давление со стороны сверстников в среде четырнадцатилетних подростков из девятого класса. Как видите, на доске указаны ключевые термины. Я начала бы с того, что попросила группу вместе создать…
— Учительница! Учительница! — кричит Ричард, яростно размахивая руками.
— Простите, вы не готовы начать? — бормочу я, не понимая, что происходит.
Он скатывает шариком клочок бумаги и швыряет в Рину, которая начинает притворно рыдать.
— Учительница! Рина сказала плохое слово!
Рина продолжает шмыгать носом, чем провоцирует заливистый лай Снежка.
— Простите, Ричард, мне казалось, что мы всего лишь пытаемся составить общее впечатление…
Но они уже где-то в собственном мире: бросаются бумагой и увлеченно подвывают. Я откашливаюсь:
— О'кей, вы просили меня подготовить урок для подростков, но я могу приспособиться к уровню понимания детей дошкольного возраста.
Я просматриваю заметки, лихорадочно пытаясь сообразить, как упростить план для другой возрастной группы. Поворачиваюсь и вижу двух взрослых великанов и одного громадного пса, прячущихся за спинками стульев и играющих бумажными комками.
— Э… простите… Простите, нельзя ли… КЛАСС, ТИХО! — не выдерживаю я, давая волю раздражению.
Они оборачиваются ко мне. Рина, явно выходя из образа, встает:
— Что вы сейчас чувствуете?
— Простите? — повторяю я.
Ричард достает записную книжку.
— Что вы испытываете к нам в эту минуту? Что чувствует ваша душа?
Они выжидающе таращатся на меня.
— Думаю, что не так поняла указания…
— Черт побери! Неужели в вас не бушует ярость? Вы нас ненавидите? Мы-то к вам любви не питаем! Я хочу услышать это от вас. Каковы ваши отношения с матерью?
— Рина, откровенно говоря, я не совсем понимаю, какая тут связь с моими способностями…
Рина упирается кулаками в широкие бедра. Снежок кружит у ее ног.
— Мы здесь — одна семья. В Комнате Чувств нет границ, сюда следует приходить с любовью и доверием и пытаться завоевать любовь и доверие. В этом все дело, Нэн.
Кроме того, именно сейчас мы не собираемся нанимать белых женщин.
Она так спокойно это заявляет, что меня прямо подмывает спросить, сколько вакансий у них имеется для белых стервоз-феминисток. И почему субъекту с цветной кожей будет легче обсуждать отношения со своей матерью в присутствии совершенно незнакомых людей. Мало того, белых.
Ричард встает, исходя потом и захлебываясь лающим кашлем курильщика.
— У нас чересчур много резюме от белых девушек. Вы, случайно, не знаете корейского?
— Нэн, мы здесь стараемся смоделировать многообразие ситуаций, создать идеальное общество. СНЕЖОК, К НОГЕ!
Снежок поспешно отходит от моего рюкзачка и с виновато опущенной головой бредет к хозяйке, дожевывая на ходу остатки орехов.
Я смотрю на мучнисто-белые лица, выделяющиеся пятнами на фоне ярких радуг, нарисованных на облупленной стене.
— Что же, спасибо за предоставленную возможность, у вас здесь очень интересная организация.
И поспешно собираю вещи. Они провожают меня до двери.
— Что же, может, в следующем семестре. Мы проводим работу по сбору благотворительных средств на Ист-Сайд. Не хотите ли присоединиться?
Я представляю, как знакомлю Рину с миссис N. в Метрополитен-музее. Может, Рина захочет узнать у нее насчет ярости?
— Благодарю, но я ищу практическую работу. Спасибо за предложение.
Я вылетаю из двери и бегу прямиком в «Бургер кинг» за самой большой порцией жареной картошки и колы. Устроившись на твердом красном сиденье, я глубоко вздыхаю и почему-то сравниваю Рину и Ричарда с Джейн и миссис N. Где-то все-таки должны быть люди, считающие, что существует некая умеренная позиция между требованиями к детям «почувствовать собственную ярость» и превращением их в запрограммированных на определенные действия роботов, которых и детьми-то назвать нельзя. Но если таковые люди и имеются в природе, я их еще не скоро отыщу.
— Смотри, у меня два желейных боба, а у тебя один. Всего будет три.
В подтверждение своих слов я показываю три конфеты.
— Мне нравятся белые и те, у которых банановый вкус. Как они это делают, няня? Как они делают банановый вкус?
Грейер выстраивает цветные конфетки в одну линию, как железнодорожные рельсы, на ковре в его спальне.
— Не знаю. Может, толкут бананы, добавляют желе, смешивают все вместе и готовят в похожей на боб формочке?
— Да! В такой формочке! Совсем как боб! Вот тебе и математика!
— Нэнни, съешь одну!
Вчерашний сноп пионов прибыл вместе с жестянкой конфет в рост Грейера.
— А как насчет зеленых? Как они их делают?
Стук двери. Всего на три часа позже, не так уж плохо.
— ПАПОЧКА!
Он выбегает из комнаты. Я иду следом.
— Привет, парень. Как мама?
Он гладит Грейера по голове и одновременно ослабляет галстук.
— Я здесь.
Мы оборачиваемся. Нежно-голубая прямая юбка, каблуки рюмочкой, кашемировый свитер с треугольным вырезом, тени для глаз, тушь и румяна. Вот это да! Если бы мой муж явился домой впервые за три недели, я бы тоже прифрантилась. Но губы, покрытые розовой помадой, чуть дрожат в нерешительной улыбке.
— Что же, приступим к делу, — объявляет он, почти не глядя на нее, и круто сворачивает в гостиную, где Джейн оставила свои графики и диаграммы. Грейер и миссис N. семенят следом. Я остаюсь в холле и усаживаюсь на скамью, полностью войдя в роль придворной дамы.
— Дорогой, — начинает миссис N. с несколько преувеличенным радушием, — хочешь выпить? Или кофе? КОННИ!
Я подскакиваю фута на три, а Конни мгновенно материализуется из кухни, вытирая мокрые руки о передник.
— Иисусе, что за визг? К тому же я только что обедал, — бросает мистер N.
Конни замирает у самого порога. Мы переглядываемся, и я подвигаюсь, давая ей место на скамье.
— О… вот как? Ну, не важно. Видишь ли, Грейер, мама и папа хотят поговорить с тобой о том, куда ты пойдешь учиться в следующем году, — делает вторую попытку миссис N.
— Я пойду в Колледжиет, — подсказывает Грейер.
— Нет, зайка. Мамочка и папочка решили, что ты пойдешь в школу Сен-Бернарда.
— Бурнурда? — озадаченно спрашивает он.
Следует напряженная пауза.
— А можно мы поиграем в паровозики? Па, у меня новый поезд. Красный!
— Поэтому, зайка, тебе больше нельзя носить синюю фуфайку, понимаешь? — снова вступает миссис N. Конни сокрушенно качает головой.
— Почему?
— Потому что на ней написано «Колледжиет», а ты идешь в школу Сен-Бернарда, — с некоторым раздражением поясняет миссис N.
— Но мне она нравится!
— Да, зайка. Мы купим тебе другую. С надписью «Сен-Бернард».
— Мне хочется синюю.
Я наклоняюсь и шепчу Конни:
— О, ради Господа Бога, да выверни ты ее наизнанку и пусть носит! Кому какое дело?
Она воздевает руки к небу. Миссис N. откашливается.
— Хорошо, зайка, поговорим об этом позже.
Конни поспешно исчезает на кухне.
— Па, пойдем, посмотришь паровозики. Я покажу тебе новый! Он красный и ездит быстро-быстро!
Грейер пролетает мимо меня и мчится в свою комнату.
— Пустая трата времени! Ему абсолютно все равно, — констатирует мистер N.
— Да, но Джейн посчитала это важным, — оправдывается она.
— Кто такая Джейн, черт побери? Слушай, ты хоть понимаешь, что это такое — оторваться от дел в самый разгар слияния фирм?! У меня нет времени на такие…
— Прости, но…
— Мне что, теперь еще и этим заниматься? Единственное, что я поручил тебе, — следить за его образованием, да и это ты ухитрилась изгадить! Профукать такое чепуховое дело!
— Но в этом году было слишком много желающих! — восклицает она. — И Грейер не играет на скрипке!
— Какое отношение имеет ко всему этому скрипка, мать ее так?
— Возможно, если бы ты потратил хотя бы час своего драгоценного времени на собственного сына, он выглядел бы куда лучше на собеседованиях! — шипит она.
— Мое драгоценное время? Мое драгоценное время?! Я не щажу себя, как последний идиот торчу на работе по восемьдесят часов в неделю, ломаю мозги, чтобы ты восседала тут в своих жемчугах, со своими восьмисотдолларовыми занавесками и «благотворительной работой» и допрашивала, как я провожу свое время? Интересно, кто будет оплачивать школьные счета? Ты?
— Милый, — мгновенно смягчается она, — я знаю, тебе нелегко приходится. Послушай, раз ты уже все равно дома, почему бы не поговорить об этом за тихим, романтическим ужином? Я заказала столик в том ресторанчике у реки, который ты любишь. — И уже шепотом добавляет: — Мы могли бы снять номер в отеле «Пьер», может, тот, с двойной джакузи? Я так по тебе соскучилась.
Тишина. Потом звуки поцелуев. В коридор доносится тихий смех.
Я уже собираюсь тайком проскользнуть в комнату Грейера, но тут миссис N. снова принимается ворковать:
— Как по-твоему, может, кроме чека на обучение, послать в Сен-Бернард еще и пожертвование, чтобы сразу найти к ним нужный подход?
— Нужный подход?! — негодующе восклицает он. — Поправь, если ошибаюсь, но разве они его уже не приняли?
— Да, но если будет еще один мальчик…
— Знаешь, мне пора в офис. Внизу ждет машина. Позвоню позднее.
Мистер N. поспешно направляется к порогу, и я замечаю, что он так и не снял пальто. Дверь громко хлопает.
— Папочка! ПОДОЖДИ!!! — отчаянно кричит Грейер, выбегая с красным вагончиком в руках. — ПАПОЧКА!!!
Поздно.
Он с криком колотит в дверь.
Миссис N. медленно входит в холл и еще несколько секунд стоит неподвижно, злобно глядя сквозь Грейера, пока ее глаза не стекленеют. Она проплывает мимо нас в спальню.
— ПАПОЧКА!
Грейер сотрясается в рыданиях, согнувшись в три погибели, но не выпускает дверной ручки.
— ХОЧУ ПАПОЧКУ!!!
Я сажусь на пол и протягиваю к нему руки. Он опускает голову и отодвигается.
— НЕЕЕЕТ! ХОЧУ ПАПУ!!!
Мы слышим, как сдвигаются двери лифта.
— НЕ УХОДИ!!!
— Ш-ш-ш… я знаю, как тебе сейчас.
Я тащу его к себе и усаживаю на колени.
— Знаю, Гров…
Мы сидим на полу, и на моих джинсах расплывается темное мокрое пятно. Я поглаживаю ему спинку и тихо говорю:
— Все будет хорошо, Гров. Ш-ш-ш, иногда не мешает и погрустить. Посидим здесь и немного погрустим вместе.
— О'кей, — всхлипывает он в мою штанину.
— О'кей.
Часть III
ВЕСНА
Глава 8
ГЛАЗИРОВАННЫЙ ТОРТ
У Мамушки был собственный способ дать понять хозяевам, что она думает по данному поводу. Понимая, что белые люди считают ниже своего достоинства прислушиваться к мнению черных, она предпочитала громко ворчать себе под нос. При этом белые, чтобы сохранить лицо, обязаны игнорировать ее слова, даже если она встанет в соседней комнате и начнет кричать во все горло.
Маргарет Митчелл, Унесенные ветром
Конни!
Вместо того чтобы гладить сегодня рубашки Грейера, я попрошу вас уложить для мистера N. следующие вещи:
его костюмы,
сорочки,
галстуки,
нижнее белье,
носки.
И все остальное, что ему понадобится. Все это должно быть упаковано и оставлено у швейцара к трем часам. Пожалуйста, воспользуйтесь его чемоданами (см. монограмму).
— Нэнни, вы не видели бабочку Грейера? Я вынимала ее вчера вечером.
Миссис N. и Грейер собираются на Апрельский Чай, который устраивается для новых учеников Сен-Бернарда. Они уже через двадцать минут должны быть на месте. Миссис N. роется в комоде Грейера, пока я пытаюсь впихнуть его в накрахмаленную, жесткую как картон, рубашку с воротничком на косточках. Конни, как я полагаю, орудует в шкафу мистера N., наполняя чемоданы с его монограммой.
— Мне нужен слон, — объявляет Грейер, тыча в альбом для рисования на своем маленьком столике.
— Секунду, Грейер, — прошу я. — Позволь сначала застегнуть ремень…
— Нет, не этот. — Она высовывает голову из большого стенного шкафа.
— Тот самый, что вы вчера доставали. Простите, но именно он лежал на постели, — сообщаю я.
— Не пойдет!
Я встаю на колени и в последний раз осматриваю Грейера: голубая рубашка в полоску, штанишки цвета хаки, белые носки, коричневый ремень. Не вижу, в чем проблема, но послушно расстегиваю пряжку.
— Этот, — говорит она, протягивая мне зеленый с красными полосами брезентовый ремень.
Я показываю ему пряжку.
— Видишь, буква «Г» — Грейер.
— «Г»? — переспрашивает он. — А где моя карточка?
Я тянусь к рамке для автобусного билета, в которой до сих пор хранятся остатки визитной карточки мистера N.
— Нет, — объявляет она, выступая из шкафа. — Не сегодня. Это что-то вроде собеседования. Помнишь собеседования? Никаких карточек.
— Хочу карточку.
— Можешь носить ее в кармане, как будто ты — секретный агент, — советую я, пряча карточку ему в карман.
— Где же все-таки его бабочка?
— Няня, мне нужен слон.
Я хватаю серый фломастер и рисую кляксу неопределенных очертаний, дополненную большими ушами и хоботом, — верх моих художественных талантов. Она начинает швырять галстуки на пол.
— Я хочу надеть свой галстук! — восклицает Грейер, имея в виду тот, что свисает до пола.
— Нет. Не сегодня.
Она вихрем выскакивает в холл, где я слышу, как ее голос эхом отражается от мрамора.
— КОННИ! КОННИ!
— Да, мэм?
Грейер притих, я же продолжаю орудовать фломастером.
— Я только сейчас полчаса искала гребаную бабочку Грейера. Не знаете, случайно, где она?
— Нет, мэм.
— Неужели так трудно держать в порядке вещи Грейера? Почему мне одной приходится следить за всем? Единственное, что я поручала вам…
Она тяжело вздыхает. Снова пауза.
— Почему вы тут стоите? Идите ищите!
— Простите, но я не знаю, где она может быть, мадам. Я положила бабочку в его комнату, вместе с остальными вещами.
— Ну так вот: ее там нет. Это уже вторая пропажа за месяц! Но если считаете, что ответственность для вас слишком велика, я могу пересмотреть вашу роль в этом доме!
— Нет, мэм. Я поищу. Просто вы велели сложить одежду к трем, а сейчас два тридцать. Если мистеру N. понадобится…
— Кажется, вы еще не поняли, на кого работаете? На меня. И я приказываю вам немедленно найти эту бабочку.
Но если это вас смущает, пожалуйста, дайте мне знать. Насколько я помню, деньги вы получаете из моих рук.
Я встаю и дрожащими руками принимаюсь шарить в шкафу. Грейер подходит и прислоняется головой к моему бедру. Появляется Конни и начинает мне помогать.
— Конни, я посмотрю здесь, — шепотом говорю я. — Идите в прачечную.
— Можете позвонить мистеру N., — продолжает тем временем миссис N. — Посмотрим, что для него важнее: одежда или гребаная бабочка, которую сын должен надеть в новую школу. А вдруг он поговорит с вами? Возьмет трубку и ответит?
— Простите, мэм.
Пять минут отчаянных, лихорадочных поисков ни к чему не приводят.
— Ну? — вопрошает миссис N.. поднимая покрывало.
— Ничего, — отвечаю я из-под кровати.
— Черт бы все это побрал! Грейер, давай быстрее, нам пора. Наденьте ему галстук, ну тот, что в зеленый горошек.
Я выползаю на животе и иду к шкафу.
— Хочу папин галстук!
Он старается дотянуться до крючка, на котором висит отцовский галстук.
— Нет, Грейер, наденешь позже.
Я осторожно отвожу его руки и подталкиваю к двери.
— Хочу сейчас!
Он начинает всхлипывать. Лицо покрывается красными пятнами.
— Ш-ш… Гров, пожалуйста, не надо!
Я целую его влажную щеку. Он не двигается. Только слезы непрерывно капают на крахмальный воротник. Поправляю галстук, обнимаю его за плечи, но он отталкивает меня, вырывается и бежит к двери.
— Нет!
— Нэнни! — визгливо зовет миссис N.
— Да?
— Мы вернемся в четыре, до занятий на катке. Конни!
Из прачечной появляется Конни, но миссис N. молча качает головой, словно слишком расстроена и разочарована, чтобы говорить.
— Просто не знаю, что сказать. С некоторых пор мне кажется, что подобные проблемы возникают постоянно, и я прошу вас серьезно подумать о том, как вы относитесь к своим обязанностям, и о вашей преданности этому дому…
Сотовый миссис N. испускает пронзительный звон.
— Алло? — отвечает она, одновременно делая мне знак помочь ей надеть норку. — Да, будут внизу к трем… Да, можете сказать, что она уложила все…
Она неспешно выходит в вестибюль.
— Да, Джастин! Не могли бы вы узнать телефон его комнаты в Йель-клубе?.. На случай, если Грейеру срочно понадобится его помощь. Вдруг понадобится срочно его разыскать?! Интересно, почему это я вдруг должна звонить вам?!
Глубокий вздох.
— Ну, я рада, что для вас это тоже не имеет никакого смысла. Честно говоря, ваши извинения мне ни к чему. Мне нужен телефон мужа… я отказываюсь обсуждать это с вами!
Она с такой силой хлопает крышечкой телефона, что он падает на мраморный пол.
Обе женщины моментально становятся на колени, одновременно открывается дверь лифта. Миссис N. успевает первой. Трясущейся рукой она подхватывает трубку и бросает в сумочку. Опирается другой рукой о пол, чтобы не упасть, и стылые как лед голубые глаза оказываются на одном уровне с карими.
— Похоже, мы не понимаем друг друга, — шипит она. — Так что позвольте мне быть откровенной: я желаю, чтобы вы уложили свои вещи и убрались из моего дома. Повторяю: укладывайте вещи, и вон из моего дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Учительница! Учительница! — кричит Ричард, яростно размахивая руками.
— Простите, вы не готовы начать? — бормочу я, не понимая, что происходит.
Он скатывает шариком клочок бумаги и швыряет в Рину, которая начинает притворно рыдать.
— Учительница! Рина сказала плохое слово!
Рина продолжает шмыгать носом, чем провоцирует заливистый лай Снежка.
— Простите, Ричард, мне казалось, что мы всего лишь пытаемся составить общее впечатление…
Но они уже где-то в собственном мире: бросаются бумагой и увлеченно подвывают. Я откашливаюсь:
— О'кей, вы просили меня подготовить урок для подростков, но я могу приспособиться к уровню понимания детей дошкольного возраста.
Я просматриваю заметки, лихорадочно пытаясь сообразить, как упростить план для другой возрастной группы. Поворачиваюсь и вижу двух взрослых великанов и одного громадного пса, прячущихся за спинками стульев и играющих бумажными комками.
— Э… простите… Простите, нельзя ли… КЛАСС, ТИХО! — не выдерживаю я, давая волю раздражению.
Они оборачиваются ко мне. Рина, явно выходя из образа, встает:
— Что вы сейчас чувствуете?
— Простите? — повторяю я.
Ричард достает записную книжку.
— Что вы испытываете к нам в эту минуту? Что чувствует ваша душа?
Они выжидающе таращатся на меня.
— Думаю, что не так поняла указания…
— Черт побери! Неужели в вас не бушует ярость? Вы нас ненавидите? Мы-то к вам любви не питаем! Я хочу услышать это от вас. Каковы ваши отношения с матерью?
— Рина, откровенно говоря, я не совсем понимаю, какая тут связь с моими способностями…
Рина упирается кулаками в широкие бедра. Снежок кружит у ее ног.
— Мы здесь — одна семья. В Комнате Чувств нет границ, сюда следует приходить с любовью и доверием и пытаться завоевать любовь и доверие. В этом все дело, Нэн.
Кроме того, именно сейчас мы не собираемся нанимать белых женщин.
Она так спокойно это заявляет, что меня прямо подмывает спросить, сколько вакансий у них имеется для белых стервоз-феминисток. И почему субъекту с цветной кожей будет легче обсуждать отношения со своей матерью в присутствии совершенно незнакомых людей. Мало того, белых.
Ричард встает, исходя потом и захлебываясь лающим кашлем курильщика.
— У нас чересчур много резюме от белых девушек. Вы, случайно, не знаете корейского?
— Нэн, мы здесь стараемся смоделировать многообразие ситуаций, создать идеальное общество. СНЕЖОК, К НОГЕ!
Снежок поспешно отходит от моего рюкзачка и с виновато опущенной головой бредет к хозяйке, дожевывая на ходу остатки орехов.
Я смотрю на мучнисто-белые лица, выделяющиеся пятнами на фоне ярких радуг, нарисованных на облупленной стене.
— Что же, спасибо за предоставленную возможность, у вас здесь очень интересная организация.
И поспешно собираю вещи. Они провожают меня до двери.
— Что же, может, в следующем семестре. Мы проводим работу по сбору благотворительных средств на Ист-Сайд. Не хотите ли присоединиться?
Я представляю, как знакомлю Рину с миссис N. в Метрополитен-музее. Может, Рина захочет узнать у нее насчет ярости?
— Благодарю, но я ищу практическую работу. Спасибо за предложение.
Я вылетаю из двери и бегу прямиком в «Бургер кинг» за самой большой порцией жареной картошки и колы. Устроившись на твердом красном сиденье, я глубоко вздыхаю и почему-то сравниваю Рину и Ричарда с Джейн и миссис N. Где-то все-таки должны быть люди, считающие, что существует некая умеренная позиция между требованиями к детям «почувствовать собственную ярость» и превращением их в запрограммированных на определенные действия роботов, которых и детьми-то назвать нельзя. Но если таковые люди и имеются в природе, я их еще не скоро отыщу.
— Смотри, у меня два желейных боба, а у тебя один. Всего будет три.
В подтверждение своих слов я показываю три конфеты.
— Мне нравятся белые и те, у которых банановый вкус. Как они это делают, няня? Как они делают банановый вкус?
Грейер выстраивает цветные конфетки в одну линию, как железнодорожные рельсы, на ковре в его спальне.
— Не знаю. Может, толкут бананы, добавляют желе, смешивают все вместе и готовят в похожей на боб формочке?
— Да! В такой формочке! Совсем как боб! Вот тебе и математика!
— Нэнни, съешь одну!
Вчерашний сноп пионов прибыл вместе с жестянкой конфет в рост Грейера.
— А как насчет зеленых? Как они их делают?
Стук двери. Всего на три часа позже, не так уж плохо.
— ПАПОЧКА!
Он выбегает из комнаты. Я иду следом.
— Привет, парень. Как мама?
Он гладит Грейера по голове и одновременно ослабляет галстук.
— Я здесь.
Мы оборачиваемся. Нежно-голубая прямая юбка, каблуки рюмочкой, кашемировый свитер с треугольным вырезом, тени для глаз, тушь и румяна. Вот это да! Если бы мой муж явился домой впервые за три недели, я бы тоже прифрантилась. Но губы, покрытые розовой помадой, чуть дрожат в нерешительной улыбке.
— Что же, приступим к делу, — объявляет он, почти не глядя на нее, и круто сворачивает в гостиную, где Джейн оставила свои графики и диаграммы. Грейер и миссис N. семенят следом. Я остаюсь в холле и усаживаюсь на скамью, полностью войдя в роль придворной дамы.
— Дорогой, — начинает миссис N. с несколько преувеличенным радушием, — хочешь выпить? Или кофе? КОННИ!
Я подскакиваю фута на три, а Конни мгновенно материализуется из кухни, вытирая мокрые руки о передник.
— Иисусе, что за визг? К тому же я только что обедал, — бросает мистер N.
Конни замирает у самого порога. Мы переглядываемся, и я подвигаюсь, давая ей место на скамье.
— О… вот как? Ну, не важно. Видишь ли, Грейер, мама и папа хотят поговорить с тобой о том, куда ты пойдешь учиться в следующем году, — делает вторую попытку миссис N.
— Я пойду в Колледжиет, — подсказывает Грейер.
— Нет, зайка. Мамочка и папочка решили, что ты пойдешь в школу Сен-Бернарда.
— Бурнурда? — озадаченно спрашивает он.
Следует напряженная пауза.
— А можно мы поиграем в паровозики? Па, у меня новый поезд. Красный!
— Поэтому, зайка, тебе больше нельзя носить синюю фуфайку, понимаешь? — снова вступает миссис N. Конни сокрушенно качает головой.
— Почему?
— Потому что на ней написано «Колледжиет», а ты идешь в школу Сен-Бернарда, — с некоторым раздражением поясняет миссис N.
— Но мне она нравится!
— Да, зайка. Мы купим тебе другую. С надписью «Сен-Бернард».
— Мне хочется синюю.
Я наклоняюсь и шепчу Конни:
— О, ради Господа Бога, да выверни ты ее наизнанку и пусть носит! Кому какое дело?
Она воздевает руки к небу. Миссис N. откашливается.
— Хорошо, зайка, поговорим об этом позже.
Конни поспешно исчезает на кухне.
— Па, пойдем, посмотришь паровозики. Я покажу тебе новый! Он красный и ездит быстро-быстро!
Грейер пролетает мимо меня и мчится в свою комнату.
— Пустая трата времени! Ему абсолютно все равно, — констатирует мистер N.
— Да, но Джейн посчитала это важным, — оправдывается она.
— Кто такая Джейн, черт побери? Слушай, ты хоть понимаешь, что это такое — оторваться от дел в самый разгар слияния фирм?! У меня нет времени на такие…
— Прости, но…
— Мне что, теперь еще и этим заниматься? Единственное, что я поручил тебе, — следить за его образованием, да и это ты ухитрилась изгадить! Профукать такое чепуховое дело!
— Но в этом году было слишком много желающих! — восклицает она. — И Грейер не играет на скрипке!
— Какое отношение имеет ко всему этому скрипка, мать ее так?
— Возможно, если бы ты потратил хотя бы час своего драгоценного времени на собственного сына, он выглядел бы куда лучше на собеседованиях! — шипит она.
— Мое драгоценное время? Мое драгоценное время?! Я не щажу себя, как последний идиот торчу на работе по восемьдесят часов в неделю, ломаю мозги, чтобы ты восседала тут в своих жемчугах, со своими восьмисотдолларовыми занавесками и «благотворительной работой» и допрашивала, как я провожу свое время? Интересно, кто будет оплачивать школьные счета? Ты?
— Милый, — мгновенно смягчается она, — я знаю, тебе нелегко приходится. Послушай, раз ты уже все равно дома, почему бы не поговорить об этом за тихим, романтическим ужином? Я заказала столик в том ресторанчике у реки, который ты любишь. — И уже шепотом добавляет: — Мы могли бы снять номер в отеле «Пьер», может, тот, с двойной джакузи? Я так по тебе соскучилась.
Тишина. Потом звуки поцелуев. В коридор доносится тихий смех.
Я уже собираюсь тайком проскользнуть в комнату Грейера, но тут миссис N. снова принимается ворковать:
— Как по-твоему, может, кроме чека на обучение, послать в Сен-Бернард еще и пожертвование, чтобы сразу найти к ним нужный подход?
— Нужный подход?! — негодующе восклицает он. — Поправь, если ошибаюсь, но разве они его уже не приняли?
— Да, но если будет еще один мальчик…
— Знаешь, мне пора в офис. Внизу ждет машина. Позвоню позднее.
Мистер N. поспешно направляется к порогу, и я замечаю, что он так и не снял пальто. Дверь громко хлопает.
— Папочка! ПОДОЖДИ!!! — отчаянно кричит Грейер, выбегая с красным вагончиком в руках. — ПАПОЧКА!!!
Поздно.
Он с криком колотит в дверь.
Миссис N. медленно входит в холл и еще несколько секунд стоит неподвижно, злобно глядя сквозь Грейера, пока ее глаза не стекленеют. Она проплывает мимо нас в спальню.
— ПАПОЧКА!
Грейер сотрясается в рыданиях, согнувшись в три погибели, но не выпускает дверной ручки.
— ХОЧУ ПАПОЧКУ!!!
Я сажусь на пол и протягиваю к нему руки. Он опускает голову и отодвигается.
— НЕЕЕЕТ! ХОЧУ ПАПУ!!!
Мы слышим, как сдвигаются двери лифта.
— НЕ УХОДИ!!!
— Ш-ш-ш… я знаю, как тебе сейчас.
Я тащу его к себе и усаживаю на колени.
— Знаю, Гров…
Мы сидим на полу, и на моих джинсах расплывается темное мокрое пятно. Я поглаживаю ему спинку и тихо говорю:
— Все будет хорошо, Гров. Ш-ш-ш, иногда не мешает и погрустить. Посидим здесь и немного погрустим вместе.
— О'кей, — всхлипывает он в мою штанину.
— О'кей.
Часть III
ВЕСНА
Глава 8
ГЛАЗИРОВАННЫЙ ТОРТ
У Мамушки был собственный способ дать понять хозяевам, что она думает по данному поводу. Понимая, что белые люди считают ниже своего достоинства прислушиваться к мнению черных, она предпочитала громко ворчать себе под нос. При этом белые, чтобы сохранить лицо, обязаны игнорировать ее слова, даже если она встанет в соседней комнате и начнет кричать во все горло.
Маргарет Митчелл, Унесенные ветром
Конни!
Вместо того чтобы гладить сегодня рубашки Грейера, я попрошу вас уложить для мистера N. следующие вещи:
его костюмы,
сорочки,
галстуки,
нижнее белье,
носки.
И все остальное, что ему понадобится. Все это должно быть упаковано и оставлено у швейцара к трем часам. Пожалуйста, воспользуйтесь его чемоданами (см. монограмму).
— Нэнни, вы не видели бабочку Грейера? Я вынимала ее вчера вечером.
Миссис N. и Грейер собираются на Апрельский Чай, который устраивается для новых учеников Сен-Бернарда. Они уже через двадцать минут должны быть на месте. Миссис N. роется в комоде Грейера, пока я пытаюсь впихнуть его в накрахмаленную, жесткую как картон, рубашку с воротничком на косточках. Конни, как я полагаю, орудует в шкафу мистера N., наполняя чемоданы с его монограммой.
— Мне нужен слон, — объявляет Грейер, тыча в альбом для рисования на своем маленьком столике.
— Секунду, Грейер, — прошу я. — Позволь сначала застегнуть ремень…
— Нет, не этот. — Она высовывает голову из большого стенного шкафа.
— Тот самый, что вы вчера доставали. Простите, но именно он лежал на постели, — сообщаю я.
— Не пойдет!
Я встаю на колени и в последний раз осматриваю Грейера: голубая рубашка в полоску, штанишки цвета хаки, белые носки, коричневый ремень. Не вижу, в чем проблема, но послушно расстегиваю пряжку.
— Этот, — говорит она, протягивая мне зеленый с красными полосами брезентовый ремень.
Я показываю ему пряжку.
— Видишь, буква «Г» — Грейер.
— «Г»? — переспрашивает он. — А где моя карточка?
Я тянусь к рамке для автобусного билета, в которой до сих пор хранятся остатки визитной карточки мистера N.
— Нет, — объявляет она, выступая из шкафа. — Не сегодня. Это что-то вроде собеседования. Помнишь собеседования? Никаких карточек.
— Хочу карточку.
— Можешь носить ее в кармане, как будто ты — секретный агент, — советую я, пряча карточку ему в карман.
— Где же все-таки его бабочка?
— Няня, мне нужен слон.
Я хватаю серый фломастер и рисую кляксу неопределенных очертаний, дополненную большими ушами и хоботом, — верх моих художественных талантов. Она начинает швырять галстуки на пол.
— Я хочу надеть свой галстук! — восклицает Грейер, имея в виду тот, что свисает до пола.
— Нет. Не сегодня.
Она вихрем выскакивает в холл, где я слышу, как ее голос эхом отражается от мрамора.
— КОННИ! КОННИ!
— Да, мэм?
Грейер притих, я же продолжаю орудовать фломастером.
— Я только сейчас полчаса искала гребаную бабочку Грейера. Не знаете, случайно, где она?
— Нет, мэм.
— Неужели так трудно держать в порядке вещи Грейера? Почему мне одной приходится следить за всем? Единственное, что я поручала вам…
Она тяжело вздыхает. Снова пауза.
— Почему вы тут стоите? Идите ищите!
— Простите, но я не знаю, где она может быть, мадам. Я положила бабочку в его комнату, вместе с остальными вещами.
— Ну так вот: ее там нет. Это уже вторая пропажа за месяц! Но если считаете, что ответственность для вас слишком велика, я могу пересмотреть вашу роль в этом доме!
— Нет, мэм. Я поищу. Просто вы велели сложить одежду к трем, а сейчас два тридцать. Если мистеру N. понадобится…
— Кажется, вы еще не поняли, на кого работаете? На меня. И я приказываю вам немедленно найти эту бабочку.
Но если это вас смущает, пожалуйста, дайте мне знать. Насколько я помню, деньги вы получаете из моих рук.
Я встаю и дрожащими руками принимаюсь шарить в шкафу. Грейер подходит и прислоняется головой к моему бедру. Появляется Конни и начинает мне помогать.
— Конни, я посмотрю здесь, — шепотом говорю я. — Идите в прачечную.
— Можете позвонить мистеру N., — продолжает тем временем миссис N. — Посмотрим, что для него важнее: одежда или гребаная бабочка, которую сын должен надеть в новую школу. А вдруг он поговорит с вами? Возьмет трубку и ответит?
— Простите, мэм.
Пять минут отчаянных, лихорадочных поисков ни к чему не приводят.
— Ну? — вопрошает миссис N.. поднимая покрывало.
— Ничего, — отвечаю я из-под кровати.
— Черт бы все это побрал! Грейер, давай быстрее, нам пора. Наденьте ему галстук, ну тот, что в зеленый горошек.
Я выползаю на животе и иду к шкафу.
— Хочу папин галстук!
Он старается дотянуться до крючка, на котором висит отцовский галстук.
— Нет, Грейер, наденешь позже.
Я осторожно отвожу его руки и подталкиваю к двери.
— Хочу сейчас!
Он начинает всхлипывать. Лицо покрывается красными пятнами.
— Ш-ш… Гров, пожалуйста, не надо!
Я целую его влажную щеку. Он не двигается. Только слезы непрерывно капают на крахмальный воротник. Поправляю галстук, обнимаю его за плечи, но он отталкивает меня, вырывается и бежит к двери.
— Нет!
— Нэнни! — визгливо зовет миссис N.
— Да?
— Мы вернемся в четыре, до занятий на катке. Конни!
Из прачечной появляется Конни, но миссис N. молча качает головой, словно слишком расстроена и разочарована, чтобы говорить.
— Просто не знаю, что сказать. С некоторых пор мне кажется, что подобные проблемы возникают постоянно, и я прошу вас серьезно подумать о том, как вы относитесь к своим обязанностям, и о вашей преданности этому дому…
Сотовый миссис N. испускает пронзительный звон.
— Алло? — отвечает она, одновременно делая мне знак помочь ей надеть норку. — Да, будут внизу к трем… Да, можете сказать, что она уложила все…
Она неспешно выходит в вестибюль.
— Да, Джастин! Не могли бы вы узнать телефон его комнаты в Йель-клубе?.. На случай, если Грейеру срочно понадобится его помощь. Вдруг понадобится срочно его разыскать?! Интересно, почему это я вдруг должна звонить вам?!
Глубокий вздох.
— Ну, я рада, что для вас это тоже не имеет никакого смысла. Честно говоря, ваши извинения мне ни к чему. Мне нужен телефон мужа… я отказываюсь обсуждать это с вами!
Она с такой силой хлопает крышечкой телефона, что он падает на мраморный пол.
Обе женщины моментально становятся на колени, одновременно открывается дверь лифта. Миссис N. успевает первой. Трясущейся рукой она подхватывает трубку и бросает в сумочку. Опирается другой рукой о пол, чтобы не упасть, и стылые как лед голубые глаза оказываются на одном уровне с карими.
— Похоже, мы не понимаем друг друга, — шипит она. — Так что позвольте мне быть откровенной: я желаю, чтобы вы уложили свои вещи и убрались из моего дома. Повторяю: укладывайте вещи, и вон из моего дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32