Мой психоаналитик сказал мне об этом. Все мы напуганы и бежим, кто от одного, кто от другого — от прошлого, от настоящего, от будущего, от всего, и я точно такой же. Дело в том, что я напуган тем, что никогда не был напуган. Что ты думаешь? Я справлюсь?
— Думаю, у тебя хорошие шансы, — мягко сказала она. — Кое-что всегда остается с нами, но за это кое-что приходится бороться, со временем, однако, становится легче.
— Я влюблен в тебя, знаешь? — спросил он.
— Да, — она мягко улыбнулась. — Но у тебя есть своя Лора, Бритт, и мне кажется, она без ума от тебя, думаю, ты мог бы полюбить ее, если бы позволил себе это.
— О Боже. Ты говоришь, как мой псих. Можешь делать то, можешь делать это, если позволишь себе. А почему я должен отказывать себе? Объясни мне. Если я знаю, что мне полезно, то почему бы мне не пойти и сделать эту чертову штуковину, что бы там ни было?
Она качнула головой:
— Не знаю.
Почему я не могу забыть Поля, свою обиду на Сэлинджеров и это чувство, что я должна получить от них больше? Знаю, мне было бы полезно забыть обо всем, но почему я не могу этого сделать?
Танец закончился.
— Нужно работать, помочь Келли, чтобы все шло своим чередом. Звони мне, Бритт; дай знать, как твои дела.
— Помолись за меня, — сказал он, шутя.
— Непременно.
Она поцеловала его в щеку и оставила за столом с молодой Лорой, предельной нормой из двух порций спиртного и внутренней войной, которую он объявил самому себе.
Ее останавливали, когда она шла по танцевальному кругу; отовсюду сыпались приглашения на балы и обеды в Чикаго, Филадельфии и Нью-Йорке.
— В конце концов у тебя там отели, стало быть, ты там часто бываешь.
— Да, но никогда не знаю заранее, в какое время, — отвечала она. — Я позвоню, будем поддерживать контакт, спасибо большое…
«Иногда кажется, что мир склеен из различных частей и держится исключительно на вечерах, — подумала она, — если вдруг вечера и балы прекратятся, унесутся ли их завсегдатаи в космос и там исчезнут? Или, может быть, утопятся в одиноких маленьких колодцах только лишь потому, что им будет нечем занять себя вечером?»
Лора улыбалась самой себе, когда натолкнулась на Клэя, танцевавшего с Мирной.
— Это надо же! — выпалила она, затем извинилась. — Извините, не ожидала увидеть вас здесь. Клэй, я думала, ты в Нью-Йорке. И не знала, что с Мирной.
— Как раз над этим мы и раздумываем. Клэй говорит, что хочет этого.
— Этого?
— Этого хочет Мирна, — сказал Клэй. — Я лишь хочу, чтобы она перебралась в Нью-Йорк, пожила в моей квартире и посмотрела, как ей это понравится.
— Мы уже жили вместе в Чикаго, и было чудесно, — сказала Мирна.
Он пожал плечами:
— Мне хотелось отвлечься на какое-то время. Дела из рук валятся, вот я и подумал: было бы неплохо вернуть тебя.
— Что значит — валятся из рук? — удивилась Лора.
— Да много всего, — ответил он, жестикулируя. — Например, работа. Дело оказалось крупнее, чем я ожидал — больше ответственности, больше денег, которые приходят в движение от моих решений. С таким грузом нелегко жить. Вот я и подумал, что неплохо немного отдохнуть. Не исключать полностью волнения — ты понимаешь меня, Лора, я вынужден предпринять действия или сойду с ума, но сбалансировать их чем-нибудь более…
— Спокойным, — подсказала Мирна, — и стабильным. Мужчины нуждаются в этом, — сказала она Лоре. — Без нас они теряют ориентацию. Я люблю Клэя и хочу заботиться о нем, и если ты не возражаешь…
— Эй, ты не должна спрашивать разрешения у Лоры, чтобы ухаживать за мной! — рассмеявшись, сказал Клэй. — Она не страж. Любимая сестра и работодатель, но отнюдь не страж.
«Клэй ведет себя очень странно», — подумала Лора.
Ей было интересно, не принял ли он наркотики. Но похоже, нет. Он казался таким же, как всегда: мягким и очаровательным, обладавшим большей энергией, чем мог удержать в себе, одновременно планирующим кучу различных дел и зависящим от женщин. Ей пришло в голову, что он лишь немногим моложе, чем был Поль, когда они с ним собирались пожениться. Но Поль был уже мужчиной, а Клэй все еще мальчишка, который опасался, что его заставят вырасти, скорее всего опасавшийся свадьбы. Он пригласил Мирну и знал, что она хотела выйти за него замуж. Валятся из рук. «Его увлечение азартными играми», — подумала она. Что ж, он должен преодолеть это, так же как Бритт свое пристрастие к наркотикам. А Мирна может помочь, это хорошо с ее стороны.
— Что бы вы вдвоем ни решили, меня это устроит, — сказала Лора, — если я могу чем-то помочь, дайте знать. Ответь лишь на один вопрос, Клэй. Как так получилось, что ты здесь? Я думала, что на этой неделе ты будешь в Филадельфии, а в Вашингтоне на следующей.
— Правильно. Но я обещал Мирне, что она посетит этот бал, поэтому мы приехали из Филадельфии. Я не отстану с работой; мы вернемся завтра в первой половине дня. Эй, Лора, не сердись на меня; мне не по себе, когда ты хмуришься. Что страшного в том, чтобы приехать на праздничный бал, если находишься практически по соседству?
Лора колебалась:
— Ничего, все в порядке. Думаю, мне хотелось лишь узнать, где ты. Веселитесь. Позвони мне утром до отъезда, договорились? Я буду в офисе у Келли.
— Конечно.
— Спасибо, Лора, — сказала Мирна.
Лора плохо представляла, за что ее поблагодарили, но из бара, расположенного на другом конце помещения, ей махала Джинни, поэтому она кивнула, поцеловала Клэя и оставила их. Обернувшись, она увидела, что они вновь танцевали, медленно и плавно извиваясь, словно занимались любовью.
На Джинни было облегающее черное платье, усыпанное блестками, отражавшими каждый луч света.
— Что скажешь? — спросила она Лору. — Похожа я на секс-символ или на шаловливую ведьму с ночного шабаша?
— Первенство за сексом, — рассмеялась Лора. — Ты давно здесь?
— Достаточно давно, чтобы видеть, как ты танцевала с Бриттом. Говорят, ты выходишь за него замуж. Лора вздохнула:
— Мне бы хотелось, чтобы говорили, что «Бикон-Хилл» лучший из отелей в Вашингтоне. Или, что все мои отели самые лучшие, где бы они ни находились. Или хотя бы, что Лора Фэрчайлд лучшая среди управляющих отелями в Америке. Почему всегда предпочитают говорить о том, кто с кем спит, кто на ком женится или, наоборот, не спит и не женится?
— Людям секс нравится больше работы, ты же знаешь. Им нравится бизнес, особенно если он крутой, но секс прежде всего. Самое лучшее сочетание — ты и Уэс. Спите вместе, работаете вместе, вместе делаете деньги.
— Но мы не были крутыми.
— Что ж, три фактора из четырех — тоже неплохо. Они рассмеялись, и Джинни сказала:
— Может, пропустить по глоточку? Мне нужно с тобой поговорить кое о чем.
— О сексе или о делах?
— О делах.
— Это мне больше нравится.
Они устроились в двух креслах с высокими спинками около викторианского бара, который Лоре удалось спасти из здания, подлежавшего сносу при реконструкции «Бикон-Хилла».
— Два бренди, — сказала Джинни бармену, затем наклонилась к Лоре, чтобы та могла лучше расслышать ее в шуме, создаваемом многоголосой толпой и оркестром. — Праздничный вечер — не место для деловых бесед, но раз я решила сделать что-нибудь хорошее, мне нужно это моментально излить, пока не захлебнулась от переполняющих меня чувств. Поэтому — послушай. Что бы о ком ни говорили, этот отель самый бесподобный. И ты совершенно права: каждый из твоих отелей самый лучший. Ни один из отелей не может сравниться с домом — ты это знаешь, я это знаю — но тебе удалось приблизиться к этому идеалу ближе, чем кому бы то ни было, насколько я знаю. Ты потрясающая женщина, и я тебя люблю.
Джинни замолчала, чтобы помахать в ответ Даниэлю Иноути, который махал ей рукой с другого конца зала.
— Он строит два отеля для Сэлинджеров; думаю, он здесь в качестве шпиона.
— Его пригласили, — со смехом сказала Лора, — и с какой стати он будет шпионить? Обо всем, что я делаю, написано в журналах, посвященных гостиничным проблемам. Во всяком случае, Феликс не любит маленькие отели; ему нравятся большие и анонимные, с маленькими комнатушками и высокими ценами. Пригодные разве чтобы переночевать в них.
Глаза Джинни сияли.
— Это мне нравится. А ты, как вижу, его не любишь?
— Вряд ли это секрет.
— Но хочешь приобрести акции его компании.
— Тебе известно почему; я рассказывала об этом.
— Да.
Подали напитки, и Джинни попробовала свой:
— Боже мой! В твоих барах всегда только самое лучшее.
— Джинни, ты становишься застенчивой. О чем ты хотела поговорить?
— О тебе и о Сэлинджерах. Ты все еще хочешь выкупить часть акций в этой корпорации?
— Конечно. Но пока не нашла способа достать деньги, к тому же не знаю, захочет кто-либо из них продать их мне, даже если у меня будут деньги.
— Об этом-то я и хотела поговорить. Ты никогда не просила меня вложить средства в «Оул корпорейшн»; никогда не просила о займе. Мне правится это: не следует путать дела и дружбу. Однако теперь я вижу, что ты открыла четыре отеля, и я вижу, как идут дела. Какова у тебя окупаемость?
— В целом? Где-то семьдесят пять — восемьдесят восемь процентов.
— Неслыханное в гостиничном бизнесе. Верно? Лора кивнула Она вся напряглась от возбуждения, потому что знала, что Джинни собиралась сказать.
— Правильно, — продолжала Джинни. — Ты работаешь прекрасно, мы все это знаем. Поэтому мне хочется вместе с тобой участвовать в деле. Я переговорила по этому поводу со своими финансистами и думаю ссудить тебе средства для приобретения акций отелей Сэлинджеров.
Лора обняла Джинни и прижалась к ней щекой. Так они сидели несколько мгновений, не говоря ни слова, не нуждаясь в словах. Затем она выпрямилась.
— Удивительно, как много людей помогали мне, — сказала она спокойно; Джинни пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее слова. — Мне повезло, что я встретила столько замечательных людей…
— Это не везенье, — решительно сказала Джинни. — Разве тебе не известно, как много ты даешь людям взамен? Ты выслушиваешь их проблемы, не осуждаешь их, приглашаешь на свои вечера, кто бы они ни были, ты не столько говоришь о себе, сколько уделяешь им внимание. Помнишь Чикаго? Я подумала, что ты дура, раз сидишь рядом с Бриттом за завтраком после того, как он словно с цепи сорвался и учинил скандал, но я была не права; теперь он твой друг на всю жизнь. Правда, он не может сделать для тебя многого…
— Я не для того поступила так, чтобы он что-то мне делал.
— В этом-то вся суть! Ты поступаешь так, потому что заботишься о людях и интересуешься ими. Я знаю, знаю, заботишься; у тебя самой были трудные периоды в жизни; не все помнят о них. Во всяком случае, — она откинулась назад и выпила свой бренди, — нечему удивляться, что тебе помогают. Однако я ссужаю деньги не поэтому, а потому, что ты ужасно деловая женщина и на тебя можно смело ставить. Говорят, становлюсь сентиментальной, но не тогда — по крайней мере, я надеюсь, что нет когда вручаю десять миллионов долларов.
Ошарашенная, Лора не мигая, смотрела на нее. Разговоры, смех в зале, пульсирующий ритм оркестра, казалось, поднялись вверх и обрушились на нее.
— Сколько?
— Десять миллионов.
— Откуда ты знаешь? Хочешь сказать, что кто-то продает часть пая? Джинни кивнула.
— Друг одного друга. У них возникли трудности — Феликс слишком быстро расширял дело, и им предстоит многое сделать, чтобы дела и дальше шли столь же прочно, как они шли до этого. Но один из членов правления решил продать свою часть акций, пока цены достаточно хорошие. Ему принадлежат два процента в компании; их стоимость десять миллионов долларов, то, что я предлагаю тебе, чтобы выкупить пай. Насчет процентов и других условий ссуды поговорим завтра, могу обещать, что они будут весьма благоприятными. Если тебе это кажется приемлемым.
Из тридцати процентов акций сети отелей «Сэлинджер» я оставляю двадцать восемь процентов в равных долях моим сыновьям Феликсу и Асе Сэлинджерам. Моей самой любимой Лоре Фэрчайлд, которая принесла мне радость и любовь и украсила последние годы моей жизни, я завещаю оставшиеся два процента акций…
Два процента.
Оуэн, мы добились!
Лора взяла Джинни за руки и, наклонившись вперед, снова поцеловала ее в щеки.
— Дорогая Джинни, — сказала она, — это так замечательно, так приятно!
ГЛАВА 28
Шестая кража была совершена из усадьбы Даниэля Иноути на Гавайях. Четыре рисунка работы Матисса были украдены, пока он находился в Лондоне на праздновании Пасхи в кругу членов своей обширной семьи. Ничего больше не пропало, не осталось никаких следов преступников; сторожа, находившиеся в соседнем помещении, не потревоженные, проспали всю ночь.
Сэм Колби был вне себя от ярости. Шесть! Шесть различных адресов на двух континентах, и никаких следов, за исключением того, что все кражи совершались по одному сценарию. На чем, пропади все пропадом, строить расследование? Он расценивал эти кражи как персональное оскорбление и, как только появилась возможность, вылетел на Гавайи поговорить с Иноути, который в тот же самый день прилетал туда из Лондона.
— Расскажите мне все, — попросил он Иноути.
— О чем?
— Обо всем, черт возьми! Откуда мне знать, что пригодится для расследования, а что нет, пока не услышу своими ушами.
Они сидели на веранде, выходившей на океан. Вокруг росли великолепные орхидеи и гибискусы; вверху простиралось безоблачное небо, пели птицы. Ничего этого Колби не замечал. С тем же успехом он мог находиться в офисе, начисто лишенном окон.
— Начнем с работающего у вас персонала; по крайней мере, в половине случаев виновные бывают из их среды. Сколько у вас домов?
— Четыре.
Колби вздохнул и пустился в расспросы. Затем они перешли к четырем его офисам и работающему в каждом из них персоналу, его ближайшим деловым партнерам, шестидесяти четырем членам семьи, людям, с которыми он общался.
— Хорошо, теперь распорядок ваших путешествий.
— Его не знает практически никто, кроме моего секретаря.
— Но ей можно позвонить и узнать, где вы находитесь.
— Несомненно. Было бы невозможно заниматься делами, если бы меня нельзя было достать. У меня нет причин прятаться.
— Правильно, поэтому мне нужно знать, где вы были в прошлом году.
— Зачем это?
— Потому что вор знал, когда вас не будет на Гавайях, и мне не хочется, чтобы он или они были единственными, кто располагает этой информацией. О'кей?
Иноути сунул руку в карман и достал оттуда толстую, в кожаной обложке, записную книжку.
— Могу зачитать вам, где я был.
— Отлично.
По мере того как Иноути читал, Колби записывал и впервые заметил, что солнце почти село. Кто-то говорил, что, если будет возможность, нужно обязательно увидеть закат на Гавайях. «Что ж, сегодняшний придется пропустить, — подумал он, — может быть, завтра».
— Можно включить свет?
Иноути потянул за шнурок звонка, появился слуга и включил верхний свет, а затем ряд масляных фонарей по периметру веранды. За час работы они одолели только пять месяцев из рабочего года Иноути, и в этом месте он пригласил Колби пообедать вместе с ним.
— У меня нет никаких планов на вечер, а вы, должно быть, проголодались.
— Тронут вашим вниманием, — ответил Колби.
Блюда были роскошными, беседа приятной, поэтому Колби позволил себе расслабиться и насладиться обедом. Когда обед закончился и Иноути выкурил сигару, Колби отодвинул стул и предложил:
— Давайте вернемся к работе.
Он должен продвинуться вперед, обязан или раскрыть эти проклятые кражи, или уйти на пенсию и погибать от безделья.
Они уютно потягивали коньяк в гостиной, Колби раскрыл свою тетрадь.
— Мы закончили Мадридом. Где вы были после этого?
— В Сан-Франциско месяц с моей замужней дочерью, затем месяц в Гонконге с сыном и его семьей. Оттуда, в августе, я поехал в Бангкок.
— А где вы там останавливались?
— В «Бангкокском регентстве».
— И там, конечно, было много встреч?
— О да, множество.
— А после этого?
— Амстердам. Я остановился в амстердамском отеле Сэлинджеров. Ряд встреч был непосредственно в номере, и полагаю, большинство из тех лиц знали, что потом я собирался направиться в Нью-Йорк.
— А в Нью-Йорке?
— В «Бикон-Хилле». Конечно же, множество встреч и там, уверен, что упоминал о намерении направиться затем в Вашингтон. А в Вашингтоне — этим октябрем — я останавливался в другом «Бикон-Хилле», он только что открылся.
Колби записывал, стараясь поспевать за быстрой речью Иноути. Вдруг его рука неожиданно застыла.
— «Бикон-Хилл», — прошептал он.
— Да. Это самые цивилизованные отели изо всех известных мне. Вам доводилось бывать хоть в одном из них?
— Нет еще. Давайте продолжим: с октября до настоящего времени.
— До февраля я пробыл здесь, затем в Женеве, потом поехал в Рим, где находился с друзьями до отъезда в Лондон на Пасху в кругу семьи. Так прошел год моей жизни.
— С кем вы путешествовали? — спросил Колби.
— О, мистер Колби, это личный вопрос.
Колби пытался настаивать во имя полноты расследования, однако не нажимал с присущей ему настойчивостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Думаю, у тебя хорошие шансы, — мягко сказала она. — Кое-что всегда остается с нами, но за это кое-что приходится бороться, со временем, однако, становится легче.
— Я влюблен в тебя, знаешь? — спросил он.
— Да, — она мягко улыбнулась. — Но у тебя есть своя Лора, Бритт, и мне кажется, она без ума от тебя, думаю, ты мог бы полюбить ее, если бы позволил себе это.
— О Боже. Ты говоришь, как мой псих. Можешь делать то, можешь делать это, если позволишь себе. А почему я должен отказывать себе? Объясни мне. Если я знаю, что мне полезно, то почему бы мне не пойти и сделать эту чертову штуковину, что бы там ни было?
Она качнула головой:
— Не знаю.
Почему я не могу забыть Поля, свою обиду на Сэлинджеров и это чувство, что я должна получить от них больше? Знаю, мне было бы полезно забыть обо всем, но почему я не могу этого сделать?
Танец закончился.
— Нужно работать, помочь Келли, чтобы все шло своим чередом. Звони мне, Бритт; дай знать, как твои дела.
— Помолись за меня, — сказал он, шутя.
— Непременно.
Она поцеловала его в щеку и оставила за столом с молодой Лорой, предельной нормой из двух порций спиртного и внутренней войной, которую он объявил самому себе.
Ее останавливали, когда она шла по танцевальному кругу; отовсюду сыпались приглашения на балы и обеды в Чикаго, Филадельфии и Нью-Йорке.
— В конце концов у тебя там отели, стало быть, ты там часто бываешь.
— Да, но никогда не знаю заранее, в какое время, — отвечала она. — Я позвоню, будем поддерживать контакт, спасибо большое…
«Иногда кажется, что мир склеен из различных частей и держится исключительно на вечерах, — подумала она, — если вдруг вечера и балы прекратятся, унесутся ли их завсегдатаи в космос и там исчезнут? Или, может быть, утопятся в одиноких маленьких колодцах только лишь потому, что им будет нечем занять себя вечером?»
Лора улыбалась самой себе, когда натолкнулась на Клэя, танцевавшего с Мирной.
— Это надо же! — выпалила она, затем извинилась. — Извините, не ожидала увидеть вас здесь. Клэй, я думала, ты в Нью-Йорке. И не знала, что с Мирной.
— Как раз над этим мы и раздумываем. Клэй говорит, что хочет этого.
— Этого?
— Этого хочет Мирна, — сказал Клэй. — Я лишь хочу, чтобы она перебралась в Нью-Йорк, пожила в моей квартире и посмотрела, как ей это понравится.
— Мы уже жили вместе в Чикаго, и было чудесно, — сказала Мирна.
Он пожал плечами:
— Мне хотелось отвлечься на какое-то время. Дела из рук валятся, вот я и подумал: было бы неплохо вернуть тебя.
— Что значит — валятся из рук? — удивилась Лора.
— Да много всего, — ответил он, жестикулируя. — Например, работа. Дело оказалось крупнее, чем я ожидал — больше ответственности, больше денег, которые приходят в движение от моих решений. С таким грузом нелегко жить. Вот я и подумал, что неплохо немного отдохнуть. Не исключать полностью волнения — ты понимаешь меня, Лора, я вынужден предпринять действия или сойду с ума, но сбалансировать их чем-нибудь более…
— Спокойным, — подсказала Мирна, — и стабильным. Мужчины нуждаются в этом, — сказала она Лоре. — Без нас они теряют ориентацию. Я люблю Клэя и хочу заботиться о нем, и если ты не возражаешь…
— Эй, ты не должна спрашивать разрешения у Лоры, чтобы ухаживать за мной! — рассмеявшись, сказал Клэй. — Она не страж. Любимая сестра и работодатель, но отнюдь не страж.
«Клэй ведет себя очень странно», — подумала Лора.
Ей было интересно, не принял ли он наркотики. Но похоже, нет. Он казался таким же, как всегда: мягким и очаровательным, обладавшим большей энергией, чем мог удержать в себе, одновременно планирующим кучу различных дел и зависящим от женщин. Ей пришло в голову, что он лишь немногим моложе, чем был Поль, когда они с ним собирались пожениться. Но Поль был уже мужчиной, а Клэй все еще мальчишка, который опасался, что его заставят вырасти, скорее всего опасавшийся свадьбы. Он пригласил Мирну и знал, что она хотела выйти за него замуж. Валятся из рук. «Его увлечение азартными играми», — подумала она. Что ж, он должен преодолеть это, так же как Бритт свое пристрастие к наркотикам. А Мирна может помочь, это хорошо с ее стороны.
— Что бы вы вдвоем ни решили, меня это устроит, — сказала Лора, — если я могу чем-то помочь, дайте знать. Ответь лишь на один вопрос, Клэй. Как так получилось, что ты здесь? Я думала, что на этой неделе ты будешь в Филадельфии, а в Вашингтоне на следующей.
— Правильно. Но я обещал Мирне, что она посетит этот бал, поэтому мы приехали из Филадельфии. Я не отстану с работой; мы вернемся завтра в первой половине дня. Эй, Лора, не сердись на меня; мне не по себе, когда ты хмуришься. Что страшного в том, чтобы приехать на праздничный бал, если находишься практически по соседству?
Лора колебалась:
— Ничего, все в порядке. Думаю, мне хотелось лишь узнать, где ты. Веселитесь. Позвони мне утром до отъезда, договорились? Я буду в офисе у Келли.
— Конечно.
— Спасибо, Лора, — сказала Мирна.
Лора плохо представляла, за что ее поблагодарили, но из бара, расположенного на другом конце помещения, ей махала Джинни, поэтому она кивнула, поцеловала Клэя и оставила их. Обернувшись, она увидела, что они вновь танцевали, медленно и плавно извиваясь, словно занимались любовью.
На Джинни было облегающее черное платье, усыпанное блестками, отражавшими каждый луч света.
— Что скажешь? — спросила она Лору. — Похожа я на секс-символ или на шаловливую ведьму с ночного шабаша?
— Первенство за сексом, — рассмеялась Лора. — Ты давно здесь?
— Достаточно давно, чтобы видеть, как ты танцевала с Бриттом. Говорят, ты выходишь за него замуж. Лора вздохнула:
— Мне бы хотелось, чтобы говорили, что «Бикон-Хилл» лучший из отелей в Вашингтоне. Или, что все мои отели самые лучшие, где бы они ни находились. Или хотя бы, что Лора Фэрчайлд лучшая среди управляющих отелями в Америке. Почему всегда предпочитают говорить о том, кто с кем спит, кто на ком женится или, наоборот, не спит и не женится?
— Людям секс нравится больше работы, ты же знаешь. Им нравится бизнес, особенно если он крутой, но секс прежде всего. Самое лучшее сочетание — ты и Уэс. Спите вместе, работаете вместе, вместе делаете деньги.
— Но мы не были крутыми.
— Что ж, три фактора из четырех — тоже неплохо. Они рассмеялись, и Джинни сказала:
— Может, пропустить по глоточку? Мне нужно с тобой поговорить кое о чем.
— О сексе или о делах?
— О делах.
— Это мне больше нравится.
Они устроились в двух креслах с высокими спинками около викторианского бара, который Лоре удалось спасти из здания, подлежавшего сносу при реконструкции «Бикон-Хилла».
— Два бренди, — сказала Джинни бармену, затем наклонилась к Лоре, чтобы та могла лучше расслышать ее в шуме, создаваемом многоголосой толпой и оркестром. — Праздничный вечер — не место для деловых бесед, но раз я решила сделать что-нибудь хорошее, мне нужно это моментально излить, пока не захлебнулась от переполняющих меня чувств. Поэтому — послушай. Что бы о ком ни говорили, этот отель самый бесподобный. И ты совершенно права: каждый из твоих отелей самый лучший. Ни один из отелей не может сравниться с домом — ты это знаешь, я это знаю — но тебе удалось приблизиться к этому идеалу ближе, чем кому бы то ни было, насколько я знаю. Ты потрясающая женщина, и я тебя люблю.
Джинни замолчала, чтобы помахать в ответ Даниэлю Иноути, который махал ей рукой с другого конца зала.
— Он строит два отеля для Сэлинджеров; думаю, он здесь в качестве шпиона.
— Его пригласили, — со смехом сказала Лора, — и с какой стати он будет шпионить? Обо всем, что я делаю, написано в журналах, посвященных гостиничным проблемам. Во всяком случае, Феликс не любит маленькие отели; ему нравятся большие и анонимные, с маленькими комнатушками и высокими ценами. Пригодные разве чтобы переночевать в них.
Глаза Джинни сияли.
— Это мне нравится. А ты, как вижу, его не любишь?
— Вряд ли это секрет.
— Но хочешь приобрести акции его компании.
— Тебе известно почему; я рассказывала об этом.
— Да.
Подали напитки, и Джинни попробовала свой:
— Боже мой! В твоих барах всегда только самое лучшее.
— Джинни, ты становишься застенчивой. О чем ты хотела поговорить?
— О тебе и о Сэлинджерах. Ты все еще хочешь выкупить часть акций в этой корпорации?
— Конечно. Но пока не нашла способа достать деньги, к тому же не знаю, захочет кто-либо из них продать их мне, даже если у меня будут деньги.
— Об этом-то я и хотела поговорить. Ты никогда не просила меня вложить средства в «Оул корпорейшн»; никогда не просила о займе. Мне правится это: не следует путать дела и дружбу. Однако теперь я вижу, что ты открыла четыре отеля, и я вижу, как идут дела. Какова у тебя окупаемость?
— В целом? Где-то семьдесят пять — восемьдесят восемь процентов.
— Неслыханное в гостиничном бизнесе. Верно? Лора кивнула Она вся напряглась от возбуждения, потому что знала, что Джинни собиралась сказать.
— Правильно, — продолжала Джинни. — Ты работаешь прекрасно, мы все это знаем. Поэтому мне хочется вместе с тобой участвовать в деле. Я переговорила по этому поводу со своими финансистами и думаю ссудить тебе средства для приобретения акций отелей Сэлинджеров.
Лора обняла Джинни и прижалась к ней щекой. Так они сидели несколько мгновений, не говоря ни слова, не нуждаясь в словах. Затем она выпрямилась.
— Удивительно, как много людей помогали мне, — сказала она спокойно; Джинни пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее слова. — Мне повезло, что я встретила столько замечательных людей…
— Это не везенье, — решительно сказала Джинни. — Разве тебе не известно, как много ты даешь людям взамен? Ты выслушиваешь их проблемы, не осуждаешь их, приглашаешь на свои вечера, кто бы они ни были, ты не столько говоришь о себе, сколько уделяешь им внимание. Помнишь Чикаго? Я подумала, что ты дура, раз сидишь рядом с Бриттом за завтраком после того, как он словно с цепи сорвался и учинил скандал, но я была не права; теперь он твой друг на всю жизнь. Правда, он не может сделать для тебя многого…
— Я не для того поступила так, чтобы он что-то мне делал.
— В этом-то вся суть! Ты поступаешь так, потому что заботишься о людях и интересуешься ими. Я знаю, знаю, заботишься; у тебя самой были трудные периоды в жизни; не все помнят о них. Во всяком случае, — она откинулась назад и выпила свой бренди, — нечему удивляться, что тебе помогают. Однако я ссужаю деньги не поэтому, а потому, что ты ужасно деловая женщина и на тебя можно смело ставить. Говорят, становлюсь сентиментальной, но не тогда — по крайней мере, я надеюсь, что нет когда вручаю десять миллионов долларов.
Ошарашенная, Лора не мигая, смотрела на нее. Разговоры, смех в зале, пульсирующий ритм оркестра, казалось, поднялись вверх и обрушились на нее.
— Сколько?
— Десять миллионов.
— Откуда ты знаешь? Хочешь сказать, что кто-то продает часть пая? Джинни кивнула.
— Друг одного друга. У них возникли трудности — Феликс слишком быстро расширял дело, и им предстоит многое сделать, чтобы дела и дальше шли столь же прочно, как они шли до этого. Но один из членов правления решил продать свою часть акций, пока цены достаточно хорошие. Ему принадлежат два процента в компании; их стоимость десять миллионов долларов, то, что я предлагаю тебе, чтобы выкупить пай. Насчет процентов и других условий ссуды поговорим завтра, могу обещать, что они будут весьма благоприятными. Если тебе это кажется приемлемым.
Из тридцати процентов акций сети отелей «Сэлинджер» я оставляю двадцать восемь процентов в равных долях моим сыновьям Феликсу и Асе Сэлинджерам. Моей самой любимой Лоре Фэрчайлд, которая принесла мне радость и любовь и украсила последние годы моей жизни, я завещаю оставшиеся два процента акций…
Два процента.
Оуэн, мы добились!
Лора взяла Джинни за руки и, наклонившись вперед, снова поцеловала ее в щеки.
— Дорогая Джинни, — сказала она, — это так замечательно, так приятно!
ГЛАВА 28
Шестая кража была совершена из усадьбы Даниэля Иноути на Гавайях. Четыре рисунка работы Матисса были украдены, пока он находился в Лондоне на праздновании Пасхи в кругу членов своей обширной семьи. Ничего больше не пропало, не осталось никаких следов преступников; сторожа, находившиеся в соседнем помещении, не потревоженные, проспали всю ночь.
Сэм Колби был вне себя от ярости. Шесть! Шесть различных адресов на двух континентах, и никаких следов, за исключением того, что все кражи совершались по одному сценарию. На чем, пропади все пропадом, строить расследование? Он расценивал эти кражи как персональное оскорбление и, как только появилась возможность, вылетел на Гавайи поговорить с Иноути, который в тот же самый день прилетал туда из Лондона.
— Расскажите мне все, — попросил он Иноути.
— О чем?
— Обо всем, черт возьми! Откуда мне знать, что пригодится для расследования, а что нет, пока не услышу своими ушами.
Они сидели на веранде, выходившей на океан. Вокруг росли великолепные орхидеи и гибискусы; вверху простиралось безоблачное небо, пели птицы. Ничего этого Колби не замечал. С тем же успехом он мог находиться в офисе, начисто лишенном окон.
— Начнем с работающего у вас персонала; по крайней мере, в половине случаев виновные бывают из их среды. Сколько у вас домов?
— Четыре.
Колби вздохнул и пустился в расспросы. Затем они перешли к четырем его офисам и работающему в каждом из них персоналу, его ближайшим деловым партнерам, шестидесяти четырем членам семьи, людям, с которыми он общался.
— Хорошо, теперь распорядок ваших путешествий.
— Его не знает практически никто, кроме моего секретаря.
— Но ей можно позвонить и узнать, где вы находитесь.
— Несомненно. Было бы невозможно заниматься делами, если бы меня нельзя было достать. У меня нет причин прятаться.
— Правильно, поэтому мне нужно знать, где вы были в прошлом году.
— Зачем это?
— Потому что вор знал, когда вас не будет на Гавайях, и мне не хочется, чтобы он или они были единственными, кто располагает этой информацией. О'кей?
Иноути сунул руку в карман и достал оттуда толстую, в кожаной обложке, записную книжку.
— Могу зачитать вам, где я был.
— Отлично.
По мере того как Иноути читал, Колби записывал и впервые заметил, что солнце почти село. Кто-то говорил, что, если будет возможность, нужно обязательно увидеть закат на Гавайях. «Что ж, сегодняшний придется пропустить, — подумал он, — может быть, завтра».
— Можно включить свет?
Иноути потянул за шнурок звонка, появился слуга и включил верхний свет, а затем ряд масляных фонарей по периметру веранды. За час работы они одолели только пять месяцев из рабочего года Иноути, и в этом месте он пригласил Колби пообедать вместе с ним.
— У меня нет никаких планов на вечер, а вы, должно быть, проголодались.
— Тронут вашим вниманием, — ответил Колби.
Блюда были роскошными, беседа приятной, поэтому Колби позволил себе расслабиться и насладиться обедом. Когда обед закончился и Иноути выкурил сигару, Колби отодвинул стул и предложил:
— Давайте вернемся к работе.
Он должен продвинуться вперед, обязан или раскрыть эти проклятые кражи, или уйти на пенсию и погибать от безделья.
Они уютно потягивали коньяк в гостиной, Колби раскрыл свою тетрадь.
— Мы закончили Мадридом. Где вы были после этого?
— В Сан-Франциско месяц с моей замужней дочерью, затем месяц в Гонконге с сыном и его семьей. Оттуда, в августе, я поехал в Бангкок.
— А где вы там останавливались?
— В «Бангкокском регентстве».
— И там, конечно, было много встреч?
— О да, множество.
— А после этого?
— Амстердам. Я остановился в амстердамском отеле Сэлинджеров. Ряд встреч был непосредственно в номере, и полагаю, большинство из тех лиц знали, что потом я собирался направиться в Нью-Йорк.
— А в Нью-Йорке?
— В «Бикон-Хилле». Конечно же, множество встреч и там, уверен, что упоминал о намерении направиться затем в Вашингтон. А в Вашингтоне — этим октябрем — я останавливался в другом «Бикон-Хилле», он только что открылся.
Колби записывал, стараясь поспевать за быстрой речью Иноути. Вдруг его рука неожиданно застыла.
— «Бикон-Хилл», — прошептал он.
— Да. Это самые цивилизованные отели изо всех известных мне. Вам доводилось бывать хоть в одном из них?
— Нет еще. Давайте продолжим: с октября до настоящего времени.
— До февраля я пробыл здесь, затем в Женеве, потом поехал в Рим, где находился с друзьями до отъезда в Лондон на Пасху в кругу семьи. Так прошел год моей жизни.
— С кем вы путешествовали? — спросил Колби.
— О, мистер Колби, это личный вопрос.
Колби пытался настаивать во имя полноты расследования, однако не нажимал с присущей ему настойчивостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89