А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


И тем не менее вид человека, нуждающегося в поддержке, вызывал у нее сострадание. Ведь она была очень доброй девушкой. Даже ее брат порой удивлялся: люди обижают, а Жен пытается сделать для них максимум хорошего и все время говорит о чувстве долга. Просто святая.
Женевьева и сама знала, что порой невероятно наивна. Вот и сейчас, на что надеется? Разве этот здоровяк, раскинувшийся на кровати, оценит ее помощь? Да никогда. Он покушается на ее свободу, от него исходит угроза. Таггерт — не друг. Нужно быть начеку.
Девушка прошла на кухню и стала медленно разбирать продукты.
И вдруг Женевьеву охватило какое-то невероятное волнение. В ее преследователе было что-то такое, что лишало напрочь покоя, обостряло чувства и эмоции, будило женские инстинкты.
Ох, уж эти женщины! Их всегда привлекают опасные, коварные мужчины. С давних времен летят они как мотыльки на свет приключений и риска.
Да. Факт остается фактом. А если принять во внимание внешнюю привлекательность Таггерта, неудивительно, что его появление в жизни Боуен взбудоражило девушку не на шутку. Конечно, классическим красавцем с картинки он не был, но атлетическая фигура, густые темные волосы, зеленые глаза и мужественное лицо аскета навевали мысли о рыцарях Средневековья.
Но если бы они встретились при иных обстоятельствах? Заинтересовал бы ее этот великан? Сложный вопрос. Она не знала, как на него ответить. Знала другое: никогда не общалась с профессиональными сыщиками. Вот что создавало ощущение дискомфорта.
Но ведь Таггерт, скорее всего, нормальный человек. И он нуждается в любви и заботе. Однако при чем тут она? Есть ли смысл штурмовать неприступную скалу? Кроме того, даже раненный и прикованный к кровати, он все равно опасен. И его молчание зловеще, и его присутствие вызывает страх.
Женевьева вытащила из серванта большой железный казан, поставила его на плиту и занялась резкой овощей и мяса для супа.
А зеленые глаза буравили ей спину.
Девушка тяжело вздохнула. Господи, она бы все отдала сейчас, лишь бы повернуть время вспять. Тогда смогла бы, наверное, изменить ситуацию. А теперь? Вынуждена находиться в лесной сторожке наедине с мужчиной, который пришел за ее свободой.
Конечно, могло быть и хуже. «Выручил» олень, оказавшийся на дороге. Правда, в результате появился травмированный человек. Но зато теперь он стал ее пленником. Женевьеву это вполне устраивало.
— Боуен, вы действительно думаете, что избавитесь от меня? — В сухом тоне послышались угрожающие нотки.
Она продолжала резать овощи, правда от страха вся задрожала.
— Расстегните мне наручники. Клянусь, я вас и пальцем не трону.
Поверить? А что, если Таггерт начнет приставать? Не исключено и такое…
Женевьева отправила в горшок длинную вереницу нарезанных овощей, накрыла казан крышкой, уменьшила огонь в конфорке и двинулась к раковине, чтобы помыть руки.
— Ладно, понял. Привязывая парней к своей кровати, вы… спускаете пары и расслабляетесь.
Девушка завернула кран и вытерла руки.
Она притворяется или не слышит?
— Конечно, я не Ален Делон, но, возможно, сойду для…
Она резко повернулась.
— Вы в своем уме? На что вы намекаете? Возмутительно.
Мужчина, ухмыляясь, лежал на кровати, слегка приподняв плечи.
— Просто я пытаюсь привлечь ваше драгоценное внимание.
Боуен театрально вздохнула.
— Означает ли это, что мне придется отныне выслушивать ваши бредни постоянно?
— А как долго вы собираетесь держать меня на привязи?
— Это зависит от…
— От чего?
Девушка пожала плечами.
— От многих вещей. От вашего здоровья, от моего настроения, от… Впрочем, без комментариев. Сейчас я — хозяйка положения. Понятно?
— Угрожаете? — Мужчина приподнял черную бровь.
— Констатирую факт, — мягко поправила она.
— А как вы, извините, полагаете, я буду справлять нужду, например?
— Ванная и туалет рядом. — Женевьева указала на дверь в четырех футах от кровати. — Цепь дотянется.
Ругательства уже почти сорвались с его губ, но он остановил себя.
— Послушайте, мое предложение неизменно. Позвольте мне доставить вас в Силвер. Суд учтет ваши показания. Вашу помощь следствию оценят…
— Какая щедрость. Но, пожалуй, я откажусь. Вы не понимаете. Я устала объяснять: мне не важно, как поступит судья со мной. Дело касается моего брата.
— Черт, Боуен…
— Знаете, если бы я была на вашем месте, я бы не ругалась, а пыталась бы завоевать мое расположение, ну скажем, предупредительностью. Иначе я могу скрыть от всех, где я вас оставила. Брошу вас тут одного…
Его лицо вытянулось.
— Вы меня снова запугиваете? Извините, милая, но я не боюсь вас. К тому же если бы вы захотели бросить меня здесь, то уехали бы раньше. Так что вам придется подумать над более оригинальными угрозами, детка.
— Спасибо за совет. — Девушка вдруг осознала: этот человек уверен в своих силах. Он сможет просчитать все ее шаги заранее? А вот и посмотрим. Нужно как следует встряхнуть Таггерта.
Пусть не обольщается на предмет своих талантов. Она сняла парку с крючка, оделась, проверила ключи в карманах.
— Скоро увидимся, а возможно, и… нет.
— Что, черт возьми, это значит?
Женевьева улыбнулась и игриво закусила губу.
— Но вы же считаете себя самым умным. Вот и угадайте, мистер Зазнайка. — Она повернула дверную ручку и как бы в последний раз взглянула на Таггерта через плечо. — Кстати, чтобы между нами не оставалось недомолвок. Говорю в открытую: я не буду спать с вами, даже если вы обмажетесь шоколадом. — И с этими словами она выскользнула за порог.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В отчаянии схватившись за деревянный косяк, Таггерт взглянул в окно.
Темнеет, а этой стервочки Боуен все нет.
Он нервно прошел к кровати и сел на край. Осторожно, стараясь не двигать головой, снял ботинки и лег, позволив себе хорошенько выругаться.
Нет, он сильно не волновался. Если только совсем немного. Но куда же пропала маленькая бестия? Не могла ведь бросить его, раненого, в лесной глуши. У девчонки — доброе сердце. Она не способна оставить человека в беде.
Тем более долго колдовала над плитой. Зачем же готовить ужин, если собиралась исчезнуть?
Только для него? Вряд ли. К тому же он не сможет без нее дотянуться до кастрюли. Лишь вдыхает густой аромат пищи, мучаясь от голода.
Продолжаем. Она ушла без сумки и своих книг. С пустыми руками. Хотя можно допустить, что она вынесла их за дверь, пока он находился без сознания. Но разве можно девушке выезжать на ночь глядя из такой глуши? Нет, Женевьева Боуен вряд ли бы стала так рисковать. Она весьма и весьма осторожна.
К тому же наверняка понимает: их появления в городе ждут. Зачем самой лезть в капкан?
В общем, покидать окончательно домик-убежище сейчас ей нет никакого резона. А путешествовать по лесным дорогам в полуразвалившейся машине тем более.
Воодушевленный такими мыслями, Таггерт обыскал все места, куда мог дотянуться, в поисках «отмычки» для наручников. Увы, не нашел ничего подходящего. Затем Джон исследовал ножки кровати. Если хоть одна сгнила, вырвется из плена. Металл был прочен. Проклятье.
Итак, если Боуен все же не вернется, остается перегрызть собственную руку или до посинения ждать, когда хоть кто-нибудь его здесь обнаружит.
Желваки заходили на скулах. Как он разозлился. Вот уж братья, если он, конечно, еще увидится с ними, поиздеваются: хитрого, ловкого, бесстрашного Джона Таггерта Стила обманула хрупкая молоденькая женщина, и не профессиональный агент вовсе, а обычная владелица книжной лавки. Малюсенькая брюнетка. И винить ему в этом некого, кроме себя.
Боже, как болит голова. После травмы и от переживаний. За последние три месяца было столько накладок. Старина Таггерт совсем сник. Он никак не мог отделаться от чувства полной беспомощности в данной ситуации. Девица нанесла ему удар в спину. А он, дурак, еще пытался очаровать ее своей болтовней. Только полный идиот бросается в реку, не узнав брода и без особых на то причин.
В висках у Таггерта застучало, все тело заныло. Будто его обмотали колючей проволокой. Но Джон приказал себе успокоиться.
Нет, невозможно. Перед глазами постоянно вставало лицо Женевьевы Боуен. А еще он вспомнил, какие у нее восхитительные формы. Уж рассмотреть-то успел. И как они боролись на снегу… Вот это была схватка!
Но, черт возьми. Он забыл правило номер один в их деле — никогда не увлекаться своими подопечными. Позволил работать чувствам, а не мозгам. Надо исправляться. Надо.
Когда вернется Боуен, а она обязательно вернется, он станет обходительным и ласковым, даже вспомнит уроки куртуазности. Но не для того, чтобы стать ее другом или любовником, а чтобы обрести контроль над обстоятельствами, контроль над непредсказуемой особой.
Он не сомневался в своих силах, в своей хитрости. Ему приходилось выпутываться и не из таких ситуаций. В Афганистане, например. Но он не будет рассказывать ей историю своей жизни, не будет описывать ужасы тюрьмы, в которую когда-то попал по недоразумению, не признается в своей неудачной операции в Зари-Пасс, после которой пришлось распрощаться с карьерой военного, и не скажет, почему ненавидит обращение Джи Ти. Это касается только его. А посему он станет вести себя с Женевьевой Боуен сдержанно и дружелюбно, притворится, что признал ее победительницей, усыпит бдительность девушки и… освободится из этого странного плена.
А теперь жди, сказал себе Джон Стил, и закрыл глаза. Сон — лучшее успокоительное.
Ночь навалилась внезапно, словно наверху перерубили канаты, и плотное покрывало упало на землю.
Боуен была на полпути к домику, когда остановилась, давая возможность глазам привыкнуть к чернильной темноте.
Сквозь жужжание двигателя слышался тоскливый вой ветра. Старушки сосны в снежных накидках обступали маленький пикап со всех сторон. Огромные призраки — стражи лесного царства. Из-за верхушек деревьев вдруг появились белые тучи. Они мчались с огромной скоростью, глотая на ходу маленькие яркие звездочки.
Дрожь сотрясала тело девушки. Она замерзла? Да. В пикапе не работала печка. Но было еще кое-что. Пробирающий до костей страх остаться одной в темноте, в такой глуши. К тому же набирала силу пурга. Просто фильм ужасов.
Кроме того, Боуен очень устала. Столько неприятных сюрпризов за последнее время. И куда ее вообще понесло? Кому и что она хотела доказать?
Скорее бы вернуться в теплый, уютный домик. Сейчас даже перспектива делить кров с Джоном Таггертом Стилом не пугала ее. Кстати, его полное имя она узнала из документов, обнаруженных в бумажнике. Пока детектив лежал без сознания, она не удержалась: осмотрела его вещи. Не то чтобы намеренно пыталась узнать полное имя и фамилию сыщика, просто несколько удивило его недовольство по поводу обращения Джи Ти. Хотя, в сущности, ей-то какая разница. Не нравится, и не надо.
Но важным оказался следующий факт: Таггерт, как выяснилось, был частным детективом. Не госслужащим. А значит, никто его особо не ждет с докладом о проделанной работе. Никто не станет всерьез волноваться по поводу его долгого отсутствия. Он сам себе начальник и хозяин.
Женевьева успокоилась. И вот ее грузовичок уже преодолел последнюю возвышенность. И вот она уже рядом с домиком.
Затормозила, выбралась наружу. Какая тишина вокруг.
Боуен поправила рюкзак, шлепавший по спине. На крыльце спрятала свечи зажигания за вязанку дров. Таггерт захочет сбежать? Пусть попробует. Ему придется попыхтеть. Машина-то без свечей не заведется.
Она толкнула дверь и вошла внутрь.
Тихо. Никакой ругани, никаких криков. Лишь потрескивает огонь в камине.
Ее сердце забилось сильнее. Неужели Таггерт каким-то образом освободился и, спрятавшись, ждет удачного момента для нападения?
Однако знакомая фигура на кровати. Длинные ноги, широкие плечи. Она облегченно выдохнула.
Женевьева пересекла комнату и остановилась подле ложа своего обидчика. Его мощная грудь под серой фланелевой рубашкой методично поднималась и опадала.
Девушка немного постояла рядом, приходя в себя, и уже приготовилась уйти, как вдруг темные густые ресницы мужчины затрепетали, взметнулись вверх и зеленые пронзительные глаза воззрились прямо на нее.
— Привет. — Его голос со сна слегка осип. — Вы вернулись?
— Как видите.
Мужчина посмотрел на темное окно и нахмурился.
— Который час?
— Начало восьмого.
— Неужели? — Он поднял руку, и девушка инстинктивно приготовилась к прыжку, но он всего лишь потер лицо. — А кажется, уже глубокая ночь. — Его глаза странно сверкнули. — Вы заставили меня поволноваться, мадемуазель.
Неужели Таггерт ждет извинений? Не дождется. Пусть мое отсутствие послужит ему уроком, подумала Женевьева, но промолчала. Грубость не в ее характере, хотя он и заслуживает крепкого словца. Она указала на рюкзак около двери.
— Я принесла ваши вещи.
Молчание.
Девушка кашлянула.
— Как вы себя чувствуете?
— Вам действительно интересно?
— Иначе зачем мне спрашивать?
Он глубже зарылся в подушку и пожал плечами.
— Голова идет кругом. Состояние — отвратительное. Подташнивает.
— Симптомы сотрясения мозга. Печально.
— А как вы?
— Как я? — девушка улыбнулась.
— Вы в порядке? Ни синяков, ни царапин?
— Да. Я в порядке.
— Прекрасно, только… — Он отвел глаза в сторону и снова смущенно пожал плечами. — Одна знакомая мне сказала, что после автокатастрофы иногда… В общем, позже у нее началось внутреннее кровотечение.
Он говорил спокойно и рассудительно, словно о погоде. Боуен не стала интересоваться, что это была за женщина, но отметила — этот случай не дает ему покоя до сих пор. Расстроилась.
Ты неисправимая добрячка, Жен. Чужие беды вызывают у тебя приступы отчаяния. Ты слишком сердобольна. Но разве стремление к сочувствию предосудительно? Конечно, нет.
Однако Женевьева очень сильно сомневалась сейчас, что человеку, лежащему на кровати, нужно ее сострадание.
— Я-то в порядке, — еще раз чисто машинально повторила она, повернулась и пошла к двери. Стянула перчатки, затем парку, повесила ее на крючок и села на оттоманку, чтобы снять ботинки. — А вот вам, кажется, не по себе, — девушка обулась в теплые тапочки и направилась в кухню, — но, может, попробуете поесть? Сытый человек — спокойный человек. — Она достала тарелки из шкафа и внимательно посмотрела на Джона.
— От еды не откажусь. — Мужчина закрыл глаза и потер виски.
Отлично, она старается накормить его. Это доказывает, что сердце у девушки доброе. Значит, с ней нужно и вести себя соответственно: вежливо и ласково, одновременно демонстрируя свои слабости.
Женевьева старательно помешивала суп, делая вид, что не слышит звяканья цепи от наручников и скрипа дверей в ванную комнату и туалет.
Правда, колдуя над ужином, она слегка запарилась. Стало жарко. Девушка откинула волосы со вспотевшего лба и обернулась. Таггерт понуро брел к кровати. Рукава засучены, капли воды блестят на лице. Но какой же он высокий, какой мощный. Все вещи рядом с ним казались совсем маленькими.
Горло пересохло, и она сглотнула.
— Вы нормально себя чувствуете? — спросила Боуен и, подождав, пока он сядет на кровать и сунет подушку за спину, двинулась к нему с подносом.
— У меня все хорошо. Все отлично.
Девушка остановилась на безопасном расстоянии.
— Послушайте, я поставлю тарелки с едой на край матраса. Идет? Но одно резкое движение — и тогда вы опрокинете горячий бульон. Лучше не рискуйте. Понятно?
— Расслабьтесь, — пробормотал он. — Я не в состоянии драться. — Он посмотрел на тарелку с бульоном и крекеры. Выглядели весьма аппетитно.
Боуен поставила поднос на его кровать, взяла с кухонного стола свою порцию и направилась к кушетке. Она и не подозревала, что так сильно проголодалась. А Таггерт, слава богу, был не слишком разговорчивым. Поэтому девушка полностью отдалась трапезе.
Через несколько минут звякнула посуда. Джон неохотно встал.
Женевьева испуганно и настороженно взглянула на великана. Он подошел так близко, как позволяла цепь, поставил поднос на пол и пододвинул его ногой в ее направлении.
— Огромное спасибо, — хрипло поблагодарил он. — Очень вкусно.
— Пожалуйста, — пробормотала она, удивленная вежливостью сыщика. И тут же заглянула в его большие изумрудные глаза. Они просто завораживали ее.
А потом Боуен вдруг поняла, что хочет знать все об этом человеке. Где живет, холост, женат, в разводе? Имеет ли детей? Обладает ли чувством юмора или считается занудой? В общем, все.
Кстати, что у него отменный аппетит, она поняла сразу. Съел все до крошки. Конечно, был голоден. Но дело не в этом. Она почувствовала в Таггерте гурмана.
Девушка снова обернулась. Джон расстегивал рубашку.
— Что вы делаете?
— Готовлюсь ко сну. — Под рубашкой оказалась тонкая футболка без рукавов. Черный цвет ткани составлял пикантный контраст с оливковой кожей.
— Уже? Ведь только восемь. — Она сама не знала, почему возмущается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11