А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Митч действительно похож на того пижона. Я как-то раньше не замечал. Эй, Митч. Ты можешь протрезветь на секунду, а? Кто-нибудь говорил тебе, что ты просто копия парня из «Счастливых дней»?
Митч громко икнул, бессмысленно переводя взгляд с одного собеседника на другого. Он явно потерял нить разговора.
— Я говорю не о пижоне из «Счастливых дней»! — раздраженно вмешался Бобби. — А о парне, который снимался в «Обратной тяге». О Курте Расселе.
— По-твоему, Митч похож на Курта Рассела? — Сэм покачал головой и укоризненно щелкнул языком. — Парнишка, тебе надо зрение проверить.
Бобби сделал круглые глаза.
— Нет, по-моему, Митч вовсе не похож на Курта Рассела, — отрезал он. — Очнись, Сэм. Именно это я пытался сказать перед тем, как мы свернули с темы. Митч так же похож на Курта Рассела, как Джей Ти на Уэсли Снайпса.
— Но…
— Забудьте об Уэсли Снайпсе, ребята, — внезапно скомандовал Джей Ти. — Кто-нибудь знает, что за краля танцует со Шкафом Рэндаллом?
Бобби и Сэм моментально повернулись туда, куда смотрел Джей Ти. Кизия скрипнула зубами и уставилась в пол. Она знала, чем это кончится. И была не в настроении спорить.
— Где? — спросил Сэм.
— Вон там, — ответил Джей Ти.
— Там… — Бобби застонал. Видимо это означало, что он заметил «кралю». — Ой, парни, — воскликнул он с притворным ужасом. — Ой, мамочка. Взгляните только на нее. В последний раз я видел, чтобы кто-нибудь так выдергивался, на мальчишнике у моего зятя.
Наверное, мне стоит сейчас развернуться и уйти, — решила Кизия.
— Думаешь, братец Рэндалл нашел ее в воскресной школе, где он ведет уроки? — предположил Сэм.
— Надо бы и мне упасть на колени и вымолить себе такую же, — объявил Джей Ти. — Уау, крошка! Чего бы только я ни отдал ради…
— Эй, утихомирься, Джей Ти, — оборвал его Бобби. Кизия подняла голову, удивленная резкой переменой в его голосе. Белокурый пожарный встретил ее вопросительный взгляд и тут же отвернулся, покраснев. — Здесь все-таки леди присутствует.
Сбитая с толку внезапным замечанием Бобби, Кизия не знала, что и делать. Она очень старалась стать для ребят «своим парнем»; доказать свою способность справиться с работой. Но услышанное только что напоминание о своей половой принадлежности заставило ее почувствовать себя неловко по самым разным причинам. Она не могла оставить это без ответа.
Глубоко вздохнув, она открыла рот, еще не зная, что сказать. К счастью, Митч ее опередил.
— Леди? — повторил он, обалдело озираясь по сторонам. — Где?
Бобби стукнул его по затылку. И, кажется, чуть сильнее, чем следовало.
— Кизия, дурак!
— Точно, парни, — повторил Джей Ти, окинув ее смущенным взглядом. — Кизия.
— Кизия? — Митч повернулся и уставился на нее, разинув рот. Затем, решив, что это чья-то удачная шутка, разразился хохотом. — Кизия… не… леди! — выдавил он сквозь смех. — Она пожарный.
Хоть Ральф Рэндалл и был глубоко благодарен родителям за свое воспитание, все же иногда он желал, чтобы его мама оказалась менее настойчива в выработке у него «хороших манер».
Сейчас был один из таких случаев.
Не то чтобы ему не нравилось танцевать с Бернадиной Уоллес. Только мертвец не оценит ее… э… прелестей. Потому что ее прелести и так всем глаза намозолили.
Но они не вызывали в нем того интереса, которого, по его внутреннему убеждению, жаждала добиться Бернадина. (Господи, лишь бы не забыть ее дурацкое имя!) Его интересовала только одна женщина, и, когда он видел ее в последний раз, она стояла в другом конце комнаты, болтая с четырьмя пожарными.
Шкаф представил себе, как передает Бернадину из рук в руки ее брату, кем бы он ни был, и направляется к этой пятерке. Не сразу. О нет. Он сделает лучше. Сначала прогуляется по залу. Спокойно и непринужденно.
И, когда он достигнет своей цели и вступит в беседу, то спокойно и непринужденно спросит Бобби Роббинса, нет ли у него с собой фотографии дочки, родившейся три или четыре недели назад. И так же спокойно и непринужденно упомянет недавнюю помолвку Джей Ти Уилсона. Кажется, его невесту зовут Люсинда. Очень милая девушка. Учится в педагогическом колледже.
Бернадина что-то произнесла. Шкаф не расслышал, что именно. Громкая музыка не позволяла разобрать больше, чему пару слов, и то если прислушиваться. Видимо девушка сказала что-то смешное, судя по ее хихиканью.
Он рассеянно улыбнулся, продолжая танцевать. Как будто случайно он переместился так, чтобы видеть противоположный угол комнаты.
К компании присоединились еще двое мужчин, казавшихся знакомыми. Слетаются, как мухи на мед, — подумал Шкаф. Беда в том, что он ни с кем не хочет делить Кизию.
Он давно уже неравнодушен к Кизии, хоть и пытался это отрицать. Но даже признав свое желание, он ничего не стал предпринимать. Если честно, он просто не знает, что делать.
Нельзя сказать, что ему не хватает опыта. Хотя у него было не так уж много женщин — как верующий человек, он проявил бы неуважение к себе и к своим сестрам по вере, если бы не ограничивал себя в этом вопросе — но свою долю чувственной любви он получил. Но в отношении Кизии Кэрью…
С ней все по-другому. Совсем по-другому.
Может, если бы их первая встреча состоялась не в церкви, рядом с его мамой…
Может, если бы они оба не были пожарными…
Может, если бы он не увидел страха в ее прекрасных глазах, когда впервые прикоснулся к ней…
Шкафу понадобилось около двух лет, чтобы докопаться до причин ее страха. За это время они подружились, стали добрыми приятелями. Постепенно они достигли такого уровня откровенности, что Кизия поведала ему свою горькую историю.
Шкаф знал, что она выскочила замуж за какого-то пижона в Детройте сразу после окончания средней школы, и что в Атланту приехала к родственникам незадолго после развода. О каких-то проблемах своего брака она умолчала. Как говорится, милые бранятся — только тешатся. Шкаф и подумать не мог, что Кизию искалечил духовно и физически сукин сын, поклявшийся любить ее и уважать.
Услышав ее признание, он испытал самый большой в своей жизни приступ ярости. И утратил тем самым доверие Кизии.
Рассердился он не на нее. Боже упаси! Он был безумно зол на ублюдка, посмевшего так жестоко ее обидеть. Однако, увидев столь бурную вспышку его гнева, Кизия была потрясена до глубины души.
Она замкнулась в себе, снова начала осторожничать. Шкафу было больно видеть, как искренне верит его любимая женщина, что со временем он сможет обратить свою ярость на нее.
Что делать? — спрашивал себя Шкаф снова и снова. Попытаться убедить, что ее страхи беспочвенны? Поклясться, что он никогда не причинит ей боли?
Вряд ли этим можно чего-то добиться, — понял он со временем. Как развеять ее опасения? Заявить, что ему лучше известно, как ей следует к нему относиться? Но разве ей мало указывали, что она должна делать, думать и чувствовать?
А что касается обещаний… Кизия говорила, что ее муж после каждого очередного избиения всякий раз клялся, что это никогда, никогда больше не повторится. Его нарушенные клятвы обошлись ей в несколько переломов и два выбитых зуба. Жизнь научила ее не верить словам, как бы искренне они не звучали.
В конце концов Шкаф решил, что ключ к решению в терпении. Однажды Кизия ему доверилась. Значит, это может повториться. Хотя ее отношение к нему изменилось, сам он остался прежним. Он — все тот же мужчина, которому она открыла правду о своем прошлом. Когда-нибудь она это поймет.
И тогда…
Он обернулся, еще раз взглянув на Кизию. Она смеялась, ее чувственный рот приоткрылся, стройная шея выгнулась, словно цветочный стебель. Золотые серьги покачивались, сверкая на гладкой шоколадной коже.
Она напоминает знаменитую статую Египетской царицы Нефертити. В ней та же гордость. Та же женственная сила. Не в первый раз Шкаф подумал о том, каким надо быть безумцем, чтобы осквернить такую красоту своими кулаками.
Песня «Роллинг Стоунз» закончилась, сопровождаемая хлопками и одобрительными выкриками. Шкаф вспомнил о своей сладострастной партнерше. Она обмахивала ладонями вспотевшее лицо. Слова благодарности, которые он хотел произнести, тут же вылетели из головы при виде цвета и длины ее ногтей. Он брезгливо поморщился, вспомнив разорванного на части динозавра из «Парка юрского периода».
Бернадина облизала губы и протянула к нему свои наманикюренные руки.
— Ты и впрямь умеешь классно двигаться, — хрипловатым голосом объявила она.
— Спасибо. — Он умудрился благополучно избежать ее прикосновения. — Ты тоже не слабо прыгала, Бернадина.
— Правда? — Она начала прихорашиваться, ободренная его комплиментом, ее неестественные ногти щелкнули по заколке в волосах. Затем взмахнула ресницами. — Скажи, миленький. Тебя прозвали Шкафом, потому что ты крутой… или потому что такой огро?о?омный?
На самом деле Ральф Рэндалл был обязан своим прозвищем одному маленькому мальчику. Станция, на которой он служил, находилась рядом с начальной школой и вызывала у детей огромное любопытство. Однажды много лет назад он столкнулся нос к носу с детсадовцем, отбившимся от своей группы. Малыш окинул его долгим, внимательным взглядом и пропищал: «Дядя пожарный, ты такой же большой, как шкаф в комнате у моей мамы!» Сослуживцы нашли это невинное замечание весьма забавным и с тех пор начали называть его Шкафом.
— Я…
Треск, донесшийся из колонок, помешал ему ответить на явно провокационный вопрос. Спустя мгновение музыка заиграла снова. На этот раз была выбрана медленная, романтическая мелодия, по-видимому, специально предназначенная для того, чтобы мужчина и женщина могли, стоя, получить столько же удовольствия, как и в лежачем положении.
Бернадина взвизгнула от восторга и бросилась на шею Шкафу. Он слегка поморщился, когда несколько бусинок, вплетенных в ее волосы, врезались в его грудь, словно мелкокалиберные пули. С такими ногтями и прической эта женщина способна причинить мужчине значительные телесные повреждения.
— У-у-ух, как я люблю эту песню! — воскликнула она, извиваясь всем телом. — Давай, малыш. Потанцуй со мной.
Конечно, он мог отказаться. Но не решился, потому что, на взгляд его мамы, это было бы невежливо.
Кизия покинула собравшихся вокруг нее пожарных через несколько секунд после того, как партнерша Шкафа приклеилась к нему намертво. Ее уход остался незамеченным. Все были слишком поглощены обсуждением истории с одним местным телерепортером, имевшим наглость сунуть микрофон под нос работающему спасателю.
Речь шла о том, что учудил этот надоедливый придурок прошлой ночью после ужасной автокатастрофы с несколькими жертвами на восемьдесят пятом шоссе. Раздраженный его поведением и доведенный до крайности врач «скорой» заставил его умокнуть, вложив ему в руки чью-то оторванную конечность.
Кизия только успела подойти к столику, как ее окликнули. Обернувшись, она увидела хорошенькую юную блондинку. Следом за ней шел высокий мужчина с соломенными волосами, бронзовым загаром и яркими голубыми глазами.
Это был Джексон Миллер, лучший друг Шкафа. И его пятнадцатилетняя дочь, Лорелея.
— Привет, Кизия! — Лорелея радостно ей помахала.
Выросшая в Детройте, Кизия с некоторым трудом привыкла к южному акценту Лорелеи. Но очень быстро полюбила ее протяжный говорок. Девочка оказалась милой и сообразительной. Кроме того она стала страстной поклонницей Кизии, и смотрела на нее, как на икону. Во-первых, потому что она — женщина-пожарный, и во-вторых, что более важно — независимая женщина.
Мало сказать, что поначалу ее восторженное отношение Кизия воспринимала с трудом. Когда они познакомились три года назад, она еще не пришла в себя после неудачного брака. Мысль о том, что кто-то (а тем более, белая девочка из благополучной семьи) может видеть в ней образец для подражания, казалась глупой шуткой. Но со временем Кизия поверила в искренность Лорелеи. И это стало исцеляющим бальзамом для ее пошатнувшейся самооценки.
— Привет, милая. — Она улыбнулась девочке и кивнула ее отцу. — Здравствуй, Джексон.
— Добрый вечер, Кизия.
— А вы уже слышали про журналиста, врача и оторванную руку? — возбужденно спросила Лорелея.
— Оторванную руку? — нахмурилась Кизия. — А по-моему, это была ступня.
— Какая разница. — Лорелея легкомысленно взмахнула ладонью, давая понять, что подробности ее не волнуют. Затем ее лицо стало серьезным, — Вы можете поверить, что есть люди, способные на такое?
— Ты имеешь в виду врача? — уточнила Кизия.
— Ой, нет. — Девочка выразительно покачала головой. — По-моему, то, что он сделал, просто замечательно! Я говорю об этом ужасном журналисте с телевидения, — выпалила она с раздражением, ее огромные голубые глаза горели от негодования. — И вообще, за кого он себя принимает? Сует микрофон в лицо людям, спасающим человеческие жизни. Требует ответа на свои бессмысленные вопросы. Мне просто тошно стало. Кстати, пару недель назад он поставил свою студийную машину прямо на шланг с водой во время тушения пожара! Нет, я верю, что нужна свобода прессы. Но если придурок-журналист перекрывает работающий шланг… что ж, тогда его даже Первая Поправка не спасет!
Джексон хмыкнул и взъерошил льняные волосы девочки.
— Говоришь, как истинная дочь пожарного.
Лорелея обернулась, явно задетая его насмешкой.
— Ты ведь то же самое говорил, папа. И Шкаф тоже. Помнишь? В прошлый понедельник. Когда он ужинал у нас. Он сказал, что ему хотелось взять в руки топор и показать этому тупице, где раки зимуют.
— Ходят слухи, что журналист собрался в суд подавать, — вмешалась Кизия, желая направить разговор в другое русло. Кроме того она знала, что Джексон в курсе всех событий в департаменте. Не важно, что он всего лишь лейтенант. У этого парня все схвачено.
— Может обращаться в суд, если захочет, — ответил Джексон. — Но я не думаю, что он пойдет на это. Ведь существует видеозапись, из которой ясно, что толкнуло врача на такой поступок, и у кого-то в Главном управлении имеется копия. Если у журналюги хватит дурости подать в суд, ее покажут по всем местным телеканалам. И это плохо для него кончится.
Кизии потребовалась пара секунд, чтобы представить себе последствия. Хотя она не знала лично этого журналиста, судя по его репутации, ничего хорошего он не заслуживает.
— Это обнадеживает, — заявила она. — Но как же врач?
Джексон поморщился.
— Ему посоветовали нанять адвоката. И, возможно, его лишат премии.
— Вот это совершенно несправедливо, — убежденно воскликнула Лорелея.
— В этой жизни многое несправедливо, лапочка, — заметил Джексон с оттенком грусти в голосе. Кизия решила, что он вспомнил о безвременной гибели своей жены и отца.
— Ага, но… — девочка умолкла, уставившись на что-то, происходящее за спиной Кизии. Через мгновение она нахмурила светлые брови, — Она все еще с ним танцует.
— Кто? — Сбитая с толку, Кизия оглянулась через плечо.
— Та женщина, — странным голосом пояснила Лорелея. — Она все еще танцует со Шкафом.
— Это делают два человека, лапочка, — напомнил ей Джексон. Что-то в его тоне подсказывало, что эта тема поднимается не впервые. — Шкаф тоже танцует с ней.
О, конечно, — мрачно подумала Кизия. — Если эта грудастая, патлатая девка придвинется чуть ближе, они срастутся, как сиамские близнецы.
Фыркнув с отвращением, она отвернулась от Миллеров. Нечего обижаться, — сказала она себе. У нее нет никаких прав на Шкафа Рэндалла. И если он собирается выставлять свою личную жизнь напоказ всему миру… ну и пусть! Ее это не колышет.
— Папа говорит, что не знает ее, Кизия, — обратилась к ней Лорелея. — А ты?
— Первый раз вижу.
— Гм. — Лорелея покачала головой. Уголки ее мягко очерченного рта поползли вниз. Через несколько секунд она добавила, — По-моему, он вовсе не в восторге.
— Лорелея Офелия…
— Раньше было по-другому, — продолжила девочка, не обратив внимания на окрик отца. — Когда играли быстрый танец, Шкаф весь был в музыке. А теперь… ну, сам посмотри, папа! Разве не видишь, Кизия? Он какой-то… скованный. Как аршин проглотил!
Кизия снова обернулась. Она знала, что не должна этого делать, но не смогла удержаться. С лихорадочно стучащим сердцем она взглянула на Шкафа и его яркую партнершу.
Кажется… кажется, ему и впрямь неуютно, — решила она через пару секунд. Хоть Шкаф и не слишком отстранялся от своей эффектной подружки, но и не прижимался к ней. Если честно, теперь, при ближайшем рассмотрении… что-то в его осанке напоминало о том случае, когда он потянул спину, вытащив из горящей квартиру перепуганную толстуху в сто восемьдесят килограмм весом.
А затем, неожиданно, Шкаф встретился с ней взглядом. У Кизии перехватило дыхание. Ее колени подкосились. Рука сама собой потянулась к волосам. Жесткие завитки черных, коротко остриженных кудрей щекотали кончики пальцев, внезапно ставших до странности чувствительными.
— Знаешь, Кизия, — донесся до нее голос Лорелеи, заглушив гулко стучащее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15