А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— У меня была учительница.
— Значит, она была лесбиянка.
— Откуда ты знаешь?
Его чутье разозлило и в то же время поразило Жанну. Учительницу — мадемуазель Соваж — она помнила смутно; та любила задавать девочкам взбучку, чтобы потом их утешать. Неужели все и вправду было так мерзко? — подумалось ей.
— Типичный случай, — отмахнулся Пол. — Давай дальше.
— А первой моей любовью был кузен Поль.
Это имя — как и любое другое — пришлось ему не по вкусу.
— Хватит сыпать именами, у меня от них геморрой. Рассказываешь правду — я не против послушать, но только без имен.
Жанна извинилась и обиженно замолчала. Он почувствовал, что сейчас она как никогда уязвима, и повел наступление.
— Давай продолжай, — потребовал он, — но только правду.
— Мне тогда было тринадцать. Он был темноволосый, очень худенький. Как сейчас вижу его с его большим носом. У нас была романтическая любовь — я влюбилась, услышав его игру на фортепиано.
— Ты хочешь сказать, когда он впервые залез к тебе в штанишки.
Пол провел рукой по ее бедру и подушечками пальцев прикоснулся к внешним губам влагалища. Пальцами другой руки он изобразил, что перебирает воображаемые клавиши.
— Он был вундеркиндом, — продолжала Жанна, — играл обеими руками.
— Ну еще бы, — презрительно фыркнул Пол. — Верно, ловил с этого кайф.
— Жара тогда стояла убийственная…
— Прекрасное оправдание. Что дальше?
— Часа в три, когда все взрослые дремали…
— Ты взяла его за хер.
— Ты ненормальный, — устало сказала Жанна.
— Тогда, значит, — заявил Пол, — он стал тебя лапать.
— Чтоб я ему такое позволила?! Ни в жизнь!
Пол почуял, что Жанна что-то недоговаривает. Она, похоже, вот-вот была готова в чем-то признаться, и он поддел ее, прочитав нараспев:
— Ты врунишка, ты врунишка, на тебе горят штанишки, думал, мы развесим уши, не хотим тебя мы слушать! Уж не хочешь ли ты сказать, что он тебя не лапал? Ну-ка, посмотри мне в глаза и скажи: «Он меня ни разу не лапал». Давай, давай.
Жанна отодвинулась от него и опустила глаза: ее тело, ее полные, чувственные груди и бедра. Самой себе она показалась такой взрослой, такой отрешенной от тех давних времен. Ей не хотелось вспоминать, но Пол напирал.
— Да нет, — призналась она, — он меня лапал, но совсем не так…
Пол встал и теперь возвышался над ней.
— Совсем не так, — произнес он с издевкой. — Ладно, тогда как же?
— За домом росли два больших дерева, каштан и платан. Я садилась под платаном, он — под каштаном. Мы считали: «Раз, два, три» — и на счете «три» начинали мастурбировать. Кто первый кончал…
Она подняла глаза и увидела, что Пол отвернулся.
— Почему ты не слушаешь? — спросила она по-французски.
Он не ответил. Он понимал, что даже ее невинность замешена на сексуальности и что ее признание — это его победа, но своего он еще не добился.
Дребезжание дверного звонка — в этой квартире они слышали его впервые — застало их врасплох. С площадки донесся гнусавый мужской голос:
— Полная Библия, уникальное издание, ни единой купюры…
Пола это вторжение привело в бешенство. Он пошел к двери, но Жанна вскочила и схватила его за руку.
— Мы ведь договаривались или как? — шепотом спросила она. — Никто не должен видеть нас вместе. Ты мог бы меня убить — и никто никогда бы не узнал. Даже этот торговец Библиями.
Пол обхватил сзади ее за горло, скользнув руками по грудям.
— Истинная Библия! — надрывался торговец. — Не закрывайте дверь перед жизнью вечной!
Пол хоть и не видел торговца, но уже его ненавидел.
— Свинья библейская! — пробормотал он. Пол собрался задать торговцу перца за то, что тот им помешал, но Жанна его не пустила. Тогда он начал стискивать ее горло.
— Верно, — сказал он, — никто не узнал бы. Ни торговец Библиями, ни полуслепая консьержка.
— У тебя нет даже мотива. — Она вцепилась ему в запястья, твердые, словно дерево. — Идеальное убийство.
Он стиснул пальцы еще крепче; они не встретили сопротивления, и он ощутил под ними шейные сухожилия. Как просто было бы разом покончить и с ее пошлыми воспоминаниями, и с тем, что он способен их выслушивать. Стоит развратить плоть, и она становится все равно что мертвечина — плоть Жанны, Розы, его собственная. Она заставила его открыть кое-что из прошлого и выказать слабость, источник обуревающей его ярости. Кто-то должен за это поплатиться — если не торговец Библиями, то Жанна, раз уж, кроме нее, никого нет рядом.
Он убрал руки; Жанна опустилась на колени на матрас, схватившись за горло и тяжело дыша. Она не была уверена в том, что он всего лишь хотел ее напугать.
Звук шагов удалявшегося торговца едва коснулся их слуха.
— Ты когда в первый раз кончила? — спросил Пол. — Сколько тебе тогда было?
— В первый раз?
Вопрос ее успокоил и в чем-то ей даже польстил. Как трудно его было понять и каким он выглядел одиноким — силуэт на фоне окна, серый, как мокрый шифер. Он стоял набычившись, будто готовился отразить нападение.
— Я сильно опаздывала в школу, — начала она. — И вдруг почувствовала вот здесь, — она приложила руку к влагалищу, — какое-то острое ощущение. Я кончила на бегу. Тогда я побежала еще быстрей, и чем скорее бежала, тем больше кончала. Через два дня я опять попробовала бежать, но ничего не вышло.
Пол не обернулся. Жанна легла на живот, рука ее так и осталась между ног. Было так непривычно раскрывать ему нечистые тайны, которыми она не могла поделиться с Томом.
— Почему ты меня не слушаешь? — спросила она.
Вместо ответа Пол вышел в соседнюю комнату. Он чувствовал, что нервы у него натянуты до предела. Присев на край стула, он стал наблюдать за Жанной. Она сжала ягодицы и принялась вращать бедрами, имитируя половой акт.
— Знаешь, — вздохнула она, не глядя на Пола, — у меня такое чувство, будто я со стеной разговариваю.
Она продолжала мастурбировать с растущим наслаждением.
— Твоя отрешенность подавляет меня. В тебе нет ни великодушия, ни терпимости — ты эгоист. — Голос ее звучал холодно, безжизненно. — Я ведь тоже, знаешь, могу быть сама по себе.
Пол смотрел, как ритмично изгибается ее молодое тело, и на глаза у него навернулись слезы. Он оплакивал не потерю ее надуманного детства и не убогое начало собственной жизни. Он оплакивал свою оторванность от рода людского.
Жанна выгнулась в оргазме и вытянулась на матрасе, опустошенная и обессиленная.
— Аминь, — произнес Пол.
Он долгое время сидел не двигаясь. Жанна наконец поднялась, собрала одежду и ушла в ванную, не взглянув на Пола.
В ванной на стоячей вешалке висел его пиджак.
Материал в мелкую ломаную клетку цвета перца с солью показался Жанне довольно заурядным; поддавшись порыву, она нашла ярлычок и выяснила, что пиджак был куплен в «Printemps», огромном универмаге неподалеку от Оперы. Поколебавшись, она обшарила боковые карманы, обнаружила несколько монет, использованный билет на метро от станции «Бир-Хаким» и сломанную сигарету. Поражаясь собственной смелости, она залезла в нагрудный карман, где оказалась пачка стофранковых купюр, но не было ни документов, ни удостоверения личности.
Дверь неожиданно распахнулась, вошел Пол. Он был в брюках и держал в руке старый кожаный портфель. Поставив его на раковину, он вытащил крем для бритья, мыло, длинный кожаный ремень, залоснившийся от правки множества лезвий, и опасную бритву с костяной рукояткой.
— И зачем я торчу с тобой в этой квартире? — спросила она его.
Не обращая внимания на Жанну, Пол стал намыливать лицо.
— Любовь? — предположила она.
— Скажем так: трахаемся на лету в сверхбаллоне на ходу.
Жанна не совсем поняла его слова, но догадалась, что это какая-то непристойная метафора, раскрывающая его взгляд на устремления человека.
— Значит, ты считаешь меня шлюшкой?
Английский аналог последнего слова дался Жанне с трудом, и Пол ее поддел:
— Чем-чем? Шлюпкой?
— Шлюшкой! — заорала она. — Шлюшкой, шлюшкой.
— Нет, ты всего лишь милая старомодная девушка, пытающаяся преуспеть в жизни.
Его тон оскорбил ее.
— Предпочитаю быть шлюшкой.
— Ты зачем лазила у меня по карманам? — спросил он.
Жанна ухитрилась скрыть удивление.
— Чтобы узнать, кто ты такой.
— Чтобы узнать, кто ты такой, — повторил он. — Что ж, если посмотришь как следует, то увидишь — я прячусь за молнией ширинки.
Она стала накладывать тени. Пол привязал ремень к крану и начал умело править бритву.
— Мы знаем, что он покупает одежду в большом универмаге, — сказала Жанна. — Этого мало, ребята, но это начало.
— Это не начало, это конец.
Настроение, в котором они пребывали в круглой гостиной, улетучилось. Холодный кафель ванной действовал отрезвляюще, но Жанна не хотела сдаваться. Она небрежно поинтересовалась у Пола, сколько ему лет.
— В субботу стукнет девяносто девять, — ответил он.
— Вот так? На вид тебе столько не дашь.
Он стал бриться, снимая пену долгими аккуратными взмахами бритвы.
— Ты учился в колледже? — спросила она.
— О да. Обучался в университете Конго. Изучал траханье китов.
— Цирюльники обычно не учатся в университетах.
— Ты хочешь сказать, что я похож на цирюльника?
— Нет, но это бритва профессионального парикмахера.
— Или психа.
Голос у него был совсем не шутливый.
— Значит, ты хочешь меня порезать? — предположила она.
— Этим я бы расписался у тебя на лице.
— Как делали с рабами?
— Рабам клеймят задницы, — сказал он. — А мне ты нужна свободной.
— Свободной… — Ей странно было слышать это слово. — Я не свободна.
Она посмотрела в зеркало на отражение Пола. Он, высоко задрав подбородок, осторожно водил бритвой по кадыку. В минуту такой незащищенности его мужественность казалась уязвимой.
— Знаешь что? — спросила она. — Ты не желаешь ничего обо мне знать, потому что ненавидишь женщин. Чем они так тебе насолили?
— Они притворяются либо что знают, кто я такой, либо что я не знаю, кто такие они. А это очень скучно.
— Я не боюсь сказать, кто я такая. Мне двадцать лет…
— Господи Иисусе! — произнес он, оборачиваясь. — Пожалей свою бедную головку.
Жанна хотела продолжить, но он поднял бритву.
— Заткнись! Ясно? Тяжело, я понимаю, но придется тебе с этим смириться.
Жанна смягчилась.
Пол бросил бритву в портфель, ополоснул лицо, вытерся, затем схватил раковину за края и подергал, шатается или нет.
— Такие раковины очень редки, — тихо сказал он. — Теперь они совсем не встречаются. По-моему, именно эти раковины помогают нам оставаться, вместе, а ты как считаешь?
Он наклонился и короткими пальцами осторожно дотронулся до каждой из ее туалетных принадлежностей.
— По-моему, я счастлив с тобой.
Он неожиданно и нежно поцеловал Жанну, повернулся и вышел из ванной.
— Encore! — крикнула она ему вслед. — Еще раз, еще!
Довольная его признанием, она быстро управилась с туалетом; оделась и весело крикнула:
— Иду, я почти готова.
Она открыла дверь и вышла на скудно освещенную площадку.
— Мы можем жить вместе? — спросила она, зная, что теперь он не станет возражать.
Но она не получила ответа. Пол уже ушел.
Глава девятая
Темные цветы сомкнутым строем встали перед окном, погребли под собой ванну и раковину, захватили комод. Только постель оставалась свободной. Пол остановился в дверях и окинул взглядом плоды Матушкиных усилий. В комнату входить не хотелось. Ему было тошно от густого приторного запаха хризантем, как и от соболезнований лысого портье Раймона, который держался с достоинством профессионального гробовщика.
— Очень красиво, — произнес Раймон, первым входя в комнату, — правда?
— Не хватает только Розы.
— Вашей теще нужно было хоть чем-то заняться. Комната хорошая, тихая, вот только шкаф подвел — древоточцы в нем так и кишат, слышно даже, как они жрут дерево.
Раймон прижался ухом к платяному шкафу и издал нечто, долженствующее изобразить звук жующих челюстей.
— Эту комнату я всегда сдаю латиноамериканцам, — сообщил он со злорадной ухмылкой. — От них чаевых не дождешься. Только и слышишь: «No tengo dinero. Manana, manana».
— Нет, мистер, свободных мест нет, разве что в покойницкой, — невесело пошутил Пол.
Раймон хохотнул, словно всхлипнул:
— Хорошее дело, хозяин. Посмеяться всегда полезно.
Пол повернулся и спустился в холл. Густо накрашенная женщина неопределенного возраста в выглядывавшей из-под пальто блестящей юбке склонилась над раскрытой регистрационной книгой, подыскивая среди постояльцев возможных клиентов. Она была из постоянных жильцов, дружила с Розой, так что Пол мирился с ее присутствием. Проходя мимо, он захлопнул книгу и прошествовал к себе в комнату, оставив дверь открытой.
— Сегодня никого новенького и интересного, — заметила проститутка. — Хочешь пари, какая лошадка победит на скачках?
Пол не ответил. Он достал из-под плитки жестянку с кофе и закопченный чайник и принялся варить кофе.
— У нас с бедняжкой Розой была знакомая, которая подсказывала, на кого ставить, — продолжала женщина, не заботясь о том, слушают ее или нет. — Для Розы пари было развлечением. А лошадки ей очень даже нравились. Мы с ней собирались купить одну на пару.
— Роза ничего не понимала в лошадях, — сказал Пол.
— О чем ты говоришь?! Прекрасно она в них понимала. Циркачи учили ее ездить верхом.
Пол сел за письменный стол. Болтовня этой бабы действовала ему на нервы.
— Какие еще циркачи? — устало спросил он.
— Роза в тринадцать лет убежала из дому и прилепилась к бродячему цирку. Странно, что она про это тебе не рассказывала.
Полу хотелось ее оборвать. Мысль о том, что его жена придумывала всякую чушь, чтобы развлечь проститутку, вызывала у него почти такое же отвращение, как молочно-белые икры женщины. Неужели она знала о Розе больше, чем он? Она уловила его раздражение и пошла наверх.
— Почему она это сделала? — донеслось до Пола ее бормотание. — В воскресенье в Отейле разыгрывали Большой приз.
Перед Полом возник молодой человек в куртке шинельного сукна. Пол сразу признал в нем американца — по самолетной сумке, по тому, что тот не заговорил первым и ждал, чтобы к нему обратились, по затравленному взгляду, так хорошо знакомому Полу.
— Хотите снять номер? — по-французски, назло парню, спросил Пол.
— Да. Я из Дюссельдорфа. Очень уж долгая там зима.
Все они говорили одно и то же. Дешевое представление, которое разыгрывали сбежавшие из армии дезертиры, оставляло жалкое впечатление, но они исправно платили за комнату — скорее по привычке, чем из необходимости.
— Вот вы и уехали не сказавшись? — спросил Пол.
Американец утвердительно кивнул:
— Кстати, о паспорте. Я получу его через пару дней.
Пол снял с вешалки ключ и пошел наверх. Он открыл комнату рядом с той, где до похорон предстояло покоиться Розе; молодой человек бросил сумку на кровать, обернулся и с признательностью глянул на Пола.
— Что до денег, — сказал он, — то не знаю, когда смогу заплатить.
Пол молча на него посмотрел. Деньги его уже не интересовали, но равным образом не интересовала и роль доброго дядюшки. Он захлопнул дверь, оставив за ней молодого дезертира, и пошел к лестнице.
Глава десятая
Красивая девушка, плакавшая на авеню Джона Кеннеди, могла бы привлечь к себе и больше внимания. Один за другим вспыхивали уличные фонари, но их бледные огни терялись в слепящем пламени автомобильных фар — машины шли бампер в бампер, ревели, упорно стараясь вырваться из общего потока, им не было дела до пешеходов, робко теснившихся на тротуарах. Встречные мужчины первым делом смотрели на ноги девушки, потом на грудь, а когда добирались до лица и замечали слезы, Жанна уже терялась в толпе.
Она отерла глаза рукавом, внезапно решилась и свернула в первый попавшийся бар, окунувшись в сияние ламп дневного света и шашлычный чад. Быстро пройдя сквозь галдевшие ряды продавщиц и мелких служащих, она направилась к телефонной кабине в самом конце помещения.
Порывшись в кошельке, она извлекла жетон, опустила в щель и набрала номер Тома. Он сразу ответил, но у Жанны перехватило горло. Молчание на другом конце провода взбесило Тома, он стал ругаться.
— Так я и знала, — наконец сказала она, — ты сразу начинаешь грубить… Послушай, мне нужно с тобой поговорить, а объяснять нету времени… Я в Пасси… нет, не по телефону… Встретимся в метро…
Она снова расплакалась и повесила трубку. Всем от нее что-то нужно, ей некогда отдохнуть, негде приткнуться. Ею пользуются как вещью; от чего-то ей придется отказаться. Она подумала про Тома, как он со своей камерой проникает в самые потаенные уголки ее жизни. Вот уж этому, конечно, пора положить конец.
Она вышла из brasserie, торопливо вернулась на станцию метро, спустилась на платформу; Том должен был прибыть на соседнюю, через путь. Она ждала, глубоко засунув руки в карманы пальто, провожая взглядом ярко-красные поезда, и думала о Поле; слезы высохли; ее раздирали противоречивые чувства.
Том стоял на противоположной платформе и в упор смотрел на Жанну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15