После обеда, который у меня состоял из единственного бутерброда, съеденного в одиночестве в моем кабинете, приехали Лиззи и торговец цветами. Это было последней каплей. Удивляясь, как мне не пришло это в голову раньше, я схватил пальто и отправился сыграть партию в гольф с Генри.
Когда же мы вернулись на Белгрэйв-сквер, то не обнаружили никаких признаков присутствия ни Лиззи, ни Джессики. Миссис Диксон сухо сообщила, что они «отправились по магазинам». Тогда мы с Генри решили немного расслабиться с помощью шампанского. К пяти часам наши дорогие жены все еще не вернулись, и Генри отправился домой, чтобы часок вздремнуть.
Когда Джессика и Лиззи вернулись, я был в своем кабинете, но не подал вида, что заметил их приход. Я как раз просматривал отчет частного детектива, который накануне принесли в мой офис. Правда, в нем не было абсолютно ничего интересного. Единственное, что удалось узнать, – телеграмма отправлена из какого-то почтового отделения в Челси. От того, что Элизабет была так близко от меня, мое настроение отнюдь не улучшилось. Я еще раз перечитал телеграмму. Потом, сердито скомкав, швырнул ее в мусорную корзину. Черт бы ее побрал! Как она могла так поступать со мной?!
Позади раздалось какое-то мерзкое хихиканье, и я резко обернулся. На пороге стояла Джессика с двумя бокалами, а Лиззи наполняла их шампанским.
– Бедный Александр, – притворно вздохнула Джессика. – Как ты думаешь, он снова мечтает о своей давней любви?
Лиззи издала какой-то неопределенный звук, который, по-видимому, должен был означать смешок.
– Хочешь немного шампанского, милый? – спросила она, но я не удостоил ее ответом, глядя на Джессику.
– Ты знаешь, Джесс, мне кажется, что Александр почему-то не хочет шампанского.
– Наверное, ты права. – С этими словами сестры чокнулись своими бокалами. – Давай выпьем за моего драгоценного мужа. Как ты думаешь, может быть, поведать ему наш маленький секрет?
– Даже не знаю. А ты как думаешь?
Джессика насмешливо взглянула на меня:
– Думаю, что не стоит. А то он опять разозлится. – И, хихикая, они направились к двери.
– И какой же это секрет? – попытался все-таки допытаться я.
– А никакого секрета и нет, – бросила Джессика через плечо. – Лиззи, давай-ка лучше сходим на кухню и посмотрим, как там управляется миссис Диксон.
– Слушай, ты, стерва, что ты от меня скрываешь? Это письмо? Куда ты его запрятала?
– Ты слышишь, дорогая, он думает, что получил какое-то письмо, – насмешливо протянула Джессика. – Нет, дорогой, ты ошибаешься: Никакого письма не было.
– В таком случае, что же было?
– Джесс, по-моему, все-таки стоит сказать ему, – вмешалась Лиззи. – Да, дорогая. Пожалуй, скажи.
– Александр, ты, надеюсь, помнишь, как меня зовут? – Лиззи улыбнулась и кокетливо склонила голову набок. – Джесс, по-моему, он уже начинает догадываться. Правильно, дорогой, меня зовут Лиззи. А Лиззи – это производное от какого имени? Ну что, угадал? Правильно, Элизабет! Так что «поздравляю, Элизабет»… – И, весело рассмеявшись, они наконец вымелись из моего кабинета.
После их ухода я долгое время сидел неподвижно. Казалось, если я пошевелюсь, то обязательно наделаю каких-нибудь глупостей. Наконец я все-таки решился позвонить Генри и вкратце рассказал ему о том, что произошло. Генри рассвирепел. Он даже собрался бить Лиззи до тех пор, пока не выколотит из нее всю дурь. Но к тому времени я уже немного успокоился. Точнее, ярость уступила место отчаянию и полной апатии. Поэтому я попросил Генри ничего не предпринимать и вообще забыть об этом инциденте, как будто его никогда не было.
Естественно, после всего происшедшего вечеринка получилась хуже не придумаешь. Нам с Джессикой и без того с трудом удавалось соблюдать хотя бы видимость приличий, а тут еще все усугублялось присутствием матери Роберта. Разумеется, ни Джессика, ни ее сестрица не могли отказать себе в удовольствии при каждой удобной возможности отпустить какой-нибудь едкий намек на наши с Рейчел отношения. Мне-то это было совершенно безразлично, но ведь, кроме меня, присутствовало еще двенадцать гостей, большинство из которых были друзьями Роберта. Естественно, что и они, и Рейчел испытывали огромную неловкость от подобных язвительных замечаний. Потом Роберт и Лиззи напились, а Джессика исчезла в неизвестном направлении на полчаса. Почти сразу вслед за ней исчез и Роберт. Меня тошнило. Единственное, о чем я тогда мечтал, – это чтобы Джессика все-таки забеременела. Тогда бы у меня появился весомый повод для быстрого и безболезненного развода.
Около одиннадцати гости начали постепенно расходиться, и я проводил Рейчел до двери.
– Судя по тому, что мне удалось заметить, ваши отношения с Джессикой далеки от идеальных, – сказала она, когда я подавал ей пальто.
– Это очень мягко сказано, Рейчел.
– Ты похудел, осунулся, выглядишь очень усталым.
– При моей семейной жизни это неудивительно.
– Тогда почему же вы не разведетесь? Вы еще оба молоды и не связаны детьми. Наверное, вам все-таки лучше расстаться, пока не поздно.
– Я сам очень серьезно думаю об этом.
– Решайся. Поверь, Александр, несмотря на то, что мы очень некрасиво расстались, ты мне попрежнему симпатичен. И на самом деле я не думаю того, что наговорила тогда. Напротив, я уверена, что в глубине души ты очень честный и порядочный человек. Беда в том, что вы с Джессикой душите этого человека.
Я грустно улыбнулся и обнял ее.
– Неужели я действительно так плохо с тобой обращался, Рейчел?
– По-моему, Александр, среди твоих знакомых нет ни одной женщины, с которой ты бы обращался хорошо. Тебе не кажется, что этому пора положить конец?
Рейчел открыла дверь, и мы увидели за ней высокого блондина, неловко переминающегося с ноги на ногу.
– Прошу прощения, сэр. Я ищу Лиззи Роузман.
Из-под кожаной куртки незнакомца торчал воротничок клетчатой бордовой рубашки, а его джинсы, явно знававшие лучшие дни, были заправлены в голенища огромных ковбойских сапог. Для полной завершенности портрета ему явно не хватало болтающейся на спине шляпы и банки пива.
– Хотя, может быть, вы ее знаете как Лиззи Пойнтер, – продолжал незнакомец, не получив ответа на свой предыдущий вопрос. – Мне сказали, что ее сестра Джессика живет в этом доме.
Рейчел первая оправилась от неожиданности.
– Я, наверное, пойду, – сказала она, поцеловав меня в щеку. – Подумай о том, что я тебе говорила.
Незнакомец вежливо улыбнулся ей вслед и приподнял несуществующую шляпу.
Проводив Рейчел до конца лестницы, я повернулся к нему и поинтересовался, зачем ему понадобилась Лиззи. Привалившись к колонне и засунув большие пальцы за пояс джинсов, странный визитер, возникший из темноты холодной и ветреной мартовской ночи, сообщил мне, кто он такой и зачем ему нужна сестра моей жены. Совершенно ошарашенный услышанным, я попросил его подождать и отправился в дом за Генри.
Прежде чем приступить к церемонии знакомства, я дал Генри хорошенько рассмотреть нашего гостя.
– Генри Клайв, разреши тебе представить Джона Роузмана. Точнее, мне, наверное, следует представить его несколько по-иному. Познакомься с мужем Лиззи.
После того как прошел первый шок, у нас состоялся очень милый семейный совет. Сначала при виде входящего в комнату Джона Лиззи пришла в ужас. Но, по мере того как проявлялось обаяние австралийца, из-за которого, судя по всему, она когда-то и вышла за него замуж, ужас сменялся восторгом. Генри наблюдал за происходящим отчужденно, как бы со стороны.
Мы узнали, что Лиззи вышла замуж около четырех лет назад, когда путешествовала по Австралии. Это был необычайно бурный, но крайне непродолжительный семейный союз. Через три месяца после свадьбы Лиззи уехала. Почему она решила бросить мужа, не уточнялось, да это, собственно, было их личным делом. Казалось, Лиззи совершенно не беспокоило ее двоемужие. Так же, как, впрочем, и Генри с Джоном. Джессика молчала, но я сразу понял, что она все знала с самого начала. В результате было принято решение: Генри как адвокат возьмется уладить это дело, а Джон будет ему всемерно помогать. После чего Лиззи и ее вновь обретенный муж отправились восвояси. Куда? Бог их знает. Генри это было совершенно безразлично.
Я же был настолько потрясен, что за все время не произнес, наверное, и десятка слов.
– Мне всегда нравились австралийцы, – резюмировал Генри, надевая пальто, чтобы уходить. – Кстати, старик, советую связаться с их посольством. Вдруг они откопают что-нибудь и для тебя?
– Стоит попробовать, – рассмеялся я. – Кстати, она сегодня снова была. с Литтлтоном.
– Может быть, удастся уговорить его взять ее с собой, как ты думаешь?
– Ни единого шанса.
Вернувшись в дом, я увидел, что Джессика стоит на пороге гостиной. По выражению ее лица было понятно, что она слышала каждое слово. Я молча прошел мимо и направился в свой кабинет. Вслед мне донеслись слова:
– Я никогда не отпущу тебя, Александр! Так что можешь даже не мечтать об этом.
Под утро она залезла ко мне в постель и плакала так, словно ее сердце разрывалось от боли. Я молча обнимал ее, с отчаянием думая о том, что же с нами будет. Невозможно было не разделить радость Генри, когда они с Каролиной наконец смогли объявить день свадьбы. Правда, у меня к этом чувству примешивались периодические уколы зависти. После той ночи у нас с Джессикой снова был долгий и тяжелый разговор о наших взаимоотношениях, но на этот раз я уже не обманывал себя, прекрасно понимая, что никогда больше не смогу доверять этой женщине. Те нежные чувства, которые я раньше все-таки испытывал к ней, были окончательно убиты в день, когда я узнал о телеграмме. И хотя в последнее время я не изменял Джессике, мы прекрасно понимали, что это верность вынужденная, вызванная не любовью, а обычной импотенцией. Джессика постоянно изводила меня язвительными шуточками по поводу моего «дефективного органа» и угрожала заявить во всеуслышание о том, что «у великого Александра Белмэйна не стоит». А вскоре над моей кроватью появилась табличка с цитатой из Уильяма Конгрива: «Нет ничего хуже любви, перешедшей в ненависть. Нет ничего страшнее гнева оскорбленной женщины». Эти две строчки столь точно выражали суть наших семейных отношений, поистине являясь эпитафией им, что это «было бы смешно, когда бы не было так грустно».
Стараясь пореже думать о своем мужском бессилии, я с головой окунулся в работу, что очень положительно сказывалось на моей профессиональной репутации. Но ноша, которую я добровольно взвалил на себя, могла придавить и верблюда, и в результате Генри даже посоветовал мне обратиться к специалисту-психиатру, прежде чем я убью себя непосильной работой. Я в ответ посоветовал ему не лезть в чужие дела, но легче мне от этого, естественно, не стало. Проблемы мои казались все более неразрешимыми. Сейчас я хотел детей еще больше, чем когда бы то ни было. Я ловил себя на том, что улыбаюсь им в магазинах и часами гуляю в парках, наблюдая за их игрой. Я презирал себя за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать.
Во время одной из таких моих прогулок в Гайд-парке я почувствовал, как что-то ударилось о мои ноги, и увидел маленькую девочку, которая весело смеялась, несмотря на свое падение. Нагнувшись, я поставил ее на ноги, ожидая, что девочка тотчас же убежит. Но этого не случилось. Она с любопытством рассматривала меня до тех пор, пока к нам не подошла какая-то женщина, видимо, няня ребенка.
Я видел, как она: обеспокоена тем, что девочка стоит с незнакомцем, и решил немного разрядить ситуацию. Улыбнувшись, я слегка взъерошил мягкие черные кудряшки.
– Получите в целости и сохранности.
Девочка задорно улыбнулась и позволила женщине'увести себя. Я же еще долго смотрел им вслед – веселой, резвой, тонконогой девочке и высокой, элегантной женщине в форме канареечно-желтого цвета.
Тот вечер был одним из немногих, когда мы с Джессикой ужинали вместе. Я с облегчением заметил, что она относительно трезвая и в несколько лучшем расположении духа, чем обычно. На следующей неделе открывалась ее персональная выставка в бейсуотерской галерее, и Джессика весело щебетала на эту тему, не слишком интересуясь, реагирую ли я на ее слова, – просто ей было нужно перед кем-то выговориться. Сам не знаю почему, но я ей вдруг рассказал о встрече в парке. К моему великому изумлению, она была искренне тронута. Несмотря на всю сложность отношений, у нас иногда все-таки случались моменты нежности. Вот и теперь, когда она подошла и села рядом, я легонько обнял ее за плечи и устало вздохнул.
– Что нам делать, Джесс? Ведь нельзя же так мучить друг друга.
Джессика посмотрела мне в глаза.
– Ты хочешь сказать, что нам нужно развестись?
Разве я говорил что-нибудь подобное? Если честно, сейчас я совсем не был уверен, хочу ли разводиться. Да, Джессика презирала меня за мое бесплодие, но ведь и с любой другой женщиной меня ждало то же самое. А Джессика, по крайней мере, несмотря ни на что соглашалась и дальше жить со мной.
– Не знаю, Джесс, – произнес наконец я. – Я не могу разобраться даже в самом себе. Но согласись, мы с тобой пробуждаем друг в друге не самые лучшие свойства натуры.
– Не все же время. Иногда нам хорошо вместе. И потом, я подумала…
– О чем? – спросил я, не дождавшись продолжения. – Ну же, Джесс, перестань говорить загадками.
– Скажем, о чем-то таком, что будет для тебя большой неожиданностью и наверняка обрадует.
– Что же это может быть?
– Не сейчас. Подожди немного. А пока ты должен знать: как бы плохо мы друг с другом ни поступали, что бы я тебе ни говорила, я все равно по-прежнему лю…
Мои пальцы легли ей на губы.
– Не нужно, не говори этого.
Глаза Джессики потухли, и я услышал, как она судорожно сглотнула.
– Но, если мне нельзя этого сказать, может быть, ты позволишь доказать тебе?
– Джесс, прошу тебя, это ничего не изменит. Ты же сама прекрасно знаешь!
Было четвертое мая – день рождения Джессики. К счастью, накануне ее мать позвонила и напомнила мне об этом событии, избавив таким образом от очередной ссоры, которая иначе могла стать неминуемой. Теща оказалась даже настолько любезной, что дала мне ценный совет и относительно подарка для ее дочери.
Целый день я провел в Олд-Бейли, обсуждая дело о мошенничестве. Я думал освободиться намного раньше, но из-за дотошности судьи спор затянулся, и была уже половина пятого, когда я наконец смог освободиться и отправиться на аукцион Кристи, чтобы купить подарок Джессике. Правда, аукцион начинался только в шесть, но по дороге мне еще пришлось заглянуть в адвокатуру, где оказались неотложные дела, задержавшие меня почти на целый час. Кроме того, как всегда во время дождя, транспорт двигался с черепашьей скоростью, и, сидя в такси, я судорожно думал, что же мне подарить жене, если я опоздаю на аукцион. Однако стараниями водителя мы все-таки успели вовремя.
Расплачиваясь с ним, я засунул руку в карман, и в это время мой взгляд приковала фигура женщины, идущей куда-то по противоположному тротуару.
– Эй, сэр, – словно издалека донеслись до меня слова шофера, – что случилось?
Я не ответил, и он, судя по всему, уехал, потому что спустя минуту я стоял один, не обращая внимания ни на проливной дождь, ни на снующих мимо людей.
А потом я побежал. Я ни о чем не думал. Я вообще не соображал, ни что делаю, ни зачем. Просто бежал. Кажется, я даже выкрикнул ее имя, но она не услышала, потому что не обернулась. Я бежал все быстрее и быстрее, пока расстояние между нами не сократилось до десяти метров. У входа в бар на Джермин-стрит она остановилась, закрыла зонтик и вошла внутрь.
Бар был переполнен, и я не сразу смог обнаружить ее. Сев на освободившийся стул, я заказал скотч и стал оглядываться по сторонам. Так прошло пять минут. Десять. Я мысленно проклинал собственную глупость. Ну хорошо, даже если это действительно была она, что из того? А если я обознался? Выходит, теперь я каждый раз буду гоняться по улицам за незнакомыми женщинами? Крепко сжимая бокал, я жадно впивался глазами в лица. Потом, опорожнив стакан, поднялся. Теперь из-за собственной глупости придется изобретать какое-то объяснение для Джессики, почему я пропустил аукцион. Посторонившись, я дал пройти какой-то оживленной группке людей. И тут увидел ее.
Мне показалось, что все звуки вокруг стихли. Весь мир для меня в тот момент перестал существовать. Я не видел ничего и никого, кроме Элизабет. Она была здесь, в этом баре, и весело смеялась, оживленно болтая с какой-то женщиной.
Я попытался сдвинуться с места и обнаружил, что мои ноги как будто налились свинцом. После получения той телеграммы я не раз представлял себе, что почувствую, если снова увижу ее. Но вот этот момент наступил, а я сижу здесь, дурак дураком, и пью второй скотч.
Через некоторое время Элизабет взяла свою сумочку и встала. Она бы прошла мимо, не заметив меня, но я быстро вскочил на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41