Джон полушутливо как-то сказал:— А что если они все там умерли, или сгорели, или ещё что случилось? Может быть, нам надо, не дожидаясь вертолётов, идти пешком домой, пока есть продукты?Я был против этой идеи, но насчёт экономии продуктов и бензина к концу второй недели тоже начал подумывать.Но в те первые дни мы ещё не знали, что все так выйдет, главной нашей трудностью было научить себя и аппаратуру жить и работать на холоде. Сначала мы вдруг узнали, что при температуре минус 50 градусов не заводятся движки. Сколько мы ни дёргали за ручки заводных тросиков, ничего не получалось. Несколько часов потратили мы на первый запуск одного двигателя. Даже заставить работать бензиновую плитку, которую мы взяли для готовки, было проблемой.Но вот пришло время ложиться спать. Парни сначала хотели лезть в мешки прямо в одежде, но я объяснил им, что надо сначала раздеться до белья, потом снять носки и положить их е мешок, а потом лезть туда самому и обязательно вытягивать ноги, иначе их потом не вытянешь — будет казаться слишком холодно.— Вот так, — сказал я, скользнул в мешок (почему-то все на морозе скользкое) и замолчал: дух захватило. Ощущение было такое, как будто мешок не только холодный, но и мокрый, насквозь пропитанный ледяной водой. Но по альпинизму и ещё по первой зимовке знал, что через минуту эта «ледяная вода» нагреется, и, если мешок хороший, все обернётся приятным теплом. А если бы я влез в одежде, я бы быстро начал потеть, а на другое утро одежда была бы невероятно холодная.Правда, и спутники мои научили меня кое-чему. Я считал, что теплее унтов обуви нет, поэтому полетел на Ванду именно в них и ходил там так первые день-два. Но мне все время приходилось стучать нога об ногу, чтобы согреться. А мои коллеги прилетели в огромных неуклюжих белых резиновых ботинках и ни разу не ударили нога об ногу. Сперва я думал, что это просто очень толстые литые ботинки. Но при рассмотрении обнаружил, что эта «литая» резина легко вминается, но пружинит, как надутая, и что на ботинках были вентили с надписями: «Нажми перед полётом», «Поверни перед парашютным прыжком». Между наружным и внутренним литыми слоями был какой-то пористый слой. Парни совали утром ноги в шерстяных носках прямо в заледеневшую, покрытую тонким слоем изморози после вчерашней носки резину, зашнуровывали ботинки и преспокойно ходили в них. Я спросил парней не холодно ли им в этой резине, и они ответили, что неудобство только одно — потеют сильно ноги. На всякий случай я тоже взял с собой такие ботинки и решил их испробовать. Я снял свои унты и как бы меховые носки — «унтята» и, оставшись в шерстяных носках, влез в ужасную ледяную резину. Минуту мне было холодно, но затем стало тепло, а потом и вовсе жарко. Когда вечером я снял эти ботинки, носки были хоть выжимай. А вот американские зимние шапки и куртки оказались много хуже, холоднее наших.Утром мне как начальнику первому приходилось вылезать из мешка. Я, чертыхаясь, одевался и зажигал керогаз. Вторым без напоминания, тоже чертыхаясь, вылезал и одевался Дейв. Мы шли во вторую палатку и разжигали там бензиновую плитку нашего камбуза. Разжигание этой плиты тоже было проблемой, так как бензин, по-видимому, на таком холоде испарялся плохо. Сначала поэтому мы обливали основную часть плитки бензином и ставили её на металлический подносик. Потом поджигали плитку, и, когда она загоралась, надо было время от времени открывать краник плитки и подливать бензин, пока она достаточно не прогреется. Но здесь существовала опасность, что бензина будет слишком много. Поэтому, когда в первое утро Дейв манипулировал с плиткой, я держал наготове огнетушитель. Мы считали, что в этом случае нас не должно волновать пламя: когда оно станет слишком большим, я тут же погашу его с помощью нашего углекислотного огнетушителя. И вот наступил момент, когда мы оба поняли, что пора пустить в ход огнетушитель. Я отвернул его вентиль и… никакого эффекта. И сколько я ни тряс этот проклятый огнетушитель, сколько ни стучал им — он не работал, а бензин разгорался все сильнее. Наконец, задыхаясь от дыма и кашляя, мы всяким тряпьём, куртками заглушили огонь. Кстати, когда мы, уже успокоившись, решили выяснить причину бездействия огнетушителя и снова отвернули вентиль, он благополучно заработал.Во время нашего злоключения мы выяснили, что если в наших палатках будет пожар, то все в них сгорят или задохнутся от дыма: выскочить оттуда нельзя., Ведь стенки палатки намертво приделаны к прорезиненному полу, а вход представляет собой круглое отверстие на высоте полметра над полом, причём в него вместо двери была вшита длинная, метра в полтора, труба (двойная, как и палатка). Когда эта труба висит свободно, она надёжно закрывает вход. И открыть такую двойную дверь впопыхах, с закрытыми от дыма глазами так же невозможно, как рыбе невозможно вырваться из двойной сети.К тому времени, когда мы разжигали плитку, на свет выползал ещё один «абориген» — Джон Дитмар и принимался готовить великолепные завтраки, больше похожие на плотный обед.Наступал рабочий день. Мы запускали мотор-генератор, потом наш отопитель, вставляли его шланг в палатку, чтобы прогрелась измерительная аппаратура, а сами начинали бурить скважину во льду. На все это затрачивалось несколько часов, так что мы кончали эту работу и опускали точнейший термометр на дно озера как раз к обеду, который нам готовил в это время Джон Дитмар. После обеда начиналось самое приятное: я и Джон Джонс вели наблюдения. Мы устанавливали электрические термометр и измеритель электропроводности воды на каком-то горизонте, проводили измерения, поднимали инструмент немного выше, снова делали остановку, опять фиксировали данные, потом опять опускали и так далее — вверх-вниз, вверх-вниз, чтобы быть уверенными в результатах. С каждым днём мы делали все операции быстрее и быстрее, и этот темп позволял получать нам каждый день новые данные.Мы выяснили, что в озере существуют три слоя воды. В верхнем слое толщиной метров в пятнадцать с глубиной резко повышалась солёность. Температура воды в нём изменялась от нуля сразу подо льдом до плюс 7 в нижней части этого слоя. Но при передвижении дальше в глубь толщи воды температура и солёность вдруг перестали изменяться, и мы поняли, что попали в слой интенсивного вертикального перемешивания. Все глубже и глубже опускали мы чувствительные приборы, а температура и солёность оставались неизменными. И вдруг, когда до дна озера оставалось меньше 20 метров, продвижение вглубь стало сопровождаться резким увеличением температуры, и, когда наш инструмент достиг дна, температура, зафиксированная на шкале нашего измерительного прибора, оказалась равной плюс 25 градусов — такой же, как и на дне этого озера в середине антарктического лета!В тот день, когда мы впервые получили этот результат, у нас был большой праздник. Джон даже ухитрился приготовить на своей плите какой-то вкусный пирог из полуфабрикатов. Настроение у всех было приподнятое. Ведь теперь, что бы ни случилось дальше, у нас был уже в руках важный результат. И тогда мы взяли три длинных бамбуковых шеста из маркированных вешек и пошли устанавливать флагштоки для трех флагов, флагов своих стран. Однако, когда мы повесили их на эти импровизированные мачты, они, к сожалению, безжизненно повисли в воздухе без всякой надежды хотя бы раз колыхнуться. Поэтому нам пришлось растянуть их верёвками, чтобы было понятно, какой где висит.Впереди оставалось ещё много дел: измерить поток тепла, идущий через дно озера, постараться с большей надёжностью выяснить, действительно ли температура у дна озера испытывает небольшие колебания относительно её среднего значения. Такие колебания зафиксировали наши приборы, и это было странно и ново. Наконец, нам нужно было распространить применимость полученных данных на возможно больший район озера. Для этого мы предполагали поработать в нескольких его местах.Вот так мы прожили неделю, пошла вторая, а связи с Мак-Мердо или каких-либо весточек оттуда все не было. Мы уже съели половину своих продуктов, и я все вспоминал правило лётчиков советской полярной авиации при вынужденных посадках: когда съедена половина продуктов, оставшиеся надо разделить на две части, и одну из них сделать неприкосновенным запасом, а вторую разделить на десять дней.В те дни, когда мы рано управлялись со своей работой, Дейв и Джон Дитмар обращались ко мне с одной и той же просьбой:— Игор, может быть, ты отпустишь нас сделать восхождение на одну из этих горушек, которые нас окружают. Ведь мы альпинисты, и уехать отсюда, не побывав там, будет обидно.И вот в один прекрасный день, когда мы рано завершили работу, я сдался, разрешил им «сбегать» на одну из горушек, которые, казалось, были совсем рядом. Парни обрадовались, положили в карманы несколько банок пеммикана и чуть было так и не отправились. Но я заставил их взять лёгонький нейлоновый рюкзак со спальным мешком и ракетницей с несколькими красными ракетами. И вот Дейв и Джон все дальше и дальше уходили от нас по льду. Видно было, как медленно, скользя, они шли к берегу. И пока они шли, постепенно превращаясь в еле заметные точки, мне все больше становилось не по себе. Ведь прошёл уже почти час, а мы все видели в бинокль эти две фигурки, которые шли по озеру. Мы попробовали им кричать, но куда там! Они не откликнулись и скоро исчезли на фоне темно-коричневых осыпных склонов. А лимонная заря нашего дня уже шла на убыль. Вскоре стало почти темно и ещё более холодно, а Джон и Дейв все не показывались на светлой поверхности озера. Меня охватило ужасное беспокойство. Напрасно мы оглядывали озеро в мощный бинокль. Наконец наступила чёрная, безлунная ночь, а они ещё не вышли на лёд. Да и по нему им ещё идти так долго!Мы зажгли мощную бензиновую лампу, потом собрали все ненужные нам одежды и чехлы, все это облили машинным маслом и бензином и подожгли. Получился огромный костёр. Наши натянутые нервы требовали действия. Поэтому Джон Джонс сделал ещё и масляные факелы на палках, с которыми мы ходили туда-сюда. Почти всю ночь мы не спали: жгли костёр, махали факелами, кричали, но с чёрных молчаливых склонов не доносилось ни звука.Но вот начал брезжить рассвет следующего короткого дня. И вдруг в предрассветных сумерках мы, не спавшие всю ночь, заметили движущуюся тень, а за ней вторую. Тени двигались к палаткам. Я бросил факел и побежал навстречу. Вот уже первая усталая фигура рядом. Идёт тяжело, расставляя широко ноги.Ну конечно, они и должны так идти, мелькнула мысль, и я бросился навстречу этой фигуре, скинул свои варежки и стал совать пальцы под шнуровку ботинка, вдоль носков, вниз, ожидая почувствовать холод помертвевших отмороженных ног. Но в лицо пахнул тёплый запах здорового, разогревшегося в работе тела. Это было просто чудо. Потом я нетерпеливо, почти грубо стащил варежку с этого человека и почувствовал тёплую, нормальную руку.— Все в порядке, Игор, мы о'кей, — говорил, улыбаясь, Дейв (это был он). — Там, наверху, на вершине было очень тепло, не так, как здесь. И мы поэтому решили там посидеть, отдохнуть от холода нашего озера, подождать зарю, чтобы не спускаться в темноте.И тут я понял, в чём дело. Конечно же озеро Ванда было расположено в области глубокой инверсии, то есть в условиях, когда температура воздуха вверху выше, чем внизу. В этом огромном котловане при полном безветрии холодный воздух со склонов как бы стекал вниз и стоял над озером, а вверху было тепло.Безмерная радость охватила меня, отчаяние сменилось чувством полного облегчения. И до сих пор это «приключение» вспоминается как одно из самых ярких в моей антарктической жизни. Тот день был объявлен у нас «праздником возвращения», смысл которого был понятен лишь нам.А работа продвигалась вперёд и вперёд. Мы уже твёрдо знали, что через дно озера вверх в воду поступает довольно большой, во много раз больше среднего по Земле, лоток тепла. По-видимому, именно его влиянием объясняется повышенная температура воды у дна.Пора было бы прилетать вертолётам. Ведь бензин и масло для двигателей были уже на исходе, да и погода, чувствовалось, начала меняться: на небе появилась пелена облаков, и стало вдруг очень тепло. Мы ещё раз проверили, укрепили палатки и вещи «на улице», и не напрасно. Ночью мы проснулись от содроганий нашего жилища. Начался ветер, он все более усиливался и к середине следующего дня достиг уже силы урагана.Следующую ночь мы уже почти не спали. Казалось, ветер вот-вот сорвёт палатку. Из предосторожности мы, когда раздевались, сложили все свои верхние вещи в спальные мешки, которые были обвязаны альпинистской верёвкой, тянущейся к толстому колу, вмороженному в лёд. Ветер бушевал два дня, а потом начал стихать. Все это время мы просто лежали в мешках, отдыхали и сохраняли силы. Ведь мы уже начали слегка экономить на еде. И вдруг в один прекрасный день мы услышали характерный, отличный от всего хлюпающий шум. Его нельзя было ни с чем спутать: «Вертолёты!!»Пулями выскочили мы из мешков и, наполовину одетые, вылезли из палатки. Два красных вертолёта уже стояли метрах в пятидесяти от нас. Винты вращались лишь по инерции. Я бросился к машинам. Из одной из них вылезла знакомая фигура, хлопнулась на льду, поднялась и пошла в мою сторону. Это был Дасти.Через полчаса от «временной станции озера Ванда» на льду остались лишь тёмные подтаявшие круги от примёрзших полов палаток.Через несколько лет интерес к озеру и сухим долинам привёл к тому, что на берегу его была создана постоянно действующая новозеландская антарктическая станция с тем же названием Ванда. На берегу озера было проведено глубокое бурение, которое показало, что на глубине в несколько сот метров под ним залегает слой вечной мерзлоты. Казалось бы, вопрос о повышенном потоке тепла в озеро снизу должен быть снят. Но вдруг обнаружилось, что имеются свидетельства наличия тёплых подземных вод, поступающих к дну озера Ванда откуда-то сбоку. Может быть, именно из-за этого температура воды озера в его придонных горизонтах все время чуть колебалась. Ведь другую причину таких колебаний найти трудно.Меня всегда интересовало, именем какой женщины названо это удивительное озеро. Я навёл справки, просмотрел много литературы и нашёл ответ, который меня разочаровал. Оказалось, что озеро названо вовсе не в честь женщины, а именем одной из собак-лаек капитана Скотта. Судьба её была необычной. Во время плавания в Антарктиду в большой шторм эту собаку смыло за борт и, казалось, она погибла. Но прошло время, и один из следующих валов снова забросил мокрую, но ещё живую собаку на палубу. Она потом исправно служила исследователям на шестом континенте. Её счастливое спасение не было забыто. Именем этой лайки и было названо озеро Ванда. Остаётся только гадать, в честь кого была названа собака. Метеориты Антарктиды Уж о чём я в тот далёкий год не думал, работая в сухих долинах Земли Виктории, — это о метеоритах. Когда в 1958 году я уезжал на свою первую зимовку, учёный секретарь Комитета по метеоритике АН СССР Евгений Леонидович Кринов умолял меня попробовать поискать железные метеориты в Антарктиде. Он даже дал мне специальный магнитный «притягиватель» метеоритов — палку с мощным магнитом на конце. Но мне было некогда, и я вскоре прекратил это занятие. Меня не вдохновляло и то, что за всю предыдущую историю освоения Антарктиды на этом континенте было найдено лишь четыре метеорита.Однако позже я пожалел, что бросил поиски метеоритов. Это было в 1969 году, когда группа японских учёных-гляциологов, занимавшихся изучением льда в горах королевы Фабиола, неожиданно нашла прямо на поверхности ледника странный кусочек камня, оказавшийся метеоритом. Посмотрев вокруг внимательнее, учёные нашли в этом районе ещё восемь метеоритов. И самое удивительное — это не были многочисленные остатки одного расколовшегося метеорита, как это случалось иногда ранее. Нет! Находили самые разные типы метеоритов. Все это дало возможность учёным предположить, что в место находок метеориты принесены льдом из центральных частей Антарктиды.Японские учёные, изучив место находок этих метеоритов, пришли к выводу, что ледниковая поверхность здесь находилась в условиях интенсивного ежегодного таяния. Однако ледник в этом месте не отступал, так как к его тающей поверхности все время подходили свежие потоки льда из центральных областей Антарктиды. Ведь место находок оказалось расположенным у края горного массива, находящегося на пути движения ледниковых потоков. Эти-то потоки в течение тысяч лет и несут метеориты, упавшие в различное время и в различные места Антарктиды, «откладывая» их в месте, где принёсший их лёд постоянно стаивает. Работает как бы огромная обогатительная фабрика. В неё поступают потоки «бедного» метеоритами льда, а затем сливается чистая вода, и остаются освобождённые ото льда метеориты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16