А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Билли мрачно рассматривала свой дневник. Похоже, она увертливая стерва. Точнее, глупая шлюха. Она хотела получить все, что возможно и невозможно, и сдавалась с неохотой, еле волоча ноги и до последнего момента ведя нечестную игру. Хороший пример бедному невинному ребенку. Она посмотрела на свои записи и медленно, тщательно вымарала их. Затем размашисто написала: Корнелия Орсини? Уинтроп Орсини? Она вчиталась в эти имена, постепенно пленяясь ими, ощущая, как улетучивается пережитое потрясение. Прошло полчаса, прежде чем она вышла из задумчивости, вспомнив, что еще не решила, как одеться сегодня вечером.Она заботливо спрятала дневник в стол, выскользнула из одежды и направилась в тот конец гардеробной, где висели вечерние платья. Быстро просмотрев около двадцати нарядов, упакованных в отдельные пластиковые пакеты, она остановилась на белом шелковом костюме от Мэри Макфадден, который купила месяц назад. Натянула через голову тонкую плиссированную блузку, украшенную многоцветным абстрактным узором из раковин, достойную, чтобы вставить ее в рамку и повесить на стену. Осторожно шагнула в длинную юбку и, подтянув ее, обнаружила, что она еще сходится в талии, хотя и с трудом. Задумалась, какие из серебряных туфель выбрать, остановилась на одних и надела их. Подойдя к трехстворчатому зеркалу со специальной подсветкой, воспроизводящей вечернее освещение, Билли повязала плетеный пояс.Неплохо. Даже очень хорошо. Билли рассматривала себя во всех трех створках зеркала: спереди, с боков, сзади. Не так сногсшибательно, как новый красный наряд Вэлентайн, но вполне приемлемо. Она подошла к кушетке и взяла небольшую шелковую подушку, развязала и приспустила плетеный пояс. Запихнув подушку под блузку, она подкралась к зеркалу сбоку, будто рассчитывала неожиданно увидеть свое отражение. Гм-м… Не лишено стиля — мягкие выпуклости напоминают Боттичелли. А если добавить еще одну подушку? Нет. Не получится: объема блузки не хватит. А если заменить ее на длинный свободный топ от Джеффри Бина, сотканный из золотых и серебряных нитей? Под ним места хватит для трех младенцев. Она подвязала пояс от Мэри Макфадден на уровне бедер и добавила третью подушку, прикрыв плечи, грудь и живот топом от Бина. Странный вид. Что-то вроде Мадонны Мемлинга из триптиха «Поклонение пастухов», но не совсем то. Однако стиль все-таки есть, хоть и не такой, какого добивались Бин или Макфадден.Теперь Вэлентайн сможет моделировать платья для беременных, сколько ее душе угодно. О боже! Вэлентайн… Как перед ней извиниться? Истина слишком сложна. Она сама только что начала свыкаться с ней. Ладно, завтра что-нибудь придумаю, решила она и подняла телефонную трубку. * * * Мэгги приехала в «Магазин грез» сразу после свидания — она обедала с одним из актеров и убеждала его до вручения наград не подписывать контракт на следующий фильм, как бы ни наседал на него встревоженный агент. Актер будет ей благодарен всю жизнь, когда с «Оскаром» в руках сможет запросить за роль, на которую едва не согласился двадцать четыре часа назад, на три четверти миллиона долларов больше. Ну и утро выдалось! На каждую награду претендовало по пять кандидатов. Некоторые из нескольких десятков сделанных Мэгги телефонных звонков несли безошибочную весть: «Хватай деньги и смывайся». Другие советовали: «Подожди и посмотри». Не все принимали советы Мэгги, но все потом ее вспомнят. За одно это утро ее легендарность выросла от мифических до мистических размеров. Мэгги Макгрегор отлично знала, как работает кинобизнес, мало кто на свете знал это, скорее всего, она одна.Вэлентайн хотела отправить платье Мэгги в костюмерную «Дороти Чендлер Павильона», где должно было происходить вручение наград. Последняя примерка состоялась несколько дней назад, но Мэгги пожелала примерить обновку перед Спайдером.— Пусть он увидит его по телевизору, для этого оно и предназначено, — возразила Вэлентайн.— Хочется посмотреть на его лицо, когда он увидит, что ты сделала, — самодовольно настаивала Мэгги. В ее круглых карих глазах светился юмор и острый ум. — У него челюсть отвиснет.Но когда Спайдера разыскали и привели в студию Вэлентайн, он взглянул на Мэгги сквозь окутывавший ею пузырь, рассеянно провел пальцами по верхней половине ее великолепной груди и одобрительно кивнул, словно дотронулся до холодной гладкой статуи.— Восхитительно! — Он улыбнулся слабым подобием своей прежней улыбки. Когда он смотрел на Мэгги, а затем коснулся ее, пузырь как будто стал прозрачнее, он почти не ощущал его и улыбнулся шире. — Раз в год я могу это допустить, Мэг. Иначе публика перестанет принимать тебя всерьез и будет с нетерпением ждать, пока одна или другая грудь вывалится наружу целиком. Удачи тебе сегодня, и не наклоняйся! — Он автоматически поцеловал ее и вышел из комнаты. В его грациозной походке явно сквозила усталость.— Не заболел ли он? — встревоженно спросила Мэгги.— Триппер, наверное, — фыркнула Вэлентайн. — Смотри, пышногрудая, этот вырез не даст твоим грудям взбунтоваться и удержит платье на месте. Не забудь, никаких драгоценностей! Я буду смотреть телевизор, так что не пытайся сжульничать. А теперь мне надо позвонить по телефону, пока здесь не начался бедлам. Сегодня на экране ты будешь лучше всех. Bonne chance!Вэлентайн закрылась в небольшой комнате, где обычно чертила, и подошла к телефону. Ей нужно было позвонить Джошу. Вчера он звонил дважды, а ей было некогда поговорить с ним. Вчера вечером она так устала, что отключила телефон и велела телефонистке на коммутаторе принимать сообщения. Он позвонил, ему сказали, что она не отвечает на звонки, а сегодня он уже звонил снова, когда она была занята с Мэгги. Она медленно набрала его рабочий номер, надеясь, что он вышел на обед. Секретарша сразу соединила ее.— Вэлентайн! С тобой все в порядке? Ты, наверное, так устала, бедняжка! — Его голос был полон заботы.— Да. С ума можно сойти, но мне нравится, ты ведь знаешь. Если бы только каждая женщина, которую я сделала красивой, не уносила вместе с новым платьем несколько капель моей крови.— Мне очень не нравится, что ты так тяжело работаешь. Билли не должна этого допускать.— Она ничего не может поделать, ты знаешь. Я сама такая. Ведь могу же я отказать любой клиентке. Не волнуйся. — Вэлентайн понимала, что они беседуют, как полузнакомые люди. Она вздохнула, ожидая, когда услышит обязательные слова.— Дорогая, сегодня вечером ты не слишком устанешь, чтобы поужинать со мной? — Тон его был небрежен, как всегда, словно им не о чем говорить.Внезапно Вэлентайн почувствовала непреодолимое желание отодвинуть момент принятия окончательного решения хотя бы на день.— Прости, Джош, но я уже падаю с ног, а день только начинается. Женщины будут идти сюда еще много часов подряд, и к вечеру я просто потеряю сознание. Не сегодня, дорогой, — завтра. Завтра я посплю подольше. Может быть, совсем не приду на работу. Понимаешь, Джош?— Конечно. — Ему показалось, что он сидит за столом и ведет очень деликатные переговоры, но они идут так, как хочет он. — Возвращайся к работе.Боже, подумал он, вот и говори после этого о сопротивляющихся женихах. Вэлентайн приходится соблазнять только для того, чтобы она согласилась согласиться на что-то согласиться. Да, но не за эту ли уклончивость он и любил ее? Не выпуская из рук трубку, Джош долго сидел, погрузившись в мечты о будущем, когда он каждый день будет приходить домой к ждущей его Вэлентайн, и когда-нибудь это станет обыденностью, чудесной, но все же обыденностью. Он достаточно знал жизнь, чтобы предвидеть это. Будет ли он скучать по тревожной двойной жизни, по радостям любви, которую удается держать в секрете от всего суетного делового мира? Простят ли когда-нибудь Вэлентайн подруги Джоанны и жены его коллег или ему придется заводить новых друзей? И каково это, снова через много лет поставить дома чан для пеленок? Их запах всегда ощущается, как бы ни был велик дом. Но нужно смотреть правде в лицо. Он слишком часто встречал мужчин среднего возраста, заведших вторую семью, чтобы полагать, что ему удастся избежать пеленок. Говорят, сейчас есть одноразовые, так что, может быть, чаны для пеленок ушли туда же, куда и плевательницы. Ну что ж, во всяком случае, когда они с Вэлентайн поженятся, он обзаведется семьей до конца дней своих. Одного раздела имущества в жизни ему достаточно. Обзаведется семьей. Странно, какой у этих слов заплесневелый привкус. При этой мысли Джош резко убрал руку с телефона, приказав себе не быть мальчишкой, и позвонил секретарше. Он не из тех, кто дважды раздумывает в последнюю минуту. Джош Хиллмэн — серьезный человек и, принимая серьезные решения, относится к ним всерьез.В самом конце суматошного дня, когда все дамы оделись, причесались и упорхнули стайкой взятых напрокат лимузинов, вплыла Долли, напоминавшая отчасти яблоко в тесте, отчасти лунный луч. Взволнованный лохматый Лестер маячил возле нее, удаляясь не более чем на несколько сантиметров.— Вэлентайн, — крикнула Долли, — я снова чувствую себя девочкой!— Неужели? — Вэлентайн с усталой улыбкой всмотрелась в ребячески целомудренное лицо Долли. — И какому чуду ты это приписываешь?— Ребенок опустился! О, ты разве не знаешь? За пару недель до родов ребенок опускается в предродовое положение. Всего несколько сантиметров, но такое облегчение! Честно, я чувствую себя, словно моя талия вернулась на место.— Смело могу уверить, что не вернулась. Но она вернулась у Лестера. Он похудел килограммов на десять.— Это предродовое напряжение, — простонал Лестер. — Оно мне передалось. А еще похмелье. Не спрашивай…Вэлентайн позвонила на кухню и заказала для Лестера «Кровавую Мэри», чтобы привести его печень в порядок, а затем увела Долли с собой, чтобы одеть ее и предоставить ее волосы и грим в распоряжение Элен Сагино, профессионалки из профессионалов. Через сорок минут, когда Лестер прикончил две «Кровавых Мэри», появилась Долли, повергнув изумленного Лестера и присоединившегося к нему Спайдера на колени. Небольшая круглая голова Долли на длинной шее сияла, как яркая звезда, над клубящимся облаком платья туманного серо-голубого цвета, двенадцати оттенков, напоминая ее изменчивые глаза. Вниз от уровня лифа оно было усыпано тысячами мерцающих, вручную пришитых блесток. Длинную шею обрамлял несколько отстающий ворот, царственный и жесткий. Волосы были зачесаны кверху и тоже сверкали, а в ушах искрились большие бриллианты Билли. Казалось, Долли купается в свете прожекторов, хотя специального освещения в комнате не было. Она была похожа на сахарную фею, девять месяцев назад допустившую маленькую неосторожность. Знакомым был только ее смех, радостно подтверждающий, что колодец хохота неисчерпаем. Мужчины разинули рты от восторга и благоговения. Вэлентайн удовлетворенно рассматривала ее: модельер, знающий свое дело и не боящийся использовать приемы, проверенные тысячелетиями, может кое-чему научить даже природу. Лестер, сглотнув слюну, нарушил молчание:— Мы опаздываем. Долли, у нас нет ни минуты. Эй, где ты взяла эти сережки?— У Билли. Она одолжила их мне на счастье. Ты не поверишь, в каждой по девять карат!— Господи, помилуй нас, грешных, — пробормотал Лестер. — Надеюсь, они застрахованы.— Ой, мне и в голову не пришло спросить. Если это так серьезно, я бы их не надела. — Долли была похожа на одиннадцатилетнюю девочку, у которой отбирают любимую куклу.— Ерунда, — весело сказала Вэлентайн, подталкивая их к двери. — Билли обидится. Идите — тыква вас ждет.— Вэлентайн, — прошептала Долли, оборачиваясь для прощального поцелуя, — как ты думаешь, если это платье немного ушить, я смогу носить его потом?— Мы сошьем из него по крайней мере два, обещаю.Стоя у разных окон своего кабинета, Вэлентайн и Спайдер смотрели, как Долли и Лестер отъезжают в длинном черном «Кадиллаке», специально арендованном студией. Теперь во всем магазине, от подвала до чердака, не осталось никого, кроме них. Они помахали им на прощанье, хоть и знали, что снизу на них никто не смотрит, а затем повернулись друг к другу, на их лицах все еще светилась чуть ли не родительская гордость и радость — ведь они стали участниками сказки про Золушку. Впервые за много недель они обменялись теплыми взглядами.— Долли победит, — ласково сказал Спайдер.— Откуда ты знаешь? — Его спокойная уверенность озадачила Вэлентайн.— Мне сегодня сказала Мэгги, перед тем как уйти отсюда. Но никто не знает, даже Долли. Это страшная тайна.— О, чудесно! Эллиот, какая чудесная новость! — Вэлентайн с минуту поколебалась и объявила, не желая уступать: — Раз так, Вито победит тоже.— Что? Кто тебе сказал?— Билли. Но это тоже страшная тайна. Мэгги им сказала вчера ночью. Мне нельзя никому говорить. Билли сама мне сказала, потому что хотела кое за что извиниться, — проговорилась Вэлентайн, думая о чем-то другом.— Ох уж эта Мэгги со своими страшными тайнами, — сказал Спайдер. — Черт возьми, Вэл, да это волшебство! Я начинаю… Вито, Долли, лучший фильм… Вэлентайн! Вэлентайн! Вэлентайн, что случилось? Почему ты так смотришь? Почему ты плачешь?— Я так рада за них, — сказала она тихим, печальным, неискренним голосом.— Это не слезы радости. — Тон Спайдера не допускал возражений.Она не хотела открыться перед ним, и в воздухе, окружавшем его пузырь, запахло грозой. Она глубоко вздохнула, как человек, решившийся прыгнуть с тонущего судна, по телу пробежала дрожь. Полуобернувшись к нему, она что-то сказала так тихо, что он не расслышал. Внезапно и необъяснимо встревожившись, он потряс ее за плечо.— Что ты сказала?— Я говорю, я выхожу замуж за Джоша Хиллмэна.— Черта с два ты выходишь! — ни мгновения не раздумывая, заорал Спайдер.Как только он услышал ее слова, пузырь прорвался, спала невидимая пелена, которой он сам себя окутал, дабы приглушить удар, которого он месяцами ожидал. Спайдер с треском свалился вниз, в реальность, барьеры в мозгу рухнули, и во вспышке запоздалого озарения он увидел свет в конце тоннеля. Все чувства обновились, словно он сбросил с себя наваждение. Сердце с радостью сдавалось в плен. Даже в полумраке он ясно видел Вэлентайн. Она еще не заговорила, а он уже видел, что она пока не поняла.— Ты снова указываешь, что мне делать?— Ты его не любишь. Ты не можешь за него выйти.— Что ты понимаешь в любви, — презрительно фыркнула она.Ага, она все еще такая же глупая, каким был он. Знание, которое закипело вдруг у него в крови, в мозгу, в каждой клеточке, это знание он должен передать ей, он обязан долбить и втолковывать, пока не преодолеет ее высокомерное упрямство. Спайдер обуздал свое нетерпение, погасил влекущее пламя, с трудом оторвал взгляд от ее губ и заглянул в яростно оборонявшиеся глаза.— Я так хорошо знаю тебя, что могу с одного взгляда понять, что ты не любишь Джоша. О боже, каким я был невероятным идиотом!— Может, и был, Эллиот, но какое отношение это имеет ко мне? И к Джошу?— Самое прямое, милая моя Вэлентайн. Всю-то жизнь ты воюешь… — Он взял ее за руки и крепко сжал в своих, заговорив тоном, которым приручают строптивого пони. — А теперь пойди сюда. Сюда, сядь на кушетку. Теперь, Вэлентайн, слушай меня и не перебивай, потому что я расскажу тебе одну историю.Его глаза выражали так много — золотисто-синяя нежность, не желающая отступать, прозрачная ясность, торжество и искренность, и впервые в жизни все возражения вылетели у Вэл из головы. Она молча пошла за ним через всю комнату. Они сели, он не выпускал ее рук.— Это история про двух людей, про молодого нахального жеребца, который думал, что все девочки взаимозаменяемы, и про маленькую собачушку, которая считала этого парня безнадежным пустозвоном. Лет пять или шесть назад они встретились и подружились, хотя она его и не одобряла. Они стали лучшими друзьями. Они влюблялись — так им казалось — в совершенно не тех людей, переставали любить их, но оставались друзьями. Время от времени они даже спасали друг другу жизнь. — Он умолк и взглянул на нее.Она сидела, опустив глаза, но не перебивала. Она была так неподвижна, что даже Спайдер не догадывался, какая буря бушует в ее мыслях, какое удивление закипает в крови. Она старалась не сводить взгляда с его рук. Боялась, что если пошевелится, то потеряет равновесие и упадет.— Вэлентайн, эти двое не понимали самого главного, они не знали, каким долгим и кружным путем входит в сердце любовь. Они были нетерпеливы, искали обходные пути, упускали случай, за делами не находили времени сделать шаг навстречу друг другу. Когда один говорил «да», другой отвечал «нет», но за эти годы, сами того не зная, они стали друг другу совершенно необходимы, постоянные, как… как Лувр.— Постоянные? — Казалось, это слово вывело ее из зачаро-ванности. — Постоянные? Как ты при всех твоих девочках можешь говорить о постоянстве? — Она возражала неуверенно, в глазах стояла подозрительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69