– Здесь наши дороги расходятся, – сказала Элли, нажимая звонок.
– Как так? Разве вы не останетесь здесь? – спросил он с искренним сожалением.
– Нет, я пойду в отель: там я отдохну, а потом покину город.
– Куда вы поедете? Скажите.
– Не смею, – быстро прошептала она, потому что слуга уже отворил дверь.
Они вошли. Холл, пол которого был устлан коврами, походил на оружейную: все стены сверху донизу были покрыты кинжалами, мечами, пистолетами, стрелами, щитами и панцирями. Швиль легко мог установить высокую ценность этих вещей. Все они были настоящей стариной. Потолок был покрыт старыми, потемневшими в боях знаменами. Узкое готическое окно с цветными стеклами, через которое светило солнце, создавало волшебное освещение. В холле царила мертвая тишина. Слуга проводил прибывшего в большую светлую комнату. Элли он задержал у двери.
– Там синьор может принять ванну и переодеться, – сказал он с серьезным выражением лица. – Синьора последует за мной, – прибавил он.
– Прощайте, господин Швиль: мы, наверное, больше не увидимся, по крайней мере, не скоро, – сказала его спутница, подавая руку. Он страстно схватил ее, задержав на мгновение в своей и поцеловал. При прикосновении своих губ к нежной коже Швиль ощутил ее едва уловимую дрожь. Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее лицо было серьезным, но ничего не говорило.
– Благодарю вас, фрейлейн Элли.
– Не стоит благодарности: я исполнила свой долг.
– Долг? По отношению ко мне?
– О нет. По отношению к вам у меня нет никаких обязанностей.
Она кивнула ему головой и прошла за слугой. Швиль вошел в комнату, закрыв за собой большую белую дверь. Перед собой, в зеркале, он увидел старую женщину и испуганно отступил назад – но в следующую же минуту едва удержался от смеха. Он совсем забыл о своей маскировке.
Швиль сорвал с головы парик и бросил его на первый попавшийся стул, потом оглянулся. На стенах, обтянутых темно-синей материей, висели очень дорогие миниатюры. Громадный синий ковер заглушал шаги. Посередине комнаты на овальном столе красного дерева, доска которого была покрыта прекрасными рисунками, стояла тяжелая ваза с фруктами. Швиль сразу набросился на них и съел сколько мог. Потом он оглянулся в поисках ванны. В стене оказалась дверь, тоже обтянутая синей материей и поэтому едва заметная.
Сбросив опротивевшее ему женское платье, Швиль к собственному изумлению увидел, что на нем все еще тюремное белье.
Он бессильно опустился на стул и закрыл глаза. Войдя в соседнюю комнату, он осмотрел себя со всех сторон в висевших на стенах зеркалах. Глубокая фарфоровая ванна была уже наполнена водой, распространявшей приятный аромат. Швиль любил духи и раньше всегда употреблял их. Это была одна из его слабостей, может быть, некоторая женственность в характере, но он не мог противостоять ей. На стуле он нашел шелковое белье и нерешительно взял его, внимательно рассматривая. Его охватило неприятное чувство. Такое же белье, с таким же рисунком он носил до своего ареста. Странное совпадение!
Швиль вошел в ванну. Приятное чувство заставило его забыть о тяжелых мыслях. Он не торопился и только через полчаса вышел из ванны и открыл маленький белый шкаф, где, очевидно, должно было быть платье. Да, он оказался прав, там висел тщательно выглаженный костюм. Взяв его в руки, едва не вскрикнул: он держал свой собственный костюм. Швиль заказал его в Каире у английского портного. Он посмотрел подкладку: да, вот клеймо фирмы. Туфли, рубашка, галстук… все, все принадлежало ему.
Побледнев, он стоял, держа вещи в руках, и чувствовал, что эта загадка сильно волнует его. Со вчерашнего вечера он все время шел ощупью, в темноте. Одна неясность сменяла другую, он начинал думать, что сойдет с ума.
В соседней комнате послышались шаги, и Швиль просунул голову в дверь. Слуга подавал завтрак. Швиль поспешно оделся, стремясь как можно скорее разрешить загадку. Окончив туалет, он взглянул на себя в зеркало и не мог удержаться от довольной улыбки. Он опять был прежним Куртом Швилем, красивым мужчиной, любимцем женщин. За стол он сел почти без аппетита, потому что перед тем опустошил вазу с фруктами, но предложенные ему блюда были такими вкусными, что он все-таки попробовал их. Быстро покончив с завтраком, Швиль закурил хорошую сигару, лежавшую в фарфоровой пепельнице. От нетерпения он не спускал взгляда с двери, буквально гипнотизировал ее, и временами ему казалось, что ручка поворачивается. Тогда его сердце начинало биться сильнее. Он не сомневался, что сейчас тайна его спасения будет раскрыта. Его не переставал мучить вопрос, почему его спасли. Но это было так же непонятно, как и то, что он нашел здесь свои собственные вещи. Он пытался вспомнить, когда и где был на нем в последний раз этот костюм, но тщетно. Да и как он мог вспомнить, когда у него раньше было столько костюмов? Швиль ждал таким образом, сидя в кресле, четверть часа. Потом он больше не мог выдержать и начал ходить взад и вперед по комнате. Открыв дверь, он посмотрел в холл, где было мрачно и тихо, как и раньше. Неужели о нем совершенно забыли? Это было невероятно. Он хотел было уже нажать звонок, чтобы напомнить о себе, как где-то раздался стук захлопнувшейся двери. Вскоре вошел слуга и пригласил его следовать за ним. Они прошли через холл в расположенную за ним комнату, где ему надо было подождать.
Эта комната своей роскошью превосходила все, что он видел до сих пор. Красные шелковые портьеры придавали алый оттенок всей комнате. Ярко красный ковер с ярко-желтыми цветами покрывал пол. Мебель цвета слоновой кости была обтянута красным шелком; огромная люстра, увешанная неополитанскими кораллами, производила сказочное впечатление; картины на стенах и плафон изображали амуров и ангелов, прекрасная мраморная статуя – копия Венеры Милосской, смотрела на вошедшего.
Швиль был погружен в созерцание комнаты, когда позади его открылась дверь.
Он обернулся и вскрикнул.
В гостиной, на расстоянии десяти шагов от него, стояла женщина в красном кимоно, затканном золотыми цветами. Она была высокого роста, стройная, с продолговатым бледным лицом, на котором выделялись сильно накрашенный рот и черные глаза, окруженные легкими тенями.
Иссиня-черные волосы, собранные сзади в тяжелый узел и сдерживаемые золотым обручем, разделялись посередине прямым, как белая нитка, пробором. В маленьких ушах висели тяжелые старинные серьги из золота и кораллов. От этой женщины исходила необычайная сила; каждое ее движение указывало на властолюбие. Глаза, почти не менявшие своего выражения, были неподвижными. Только с большим усилием воли можно было выдержать их взгляд и то короткое время. Казалось, что она пришла сюда из сказки. О таких женщинах мечтают в тропиках, когда мозг измучен полуденным зноем, или под влиянием наркотиков.
– Марлен, – вырвалось у Швиля, когда он наконец пришел в себя.
– Да, ты не подозревал, кто спасает тебя?
Ее голос был очень низким, странного тембра, вызывавшего невольную дрожь.
– Если бы я это знал! – мог он только сказать и, прислонившись к стене, закрыл глаза. Она подошла к нему.
– Ты совсем не хочешь поздороваться со мной? – спросила она, и алые губы сложились в непринужденную улыбку. Не подавая ей руки, он с испуганным выражением отступил на несколько шагов назад. Он готов был завыть от отчаяния, закричать, ударить ее. Но она снова подошла к нему, смотря на него своими неподвижными, бездонными глазами. Ее голова держалась тоже совершенно неподвижно, только чуть шевелились серьги. Только они были чем-то живым в этой женщине. Сильный, экзотический аромат, исходивший от нее, утомлял его.
– Для чего ты привезла меня сюда? – с трудом выговорил он.
– Чтобы спасти твою голову.
– Для кого?
– Для меня.
– Для чего она тебе нужна?
Ее губы искривились в улыбке, но она продолжала оставаться совершенно неподвижной.
– Глупый мальчик, ты на самом деле все такой же: пережитое не изменило тебя нисколько, – сказала она.
– Марлен, отпусти меня, – взмолился он.
– Куда?
Это короткое слово как свинец тяжело упало в тишину комнаты.
Он не нашел ответа и опустил голову. Со вчерашнего дня его жизнь висела на волоске этого слова. Марлена спокойно наблюдала за ним, потом провела по его волосам тонкой, бледной рукой с ярко-красными ногтями. Это прикосновение огнем пробежало по его телу.
– Марлен, отпусти меня. Я благодарю тебя за спасение, но ты знаешь, что я не могу здесь оставаться. Я пришел к тебе несколько лет тому назад молодым, цветущим юношей, чтобы уйти от тебя сломанным, постаревшим человеком. Ты овладела мной, как паук мухой, ты сделала меня своей игрушкой. Ты почти погубила меня, и поверь, когда я вспоминал тебя в своей камере, то радовался, что толстые стены защищают меня от тебя. Я бежал от тебя; тысячи километров разделили нас, и я верил, что наконец избавился от тебя, но все-таки не мог освободиться от сознания, что ты со мной. Ты разбила всю мою жизнь и не только мою. Я ненавижу тебя со всей силой своего сердца: для чего я тебе еще нужен?
– Хорошо, иди, – спокойно ответила она и позвонила.
– Принесите господину шляпу и перчатки, а кроме того, тысячу лир, – приказала она вошедшему слуге.
Швиль не верил своим ушам. Его охватила безграничная радость. Он вскочил, схватил ее руки и поцеловал их. Но она не ответила на это ничем, продолжая стоять прямо и отчужденно. Слуга принес приказанное. Швиль протянул ей на прощанье руку.
– Благодарю. Я этого никогда не забуду, – взволнованно сказал он.
– Хорошо, иди – ответила она.
Он оставил дом вне себя от радости. Свободен! Наконец-то свободен!
Старый город был залит солнцем. Дворцы были истомлены зноем и бросали резкие тени на мостовую. От гелиотропов исходил одуряющий запах. Воздух был неподвижен и мягок. Швиль довольно хорошо знал город и уверенными шагами шел по улице. Он чувствовал себя молодым и гибким, голова была ясной, совсем ясной, как давно уже не бывало. Он посмотрел на часы, стрелки которых блестели на высокой башне: было незадолго до полудня. Нужно действовать, это он знал, значит бежать, в Германию, обратно на родину: там он, наверное, найдет людей, которые поймут его, а если присяжный поверенный Рихтер, его хороший друг, все еще в Берлине, то он примется за его дело; он защитит его, поверит ему и будет бороться за его свободу и доброе имя.
Он уже больше не мог идти медленно. Нетерпение заставило его все более ускорять шаги. Внезапно он остановился как вкопанный. Лицо исказилось судорожной болью. Только теперь ему пришло в голову, что у него не было никаких бумаг, никакого имени, он был вычеркнут из списков, уничтожен. Швиль вошел в маленькое кафе и измученно опустился на стул; когда подошел кельнер, он долго не мог понять, что ему здесь собственно нужно. Он заказал какой-то пустяк и начал лихорадочно рыться в газетах и журналах, пока не наткнулся на то, чего боялся, и что так хотел узнать. Объявление о его розыске было уже напечатано; под довольно похожим на него снимком он прочел, тяжело переводя дыхание, описание своего бегства, но с облегчением вздохнул, увидя по сообщениям газет, что направление, в каком он скрылся, было совершенно неизвестно. Предполагалось даже, что он совсем не оставлял города и прятался где-то поблизости. Потом он прочел, что его двойник, сразу же арестованный, разыгрывал немого. Он отказался от всяких показаний и, судя по своему аппетиту и настроению, чувствовал себя прекрасно.
«Что теперь делать? – спрашивал себя Швиль в десятый раз и не находил ответа. – Бежать, бежать от Марлен». Он не хотел оставаться вместе с ней в одном городе! «В Венецию», – мелькнуло у него в голове. Там он сможет спокойно обдумать свое положение. Но когда он хотел войти в бюро путешествий, чтобы посмотреть расписание и купить билет, к нему обратился какой-то господин. Он был хорошо одет, и шляпа, которую он держал в руке, была настоящей и дорогой. – Простите, – сказал он на ломаном немецком языке. – Ваше лицо кажется мне знакомым…
Швиль отступил на шаг назад и хотел уже было бежать, но от страха не мог двинуться; он стоял как прикованный и дрожал всем телом.
– Вы ошибаетесь, сударь – произнес он нарочно на таком же ломаном немецком языке.
– Как же так, разве вы не Курт Швиль?
– Н-нет – к сожалению, вы ошибаетесь, – пробормотал Швиль хриплым голосом.
– Гм… в таком случае простите… но какое сходство! – произнес незнакомец, качая головой.
– Узнан! Узнан! – стучало молотками в мозгу Швиля. Он повернул в первую попавшуюся улицу, но любопытство заставило его оглянуться. Незнакомец стоял на месте, как будто раздумывая, преследовать ему Швиля или нет. Теперь беглец уже не сомневался, что он не только узнан, но его уже преследуют. Он бросился бежать по улице, вскочил в первое попавшееся такси и приказал везти себя на вокзал. Прибыв туда, он поспешил к кассе.
– Когда отходит поезд в Венецию?
– Через три часа сорок минут.
– Хорошо, дайте один билет третьего класса.
Он сунул билет в карман и поспешил уйти из вокзала. Здесь, где сталкивались люди со всех концов света, он не мог задерживаться долго.
На противоположной стороне улицы он заметил маленькое кафе. Там можно будет найти убежище на несколько часов, там можно спрятаться за большой газетой и сидеть никем не замеченным. Но едва он перешел улицу, как услышал за своей спиной голос, назвавший его по имени.
Оглянуться или нет? Его сердце билось, и по разгоряченным щекам стекали капли пота.
– Господин Швиль, – звучало за ним уже ближе и громче. Он оглянулся. Его кулаки были сжаты: он был готов к нападению. Он не отдаст так дешево свою голову.
– Что вам угодно, сударь? – спросил он по-итальянски.
– Вы господин Курт Швиль? – спросил его молодой человек, которого он видел в первый раз в жизни.
– Ошибаетесь, синьор, вы наверное приняли меня за другого.
– Не может быть! – продолжал молодой человек по-итальянски.
– И все-таки это так. Я вас не знаю, синьор, а потому больше не могу задерживаться, я тороплюсь, – резко ответил Швиль. Он оставил его стоять посередине улицы и пошел, но теперь уже не в кафе, нет, он чувствовал, что его преследуют. Брошенный через плечо взгляд убедил его, что и этот, совсем, как предыдущий, стоял неподвижно, смотря ему вслед. Швиль вошел в ресторан, где, как он знал, было два выхода. Он пересек большую прохладную залу и вышел на другую улицу. Только здесь он остановился, чтобы перевести дыхание. Он боялся смотреть на людей, попадавшихся ему навстречу. Каждый человек в мундире приводил его в ужас. Ему мерещилась опасность в каждом громком гудке, в каждом звонке вагоновожатого, даже в шуме шагов прохожих. Весь город представлялся ему островом, на котором он стоял один, а его окружали люди, показывавшие на него пальцами. Разве он мог предположить, что в Генуе найдется столько людей, знающих его? В течение одного получаса уже двое. После долгого блуждания по улицам Швиль очутился у широкой и низкой стены. Она шла вдоль старого, заброшенного дворца, стоявшего на пустынной улице и мечтавшего в тишине о днях своей славы. Швиль уселся на камни и закрыл лицо руками. Так он всегда делал, когда больше не мог выдержать.
Кроме того, в этом положении он мог не показывать своего лица, на тот случай, если кто-нибудь прошел бы мимо. Его мучил болезненный стыд: он, Курт Швиль, известный археолог, порядочный человек, бывший еще несколько лет тому назад желанным гостем в любом обществе, должен был закрывать свое лицо, чтобы оно не бросилось кому-нибудь в глаза; он казался самому себе прокаженным, который должен избегать людей, чтобы не возбуждать отвращение своими язвами.
«Как ужасно! Как жестоко!» – проговорил Швиль про себя. Он не знал, сколько времени просидел так, пока кто-то тронул его за плечо. Он едва не вскрикнул от ужаса и разом вскочил на ноги. Перед ним стояла Элли Бауэр.
– Что вы здесь делаете, господин Швиль? – приветливо спросила она.
– Вы? Фрейлейн Элли! Как я рад, что это вы, фрейлейн Элли! Я так одинок, так ужасно одинок!
– Каким образом вы очутились здесь? – удивленно спросила она.
– Я… просто так, – смущенно произнес он.
– Она знает, что вы здесь?
– Да, она знает: она отпустила меня. Я просил ее. Я ненавижу и боюсь этой женщины.
– Куда же вы хотите?
– Не знаю еще, фрейлейн Элли, – ответил он, промолчав, что у него уже был в кармане билет. К этому побудил его инстинкт.
– Разве это не легкомысленно с вашей стороны, господин Швиль: разве вы не знаете, что вас ищут?
– Да, да, вы правы, фрейлейн Элли: вы правы, но я решил…
– Что вы решили?
– Вернуться на свою родину и искать справедливости. Каждый найдет ее на своей родине скорее, чем в другом месте, там поймут.
– Без бумаг, без паспорта? – тихо спросила она.
– Как-нибудь, фрейлейн Элли, – произнес он. – Не беспокойтесь об этом… мне уже надо идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16