорее из магазина готового платья, чем от Сэвил Роу, и в шафрановые галстуки от «Гермес». Может, они и не знают, что это шафрановый цвет, и считают его желтым? Айвор отличается от Майка убийственным уэльсским акцентом. Я его едва понимаю, но он очень сексуален. Неважно, что я его не понимаю. Куда важней то, что у Айвора на руке обручальное кольцо, и поэтому я оставляю Майка для Фи.
Нельзя сказать, что Айвор классически красив. У него не лицо, а жопа. Усыпанная веснушками белая кожа и маленький курносый нос. Он высокий (шесть футов и дюйма два), до смешного интеллигентный и жуть до чего высокомерный. И он словно умоляет меня перейти от болтовни к делу, да так, что было бы невежливо с ним не переспать. Его живые голодные глаза так и сверлят меня, пока он сыплет сексистскими шуточками. Он раздает нам бутылки с «Беке» и спрашивает:
– Сколько нужно мужчин, чтобы открыть пиво? – и тут же отвечает: – Нисколько. Она должна принести его уже открытым. – Майк и Айвор громко смеются. И я тоже, хотя уже слышала эту шутку. Фи смотрит на них с осуждением. Ха, да ведь Айвор проводит эмоциональную проверку. Он хочет узнать, на что я рассчитываю. Если я серьезно отнесусь к его оскорбительным шуткам, он решит, что со мной опасно связываться. А если не обижусь и отвечу глупыми остротами, то все в порядке и можно не беспокоиться. Айвор замечает недовольство Фи.
– Не обижайтесь. Нет ничего хуже, чем мужик-шовинист. Хуже только женщина, которая не делает то, что ей велят. – И они снова смеются. Фи это явно не нравится. Я-то готова иметь дело с мужчиной, достаточно честным, чтобы говорить то, что он думает. И все же хорошо бы Майку постараться и поискать подход к Фи. Если бы было можно, я бы посоветовала ему использовать шоколад и комплименты.
Айвору надоело нас развлекать, и теперь он пытается вести со мной более интимную беседу. Он воспользовался моментом, когда Фи пошла в туалет, а Майк к автомату за сигаретами, и посягает на мое личное пространство. Он сидит справа от меня и постепенно ко мне придвигается. Мне некуда отодвинуться, даже если бы захотелось. Потом он кладет левую руку на спинку грязного клетчатого дивана. Так ведут себя тринадцатилетние подростки в кинотеатре.
– Кэс, сколько тебе лет?
– Тридцать три. – На этот вопрос я всегда отвечаю без колебаний. Я довольна своим возрастом. И считаю, что это гораздо почетнее, чем быть, к примеру, двадцатишестилетней или восемнадцатилетней. И сейчас я, конечно, чувствую себя лучше, чем тогда. Только женщины, которые боятся показаться старыми, предпочитают не называть свой возраст, когда им за тридцать. Я не рассчитываю, что после этого он передумает и уберет руки. Все равно я знаю, что не выгляжу на тридцать три. И точно, Айвор удивленно поднимает брови. Он не сыплет дешевыми комплиментами о том, как я молодо выгляжу. Уж он-то понял, как часто я все это слышу. Вместо этого он переводит разговор в нужное русло.
– Когда же ты успокоишься и сделаешь честного мужчину своим другом?
– Честность мне не по вкусу. Друга у меня нет, а замуж я не хочу. – И я самоуверенно улыбаюсь. Айвору повезло, он сразу узнал все, что его интересовало больше всего. Он треплет мое бедро.
– Ты порочная женщина, Кэс.
Это не совсем так. Но можно притвориться, если нужно.
– Так чего же ты хочешь?
Я могла бы ему сказать, что я хочу мира во всем мире. Хочу, чтобы Иззи нашла себе мужа. Хочу, чтобы Джош перестал валять дурака. Хочу, чтобы мама сделала ремонт и чтобы у следующего шоу «Секс с экс» был огромный рейтинг.
– Чего я хочу, я знаю, а тебе предстоит выяснить, – шепчу я, придвигаясь к нему и касаясь грудью его руки. Я понимаю, что это не соответствует традиционному образу скромной женщины. Но вести долгую игру имеет смысл, только если хочешь помучить мужчину. Я этого никогда не делаю. Я люблю бумажные трусики, пластиковые чашки, салфетки, ножи и вилки. Обожаю все одноразовое. Я широко улыбаюсь. Он быстро глотает свое пиво. У него случилась амнезия. Слова «в горе и в радости» и так далее на время стерлись из его памяти.
– Прежде чем вы присоединились к нам, мы с Фи говорили о том, какая я восхитительная любовница. – Мой голос лишен эмоций, словно я говорю об осенней погоде. Этот контраст между страстными словами и арктическим холодом моего тона заставил его член затвердеть. Он не сможет устоять перед таким искушением. Я смотрю на его ширинку, потом в глаза, потом снова опускаю их. Его пристальный взгляд следует за моим. Он краснеет и кладет ногу на ногу. У него точно нет шансов на спасение. – Я люблю все это. Люблю переодеваться, люблю, чтобы с меня слизывали еду. И не боюсь, что от шоколадного мороженого на простыне останутся пятна.
– Встречаемся на улице через десять минут, – говорит он и уходит, не допив пива. Интересно, как он продержится эти десять минут с такой эрекцией, он же сейчас кончит. – Мне нужно позвонить жене. Просто… – Я не даю ему договорить. Мне не нужны его извинения.
– Скажи это ей.
Айвор проявляет нетерпение, слишком явное нетерпение. Его желание быстро взяло верх над нелепым имиджем мачо. Секс победил.
В такси, которое довезло нас до гостиницы, и у стойки портье он старался сдерживаться, – если слово «сдержанность» можно применить к мужчине, который то и дело лижет мне ухо. Вот только кончил он, увы, еще в лифте. Я-то ничего для этого не сделала. Просто присутствовала. Неприятно, но что поделаешь. С тем же успехом он мог скачать фотографии с веб-сайта Памелы Андерсон. Его преждевременное семяизвержение охладило нас обоих. Я, разумеется, осталась неудовлетворенной. Вряд ли такая кульминация подходит для празднования моего взлета в рейтингах. Мы смотрим друг на друга. Лифт останавливается.
– Я восемнадцать месяцев не разговаривал с женой. – Я вздыхаю про себя. Знай я это, и близко бы к нему не подошла. Я смотрю на него. Он улыбается: – Не хочу ее прерывать.
Он снова шутит. Мы оба чувствуем облегчение и разражаемся смехом. Его юмор (назовем это так) спас положение. Не то чтобы этот мужик так уж неотразим, просто мне нравятся люди, которые могут смеяться в трудных ситуациях. Не хочу больше никаких физиологических подробностей, хоть и знаю, что он выложил сто восемьдесят пять фунтов за номер. Могу только помочь ему опустошать мини-бар. К тому моменту, как он открывает номер, нам уже совершенно ясно, что мы не хотим секса. Тем не менее нам обоим нужно снова обрести уверенность в себе. Раньше я никогда не думала о Памеле Андерсон, а теперь не могла избавиться от этой мысли.
– Со мной раньше такого не бывало, – говорит он, оправдываясь и в то же время защищаясь.
– Не надо… не надо ничего говорить, – говорю я и замечаю, что Айвор сидит на краю кровати, обхватив голову руками. Может, он просто пьян, но скорее всего и вправду расстроен.
Сменим-ка тактику.
– Брось извиняться. Все когда-то случается в первый раз.
– Просто в последнее время у нас с женой не очень складывается.
– Давно женаты? – спрашиваю я, закуривая.
– Четыре года.
А, синдром седьмого года. В Лондоне все слишком быстро. Я глубоко затягиваюсь.
– Мы сейчас переезжаем и пытаемся сделать ребенка. Все время в таком напряжении.
Я исследую мини-бар. Я еще могу простить, что он так быстро кончил, но если он будет рассуждать о семейной жизни, то ему лучше позвать адвоката.
Я наливаю себе бренди и пытаюсь сменить тему.
– Расскажи еще анекдот. – Выяснилось, что сексистские и оскорбительные анекдоты иссякли. Он хочет казаться порядочным парнем. Зря теряет время – это оксюморон и вообще уже поздно. Он нащупывает в кармане бумажник и достает фотографию жены.
– Это Джули. – Терпеть не могу эту дурацкую мужскую привычку показывать фото своих жен. Я снова закуриваю и вдруг понимаю, что еще не докурила первую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36