А если станешь делать самостоятельные шаги, то непременно влипнешь во что-нибудь. Яркий пример тому — твое неудачное замужество. Я ведь до последнего момента не верила, что ты выйдешь замуж за такую флегму, как Игорь. И потому тебя не отговаривала. Мне казалось, что каждому видно невооруженным глазом — муж из него никакой. Ты мне казалась неглупой женщиной. Но ты вышла за него, и я придумала этому объяснение. Мол, как раз получится, два сапога — пара. То есть, может, какая другая и не сможет жить с ним, а тебе удастся.
Люськины откровения Маргариту неприятно поразили. Она и прежде говорила что-то похожее, но вовсе не в такой обидной форме. Теперь же она слова не выбирала, как если бы Маргарита своим поступком обидела лично ее.
— Это же надо такое учудить!
Словно все еще не веря услышанному, Люська без тоста и приглашения последовать ее примеру одним махом опорожнила рюмку с ликером. Помолчала, прислушиваясь к себе, и выпалила:
— На такой шаг побоялась бы пойти даже я!
— Не поняла, почему — даже? — начала закипать Маргарита.
— А потому, что я МОГЛА бы пойти, но не пошла, а ты не могла бы пойти, но ПОШЛА! Это тебе понятно?
— Не очень.
— И мне тоже. Просто я примерила на себя то, что случилось с тобой, и поняла, что в последний момент я бы, наверное, струсила. Не пришла.
— И даже тайком не посмотрела, каков он?
— А зачем? Если бы он был Квазимодой, я бы не подошла, а если бы порядочным мужиком — тоже не подошла. Мне не захотелось бы в его глазах выглядеть женщиной, которая может откликнуться на такое объявление.
— То есть ты хочешь сказать, что куда порядочнее такие женщины, как ты, которые с виду разбитные, а глубоко внутри…
— Не злись, Мара, лучше войди в мое положение: через четверть века вдруг открыть для себя, что дружила с женщиной, которой совсем не знала.
— Или не хотела знать.
— Или не хотела, — покорно согласилась Люська.
На кухне Левиков воцарилось молчание. В душе Маргариты боролись два чувства: обида и понимание. Причем обида на Люську была ее привычным состоянием и быстро проходила — Маргарита была отходчивой и понимала, что у подруги такой характер, и она знает об этом с детства. Хорошенький ребенок, прелестный подросток, потом женщина — умница и красавица. Люська всегда думала, будто знает о жизни все, а Маргарита всего лишь наивная дурочка, и вдруг! Такое кого угодно с толку собьет.
Впрочем, она и сама вскоре сказала:
— Не сердись, Мэгги, ты же меня знаешь. Вместо того чтобы спокойно выслушать твой рассказ, я, как всегда, вылезла с комментариями. Говоришь, твоему нечаянному любовнику тоже не сразу повезло с его объявлением?
— Некоторые женщины ему звонили, а на встречу не приходили, — сказала задумчиво Маргарита. — Теперь я понимаю почему.
— Нет, погоди, посмотрим на это дело с другой стороны, — все не могла успокоиться Люська. — Ты рискнула — и выиграла! Как говорится, дуракам везет… Ладно, без обиды, а то я уже вижу: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает». Итак, мужик тебе понравился, вы с ним трахнулись, у вас все получилось. Судя по всему, и ты ему понравилась. А дальше? Вы договорились с ним встретиться?
— Не-ет. Так получилось, что попутная машина подошла неожиданно, водитель ее торопился…
— Да начхать тебе на водителя! — вдруг разозлилась Люська, будто это ее жизнь зависела от глупого поведения Маргариты. — Надо было записать ему номер своего телефона на руке, на лбу, на том самом месте…
— Люся, я же говорила, у него мой номер телефона есть. Он его спросил, а потом сам мне перезвонил.
— Тут же? Значит, записал его на том, что в этот момент попало под руку: на клочке бумаги, на спичечном коробке, на салфетке. Ему ведь надо было только тебя проверить. Он и не думал, что еще раз им придется воспользоваться. Кстати, а почему ты не дала ему свою визитку? Ты же говорила, что твой Петр Аркадьевич заказывал и для себя, и для тебя.
— Я постеснялась. И потом, у меня есть номер его сотового телефона. Тот, что он давал в газету. Правда, я звонила, но он не отвечает.
— А телефон у него украли.
— Именно теперь?
— Именно. Это называется: закон бутерброда, ты о таком не слышала?
— Мне Максим тоже напоминал о нем… Слушай, Люська, а чего ты со мной разговариваешь как с подростком-олигофреном?
— Насчет подростка — тут ты не права, а вот насчет второго…
— Мы можем с тобой поссориться.
— Не можем, — мотнула головой Люська.
Не приглашая в компанию Маргариту, она уже дважды выпила ликер с водкой, коктейль, который сама и называла «Забытье под елкой».
— Почему это — не можем?
— Потому, что я признаю свои ошибки, попрошу прощения, а ты у нас добрая. И ты меня простишь.
— Зараза ты, Людмила! Думаешь, ты мне комплимент сказала? Представила меня этакой… пластилиновой вороной, которой можно говорить гадости, топтаться по ней, зная, что потом она все простит.
— Не обижайся, дорогая подружка, это я не со зла. Ты наверняка ни о чем прежде и не думала, а я давно мечтала пережить такое приключение. Острое, с перцем. Идти и бояться, но все равно идти. И вот награда: молодой красивый мужчина, цветы, дорогое шампанское… Даже я и то пила «Вдову Клико» всего раз в жизни, в гораздо менее романтичной обстановке.
— А почему это — даже? — опять возмутилась Маргарита; Люська и прежде, случалось, говорила с ней в уничижительном тоне, но сегодня она превзошла саму себя. Та, что провозглашает себя ее лучшей подругой!
Маргарита расстроилась и тоже выпила вне тоста, не чокаясь.
— Ты портишься на глазах! — сказала Люська и погрозила пальцем: — Учти, я приму меры. И расскажу твоей маме!
Она как бы прислушалась к собственным словам, представила себе такую картину и расхохоталась.
— А почему ты решила, что твой Митя пошел к любовнице?
Маргарите надоело выглядеть дурочкой, она решила перевести стрелки. Красивые тоже плачут, и у Люськи в жизни все не так ладно, как она хочет показать. Так что всегда найдется повод посмеяться и над ней.
— У меня есть знакомые в частном детективном агентстве «Мухтар», — сказала Люська уже несколько заплетающимся языком.
— У нас нет такого агентства, — покачала головой Маргарита.
— Нет, ты права. Оно называется «Рекс». Или «Фас». В общем, как-то по-собачьи. Я даже знаю, как ее звать. Илона. Почему у любовниц такие заковыристые имена? Илона! С ума сойти. Нет чтобы ее имя было Клава или Фрося…
— Не переживай, — успокоила ее Маргарита. — Королевам не изменяют с королевами. Королевам изменяют с горничными.
— Какой замечательный афоризм! А кто это сказал?
— Не помню, но кто-то умный.
— И ты умная, ты такие вещи помнишь. И по жизни ты умнее меня. Я все выпендривалась, строила из себя красотку неописуемую. Достроилась! Муж уходит от меня к какой-то мымре, которая наверняка его «понимает». Небось надеется, что я ей уступлю его. Скажу: «Бери моего мужа и иди с ним по жизни». Может, внешне я и королева, а по сути горничная.
— Ты и по сути королева.
Ненадолго же Маргариту хватило. Только что она как следует собиралась попенять Люське, как тут же ее стало жалко.
— Не успокаивай меня! Я испортила жизнь своему мужу, а сама стала злая, как баба-яга.
Вообще-то Маргарита могла бы сказать, что подруга всегда была такой, но на сегодня она уже исчерпала запас стервозности.
Маргарита не думала, что ее приключение получит именно такой отклик. Она ожидала, что подруга пожурит ее, посмеется над ней, но чтобы она позавидовала… Нет, это не укладывалось в голове.
Люська заметно опьянела, да и Маргарита от нее недалеко ушла. Видела бы мама, до чего дошла ее доченька! Люська смогла уесть ее даже этим.
Но у Маргариты уважительная причина, у нее горе. Наверное, она сказала это вслух, потому что Люська тут же откликнулась:
— Как, ты говоришь, его звать? Максим. Не плачь, девчонка, пройдут дожди… Найдем мы твоего Максима.
— А если он больше не хочет меня видеть?
— Не смей даже думать так! Чего это ему не хотеть?
— Не знаю. Может, я не понравилась ему как женщина.
— Считаешь, он нарочно пробил колесо, чтобы не везти тебя домой?
— Разве колеса пробивают нарочно, на полной скорости? Он еле выровнял машину…
— Значит, он был расстроен. Правильно?
— Правильно.
— Вот мы его найдем и обо всем спросим, глядя прямо в глаза.
— Брат сказал, чтобы я пошла на курсы вождения автомобиля.
Маргарита легко перепрыгнула на другой вопрос, но Люська, кажется, этого даже не заметила.
— Он прав, иди. И я с тобой!.. Нет, в этом месяце не получится. В этом закончишь курсы ты, а в следующем — я. И мы вместе поедем на море.
— На двух машинах?
— Почему — на двух? На одной. У тебя же нет машины.
— Пока нет. Но будет.
— Само собой. Должно же у тебя хоть что-нибудь быть. А то ни мужа, ни детей.
Люська зарыдала. Маргарита испугалась и даже сразу протрезвела. Люська плакала очень редко, а чтобы так, с надрывом и завыванием…
— Ты счастливая, — рыдала она, — ребенка можно и без мужа родить! А чем такую семью иметь, как у меня, лучше вообще не иметь!
Это называется, начала за здравие, кончила за упокой. Как в анекдоте Максима: один орган здоровый, и то позавидовали. В смысле, что Маргарита и этого не заслуживает? Хорошо ей, видите ли! А почему Маргарита должна рожать ребенка без мужа? Что она, хуже других?
Ей стало грустно. И обидно. Уж если лучшая подруга о ней такого невысокого мнения, что говорить тогда о случайно встреченных мужчинах!
— Пойду я, пожалуй, домой, — сказала Маргарита, поднимаясь из-за стола, на котором закуски — Люська любила размах, «выкатила» все, что в холодильнике было, — остались почти нетронутыми.
— Еще чего! — спохватилась Люська, приходя в себя. — И правда, для чего я тебя позвала? Устроить небольшой девичник, поговорить о нашем, о женском, о наболевшем, а сама разнюнилась. Никуда я тебя не отпущу… А то, что ревела… Так кому ж я, кроме лучшей подруги, могу показать свою слабость, зная, что она не будет злорадствовать… Тебе где постелить, в гостиной или со мной ляжешь?
— В гостиной.
— Правильно, тебе надо подумать, разобраться в себе. Может, это судьба знак подает.
— Какой?
— Не знаю какой, потом поймешь.
Маргарита, не выдержав, расхохоталась. Так непривычно ей было смотреть на Люську, неуверенную в себе, растерявшуюся, с размазанной на глазах тушью… Даже немного жалкую.
А ведь она так любила изображать из себя мать-командиршу, знающую ответы на все вопросы.
И на чем она сломалась? На том, что подруга, которую Люська всегда считала слабой и неуверенной в себе, вдруг оказалась способной на поступок, который ей был бы не по плечу.
Нет, пожалуй, это слишком сильно сказано. Люська не сломалась, она вдруг поняла, что не бывает всегда права, как она считала прежде. К сожалению, Маргарита много лет поддерживала в ней это заблуждение, не пытаясь как-то себя проявить или выделиться. Как когда-то давно она согласилась в их дружбе на роль ведомой, так и много лет этому принципу следовала.
Она и теперь вовсе не посягала на приоритеты, просто это получилось у нее само собой, и Маргарита, вместо того чтобы сожалеть о своем поступке, стыдиться его, вдруг выросла не только в глазах подруги, но и в собственных глазах.
Потому она и хохотала, из-за нелепости ситуации. В ответ на ее смех Люська лишь бледно улыбнулась:
— Ты права, это смешно.
Глава тринадцатая
Когда Максим выложил на стол банковскую упаковку сотенных купюр долларов, Димка отреагировал на нее самым странным образом.
— Это что, бутафорские? — полушепотом спросил он.
— Ты считаешь меня настолько бездушным, чтобы заподозрить в мистификации, когда мы стоим на краю финансовой пропасти? Вернее, стояли.
— Но я знаю совершенно точно, что такую сумму нам никто из знакомых дать не мог бы. Если, конечно, не залезть в чей-нибудь сейф.
— Теперь ты еще и подозреваешь во мне бандитские наклонности.
— Кому, как не мне, знать, что у тебя есть к этому способности, — сварливо сказал Димка, не сводя с пачки баксов жадных глаз. — То есть до сего момента ты их никак не проявил, но скрытый огонь в тебе я всегда чувствовал… Неужели здесь десять штук гринов?
— Десять — как один!
— Тогда мы сможем закончить строительство цеха, и еще на отделку салона останется! — закричал он, будто наконец очнувшись. — Ах вы, наши зелененькие, наши спасители! Наши волшебные листики!.. Постой, а где все-таки ты их взял?
— Занял у Саши Гуда.
— Что?! Ты встречался с первым мафиози города?
— Встречался, а что?
— Как это что! Да он нас за эти баксы разует, разденет и голыми в Африку пустит.
— Он одолжил их мне на год.
— Под какой процент?
— Это беспроцентный долг.
— Врешь! — Вскочивший было Димка бессильно рухнул обратно на стул.
— Предлагаешь ему их вернуть?
— О черт, Макс, ты прекрасно знаешь, мы не можем их вернуть!
— Тогда просто бери их и не скули.
— Нам помогут бандитские деньги! У кого-то их отбирают, а нам дают просто так. За красивые глазки… Кстати, откуда ты его знаешь?
— Когда-то мы учились в одном классе.
— В одном классе с Гудом? Врешь! Ты мне никогда не говорил об этом. Гуд не мог учиться в школе, как самый обыкновенный мальчишка. Его завезли с другой галактики злобные инопланетяне… Неужели когда-то он был самым обыкновенным учеником?
— Был. И не самым успевающим. До восьмого класса его дружно дотащили учителя. Я как-то и сам забыл о нем, но на днях… Ты помнишь наше отчаяние? Наверное, именно оно направило мои мысли в нужном направлении.
— Отчаянный ты парень! Знаешь, сколько на его совести загубленных жизней!
— Ты говоришь как актер на сцене.
— Это от растерянности. С другой стороны, говорят, бандиты так сентиментальны. Воспоминания детства, то да се… Он не удивился твоей просьбе?
— Я прежде поговорил с ним по телефону, а потом пошел на стрелку — так это у них называется?
— Я, как и ты, смотрел боевики. Подозрительно только, что он дал в долг без процентов. Сейчас и лучшие друзья на такое не идут.
— Он было пошутил: давай, говорит, под двадцать процентов. Я ему сказал, для нас это много.
— Ах вот оно что, значит, разговор все-таки был.
— Просто Саша думал, что я попрошу у него тысяч сто. Для него десять, как я понял, такие копейки.
— Хорошо бы и нам дожить до такого момента, когда мы будем считать десять тысяч баксов копейками.
— Бог даст, доживем. Давай лучше прикинем, сколько берем на производство, а сколько оставляем на мебельный салон.
То, как они приобрели этот салон, заслуживает отдельного рассказа.
Когда-то это был кинотеатр повторного фильма, из-за банкротства выставленный администрацией города на торги. Желающих его приобрести оказалось не много. Помещение находилось сравнительно далеко от центра и выглядело крайне запущенным.
Во время аукциона в зале кто-то возмущенно выкрикнул:
— Старую конюшню, и за такие деньги!
Но Димка настоял на покупке. Потому-то им потом и не хватило на строительство мебельного цеха.
— Подумаешь, далеко от центра. Сегодня далеко, завтра будет близко. Я узнавал, сюда ведут троллейбус и начиная со следующего месяца в этот район станут ходить еще две новые маршрутки.
Вообще их дуэт для производственной деятельности оказался весьма продуктивным. Димка на своей прежней работе научился не только даже на глаз определять качество древесины, но и заимел кучу знакомых «дровосеков», у которых в окрестных лесах были свои делянки.
Максим держал руку на пульсе мебельной торговой артерии — что и в каком ассортименте выпускают конкуренты, по какой цене, и им удалось почти без потерь втиснуться в плотные ряды мебельщиков, каковых в последнее время в крае развелось великое множество.
Но до того друзьям-партнерам пришлось несладко. Салон перестраивали сами. Научились и мастерком работать, и кистью, но без специалистов не обошлось. Например, делать окна с витринными стеклами или двери на фотоэлементах.
Облицовочную плитку хотели было положить сами, но потом одумались — слишком наглядно будут видны их огрехи дилетантов в зале, где будет демонстрироваться их будущая мебель.
Деньги у них вроде и были, но они уже по привычке экономили. Тем более что Димка говорил:
— Долг бандитам надо отдать в первую очередь!
И как только у них начала появляться прибыль, он стал чуть ли не с маниакальным упорством откладывать долг Саше Гуду.
— Не успокоюсь, пока не отдам ему все до копейки.
— Что ты нервничаешь, год же еще не прошел, — успокаивал его Максим.
— Я только не понимаю, почему ты не нервничаешь. Неужели можно верить этим выродкам.
— Сашка не выродок, — пробовал заступиться Максим. — Если бы не он…
— Да, если бы не он, мы, возможно, и вылетели бы в трубу, но я не хочу чувствовать себя обязанным бандиту! — орал Димон.
— А ты и не будешь чувствовать, — успокаивал его Максим. — Я обещал, что мы сделаем ему кровать в стиле Людовика Четырнадцатого. Не станем же мы ему ее продавать.
— Он хочет нашу кровать?! — изумился Димка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27