А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

По совету Деле, Лора выбрала мебель от Хенредона, обитую глянцевитой однотонной плотной материей, сделанной из шерсти с шелком. Были выбраны цвета ириса: лиловый, белый, темного золота и темно-зеленый. Остальная мебель была антикварная, ее предложили агенты по продаже мебели, которые потратили много времени, согласовывая подробности с Деле и Лорой, а потом только с Лорой, обсуждая цены.
Представители «Гермеса», «Клиник», «Себастьяна» и полдюжины других компаний обхаживали ее, чтобы она выбрала их специально упакованные изделия для ванных и туалетных комнат: это были шампуни, бальзамы для волос, лосьоны для рук, салфетки, пилки для ногтей, гели для ванн, зубные щетки, бритвы… Список становился все длиннее, а Лора требовала еще, и агенты по сбыту обещали достать все, что она хотела, лишь бы их товар попал в этот отель европейского стиля, о котором уже только и говорили на Мичиган-авеню. Ходили слухи, что его владельцы не жалели средств, чтобы сделать его уютным и роскошным, предлагая такую обстановку и услуги, с которыми не шли ни в какое сравнение «Хайят», или «Марриот», или любой другой подобный отель, и что из-за вложенных в отель средств цены в нем будут такие высокие, что только очень богатые люди смогут останавливаться в нем.
Следом появились другие изготовители, за которыми послала Лора. У самых лучших Лора выбрала телевизоры, радиоприемники, видеомагнитофоны, махровые халаты, графины и бокалы для ночных тумбочек, фены и встроенные столики для косметики с зеркалами с подсветкой в туалетных комнатах, встроенные холодильники, которые предстояло заполнить сырами, паштетами, прохладительными напитками и винами.
Затем пришла очередь поставщиков ресторанной посуды. Лора выбрала для ресторана «Бикон-Хилл» фарфоровую посуду фирмы «Вильруа и Бош», столовые приборы «Самбоне» и хрусталь от «Ленокс». Стоимость всего этого составляла примерно триста долларов за сервировку одного места в ресторане.
— Сделай все как надо, — советовал ей Карриер, который считал, что не стоило выбрасывать миллионы, чтобы потом экономить на мелочах, особенно когда дело касалось такого заметного места, как ресторан, который, как он надеялся, станет одним из лучших в городе.
И наконец, Лора и консультанты по интерьеру сделали чертежи каждой комнаты. Она точно знала, чего именно хотела: каждая должна была напоминать ей ее комнаты в доме Оуэна. Те комнаты были первыми в ее жизни, где она нашла выход своим фантазиям и представлениям о красоте и пространстве, о которых мечтала с Клэем и Беном. Она до сих пор помнила теплоту, которую испытывала каждый раз, когда входила в них. Именно эту теплоту и ощущение пространства она хотела передать людям, которые будут здесь жить.
— Они должны чувствовать себя, как дома, — сказала Карриеру Лора однажды в феврале, когда они вечером ужинали в ресторане «Ле Перрок». В этот день ей исполнялось двадцать четыре года, и они пили «Дом Периньон», сидя вместе на банкетке в углу длинного зала. — И совсем неважно, сколько они будут там жить — несколько часов, неделю или месяц. Все должно быть, как дома.
— Ты действительно думаешь, что людям не все равно? — спросил он. — Их не обманешь; знаешь ли, они понимают разницу между отелем и домом. Все, что они хотят — чтобы им было удобно.
— Не знаю…
Она поймала вилкой крошечный кусочек лангуста и обмакнула его в соус.
— Назови свой любимый отель, — попросила она.
— «Мейфэар Риджент», — не думая, ответил он. — Но я не помню, как он выглядит. Просто я знаю, что там со мной была ты.
Она улыбнулась:
— Назови еще какой-нибудь.
— Любимый? — он задумался. — «Ритц» в Париже, «Сорок седьмая Парк-стрит» в Лондоне, «Сэлинджер» в Амстердаме, «Станфорд Корт» в Сан-Франциско. Ну и «Бикон-Хилл».
— Ты в нем не останавливался.
— И не собираюсь, пока меня принимают в районе Де Поль. Разве это мешает ему быть одним из моих любимых отелей?
Она снова улыбнулась:
— А что у них общего между собой?
— Они маленькие, с отличным обслуживанием, там удобно, спокойно.
— Как в хорошем доме.
Он задумчиво взглянул на нее:
— Значит, наш дом будет таким?
— Таким должен быть любой дом, — спокойно ответила она. Он больше не говорил о женитьбе с того приема на Новый год, но иногда, особенно после того, как она переехала в свою квартиру и он стал жить там во время своих приездов в Чикаго, он так или иначе давал ей понять, что не забыл об этом. Но и она не забыла, что намеревалась сделать. И поэтому она не давала ему возможности заговорить о свадьбе.
Карриер снова наполнил их бокалы:
— Мы еще не выпили за твой день рождения.
Мягкий свет в тихом зале, украшенном свежими цветами, придавал светлому шампанскому золотистый оттенок, а мельчайшие пузырьки, поднимаясь на поверхность, ярко вспыхивали.
— Спасибо, — сказала Лора. — Ты сделал мой день рождения чудесным.
— Как это может быть, если ты до сих пор не получила подарка?
— Я получила твой подарок еще в декабре. Благодаря тебе у меня появилась возможность делать то, что я больше всего хотела.
— Я дал тебе возможность работать по сто часов в неделю.
— Но именно это мне и нравится, — ответила она, радостно глядя на него. — Конечно, ты мог бы подарить мне микроволновую печь, или пуховую перину, или еще что-нибудь, что украсило бы мою жизнь. Вместо этого ты вложил в меня десять миллионов долларов, чтобы я смогла занять еще двадцать и работать больше, чем когда-либо раньше.
Он удовлетворенно ухмыльнулся. Она умела уходить от разговора, причем делала это так, что он не чувствовал себя задетым. Это качество встречалось довольно редко, особенно в женщине такой молодой и неопытной, как она. Но как приятно получать удовольствие от женщины не только в постели, — думал он, — видеть, что она стремится к самостоятельности и независимости, хотя он всячески старался заставить ее полагаться на него как можно больше.
— Я купил тебе кольцо, — сказал он. — Будешь его носить?
Она отрицательно покачала головой:
— Мне очень жаль, извини.
Он был готов к этому.
— К счастью, у меня есть другой подарок. — Он достал маленькую бархатную коробочку и положил ее на стол — Чтобы ты помнила, что я хочу, чтобы у тебя всегда было время для меня.
Лора открыла коробочку и вынула из нее миниатюрные золотые часы, их циферблат по кругу был выложен маленькими бриллиантами, еще два бриллианта украшали кончики стрелок.
— Какие красивые! — прошептала она. Застегнув золотой браслет, повернула руку к свету. — Я никогда таких не видела.
— Кольцо у меня в другом кармане, — добавил он, не сводя с нее глаз.
Она снова покачала головой:
— Не дави на меня, Уэс; мы оба не будем счастливы, если ты будешь это делать. Я хочу сказать, что очень рада этим часам. Ты очень много значишь для меня…
Он улыбнулся и ничего больше не сказал. Она выйдет за него замуж, и для этого ему не придется заставлять ее. Он предполагал, что сейчас для этого время еще не пришло, хотя и не мог не попытаться в этот вечер сделать ей предложение; она должна была еще многое сделать, чтобы отель был полностью готов. Во всем этом было что-то мистическое; он понимал, что ею двигало не только желание вернуть то, что забрал Феликс, дело было еще в Оуэне Сэлинджере, в том, что он сделал для нее: какой заставил ее стать и какой она сама хотела быть в будущем.
Она хотела отомстить Феликсу и оправдать доверие Оуэна. Карриер не мог противостоять таким силам; он должен был набраться терпения. Но Уэс Карриер был известен всему миру своим терпением, а также своими победами.
Они продолжали разговаривать как близкие и давние друзья, пока ели великолепный ужин. Карриер заказал на десерт любимое суфле Лоры из малины, и повар принес его сам, поставив посередке маленькую свечку, пламя которой дрожало в серебряном подсвечнике. Лора склонилась над свечой. И вдруг она вспомнила Бена. Она всегда думала о нем в день своего рождения, вспоминая, как он старался сделать этот день счастливым для нее в те страшные годы после того, как погибли родители. И даже когда они расстались, поссорившись после ограбления Сэлинджеров, он всегда присылал свои поздравления в этот день, сообщая некоторые новости о себе. В этот год она ничего не получила. Она думала о Бене, задувая свечу и загадав желание, чтобы когда-нибудь они смогли снова стать братом и сестрой.
Когда они с Карриером вернулись в полночь домой, в двери была телеграмма из Амстердама и записка от соседа, что он принял телеграмму вместо нее.
— Я не знал, что у тебя есть кто-то в Амстердаме, — заметил Карриер.
— Бен, мой брат… Я рассказывала тебе о нем. Я всегда получала от него письма в дни рождений, но не телеграммы…
Странно, но ее руки дрожали, когда она развернула телеграмму и села на диван в гостиной, чтобы прочесть ее.
Поздравляю с днем двадцатичетырехлетия. Надеюсь, у тебя большой праздник и предстоит чудесный год — много новостей. Я начальник отдела безопасности отеля, и женюсь на Эллисон Сэлинджер — как тебе это для осуществления мести — с любовью, Бен.
Держа телеграмму в руках, она перечитывала снова и снова ее короткие фразы. Руки у нее дрожали.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Карриер. Лора подняла голову, едва слыша его слова.
— Что ты сказал? Ах да, нет, не думаю. Нет, можешь. Как мне послать телеграмму?
— В Амстердам?
— Да.
Он достал телефонный справочник, нашел нужный номер и записал его.
— Мне подождать тебя в кабинете?
Мысли путались у нее в голове, но Лора не могла не оценить его такт.
— Если ты не возражаешь. Спасибо, Уэс.
Она снова стала читать текст телеграммы, которая лежала у нее на коленях. «Как он с ней познакомился? И влюбился? Но он не был влюблен; он хотел отомстить. Для чего? Насколько ужасной может быть его месть? Это не имело для него значения. Бен жаждал мести. Поэтому он и ограбил много лет назад эту семью».
Она сидела, не шевелясь, уйдя мыслями в прошлое. Эллисон на теннисном корте, ее руки обнимают Лору, она показывает, как отбивать удар слева и справа, как правильно подавать мяч; Эллисон в ресторане, объясняет ей меню и слушает, как Лора повторяет за ней фразы, пока не доводит их до совершенства, чтобы ни один официант во фраке никогда не смог смерить ее презрительным взглядом, который мог просто уничтожить неопытных посетителей; Эллисон в поисках красивой блузки для Лоры мечется из магазина в магазин на улицах Ньютон и Бойлстон; Эллисон, вся в слезах, прижимается к Лоре (что-то связанное с Тэдом), произносит слова благодарности за то, что та выслушала ее и не посчитала ее просто взбалмошной; и наконец, Эллисон в библиотеке с выражением крайнего удивления на лице, когда Феликс бросает обвинения в адрес Лоры, а она не пытается ничего объяснить.
Она почувствовала пустоту внутри себя. Эллисон, я скучаю по тебе.
Но Эллисон отвернулась от нее. Она повернулась спиной к своему другу.
Но как могло быть иначе? Она считала, что ее предали. Точно так же, как думала и я.
Но она могла подождать. Никогда не поздно отвернуться от человека. Она могла подождать.
Что ж, она не стала ждать. Но это не зачеркнуло все те годы, когда они были друзьями, сестрами, когда Эллисон была наставником Лоры.
Что бы Эллисон ни сделала, она не заслуживает стать орудием мести в руках Бена, какие бы причины ни побудили его на это.
Встряхнувшись, как будто сбрасывая с себя сон, Лора быстро записала на листке бумаги, оставленном ей Карриером, текст телеграммы, которую решила отправить, и сняла трубку телефона.
— На имя Бена Гарднера, — сказала она и дала адрес в Амстердаме.
Эллисон всегда хорошо относилась ко мне. Не причиняй ей боль. Что бы ни случилось много лет назад, сейчас это уже не имеет значения. Неужели ты не можешь забыть о мести? Лора.
«Чикаго Бикон-Хилл» должен был открыться на Рождество, ровно через год после того новогоднего приема в «Девяносто пятом». В начале ноября, когда ветер гнал снежную поземку вдоль Мичиган-авеню, а люди носились по магазинам, пониже склоняя голову под порывами холодного ветра, Лора сидела в своем недавно обставленном кабинете отеля и составляла меню для приема по случаю открытия, а ее секретарша надписывала пригласительные билеты. Избранные гости из Европы и Америки должны были получить приглашение провести свои выходные дни в «Бикон-Хилл» в качестве гостей до того момента, когда отель будет открыт для всех желающих. Ресторан будет открыт для них постоянно; дневной чай будет устраиваться в гостиной; лимузины смогут доставлять гостей в оперу, в консерваторию, музеи и магазины.
Карриер включил в список приглашенных своих друзей, знакомых и деловых партнеров, а Лора сама придумала, как оформить пригласительные билеты. Текст был отпечатан золотыми буквами на тисненой атласной бумаге, на конверте было выведено название отеля «Бикон-Хилл» тоже золотом, а над названием был изображен голубой ирис с золотой серединкой. Когда секретарша закончила надписывать конверты, она сложила их незапечатанными на столе Лоры; Карриер хотел сделать приписки своей рукой на некоторых из них.
В списке значилось триста фамилий. Почти все приглашения были уже надписаны, оставалось еще около пятидесяти, в этот момент зазвонил телефон Лоры. Продолжая записывать меню на воскресный завтрак, она сняла трубку:
— Лора Фэрчайлд слушает.
— Лора Фэрчайлд, — повторил женский голос с техасским акцентом, в котором нельзя было ошибиться. — Ну и ну! Неужели мир так тесен? Это Джинни Старрет.
Джинни Старрет. Это имя и акцент вызвали в памяти яркую картину: вестибюль «Бостон Сэлинджер», крик женщины, Вирджиния Старрет лежит на диване, ее макияж размазан слезами, Лора склоняется над ней, вытирая размазанную краску на ее лице и приказывая Жюлю ле Клеру принести чай. Джинни Старрет. Лора отвела ее наверх, в ее комнату, они поговорили, а Жюль потом отчитал ее, что она пробыла там слишком долго.
— Джинни! Как чудесно слышать твой голос! Где ты находишься? Как ты нашла меня?
— Я в Нью-Йорке, а нашла тебя, потому что твой приятель Уэс Карриер, кстати, у него хороший вкус в выборе друзей, сказал мне, что пошлет мне приглашение на открытие твоего отеля. Он забыл тебе сообщить об этом?
Лора взглянула на еще не надписанные приглашения:
— Мы только начали их рассылать. Уэс сам составлял список. Я и не знала, что вы знакомы. Ты сможешь приехать? Надеюсь, что да. Будет чудесно снова увидеть тебя.
— Ни за что не пропущу такое событие! Как же я могу пропустить твой выход в свет, или как это можно назвать? Я многим тебе обязана, а еще ничего для тебя не сделала.
— Ты ничем не обязана мне…
— Ладно, ладно, детка, не говори мне этого. Я по уши в долгах перед всем миром; люди часто оказывают мне услуги, а я всегда обещаю как-то отблагодарить их. Но беда в том, что обычно я так занята, чтобы сделать счастливой саму себя, что у меня нет для этого времени. Но тебя я не забыла. Я искала тебя шесть или восемь месяцев после той схватки, которую мы устроили с Уилли у тебя в вестибюле, но ты куда-то пропала, и никто не знал, где ты. Ты должна будешь рассказать мне о всех твоих приключениях, и об Уэсе тоже. Это он помог тебе с отелем?
— Да.
— Он хороший человек. Иногда бывает, правда, довольно груб с людьми, но обычно это заканчивается тем, что он помогает им разбогатеть, чтобы они не помнили обиды долго. Ты сможешь устроить меня в один из ваших номеров?
— Я тебе отдам квартиру на крыше.
Сердце Лоры от волнения громко стучало, и сначала она даже не поняла почему. Потом она поняла. Джинни Старрет была из ее прошлого, а Лора так скучала по прошлому.
— Я опоздала занять эту квартиру, — сказала Джинни. — Уэс уже обещал ее моим друзьям. Он и этого тебе не сказал?
— Нет, но он сейчас в Нью-Йорке, я сегодня не разговаривала с ним. Но у нас есть много прекрасных номеров. Вас будет двое?
— Нет, только я. С Уилли я решила развестись сразу после того дня в Бостоне. Я должна тебя благодарить за это. Ты помнишь нашу беседу? То, что ты мне сказала, дало толчок моему решению послать за адвокатом по разводам. Помнишь, что ты сказала?
— Я не помню, чтобы я говорила тебе о разводе.
— Конечно, нет. Все было гораздо интереснее. Помнишь, какая я тогда была? Растолстевшая, с крашеными волосами, пьющая гораздо больше меры, накрашенная всеми цветами радуги фирмы Эсте Лаудер, страдающая по этому жалкому болвану, за которого вышла замуж, и считавшая, что заслуживаю лучшего. А ты сказала: «Как странно, что мы сами позволяем плохим людям брать над нами верх». Я подумала тогда, что эта девчушка, вероятно, самый умный человек из всех, кого я встречала за те ужасные годы, которые отдала Уилли, позволив ему взять над собой верх и сделать из меня ничтожество. Поэтому я и отправилась к адвокату, который сумел выжать из этого бабника несколько миллионов, а потом я отправилась на курорт — на двадцать четыре курорта, если быть точной, — а сейчас я стала стройной, незамужней женщиной Манхэттена и ищу хорошего мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89