— Бенни у нас — офисный сплетник. Он в курсе всех событий. Как обычно, он начал болтать обо всех понемножку, а потом перешел на Джорджа. Он сказал, что от дыхания Джорджа зачахли два растения, и никто больше не хочет ходить с ним на «Эмото».
— «Эмото»?
— Ну, это такие занятия, полное название — «Эмоциональный отклик». Это тест на эмоциональность и рациональность. Как ты ведешь себя в конфликтной ситуации на работе и все такое. Ну, всякая лабуда. И Джордж теперь сам для себя должен писать отклик.
— Бедняжка Джордж.
— Да уж.
— Тебе его жалко? Так помоги ему. Ведь у парня уже и работа страдает.
— Ну.. — Казалось, она даже протрезвела. Наверное, я слишком сильно на нее нажала.
— Он же тебе нравится, вот и помоги ему. Если ты тоже ему нравишься, он поймет, как тяжело тебе было сказать ему об этом ужасном запахе.
— Но мы никогда не разговариваем. Наверно, еще рано.
— А вдруг поздно? Скорее всего, он сейчас в недоумении, почему никто с ним не разговаривает. Сидит один, переживает.
На сей раз я точно переборщила. Бедный Джордж. Улучив момент, когда Зара отвернулась, смахивая со стола крошки от печенья, я выдохнула себе в ладонь и принюхалась. Вроде ничего. А вдруг таких вещей сам не замечаешь, ну, как не замечаешь, что твои шутки не смешные? Надо будет все-таки купить «Тик-так».
— Он не ребенок.
— Каждый до известной степени ребенок. Знаешь, это ужасно — думать, что другие тебя не любят. А друзья у него есть?
— На работе?
— Угу.
Казалось, она задумалась.
— По-моему, нет. Раньше он водился с Дереком, но тот получил работу в Брисбене и переехал.
— Дерек тоже так благоухал?
— Ну, сосновым лесом от него не пахло.
— Ладно, зайдем с другой стороны. Кто организовал это «Эмото»?
— Дейрдре, девушка из отдела охраны труда.
— Так. А есть у них занятия по укреплению межличностных отношений? Ну, когда каждый пишет о другом все, что ему не нравится. Анонимно. Ну, типа, чтобы открыть глаза тем, которые не подозревают, что они гнусавят, когда говорят по телефону, или тем, которые слишком громко смеются.
Я вспомнила случай из личной жизни — однажды на Рождество на дискотеке мне вручили коробку носовых платков, потому что я все время чихала. Я сделала вид, что мне очень смешно, но на самом деле готова была сквозь землю провалиться от стыда.
— Не дожидайся, пока кто-нибудь опозорит его перед всеми, скажи ему сама — тихо и нежно. Стань ему другом. Кому-то из близких следовало бы это сделать раньше. Может, они и пытались, только он не слушал. Если ты этого не сделаешь, то сама пожалеешь.
Кажется, я ее так и не убедила.
— Ну, не знаю.
— Или пошли ему анонимный е-мейл.
Тут Зара повеселела:
— Вот это хорошая идея. Как я сама не додумалась? Можно послать ему открытку по е-мейлу, а потом сказать… — Тут она снова нахмурилась: — А что, если он поймет, что это от меня?
— Ну, если ты подберешь правильные слова, то не поймет.
— Можно попробовать.
— Послушай, Зара, ты сказала, что любишь его. Может, ты спьяну это ляпнула, но все равно нужно сказать ему правду. Представь, а что, если он сидит и думает: «Мне так нравится Зара, я хочу пригласить ее на свидание… Но эти ее козюли!»
— Да, ты права.
— Ну, вот и хорошо.
Я встала, стряхивая с брюк крошки от печенья, и начала собирать свои вещи. Нужно покормить Джока и на боковую.
— Зара, — сказала я, закидывая ремешок сумки на плечо, — а у тебя и правда козюли.
Выходя, я думала о том, как было бы хорошо, если бы изобрели такую кнопку, нажав на которую можно было бы стереть из прошлого все неудачи. Я понимаю, плохие воспоминания помогают нам не вляпываться в неприятности по второму разу, это такой механизм самозащиты. Но все же так мучительно вспоминать, как я травила на вечеринках дурацкие истории, как забывала имена друзей, представляя их, как к моей туфле однажды прилип кусок какашки, а я так и ходила по школе… Нет, это какое-то самоистязание. Лучше сфокусироваться на чужих обломах. Итак, утром я опять пойду в дом Дэниела, после того как пошлю отчет Элен.
«Любимый, я скучаю по тебе. Не могу дождаться, когда приду домой и снова упаду в твои пылкие объятия. Мое сердце изнывает от тоски по тебе. Мои пальцы горят от нетерпения прикоснуться к тебе, мои губы ищут твои…»
Это было уже третье письмо. Я скривилась от смешанного чувства жалости и отвращения. Похоже, эта Сьюзи, библиотекарша на общественных началах, совсем потеряла голову. Прочитав первое письмо, я сначала подумала, что теперь у меня есть, что доложить Элен и растопить ее невозмутимость. Но я ошиблась.
Она прочла отчет, уплетая сандвичи с сыром. Я же потягивала клубничный коктейль и думала, что пора менять запаску. Желудок мой злобно урчал всякий раз, когда мимо проносили горячие блины или яичницу, но я крепилась. Этой ночью мне приснился сон, как будто я сидела на коленях Сэма и мы целовались взасос. А потом мои бедра раздались, превратились в огромные ломти колбасы и придушили его. Я проснулась вся в поту.
Элен кивнула и засунула отчет в портфель. Я набралась храбрости и прошептала, что мне нужно знать, какими противозачаточными средствами они пользовались. Она посмотрела на меня так, как будто я дала ей пощечину.
— Это еще зачем?
— Затем, что я нашла упаковку от презервативов под кроватью Дэниела, рядом с его ботинками.
Судя по выражению ее лица, она явно предпочитала такой метод контрацепции, как спираль.
— Мы отказались от презервативов, после того как оба прошли обследование, — сказала она так, словно это я во всем виновата.
Мне стало понятно выражение «принести плохие новости» и почему того, кто их приносит, обычно убивают. Что ж, на этой работе мне явно не увернуться от пуль. Пора покупать пуленепробиваемый жилет.
— Она, скорее всего, давнишняя, — сказала я обнадеживающе.
— Без сомнения, — фыркнула Элен раздраженно. Казалось, ее огромные ноздри живут своей жизнью.
Мы решили, что все подозрительные факты я отмечу и в другом отчете, в конце недели. Тогда она сможет выбрать, продолжать ли ей роман с Дэниелом или послать его к чертям.
Завернув недоеденный сандвич в салфетку, она встала:
— Позвонишь мне в субботу и сдашь следующий отчет. И я надеюсь получить что-нибудь более конкретное.
С этим она и ушла. Поспешное отбытие. Наверное, хотела показать, что последнее слово все равно за ней.
Я уже сомневалась, действительно ли она хотела, чтобы я нашла компромат на Дэниела. Может, он ей просто надоел и она искала предлог? Возможно, втайне она хотела, чтобы он ей изменил, потому что тогда ее подозрения были бы оправданы, и в результате никакой ее вины в том, что она наняла меня, не было бы. Или я все выдумываю?
Когда я собрала свои вещи и приготовилась отчалить, то обнаружила, что Элен не ушла. То есть она вышла из кафе, но так и стояла на тротуаре, понуро уставившись под ноги. У меня перехватило дыхание, потому что я поняла — Элен плакала. Издалека было видно, что ее большой нос весь покраснел. На душе кошки заскребли, будто я в чем-то виновата, но я сказала им «брысь». У меня достаточно опыта, чтобы знать — мужчины и не на такое способны.
Итак, я думала, что нашла доказательства, пока не увидела на сентиментальном письме номер два дату. Оказалось, оно было написано девять лет назад. Я проверила и другие. Все они были давнишними, как и открытки, вложенные в письма. Они были написаны другим почерком — тринадцать лет назад. У Сьюзи была плохая привычка рисовать вместо точек маленькие любовные сердечки над буквой I. Симона, написавшая открытки, имела склонность к плюшево-игрушечным метафорам: «Ты мой пушистый мишка, ты мой маленький ути-пути». Что за тошнотворная слащавость!
Я торчала у Дэниела уже целый час, было почти одиннадцать. Снова зайдя в чуланчик с рухлядью, я проверила книжный шкаф. Замкнуто. Надо расспросить о нем Элен. Записывая, чтобы не забыть, я оглядела остальную часть комнаты. Потом проверила еще раз тумбочку около кровати. Вибратор лежал на том же месте, но кто-то его почистил.
Я сунула нос и внутрь тумбочки. Там навели порядок. Я сделала опись содержимого, поставила время и дату. Как и в прошлый раз, я обшарила карманы пальто, заглянула за ящики, под ящики, между матрасами и рамой кровати. Под кроватью опять набралась пыль. А в обувном ящике, под грудой старых вонючих кроссовок я нашла диковинную коллекцию.
Там хранилась малюсенькая засушенная розовая роза. Ее увядшие зеленые листья, словно когти, сжимали лепестки. А вот серебряная рамка на несколько фотографий. Я вытащила ее. Внутри была фотография обнаженной девушки с длинными рыжими волосами и мелкими чертами лица, которая лежала на ковре. А рядом была вставлена фотография огромной немецкой овчарки, роняющей слюни на тот же ковер.
Я вытащила заднюю картонку, но никакой надписи там не было, так что я все описала и задвинула ящик обратно. Небольшой дневник путешествий содержал подробности об отпуске, со ссылкой на девушку со странным именем Алекс, или сокращенно «А». Я поняла, что это девушка, потому что там было написано, что ее груди напоминали воздушные шары, готовые лопнуть. Ну и прочая чушь.
Что ж, и это пойдет. Я пролистала дневник. Меж страниц лежали билет на мюзикл «Кошки» (ходил дважды в течение одной недели, в феврале, семь лет назад) и счет за парковку. Зачем это хранилось, я не разгадала, но на всякий случай все записала.
Я опять заползла под кровать и пошарила под сервантом и шифоньером. На мне все еще была униформа «Аделаидских муравьев» — длинная черная прямая юбка и зеленый шерстяной затасканный пуловер, который я раскопала на дне своего гардероба. Я стряхнула пыль с юбки и рукавов — вымыть руки не было времени.
Этим утром я тихонько проскользнула к Дэниелу через боковую калитку. Вокруг никого не было. Я бросила собаке два сандвича. Потом прошла к задней двери и отомкнула ее. Жевательная резинка была на месте.
Ящик для одеял в спальне Дэниела был так плотно заполнен простынями и наволочками, что я встала на него и, поднявшись на цыпочки, потянулась к верхней полке гардероба — там лежал какой-то чемодан. Я расстегнула молнию и, как только взглянула на свалявшийся темно-синий джемпер и джинсы «варенки», сразу поняла, что это было печальное хранилище для старой одежды восьмидесятых годов. Он, наверно, думал, что мода на нее вернется.
— Мечтай, мечтай, приятель! — пробормотала я.
Я положила все эти древние шмотки назад и застегнула чемодан. Потом снова передвинула ящик с простынями, поставив его на прежнее место, к стене под окном.
Я осмотрела комнату повнимательнее. Итак, он хранит всякое утильсырье. Но среди этого второсортного хлама может найтись настоящий золотой ключик. Большинство людей хранят личные вещи именно в спальнях, как будто здесь их не найдет шпионский глаз. Я снова подошла к шифоньеру, где только что прогулялась по карманам пальто. Там висел застегнутый на молнию чехол для костюмов, в котором томился один — из коричневой вискозы с белыми вкраплениями. Возможно, его хозяин надеялся, что в нем можно будет кадрить женщин и двадцать лет спустя.
Но напрашивался и другой вывод. Когда я просмотрела свой список с письмами, дешевыми сувенирами и всякой мелочью, то поняла, в чем суть. Что, если Дэниел копил весь этот мусор потому, что тот что-то значил для него в эмоциональном плане? Что, если большой нелепый джемпер из чемодана надевался по случаю свидания со Сьюзи, а горчичная рубашка с вышитой вставкой помнила груди Алекс? Я осторожно спустила чемодан и тут же нашла подтверждение своих предположений.
За ним висело красное атласное женское белье — комбинация из топа и трусов — с маленькими сверкающими стразами, которых особенно много было по краям выемки на груди. Вещичка из ранних девяностых. Либо Дэниел тайком наряжался в белье двенадцатилетней девочки, готовящейся к первому выходу на рок-концерт, либо это был еще один сувенир.
Заткнув в трусы блокнот с заметками, я двинулась в пропахшую потом комнату с тренажером. Пара снарядов и маленькое стерео были такими же пыльными, как и подоконник, так что я ни к чему не стала прикасаться.
На полке камина были свалены в кучу компакт-диски — звуковая дорожка к фильму «Бойцовский клуб», пара дисков Криса Айзека. Неплохо, хотя было ясно, что в последнее время он их не слушал. Я обнаружила, откуда шел запах пота — воняло отвратительное грязное полотенце. И тогда до меня дошло, что я еще не видела прачечную. Я закрыла комнату и отправилась ее искать.
Собака обнюхивала землю вокруг клумбы. Я дружелюбно помахала ей и свернула направо к ванной, где в прошлый раз так эффектно приземлилась. Прачечная оказалась там же. Это была ничем не примечательная комната с белым кафелем. Слегка грязноватая раковина, зеркало в подтеках, тюбики с зубной пастой, болтающиеся в подвесной чашке. На стенах — смесь мыльной пены и пыли. Корзина для грязного белья была полной. Открыв расположенный за дверью шкаф, я увидела спрятанную там стиральную машину. И сушилка с одежными вешалками тоже была там, между машиной и стеной.
Внезапно у меня за спиной раздался пронзительный звук. Я кубарем отлетела к стене, за стиральную машину. Сообразив, что это всего-навсего телефон, я прыснула в кулак, но сердце так и колотилось в груди. Я вышла из комнаты для стирки как раз в тот момент, когда включился автоответчик. Это была Элен.
— Привет, любимый. Это я. Ты говорил, что твоя мама придет сегодня постирать твои вещи. Но я хотела спросить, может быть, ты пригласишь ее как-нибудь на этой неделе пообедать с нами? Просто пришла такая мысль. Если она придет около двух часов, то будет все еще там, когда ты приедешь домой. Увидимся вечером.
Сердце никак не хотело выходить из панического состояния. Я посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать. Я почти дождалась «Ленина», который скоро намеревался прибыть со своим стиральным порошком. Встреча мне не улыбалась. Я проверила, не оставила ли следов. Так, где блокнот? На месте — в трусах. Надо уходить. Вернусь завтра.
Выскользнув из дома, я перешла через улицу и прошла три квартала к своей машине. Мне казалось, я слишком заработалась сегодня и потеряла бдительность. Вдруг меня кто-нибудь видел? Я села за руль, стараясь вспомнить все, что могла. Неизвестно, что из этого пригодится, но если Элен будет здесь вечером, нужно рассказать ей каждую мелочь.
Я надела большие темные очки от солнца, в которых была похожа на Джеки Онасис, и завела машину. Оглушительные звуки музыки группы «Шпандау балет» сопровождали меня, когда я, развернувшись, медленно проехала мимо дома Дэниела. «Ленин» еще не прибыл, и я вздохнула с облегчением, что мне не выпала такая историческая встреча. Слава богу, у Элен не совсем тухлые мозги, раз она таким образом предупредила меня. Он, должно быть, сказал ей про мать сегодня утром, после нашего с ней разговора в кафе, и она сделала все, что было возможно.
Я подъехала к перекрестку и увидела, как дорогу переходит группка школьников со своими родителями. Повернув направо, они пошли вверх по улице, а одна худая женщина в кроссовках и облезлых джинсах, шедшая с ними, отделилась и двинулась в сторону дома Дэниела.
Я повернула налево и, проезжая по улице, вдоль которой росли деревья, прибавила скорость. Потом снова свернула на ту улицу, где был дом Дэниела. Эти загородные улицы все располагались параллельно и упирались в реку Торренс, извилистое русло которой пересекало Аделаиду. Из безвкусно застроенных предместий она текла дальше, куда-то вдаль. Мне никогда не приходилось бывать там, вдали. И я думала, что река там шире, а вода голубее, не то что здесь — совсем потемнела от ила. Но я могла и ошибаться. Ошибаться для меня стало почти ритуалом.
Я превысила скорость, надеясь перехватить незнакомку на пути к дому. Слева возникла дорога с односторонним движением, и я переехала ее слишком резко, чуть не воткнувшись в машину на углу. Повернув на нужную улицу, я притормозила и медленно проехала мимо дома Дэниела. Как раз, когда мисс Кроссовкинг проходила мимо дома Пенни — в противоположном направлении. Она прошла мимо дома Дэниела! Подавшись влево, я посмотрела в заднее стекло. Машин не было, и дорога ясно просматривалась. Мисс Кроссовкинг уходила все дальше.
Замечательно. И что теперь делать? У меня было маловато шпионской сноровки, так что я просто развернулась. И поймала букет цветистых бранных выражений, когда чуть не чмокнулась с другой машиной. Это был подъехавший к дому Дэниела «седан».
Итак, пока я объезжала вокруг квартала, «Ленин» все-таки прибыл. Я проследила, как женщина вошла в кафе-магазинчик дальше по улице.
Когда я проезжала мимо, подыскивая, где можно оставить машину, в дверях появился мужчина в белом фартуке и с чашкой в руках. Я заехала за угол. Мне не хотелось, чтобы меня опознали.
Я схватила джинсовый пиджак с заднего сиденья, закрыла машину и прогулочной походкой пошла обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— «Эмото»?
— Ну, это такие занятия, полное название — «Эмоциональный отклик». Это тест на эмоциональность и рациональность. Как ты ведешь себя в конфликтной ситуации на работе и все такое. Ну, всякая лабуда. И Джордж теперь сам для себя должен писать отклик.
— Бедняжка Джордж.
— Да уж.
— Тебе его жалко? Так помоги ему. Ведь у парня уже и работа страдает.
— Ну.. — Казалось, она даже протрезвела. Наверное, я слишком сильно на нее нажала.
— Он же тебе нравится, вот и помоги ему. Если ты тоже ему нравишься, он поймет, как тяжело тебе было сказать ему об этом ужасном запахе.
— Но мы никогда не разговариваем. Наверно, еще рано.
— А вдруг поздно? Скорее всего, он сейчас в недоумении, почему никто с ним не разговаривает. Сидит один, переживает.
На сей раз я точно переборщила. Бедный Джордж. Улучив момент, когда Зара отвернулась, смахивая со стола крошки от печенья, я выдохнула себе в ладонь и принюхалась. Вроде ничего. А вдруг таких вещей сам не замечаешь, ну, как не замечаешь, что твои шутки не смешные? Надо будет все-таки купить «Тик-так».
— Он не ребенок.
— Каждый до известной степени ребенок. Знаешь, это ужасно — думать, что другие тебя не любят. А друзья у него есть?
— На работе?
— Угу.
Казалось, она задумалась.
— По-моему, нет. Раньше он водился с Дереком, но тот получил работу в Брисбене и переехал.
— Дерек тоже так благоухал?
— Ну, сосновым лесом от него не пахло.
— Ладно, зайдем с другой стороны. Кто организовал это «Эмото»?
— Дейрдре, девушка из отдела охраны труда.
— Так. А есть у них занятия по укреплению межличностных отношений? Ну, когда каждый пишет о другом все, что ему не нравится. Анонимно. Ну, типа, чтобы открыть глаза тем, которые не подозревают, что они гнусавят, когда говорят по телефону, или тем, которые слишком громко смеются.
Я вспомнила случай из личной жизни — однажды на Рождество на дискотеке мне вручили коробку носовых платков, потому что я все время чихала. Я сделала вид, что мне очень смешно, но на самом деле готова была сквозь землю провалиться от стыда.
— Не дожидайся, пока кто-нибудь опозорит его перед всеми, скажи ему сама — тихо и нежно. Стань ему другом. Кому-то из близких следовало бы это сделать раньше. Может, они и пытались, только он не слушал. Если ты этого не сделаешь, то сама пожалеешь.
Кажется, я ее так и не убедила.
— Ну, не знаю.
— Или пошли ему анонимный е-мейл.
Тут Зара повеселела:
— Вот это хорошая идея. Как я сама не додумалась? Можно послать ему открытку по е-мейлу, а потом сказать… — Тут она снова нахмурилась: — А что, если он поймет, что это от меня?
— Ну, если ты подберешь правильные слова, то не поймет.
— Можно попробовать.
— Послушай, Зара, ты сказала, что любишь его. Может, ты спьяну это ляпнула, но все равно нужно сказать ему правду. Представь, а что, если он сидит и думает: «Мне так нравится Зара, я хочу пригласить ее на свидание… Но эти ее козюли!»
— Да, ты права.
— Ну, вот и хорошо.
Я встала, стряхивая с брюк крошки от печенья, и начала собирать свои вещи. Нужно покормить Джока и на боковую.
— Зара, — сказала я, закидывая ремешок сумки на плечо, — а у тебя и правда козюли.
Выходя, я думала о том, как было бы хорошо, если бы изобрели такую кнопку, нажав на которую можно было бы стереть из прошлого все неудачи. Я понимаю, плохие воспоминания помогают нам не вляпываться в неприятности по второму разу, это такой механизм самозащиты. Но все же так мучительно вспоминать, как я травила на вечеринках дурацкие истории, как забывала имена друзей, представляя их, как к моей туфле однажды прилип кусок какашки, а я так и ходила по школе… Нет, это какое-то самоистязание. Лучше сфокусироваться на чужих обломах. Итак, утром я опять пойду в дом Дэниела, после того как пошлю отчет Элен.
«Любимый, я скучаю по тебе. Не могу дождаться, когда приду домой и снова упаду в твои пылкие объятия. Мое сердце изнывает от тоски по тебе. Мои пальцы горят от нетерпения прикоснуться к тебе, мои губы ищут твои…»
Это было уже третье письмо. Я скривилась от смешанного чувства жалости и отвращения. Похоже, эта Сьюзи, библиотекарша на общественных началах, совсем потеряла голову. Прочитав первое письмо, я сначала подумала, что теперь у меня есть, что доложить Элен и растопить ее невозмутимость. Но я ошиблась.
Она прочла отчет, уплетая сандвичи с сыром. Я же потягивала клубничный коктейль и думала, что пора менять запаску. Желудок мой злобно урчал всякий раз, когда мимо проносили горячие блины или яичницу, но я крепилась. Этой ночью мне приснился сон, как будто я сидела на коленях Сэма и мы целовались взасос. А потом мои бедра раздались, превратились в огромные ломти колбасы и придушили его. Я проснулась вся в поту.
Элен кивнула и засунула отчет в портфель. Я набралась храбрости и прошептала, что мне нужно знать, какими противозачаточными средствами они пользовались. Она посмотрела на меня так, как будто я дала ей пощечину.
— Это еще зачем?
— Затем, что я нашла упаковку от презервативов под кроватью Дэниела, рядом с его ботинками.
Судя по выражению ее лица, она явно предпочитала такой метод контрацепции, как спираль.
— Мы отказались от презервативов, после того как оба прошли обследование, — сказала она так, словно это я во всем виновата.
Мне стало понятно выражение «принести плохие новости» и почему того, кто их приносит, обычно убивают. Что ж, на этой работе мне явно не увернуться от пуль. Пора покупать пуленепробиваемый жилет.
— Она, скорее всего, давнишняя, — сказала я обнадеживающе.
— Без сомнения, — фыркнула Элен раздраженно. Казалось, ее огромные ноздри живут своей жизнью.
Мы решили, что все подозрительные факты я отмечу и в другом отчете, в конце недели. Тогда она сможет выбрать, продолжать ли ей роман с Дэниелом или послать его к чертям.
Завернув недоеденный сандвич в салфетку, она встала:
— Позвонишь мне в субботу и сдашь следующий отчет. И я надеюсь получить что-нибудь более конкретное.
С этим она и ушла. Поспешное отбытие. Наверное, хотела показать, что последнее слово все равно за ней.
Я уже сомневалась, действительно ли она хотела, чтобы я нашла компромат на Дэниела. Может, он ей просто надоел и она искала предлог? Возможно, втайне она хотела, чтобы он ей изменил, потому что тогда ее подозрения были бы оправданы, и в результате никакой ее вины в том, что она наняла меня, не было бы. Или я все выдумываю?
Когда я собрала свои вещи и приготовилась отчалить, то обнаружила, что Элен не ушла. То есть она вышла из кафе, но так и стояла на тротуаре, понуро уставившись под ноги. У меня перехватило дыхание, потому что я поняла — Элен плакала. Издалека было видно, что ее большой нос весь покраснел. На душе кошки заскребли, будто я в чем-то виновата, но я сказала им «брысь». У меня достаточно опыта, чтобы знать — мужчины и не на такое способны.
Итак, я думала, что нашла доказательства, пока не увидела на сентиментальном письме номер два дату. Оказалось, оно было написано девять лет назад. Я проверила и другие. Все они были давнишними, как и открытки, вложенные в письма. Они были написаны другим почерком — тринадцать лет назад. У Сьюзи была плохая привычка рисовать вместо точек маленькие любовные сердечки над буквой I. Симона, написавшая открытки, имела склонность к плюшево-игрушечным метафорам: «Ты мой пушистый мишка, ты мой маленький ути-пути». Что за тошнотворная слащавость!
Я торчала у Дэниела уже целый час, было почти одиннадцать. Снова зайдя в чуланчик с рухлядью, я проверила книжный шкаф. Замкнуто. Надо расспросить о нем Элен. Записывая, чтобы не забыть, я оглядела остальную часть комнаты. Потом проверила еще раз тумбочку около кровати. Вибратор лежал на том же месте, но кто-то его почистил.
Я сунула нос и внутрь тумбочки. Там навели порядок. Я сделала опись содержимого, поставила время и дату. Как и в прошлый раз, я обшарила карманы пальто, заглянула за ящики, под ящики, между матрасами и рамой кровати. Под кроватью опять набралась пыль. А в обувном ящике, под грудой старых вонючих кроссовок я нашла диковинную коллекцию.
Там хранилась малюсенькая засушенная розовая роза. Ее увядшие зеленые листья, словно когти, сжимали лепестки. А вот серебряная рамка на несколько фотографий. Я вытащила ее. Внутри была фотография обнаженной девушки с длинными рыжими волосами и мелкими чертами лица, которая лежала на ковре. А рядом была вставлена фотография огромной немецкой овчарки, роняющей слюни на тот же ковер.
Я вытащила заднюю картонку, но никакой надписи там не было, так что я все описала и задвинула ящик обратно. Небольшой дневник путешествий содержал подробности об отпуске, со ссылкой на девушку со странным именем Алекс, или сокращенно «А». Я поняла, что это девушка, потому что там было написано, что ее груди напоминали воздушные шары, готовые лопнуть. Ну и прочая чушь.
Что ж, и это пойдет. Я пролистала дневник. Меж страниц лежали билет на мюзикл «Кошки» (ходил дважды в течение одной недели, в феврале, семь лет назад) и счет за парковку. Зачем это хранилось, я не разгадала, но на всякий случай все записала.
Я опять заползла под кровать и пошарила под сервантом и шифоньером. На мне все еще была униформа «Аделаидских муравьев» — длинная черная прямая юбка и зеленый шерстяной затасканный пуловер, который я раскопала на дне своего гардероба. Я стряхнула пыль с юбки и рукавов — вымыть руки не было времени.
Этим утром я тихонько проскользнула к Дэниелу через боковую калитку. Вокруг никого не было. Я бросила собаке два сандвича. Потом прошла к задней двери и отомкнула ее. Жевательная резинка была на месте.
Ящик для одеял в спальне Дэниела был так плотно заполнен простынями и наволочками, что я встала на него и, поднявшись на цыпочки, потянулась к верхней полке гардероба — там лежал какой-то чемодан. Я расстегнула молнию и, как только взглянула на свалявшийся темно-синий джемпер и джинсы «варенки», сразу поняла, что это было печальное хранилище для старой одежды восьмидесятых годов. Он, наверно, думал, что мода на нее вернется.
— Мечтай, мечтай, приятель! — пробормотала я.
Я положила все эти древние шмотки назад и застегнула чемодан. Потом снова передвинула ящик с простынями, поставив его на прежнее место, к стене под окном.
Я осмотрела комнату повнимательнее. Итак, он хранит всякое утильсырье. Но среди этого второсортного хлама может найтись настоящий золотой ключик. Большинство людей хранят личные вещи именно в спальнях, как будто здесь их не найдет шпионский глаз. Я снова подошла к шифоньеру, где только что прогулялась по карманам пальто. Там висел застегнутый на молнию чехол для костюмов, в котором томился один — из коричневой вискозы с белыми вкраплениями. Возможно, его хозяин надеялся, что в нем можно будет кадрить женщин и двадцать лет спустя.
Но напрашивался и другой вывод. Когда я просмотрела свой список с письмами, дешевыми сувенирами и всякой мелочью, то поняла, в чем суть. Что, если Дэниел копил весь этот мусор потому, что тот что-то значил для него в эмоциональном плане? Что, если большой нелепый джемпер из чемодана надевался по случаю свидания со Сьюзи, а горчичная рубашка с вышитой вставкой помнила груди Алекс? Я осторожно спустила чемодан и тут же нашла подтверждение своих предположений.
За ним висело красное атласное женское белье — комбинация из топа и трусов — с маленькими сверкающими стразами, которых особенно много было по краям выемки на груди. Вещичка из ранних девяностых. Либо Дэниел тайком наряжался в белье двенадцатилетней девочки, готовящейся к первому выходу на рок-концерт, либо это был еще один сувенир.
Заткнув в трусы блокнот с заметками, я двинулась в пропахшую потом комнату с тренажером. Пара снарядов и маленькое стерео были такими же пыльными, как и подоконник, так что я ни к чему не стала прикасаться.
На полке камина были свалены в кучу компакт-диски — звуковая дорожка к фильму «Бойцовский клуб», пара дисков Криса Айзека. Неплохо, хотя было ясно, что в последнее время он их не слушал. Я обнаружила, откуда шел запах пота — воняло отвратительное грязное полотенце. И тогда до меня дошло, что я еще не видела прачечную. Я закрыла комнату и отправилась ее искать.
Собака обнюхивала землю вокруг клумбы. Я дружелюбно помахала ей и свернула направо к ванной, где в прошлый раз так эффектно приземлилась. Прачечная оказалась там же. Это была ничем не примечательная комната с белым кафелем. Слегка грязноватая раковина, зеркало в подтеках, тюбики с зубной пастой, болтающиеся в подвесной чашке. На стенах — смесь мыльной пены и пыли. Корзина для грязного белья была полной. Открыв расположенный за дверью шкаф, я увидела спрятанную там стиральную машину. И сушилка с одежными вешалками тоже была там, между машиной и стеной.
Внезапно у меня за спиной раздался пронзительный звук. Я кубарем отлетела к стене, за стиральную машину. Сообразив, что это всего-навсего телефон, я прыснула в кулак, но сердце так и колотилось в груди. Я вышла из комнаты для стирки как раз в тот момент, когда включился автоответчик. Это была Элен.
— Привет, любимый. Это я. Ты говорил, что твоя мама придет сегодня постирать твои вещи. Но я хотела спросить, может быть, ты пригласишь ее как-нибудь на этой неделе пообедать с нами? Просто пришла такая мысль. Если она придет около двух часов, то будет все еще там, когда ты приедешь домой. Увидимся вечером.
Сердце никак не хотело выходить из панического состояния. Я посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать. Я почти дождалась «Ленина», который скоро намеревался прибыть со своим стиральным порошком. Встреча мне не улыбалась. Я проверила, не оставила ли следов. Так, где блокнот? На месте — в трусах. Надо уходить. Вернусь завтра.
Выскользнув из дома, я перешла через улицу и прошла три квартала к своей машине. Мне казалось, я слишком заработалась сегодня и потеряла бдительность. Вдруг меня кто-нибудь видел? Я села за руль, стараясь вспомнить все, что могла. Неизвестно, что из этого пригодится, но если Элен будет здесь вечером, нужно рассказать ей каждую мелочь.
Я надела большие темные очки от солнца, в которых была похожа на Джеки Онасис, и завела машину. Оглушительные звуки музыки группы «Шпандау балет» сопровождали меня, когда я, развернувшись, медленно проехала мимо дома Дэниела. «Ленин» еще не прибыл, и я вздохнула с облегчением, что мне не выпала такая историческая встреча. Слава богу, у Элен не совсем тухлые мозги, раз она таким образом предупредила меня. Он, должно быть, сказал ей про мать сегодня утром, после нашего с ней разговора в кафе, и она сделала все, что было возможно.
Я подъехала к перекрестку и увидела, как дорогу переходит группка школьников со своими родителями. Повернув направо, они пошли вверх по улице, а одна худая женщина в кроссовках и облезлых джинсах, шедшая с ними, отделилась и двинулась в сторону дома Дэниела.
Я повернула налево и, проезжая по улице, вдоль которой росли деревья, прибавила скорость. Потом снова свернула на ту улицу, где был дом Дэниела. Эти загородные улицы все располагались параллельно и упирались в реку Торренс, извилистое русло которой пересекало Аделаиду. Из безвкусно застроенных предместий она текла дальше, куда-то вдаль. Мне никогда не приходилось бывать там, вдали. И я думала, что река там шире, а вода голубее, не то что здесь — совсем потемнела от ила. Но я могла и ошибаться. Ошибаться для меня стало почти ритуалом.
Я превысила скорость, надеясь перехватить незнакомку на пути к дому. Слева возникла дорога с односторонним движением, и я переехала ее слишком резко, чуть не воткнувшись в машину на углу. Повернув на нужную улицу, я притормозила и медленно проехала мимо дома Дэниела. Как раз, когда мисс Кроссовкинг проходила мимо дома Пенни — в противоположном направлении. Она прошла мимо дома Дэниела! Подавшись влево, я посмотрела в заднее стекло. Машин не было, и дорога ясно просматривалась. Мисс Кроссовкинг уходила все дальше.
Замечательно. И что теперь делать? У меня было маловато шпионской сноровки, так что я просто развернулась. И поймала букет цветистых бранных выражений, когда чуть не чмокнулась с другой машиной. Это был подъехавший к дому Дэниела «седан».
Итак, пока я объезжала вокруг квартала, «Ленин» все-таки прибыл. Я проследила, как женщина вошла в кафе-магазинчик дальше по улице.
Когда я проезжала мимо, подыскивая, где можно оставить машину, в дверях появился мужчина в белом фартуке и с чашкой в руках. Я заехала за угол. Мне не хотелось, чтобы меня опознали.
Я схватила джинсовый пиджак с заднего сиденья, закрыла машину и прогулочной походкой пошла обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28