— Что же произошло?
— Да, собственно, ничего не произошло, — вздохнул Адам. — То есть ни она, ни я не завели себе новых возлюбленных или что-то в этом роде. Просто все прошло.
— Понятно, — кивнула я.
— И мы разошлись.
— Пока все ясно, — заметила я.
— Знаешь, для меня это было нелегко, — признался он. — Я по ней скучал. Но каждый раз, когда мы встречались, она устраивала сцену, плакала, не хотела смириться, что все кончено, спрашивала, почему бы нам не попробовать снова, и так далее.
— Ясно, — сказала я. Все было очень знакомо.
— И каждый раз мы оказывались в постели.
При этих словах он смутился. Не знаю почему. Ведь так бывает со всеми, кто любил и расстался с любимым. Всегда что-то остается, верно?
Во всяком случае, так бывает очень часто. Вы расходитесь, договариваетесь остаться друзьями, встречаетесь через неделю, чтобы выпить вместе, напиваетесь, потом говорите, как странно, что нельзя даже ласково дотронуться друг до друга, затем целуетесь, потом говорите: «Нет, мы не должны», снова целуетесь, говорите: «Это глупо», опять целуетесь и заканчиваете словами: «Только один раз. А то я так по тебе скучаю». Вы автобусом добираетесь до его квартиры, начинаете совокупляться, еще не добравшись до спальни, все так знакомо, и вы плачете, потому что больше никому не принадлежите. Вы занимаетесь любовью, плачете, засыпаете, видите страшные сны, в которых вы то вместе, то снова врозь, и просыпаетесь утром, жалея, что не умерли.
Мне всегда казалось, что это почти правило. Один из принципов, которому следуют, заканчивая роман. Адам, видно, очень наивен, если считает, что такое случилось только с ним.
— Короче, Ханна забеременела, — сказал он.
— Господи! — посочувствовала я.
Он внимательно посмотрел на меня: видимо, ему послышался сарказм в моем голосе. Но ничего подобного не было, клянусь!
— Мы все обсудили и рассмотрели несколько вариантов. Ей хотелось выйти за меня замуж. Но я не соглашался, считал это глупым. Я не видел смысла в женитьбе только ради того, чтобы у ребенка был дом, если его родители больше не любят друг друга.
— Гммм… — протянула я. Теоретически он был прав. Но мне как женщине было жалко несчастную Ханну.
— Наверное, ты думаешь, что я настоящий мерзавец, — сказал он удрученно.
— Да нет, — сказала я. — Я согласна, что брак в такой ситуации ничего не решает.
— А по-моему, ты считаешь, что я подонок, — настаивал он. — Я же вижу.
— Да нет же, — нетерпеливо сказала я. — Продолжай, пожалуйста.
— Я думал, что она может родить ребенка и отдать его на усыновление, но Ханна не согласилась. Затем мы обсудили вопрос аборта…
Я быстро взглянула на Кейт. Машинально. Все-таки мне здорово повезло, что не пришлось думать об аборте, когда я обнаружила, что беременна.
— В таких случаях аборт многим кажется приемлемым решением, — устало продолжил он. — Но мы оба были против.
— Уверена, что ты не хотел, — пробормотала я, стараясь показать ему, что верю в него.
Но на самом деле я сильно сомневалась.
Я всегда думала, что большинство мужчин считают аборт даром, которым щедро одарили их небеса, чтобы сделать их жизнь легкой и приятной. С помощью этого дара можно избавиться от таких неприятностей, как маленькие дети, мешающие их веселой холостяцкой жизни.
Разумеется, найдутся и такие, которые с пеной у рта будут называть аборты убийством. Это, как правило, те, чьи подружки не беременны. Их мнение радикально меняется, стоит их подружкам «залететь». Причем мгновенно. Лозунги, осуждающие аборты, в одну секунду исчезают с задних стекол их автомобилей, и в мгновение ока появляются другие, например: «Мое тело — мой выбор» или даже «Ее тело — ее выбор».
Обычно такие мужчины первыми заводят речь о том, что еще не время заводить ребенка и что аборт — пустячная процедура. Даже легче, чем вырвать зуб. И ночевать в больнице не придется Причем не стоит чувствовать себя виноватой, потому что на ранней стадии это еще не ребенок, а набор клеток. И что он придет за ней и заберет из больницы. А через несколько недель можно будет поехать куда-нибудь, чтобы отдохнуть и все забыть. И не успевает женщина опомниться, как она уже лежит на операционном столе в бумажной рубашке, не застегивающейся сзади, с иглой, воткнутой в вену, и считает до десяти.
Простите, я отвлеклась. Не понимаю, что это меня понесло: ведь Адам ясно сказал, что он не из таких мужчин.
Вот только еще одно хочу добавить, уж извините, а потом заткнусь. Покажите мне беременного мужика, одинокого и без гроша в кармане; пригласите его встать на ящики из-под мыла и заявить, что он все еще считает аборты преступлением. Ха! Готова поставить сколько угодно на то, что он уже бежит занимать очередь на аборт.
Итак, вернемся к Адаму.
Он все еще что-то объяснял, умоляюще глядя на меня.
Кстати, а вы знаете, что у него умопомрачительные ресницы?
Густые, длинные и… Простите.
— Я сказал, что, если она родит ребенка, я сделаю все возможное, чтобы помочь. Я пообещал давать ей деньги на ребенка. Сказал, что буду рад, если он будет жить со мной. Или с ней. Или по очереди. Как захочет Ханна. Я хотел, чтобы она родила, но понимал, что решать ей. Я не мог решить за нее и не собирался на нее давить, понимая, что она напугана. Ей было всего двадцать два года.
— О господи, — сказала я, — как все грустно…
— Да, — кивнул он с несчастным видом. — Это было ужасно.
— И что же случилось потом? — спросила я.
— Ввязались ее родители. Когда они узнали, что мы говорили об аборте, они пришли в бешенство. Я думаю, они были правы. И они забрали ее из-под моего дурного влияния в свой дом в Слиго.
— Бог мой! — воскликнула я, представив себе Ханну, запертую в башне мрачного замка, подобно принцессе с длинными золотыми волосами. — Ужасно. Совсем как в Средневековье.
— Нет, — быстро возразил он, — все было не так уж плохо. Они же хотели как лучше. И чтобы ребенку было хорошо. Это же их внучка, вот они и не разрешили Ханне сделать аборт. Но они никогда не звали ее к телефону, если я звонил. И еще сказали, чтобы я оставил их в покое, когда родится ребенок.
— Ты это серьезно?! — возмутилась я. — Никогда ничего подобного не слышала. Хотя, может, и слышала. Но там речь шла об отсталых, абсолютно некультурных людях. И что же твоя Ханна? Разве у нее не было собственной головы? Почему она не велела родителям катиться куда подальше? То есть, я хочу сказать, она же взрослая женщина…
— Ну, — смутился Адам, — тогда Ханна тоже не хотела меня видеть. Я поехал в Слиго, поговорил с ней, и она заявила, что впредь не хочет меня видеть и не хочет, чтобы я вмешивался, когда родится ребенок.
— Но почему?! — воскликнула я.
— Если честно, не знаю, — признался Адам. — Думаю, она очень обиделась за то, что я на ней не женился. И злилась, потому что залетела ог меня. Кроме того, родители наверняка убедили ее, что я сын сатаны, раз заговорил об аборте.
— Ясно, — вздохнула я. — А что потом?
— Я обратился к адвокату, чтобы узнать, что я могу сделать. И знаешь, оказалось, что у меня нет почти никаких прав. Чтобы добиться разрешения видеть ребенка, мне пришлось бы вести яростную борьбу в суде. А я этого не хотел, хотя трудно было поверить, что Ханна могла так со мной поступить.
Он некоторое время молчал.
Кейт вела себя подозрительно тихо, я даже заволновалась. Но выглядела она нормально.
— Хуже всего стало, когда родился ребенок, — продолжил Адам. — Я ведь вообще долго не знал, родился он или нет. Не знал, здоров ли он. Не знал, кто это, мальчик или девочка. Наконец, когда я позвонил им в очередной раз, ее отец сказал, что родилась девочка, что с ней все хорошо. Ханна тоже здорова, но говорить со мной не хочет.
— Надо же, какой кошмар! — вздохнула я.
— Да. Целый год я ничего о них не знал. И ничего не мог сделать.
Мое внимание отвлекли шаги на лестнице. Затем в комнату влетела Хелен. Она посмотрела на меня, потом на Адама.
— Что здесь происходит? — изумленно спросила она.
Я онемела. Не могла вымолвить ни слова. Не знала, что, черт побери, ей ответить.
Выручил меня Адам.
— Хелен, — сказал он мягко, — будь добра, дай мне еще несколько минут поговорить с Клэр.
— Еще чего! — взорвалась она. Потом помолчала, тщетно борясь со своим любопытством, и требовательно спросила: — О чем?
— Я потом объясню, — улыбнулся он ей.
Хелен стояла в дверях, и целая гамма чувств, в том числе подозрение и ревность, была написана на ее прелестном личике.
— Пять минут! — наконец решила она и, бросив на меня ядовитый взгляд, выскочила из комнаты.
— Ох, Адам, наверное, тебе лучше уйти, — пробормотала я.
— Нет, — возразил он. — Она на меня уже разозлилась, так что я вполне могу остаться и договорить.
— Тогда я умываю руки, — нервно предупредила я, дивясь его мужеству.
— Договорились, — спокойно согласился он. — Так вот, как я уже сказал, я ничего не слышал о Ханне целый год, даже привыкать начал. И когда, примерно месяц назад, она вдруг появилась, я не мог поверить своим глазам. И она привезла с собой Молли!
— Кто такая Молли? — перебила я. — Твоя дочь?
— Да, — подтвердил он. — Правда, ужасное имя для ребенка?
— Мне нравится, — покривила я душой.
Тут у меня слабое место, ведь и свою дочь я назвала не самым красивым именем.
— Приятно слышать, — усмехнулся Адам. — Но ты бы ее видела! Она потрясающая. Ей больше подошло бы какое-нибудь необыкновенное имя — вроде Мирабель или…
— Разве это не название ресторана? — перебила я.
Мне не понравилось направление, которое принял наш разговор. Особенно в присутствии Кейт. Мне не хотелось, чтобы у нее выработался комплекс неполноценности. Видит бог, ей и так выпали не лучшие карты. Я боялась, что лет через тридцать, когда она станет наркоманкой или алкоголичкой и начнет воровать в магазинах, она обвинит меня. Скажем, что все это из-за того, что я не дала ей красивого имени.
— Продолжай, пожалуйста, — вздохнув, сказала я Адаму.
— Ладно, — согласился он. — Вообще, мне кажется, что мы помирились. Ханна сказала, что очень жалеет о том, что все так получилось, что она не сразу познакомила меня с Молли. Еще она спросила, не поздно ли начать сейчас.
— И? — поинтересовалась я.
— Ну, сначала у меня было большое желание послать ее к такой-то матери.
Мама родная! Я едва не задохнулась. Поверить не могла, что Адам знает такие слова. И способен таить зло.
— Но тут я вдруг понял: это все равно что отрезать себе нос, чтобы досадить ей, — продолжил он. — Так что мы пришли к цивилизованному решению насчет опеки над Молли. И теперь мы снова друзья — во всяком случае, стараемся.
— Вот как! — вздрогнула я.
Что он имеет в виду, когда говорит «друзья»? Означает ли это, что они заваливаются в койку при любой возможности или они на самом деле только друзья?
Выяснить это можно было лишь одним-единственным образом: спросить.
— Это значит, что вы с ней… встречаетесь? Ходите всюду вместе? — спросила я по возможности безразличным тоном.
— Нет, — засмеялся он и взглянул на меня так, будто хотел сказать: «Ты вообще слышала, что я говорил?»
Слава богу!
— Нет. — повторил Адам. — Мне кажется, эго очевидно. В том-то и дело! И потому я так рад. Я могу принимать участие в жизни своего ребенка, не будучи в романтических отношениях с его матерью. Но в то же время я могу быть Ханне другом, потому что уважаю ее, — поспешно добавил он.
— Так ты в самом деле был рад видеть своего ребенка? — мягко спросила я.
Он кивнул, и мне вдруг показалось, что он готов расплакаться. «Пожалуйста, не надо! — в панике подумала я. — Я уже по горло сыта плачущими мужиками».
Тоненький голосок в моей голове прошептал: «Спроси!» — «Пошел вон!» — мысленно огрызнулась я. «Давай спроси! — настаивал голосок. — Что ты теряешь?» — «Нет, — сказала я, чувствуя себя крайне неловко. — Оставьте меня в покое». — «Но тебе же до смерти хочется узнать! — не отставал голосок. — И ты имеешь на это право». — «Заткнись, — прошипела я. — Не буду я ни о чем его спрашивать». — «Ну, если ты не будешь, — сказал голосок, — я сам спрошу».
И, к своему ужасу, я почувствовала, что открываю рот и спрашиваю Адама:
— Так тебе из-за этого нравилось быть рядом со мной? Из-за Кейт?
Я готова была откусить себе язык.
— Нет, — сказал Адам. Скорее прокричал. — Нет, нет и нет! Я боялся, что ты так подумаешь. Вспомнишь Фрейда и решишь, будто я волочился за тобой, потому что искал замену моему ребенку и подружке.
— Ну, меня трудно в этом винить, верно? — пробормотала я.
— Господи, да зачем мне еще какая-то приманка, если ты и так восхитительна?!
Я не нашлась что сказать. Сидела смущенная и довольная.
— Неужели ты мне не веришь? — уже спокойнее продолжил он. — Я вообще никогда не мог понять, куда подевалось твое самоуважение. Ты изумительна! И не говори мне, что ты об этом не знаешь.
Я опять промолчала. Тогда Адам ласково взял мое лицо в ладони и повернул к себе.
— Посмотри на меня! — сказал он. — Ты очень красива. Добрая, умная, очаровательная и с чувством юмора. Именно поэтому я так хочу быть с тобой. То, что у тебя ребенок, не имеет к этому никакого отношения.
— Правда? — пробормотала я, покраснев.
— Правда, — рассмеялся он. — Ты бы мне понравилась и без ребенка.
Адам улыбался. Выглядел он замечательно. Господи, я просто таяла!
— Я тебе верю, — сказала я и тоже улыбнулась. Ничего не могла с собой поделать.
Так мы и сидели на кровати, улыбаясь друг другу как идиоты.
Немного погодя Адам снова заговорил.
— Значит, в конечном итоге ты последовала моему совету? — поддразнил он меня.
— Какому? — спросила я. — А, насчет Джеймса… Да, я все-таки решила не возвращаться к нему, но не из-за того, что ты говорил.
— Прекрасно! — рассмеялся он. — Я рад, что ты передумала. Неважно, кто тебя к этому подтолкнул. В любом случае ты заслуживаешь лучшего.
— Можно тебя спросить? — спросила я.
— Разумеется.
— А как выглядит Ханна?
Он бросил на меня хитрый взгляд и засмеялся:
— У нее длинные вьющиеся светлые волосы. По габаритам — вроде Хелен и Анны. Глаза карие.
— Вот как! — пробормотала я.
— Довольна? — усмехнулся он.
— Ты это о чем?
Надо отдать должное его проницательности: я обрадовалась, что ничуть не похожа на Ханну. Но одновременно я ревновала — ведь она была изящной и красивой.
Господи, неужели я никогда не буду довольна?
В конце концов я расхохоталась — никто не виноват, что я сама делаю из себя посмешище.
— Да, Адам, — сказала я, — я довольна, что ты не пытался заменить ее мною. Но сейчас тебе лучше отправиться к Хелен.
Я встала. Он тоже встал, и я сразу почувствовала себя крошечной.
Так мы стояли, не зная, что сказать. Я точно знала только одно, что не хочу говорить «до свидания».
— Ты — редкая женщина, — сказал он, обнял меня и прижал к себе.
А я, дура такая, ему позволила!
Серьезная ошибка. Тут я здорово дала маху: все было терпимо, пока мы не касались друг друга.
У меня закружилась голова. Я сразу вспомнила, как мне с ним было хорошо. А то ведь почти забыла.
Я спрятала голову у него на груди, услышала сквозь ткань футболки, как бьется его сердце, почувствовала знакомый запах мыла и чистой мужской кожи.
Мне хотелось стоять так вечно — в его нежных объятиях, прижавшись к его замечательному телу…
Я отодвинулась.
— Ты и сам вполне ничего, — пробормотала я.
Убейте меня, не знаю, почему на глаза мои навернулись слезы.
— Будь счастлива, — сказал Адам.
— Ты тоже, — ответила я.
Я вывернулась из его рук.
— Ну, прощай, — сказала я, шмыгая носом.
— Почему «прощай»? — улыбнулся он.
— Потому что я в воскресенье улетаю в Лондон, так что мы скорее всего больше никогда не увидимся, — сказала я, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь.
Я удивлялась, чему он улыбается. Кто дал ему право выглядеть таким самодовольным и счастливым? Разве он не понимает, как я переживаю?! Нашел над чем смеяться!
Никогда не думала, что так расстроюсь.
Скорее бы он уходил.
— Но разве ты не сможешь со мной куда-нибудь пойти? — спросил он. — Оставить Кейт на няньку?
— Конечно, смогла бы, — печально сказала я. — Но тебя-то там не будет. Разве что ты прилетишь в Лондон на один вечер… Но не думаю, что ты сможешь себе такое позволить.
— Тут ты права, — задумчиво заметил он. — Нет смысла лететь в Лондон, если я уже буду там.
На мгновение мне показалось, что я ослышалась. Но, увидев его улыбающееся лицо, поняла, что он действительно произнес эти слова.
В сердце моем ожила надежда, душу наполнило такое чувство радости, что я едва не задохнулась.
— Ты это о чем? — сумела выговорить я.
Мне пришлось сесть.
— Дело в том, что я тоже переезжаю в Лондон, — тихо сказал он и сел рядом со мной. Он пытался выглядеть серьезным, но не мог сдержать улыбки.
— Правда?! — взвизгнула я. — Почему?
Тут мне в голову пришла новая мысль.
— Слушай, не говори ничего. Тебе негде остановиться, и ты хочешь попросить разрешения спать у меня на полу. Пару дней, максимум год. Так? — с горечью спросила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Да, собственно, ничего не произошло, — вздохнул Адам. — То есть ни она, ни я не завели себе новых возлюбленных или что-то в этом роде. Просто все прошло.
— Понятно, — кивнула я.
— И мы разошлись.
— Пока все ясно, — заметила я.
— Знаешь, для меня это было нелегко, — признался он. — Я по ней скучал. Но каждый раз, когда мы встречались, она устраивала сцену, плакала, не хотела смириться, что все кончено, спрашивала, почему бы нам не попробовать снова, и так далее.
— Ясно, — сказала я. Все было очень знакомо.
— И каждый раз мы оказывались в постели.
При этих словах он смутился. Не знаю почему. Ведь так бывает со всеми, кто любил и расстался с любимым. Всегда что-то остается, верно?
Во всяком случае, так бывает очень часто. Вы расходитесь, договариваетесь остаться друзьями, встречаетесь через неделю, чтобы выпить вместе, напиваетесь, потом говорите, как странно, что нельзя даже ласково дотронуться друг до друга, затем целуетесь, потом говорите: «Нет, мы не должны», снова целуетесь, говорите: «Это глупо», опять целуетесь и заканчиваете словами: «Только один раз. А то я так по тебе скучаю». Вы автобусом добираетесь до его квартиры, начинаете совокупляться, еще не добравшись до спальни, все так знакомо, и вы плачете, потому что больше никому не принадлежите. Вы занимаетесь любовью, плачете, засыпаете, видите страшные сны, в которых вы то вместе, то снова врозь, и просыпаетесь утром, жалея, что не умерли.
Мне всегда казалось, что это почти правило. Один из принципов, которому следуют, заканчивая роман. Адам, видно, очень наивен, если считает, что такое случилось только с ним.
— Короче, Ханна забеременела, — сказал он.
— Господи! — посочувствовала я.
Он внимательно посмотрел на меня: видимо, ему послышался сарказм в моем голосе. Но ничего подобного не было, клянусь!
— Мы все обсудили и рассмотрели несколько вариантов. Ей хотелось выйти за меня замуж. Но я не соглашался, считал это глупым. Я не видел смысла в женитьбе только ради того, чтобы у ребенка был дом, если его родители больше не любят друг друга.
— Гммм… — протянула я. Теоретически он был прав. Но мне как женщине было жалко несчастную Ханну.
— Наверное, ты думаешь, что я настоящий мерзавец, — сказал он удрученно.
— Да нет, — сказала я. — Я согласна, что брак в такой ситуации ничего не решает.
— А по-моему, ты считаешь, что я подонок, — настаивал он. — Я же вижу.
— Да нет же, — нетерпеливо сказала я. — Продолжай, пожалуйста.
— Я думал, что она может родить ребенка и отдать его на усыновление, но Ханна не согласилась. Затем мы обсудили вопрос аборта…
Я быстро взглянула на Кейт. Машинально. Все-таки мне здорово повезло, что не пришлось думать об аборте, когда я обнаружила, что беременна.
— В таких случаях аборт многим кажется приемлемым решением, — устало продолжил он. — Но мы оба были против.
— Уверена, что ты не хотел, — пробормотала я, стараясь показать ему, что верю в него.
Но на самом деле я сильно сомневалась.
Я всегда думала, что большинство мужчин считают аборт даром, которым щедро одарили их небеса, чтобы сделать их жизнь легкой и приятной. С помощью этого дара можно избавиться от таких неприятностей, как маленькие дети, мешающие их веселой холостяцкой жизни.
Разумеется, найдутся и такие, которые с пеной у рта будут называть аборты убийством. Это, как правило, те, чьи подружки не беременны. Их мнение радикально меняется, стоит их подружкам «залететь». Причем мгновенно. Лозунги, осуждающие аборты, в одну секунду исчезают с задних стекол их автомобилей, и в мгновение ока появляются другие, например: «Мое тело — мой выбор» или даже «Ее тело — ее выбор».
Обычно такие мужчины первыми заводят речь о том, что еще не время заводить ребенка и что аборт — пустячная процедура. Даже легче, чем вырвать зуб. И ночевать в больнице не придется Причем не стоит чувствовать себя виноватой, потому что на ранней стадии это еще не ребенок, а набор клеток. И что он придет за ней и заберет из больницы. А через несколько недель можно будет поехать куда-нибудь, чтобы отдохнуть и все забыть. И не успевает женщина опомниться, как она уже лежит на операционном столе в бумажной рубашке, не застегивающейся сзади, с иглой, воткнутой в вену, и считает до десяти.
Простите, я отвлеклась. Не понимаю, что это меня понесло: ведь Адам ясно сказал, что он не из таких мужчин.
Вот только еще одно хочу добавить, уж извините, а потом заткнусь. Покажите мне беременного мужика, одинокого и без гроша в кармане; пригласите его встать на ящики из-под мыла и заявить, что он все еще считает аборты преступлением. Ха! Готова поставить сколько угодно на то, что он уже бежит занимать очередь на аборт.
Итак, вернемся к Адаму.
Он все еще что-то объяснял, умоляюще глядя на меня.
Кстати, а вы знаете, что у него умопомрачительные ресницы?
Густые, длинные и… Простите.
— Я сказал, что, если она родит ребенка, я сделаю все возможное, чтобы помочь. Я пообещал давать ей деньги на ребенка. Сказал, что буду рад, если он будет жить со мной. Или с ней. Или по очереди. Как захочет Ханна. Я хотел, чтобы она родила, но понимал, что решать ей. Я не мог решить за нее и не собирался на нее давить, понимая, что она напугана. Ей было всего двадцать два года.
— О господи, — сказала я, — как все грустно…
— Да, — кивнул он с несчастным видом. — Это было ужасно.
— И что же случилось потом? — спросила я.
— Ввязались ее родители. Когда они узнали, что мы говорили об аборте, они пришли в бешенство. Я думаю, они были правы. И они забрали ее из-под моего дурного влияния в свой дом в Слиго.
— Бог мой! — воскликнула я, представив себе Ханну, запертую в башне мрачного замка, подобно принцессе с длинными золотыми волосами. — Ужасно. Совсем как в Средневековье.
— Нет, — быстро возразил он, — все было не так уж плохо. Они же хотели как лучше. И чтобы ребенку было хорошо. Это же их внучка, вот они и не разрешили Ханне сделать аборт. Но они никогда не звали ее к телефону, если я звонил. И еще сказали, чтобы я оставил их в покое, когда родится ребенок.
— Ты это серьезно?! — возмутилась я. — Никогда ничего подобного не слышала. Хотя, может, и слышала. Но там речь шла об отсталых, абсолютно некультурных людях. И что же твоя Ханна? Разве у нее не было собственной головы? Почему она не велела родителям катиться куда подальше? То есть, я хочу сказать, она же взрослая женщина…
— Ну, — смутился Адам, — тогда Ханна тоже не хотела меня видеть. Я поехал в Слиго, поговорил с ней, и она заявила, что впредь не хочет меня видеть и не хочет, чтобы я вмешивался, когда родится ребенок.
— Но почему?! — воскликнула я.
— Если честно, не знаю, — признался Адам. — Думаю, она очень обиделась за то, что я на ней не женился. И злилась, потому что залетела ог меня. Кроме того, родители наверняка убедили ее, что я сын сатаны, раз заговорил об аборте.
— Ясно, — вздохнула я. — А что потом?
— Я обратился к адвокату, чтобы узнать, что я могу сделать. И знаешь, оказалось, что у меня нет почти никаких прав. Чтобы добиться разрешения видеть ребенка, мне пришлось бы вести яростную борьбу в суде. А я этого не хотел, хотя трудно было поверить, что Ханна могла так со мной поступить.
Он некоторое время молчал.
Кейт вела себя подозрительно тихо, я даже заволновалась. Но выглядела она нормально.
— Хуже всего стало, когда родился ребенок, — продолжил Адам. — Я ведь вообще долго не знал, родился он или нет. Не знал, здоров ли он. Не знал, кто это, мальчик или девочка. Наконец, когда я позвонил им в очередной раз, ее отец сказал, что родилась девочка, что с ней все хорошо. Ханна тоже здорова, но говорить со мной не хочет.
— Надо же, какой кошмар! — вздохнула я.
— Да. Целый год я ничего о них не знал. И ничего не мог сделать.
Мое внимание отвлекли шаги на лестнице. Затем в комнату влетела Хелен. Она посмотрела на меня, потом на Адама.
— Что здесь происходит? — изумленно спросила она.
Я онемела. Не могла вымолвить ни слова. Не знала, что, черт побери, ей ответить.
Выручил меня Адам.
— Хелен, — сказал он мягко, — будь добра, дай мне еще несколько минут поговорить с Клэр.
— Еще чего! — взорвалась она. Потом помолчала, тщетно борясь со своим любопытством, и требовательно спросила: — О чем?
— Я потом объясню, — улыбнулся он ей.
Хелен стояла в дверях, и целая гамма чувств, в том числе подозрение и ревность, была написана на ее прелестном личике.
— Пять минут! — наконец решила она и, бросив на меня ядовитый взгляд, выскочила из комнаты.
— Ох, Адам, наверное, тебе лучше уйти, — пробормотала я.
— Нет, — возразил он. — Она на меня уже разозлилась, так что я вполне могу остаться и договорить.
— Тогда я умываю руки, — нервно предупредила я, дивясь его мужеству.
— Договорились, — спокойно согласился он. — Так вот, как я уже сказал, я ничего не слышал о Ханне целый год, даже привыкать начал. И когда, примерно месяц назад, она вдруг появилась, я не мог поверить своим глазам. И она привезла с собой Молли!
— Кто такая Молли? — перебила я. — Твоя дочь?
— Да, — подтвердил он. — Правда, ужасное имя для ребенка?
— Мне нравится, — покривила я душой.
Тут у меня слабое место, ведь и свою дочь я назвала не самым красивым именем.
— Приятно слышать, — усмехнулся Адам. — Но ты бы ее видела! Она потрясающая. Ей больше подошло бы какое-нибудь необыкновенное имя — вроде Мирабель или…
— Разве это не название ресторана? — перебила я.
Мне не понравилось направление, которое принял наш разговор. Особенно в присутствии Кейт. Мне не хотелось, чтобы у нее выработался комплекс неполноценности. Видит бог, ей и так выпали не лучшие карты. Я боялась, что лет через тридцать, когда она станет наркоманкой или алкоголичкой и начнет воровать в магазинах, она обвинит меня. Скажем, что все это из-за того, что я не дала ей красивого имени.
— Продолжай, пожалуйста, — вздохнув, сказала я Адаму.
— Ладно, — согласился он. — Вообще, мне кажется, что мы помирились. Ханна сказала, что очень жалеет о том, что все так получилось, что она не сразу познакомила меня с Молли. Еще она спросила, не поздно ли начать сейчас.
— И? — поинтересовалась я.
— Ну, сначала у меня было большое желание послать ее к такой-то матери.
Мама родная! Я едва не задохнулась. Поверить не могла, что Адам знает такие слова. И способен таить зло.
— Но тут я вдруг понял: это все равно что отрезать себе нос, чтобы досадить ей, — продолжил он. — Так что мы пришли к цивилизованному решению насчет опеки над Молли. И теперь мы снова друзья — во всяком случае, стараемся.
— Вот как! — вздрогнула я.
Что он имеет в виду, когда говорит «друзья»? Означает ли это, что они заваливаются в койку при любой возможности или они на самом деле только друзья?
Выяснить это можно было лишь одним-единственным образом: спросить.
— Это значит, что вы с ней… встречаетесь? Ходите всюду вместе? — спросила я по возможности безразличным тоном.
— Нет, — засмеялся он и взглянул на меня так, будто хотел сказать: «Ты вообще слышала, что я говорил?»
Слава богу!
— Нет. — повторил Адам. — Мне кажется, эго очевидно. В том-то и дело! И потому я так рад. Я могу принимать участие в жизни своего ребенка, не будучи в романтических отношениях с его матерью. Но в то же время я могу быть Ханне другом, потому что уважаю ее, — поспешно добавил он.
— Так ты в самом деле был рад видеть своего ребенка? — мягко спросила я.
Он кивнул, и мне вдруг показалось, что он готов расплакаться. «Пожалуйста, не надо! — в панике подумала я. — Я уже по горло сыта плачущими мужиками».
Тоненький голосок в моей голове прошептал: «Спроси!» — «Пошел вон!» — мысленно огрызнулась я. «Давай спроси! — настаивал голосок. — Что ты теряешь?» — «Нет, — сказала я, чувствуя себя крайне неловко. — Оставьте меня в покое». — «Но тебе же до смерти хочется узнать! — не отставал голосок. — И ты имеешь на это право». — «Заткнись, — прошипела я. — Не буду я ни о чем его спрашивать». — «Ну, если ты не будешь, — сказал голосок, — я сам спрошу».
И, к своему ужасу, я почувствовала, что открываю рот и спрашиваю Адама:
— Так тебе из-за этого нравилось быть рядом со мной? Из-за Кейт?
Я готова была откусить себе язык.
— Нет, — сказал Адам. Скорее прокричал. — Нет, нет и нет! Я боялся, что ты так подумаешь. Вспомнишь Фрейда и решишь, будто я волочился за тобой, потому что искал замену моему ребенку и подружке.
— Ну, меня трудно в этом винить, верно? — пробормотала я.
— Господи, да зачем мне еще какая-то приманка, если ты и так восхитительна?!
Я не нашлась что сказать. Сидела смущенная и довольная.
— Неужели ты мне не веришь? — уже спокойнее продолжил он. — Я вообще никогда не мог понять, куда подевалось твое самоуважение. Ты изумительна! И не говори мне, что ты об этом не знаешь.
Я опять промолчала. Тогда Адам ласково взял мое лицо в ладони и повернул к себе.
— Посмотри на меня! — сказал он. — Ты очень красива. Добрая, умная, очаровательная и с чувством юмора. Именно поэтому я так хочу быть с тобой. То, что у тебя ребенок, не имеет к этому никакого отношения.
— Правда? — пробормотала я, покраснев.
— Правда, — рассмеялся он. — Ты бы мне понравилась и без ребенка.
Адам улыбался. Выглядел он замечательно. Господи, я просто таяла!
— Я тебе верю, — сказала я и тоже улыбнулась. Ничего не могла с собой поделать.
Так мы и сидели на кровати, улыбаясь друг другу как идиоты.
Немного погодя Адам снова заговорил.
— Значит, в конечном итоге ты последовала моему совету? — поддразнил он меня.
— Какому? — спросила я. — А, насчет Джеймса… Да, я все-таки решила не возвращаться к нему, но не из-за того, что ты говорил.
— Прекрасно! — рассмеялся он. — Я рад, что ты передумала. Неважно, кто тебя к этому подтолкнул. В любом случае ты заслуживаешь лучшего.
— Можно тебя спросить? — спросила я.
— Разумеется.
— А как выглядит Ханна?
Он бросил на меня хитрый взгляд и засмеялся:
— У нее длинные вьющиеся светлые волосы. По габаритам — вроде Хелен и Анны. Глаза карие.
— Вот как! — пробормотала я.
— Довольна? — усмехнулся он.
— Ты это о чем?
Надо отдать должное его проницательности: я обрадовалась, что ничуть не похожа на Ханну. Но одновременно я ревновала — ведь она была изящной и красивой.
Господи, неужели я никогда не буду довольна?
В конце концов я расхохоталась — никто не виноват, что я сама делаю из себя посмешище.
— Да, Адам, — сказала я, — я довольна, что ты не пытался заменить ее мною. Но сейчас тебе лучше отправиться к Хелен.
Я встала. Он тоже встал, и я сразу почувствовала себя крошечной.
Так мы стояли, не зная, что сказать. Я точно знала только одно, что не хочу говорить «до свидания».
— Ты — редкая женщина, — сказал он, обнял меня и прижал к себе.
А я, дура такая, ему позволила!
Серьезная ошибка. Тут я здорово дала маху: все было терпимо, пока мы не касались друг друга.
У меня закружилась голова. Я сразу вспомнила, как мне с ним было хорошо. А то ведь почти забыла.
Я спрятала голову у него на груди, услышала сквозь ткань футболки, как бьется его сердце, почувствовала знакомый запах мыла и чистой мужской кожи.
Мне хотелось стоять так вечно — в его нежных объятиях, прижавшись к его замечательному телу…
Я отодвинулась.
— Ты и сам вполне ничего, — пробормотала я.
Убейте меня, не знаю, почему на глаза мои навернулись слезы.
— Будь счастлива, — сказал Адам.
— Ты тоже, — ответила я.
Я вывернулась из его рук.
— Ну, прощай, — сказала я, шмыгая носом.
— Почему «прощай»? — улыбнулся он.
— Потому что я в воскресенье улетаю в Лондон, так что мы скорее всего больше никогда не увидимся, — сказала я, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь.
Я удивлялась, чему он улыбается. Кто дал ему право выглядеть таким самодовольным и счастливым? Разве он не понимает, как я переживаю?! Нашел над чем смеяться!
Никогда не думала, что так расстроюсь.
Скорее бы он уходил.
— Но разве ты не сможешь со мной куда-нибудь пойти? — спросил он. — Оставить Кейт на няньку?
— Конечно, смогла бы, — печально сказала я. — Но тебя-то там не будет. Разве что ты прилетишь в Лондон на один вечер… Но не думаю, что ты сможешь себе такое позволить.
— Тут ты права, — задумчиво заметил он. — Нет смысла лететь в Лондон, если я уже буду там.
На мгновение мне показалось, что я ослышалась. Но, увидев его улыбающееся лицо, поняла, что он действительно произнес эти слова.
В сердце моем ожила надежда, душу наполнило такое чувство радости, что я едва не задохнулась.
— Ты это о чем? — сумела выговорить я.
Мне пришлось сесть.
— Дело в том, что я тоже переезжаю в Лондон, — тихо сказал он и сел рядом со мной. Он пытался выглядеть серьезным, но не мог сдержать улыбки.
— Правда?! — взвизгнула я. — Почему?
Тут мне в голову пришла новая мысль.
— Слушай, не говори ничего. Тебе негде остановиться, и ты хочешь попросить разрешения спать у меня на полу. Пару дней, максимум год. Так? — с горечью спросила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40