А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Александр со своими телохранителями держался на правом крыле,
поблизости от гетайров. Из-под десятков тысяч топающих ног кверху
поднялось столько пыли, что небо стало желтым, как земля. Было трудно
дышать. Зорко следя за врагом, устало бредущим по мглистой равнине,
Александр заметил вдруг, что размах его войска оказался короче размаха
иранского полчища. Он сразу понял - это помешает ему нанести, по обычаю
македонцев, удар по левому крылу неприятеля. Больше того, враг может легко
охватить македонцев и с левого и с правого фланга.
- Филота! - крикнул он сыну Пармениона, ехавшему недалеко от царя. -
Забирай вправо! Птолемайос, передай Пармениону, чтобы двигался уступом
позади нас.
Сын Пармениона повернул конницу вправо. Персы увидели перестройку в
рядах противника. Дарий Кодоман решил, очевидно, что наступил
благоприятный момент для сокрушительного удара. Воины, управляющие боевыми
колесницами, хлестнули лошадей. Двести смертоносных повозок, утыканных
кривыми ножками, помчались вперед. За ними с тяжелым и гулким топотом
бежали слоны.
Феаген стоял с потемневшим, осунувшимся лицом впереди всего
македонского войска и ждал, намертво стиснув пращу. За его спиной замерли,
подавшись вперед, стрелки Балакра. Феаген забыл сейчас обо всем, - Дракил,
донос, Александр вылетели из головы, едва марафонец увидел врага. Ему
хотелось жить. Чтобы тебя не убили, надо убивать. Персы брызнули с
колесниц тучей стрел. Греки, спасаясь от бронзовых жал, все разом упали на
землю. Первая колесница летела прямо на Феагена. Он уже различал
раскаленные зубы людей и лошадей. Сейчас!.. Феаген вскочил, закрутил
пращой и влепил свинцовый шар прямо в лоб возницы. Возница осел в кузове,
нелепо дернув за длинные вожжи; кони рванули в сторону, поперек дороги.
Персы пытались выправить бег лошадей, но пэоны убили их из луков. Вторая
колесница с ходу врезалась в первую, остальные сбились в кучу.
Стрелки Балакра, агриане, пэоны напали на колесницы со всех сторон.
Железные серпы, прикрепленные к дышлам, осям и сбруе, рвали полуголых
лучников на куски, отсекали руки и головы. По изогнутым лезвиям стекали
струи алой дымящейся крови. Бородатые возницы в пестрых хитонах и кожаных
панцирях визжали от ярости и страха. Проворные фракийцы избивали возниц,
лезли в колесницы и поворачивали их против иранцев. Пятидесяти боевым
повозкам азиатов все же удалось прорваться сквозь густую толпу легких
пехотинцев. Они ринулись на греческую фалангу. Воины, как было условлено
еще с вечера, расступились. Колесницы зашли в спину тяжелых пехотинцев
первого ряда, но тут их захватили и уничтожили щитоносцы запасных лохов.
Неудачной оказалась и атака слонов. Когда громадные, колыхающиеся
туши гигантских животных очутились в гуще легкой пехоты, фракийцы и эллины
забушевали вокруг них, как бушует во время сильного ветра вокруг лысых
глинистых бугров молодой тростник. Под ноги слонов бросали доски с
железными шипами. Стрелки поражали их в глаза и убивали вожаков, сидящих
наверху в башнях. Схватка людей и слонов походила на мифическую войну
богов и титанов, и четвероногий титан с ревом шарахался от пучка горящей
травы, которым бог норовил прижечь ему длинный хобот. Кое-кто ухитрялся
обрезать ремни, стягивающие морщинистые бога сынов джунглей, и башни
вместе со стрелками с грохотом валились на головы дерущихся. Наконец,
заботливо подобрав убитых и раненых вожатых, слоны повернулись и побежали
назад. Тогда персы, воспользовавшись сумятицей, двинули вперед во всю свою
первую линию.
На правом крыле завязался упорный бой скифов с легкой конницей
македонцев. Скифы, дахи, бактрийцы и арахоты ловко и быстро метали стрелы
и сбивали македонцев с лошадей, но затем отступили, отбиваясь прямыми
кинжалами. Между левым крылом и серединой персидского войска образовалась
пустота. Этого и ждал Александр.
- Филота, ко мне! - завопил он диким голосом. Точно молнией осветило
его разум. И за то кратчайшее мгновение, пока длилась эта вспышка гения,
Александр мысленно увидел все поле боя, движение отрядов - крупных и малых
- и, казалось, заглянул в глаза каждому воину - македонцу и персу. Он
передернулся с головы до пят от возбуждения. Его охватила, как юного
сокола, взмывающего над пеной волн, бесконечная уверенность в своей
великой несокрушимой силе. Он схватил подоспевшего Филоту за плечо и
крикнул - коротко и звонко, будто одним рывком выдернул из ножен кинжал:
- Клин!..
Гетайры быстро перестроились. Острие клина возглавил сам Александр.
Резко, перекрывая шум сражения, затрубили рога. Раздался грохот тысяч
щитов - македонцы ударили о них копьями для устрашения противника. Тысячи
глоток изо всей мощи грянули пэан-гимн в честь Ареса Эниалийского. Тысячи
людей охватило чувство единодушия. Из тысяч глаз хлынули слезы восторга.
Александр намертво ухватился за древко сариссы, пригнулся, наклонил
голову, точно собираясь разметать всех кривыми рогами своего золоченого
шлема, и ринулся вперед, в образовавшийся в рядах иранцев прорыв. Следом
за ним тучей двинулись гетайры. Слева на персов ударили сомкнутым строем
тяжелая македонская фаланга. Пятьдесят тысяч греко-македонцев и сто тысяч
разноплеменных азиатов сошлись в кровавой схватке - последней схватке, от
исхода которой зависела судьба Персидского царства.
Справа на клин обрушились бактрийцы, дахи и арахоты. Слева накатился
вал из "бессмертных" - телохранителей персидского царя, мидян, индусов,
мардских стрелков и греков-карийцев, служивших Дарию. Спереди македонскому
клину противостояли ситакены, уксы и воины с берегов Красного моря. Все
это был храбрый народ, но сегодня азиаты дрались без обычного задора, так
как не спали всю ночь.
Александр кинулся на ближайшего перса и ударил его острым
наконечником сариссы прямо в лицо. Азиат, обливаясь кровью, рухнул под
копыта бешено плясавших коней. Глаза его соседа, рослого иранца в
полосатом платке, встретились с глазами рвущегося вперед македонского
царя. Иранец метнул взгляд на шлем "юнана" - так, по имени
восточно-эллинского племени ионян, живших в Малой Азии и подчинявшихся
Дарию, называли персы всех греков и македонцев. По бокам Александрова
шлема отходила пара огромных, изогнутых, зазубренных рогов-символ родства
с богом солнца Аммоном, которого египтяне изображали в виде барана. Перс
побелел и прянул назад. Над рядами сражающихся прокатился вопль:
- Зулькарнейн!
- Он здесь! - вызывающе крикнул сын Филиппа. Он слышал, что варвары
дали ему прозвище Искендер Зулькарнейн - Александр Двурогий.
- Искендер Зулькарнейн! - повторяли азиаты. Трусы повернули коней и
бросились бежать. Смелые устремились к Александру, чтобы умереть или
обагрить свой меч кровью ненавистного юнана, по злой воле которого вот уже
три с половиной года на земле не стихает война.
Бактрийцы пронзали гетайров стрелами. Но Александр продвигался
вперед. Гиркане захватывали македонцев волосяными веревками и стаскивали
их с коней. Но Александр продвигался вперед. Дахи прыгали на ходу под ноги
македонских лошадей, ловко увертывались от копыт и сбоку поражали врага
секирой. Но Александр продвигался вперед! Индусы без промаха метали
топорики, разбивали шлемы и черепа, но Александр продвигался вперед, и за
ним гигантским камнепадом, сметающем все на дороге, шли гетайры. Ни
стрелы, ни веревки, ни топоры, ни кинжалы - ничто не могло остановить
конников, закованных в бронзу и выставивших далеко перед собой длинные
пики-сариссы. Македонцы наносили удары прямо в лицо и быстро расталкивали
вражеских наездников. Клин разрушал нестройные ряды азиатов и неуклонно
внедрялся в середину персидского войска, целясь острием прямо в Дария
Кодомана.
- Дарейос! [Дарейос - греческая передача персидского имени Дариавуш;
русская форма - Дарий] - рычал Александр, потрясая копьем. - Дарейос!
Выходи на поединок, трусливый шакал! Ты бежал от меня под Иссой, но
сегодня тебе не удрать!..
Сын Филиппа произнес эти слова по-персидски (научился за три года), и
Дарию, услышавшему голос непобедимого македонца, небо показалось меньше
блюда. Как и под Иссой, он первым из всех повернул коня и метнулся прочь с
поля битвы... Он так спешил, что уронил по дороге шлем, лук и царскую
мантию.
Заметив бегство Дария, воины левого крыла побросали мечи и тоже
поворотили лошадей. Скопища всадников и пехотинцев с топотом и шумом
мчались по равнине, словно стада, спасающиеся от степного пожара.
Македонцы следовали за ними по пятам, опрокидывали бегущих сариссами и
рубили махайрами.
У самых Гавгамел царя догнал посланец Пармениона. Он торопливо
сообщил, что левому крылу македонского войска приходится очень трудно -
отряды индусов и персидская конница прорвали строй и добрались до обоза.
Там завязался ожесточенный бой.
- О, старый осел! - выругался Александр. - Где твои глубокая
мудрость, зоркий глаз, точный удар, которым ты вечно хвалился?!
Он скрепя сердце прекратил преследование Дария и во главе
разгоряченных битвой гетайров напал на правый фланг азиатов. Индусы,
парфяне и основные части персов, дравшиеся здесь, ринулись на Александра
сплоченными рядами и начали действовать по примеру самих македонцев,
лобовым напором. Если обычно они гоняли коней туда и сюда и бросали дроты,
то сейчас старались сокрушить все, что ни стояло на их дороге, - теперь
они бились не за Кодомана, а ради собственного спасения. Шестьдесят
гетайров было изрублено на месте. Прорвавшиеся азиаты покинули равнину,
заваленную телами убитых и раненых, и пропали в стороне Арбел. Парменион
лишь после этого захватил персидский лагерь, где меж поваленных и
разодранных шатров бродили уныло трубящие слоны и верблюды.
Александр, выбранив Пармениона, снова кинулся в погоню за Дарием и
мчался, убивая всех, кто попадался по пути, к Арбелам, пока не стемнело.
Перейдя через реку Лику, он остановился и велел раскинуть палатки - люди и
лошади нуждались в отдыхе. Сбросив рассеченную варварской секирой медную
кирасу и хитон, запятнанный кровью неприятеля, царь искупался. Глаза его
сверкали, щеки и лоб пылали от возбуждения.
- Клитарх! - заорал он, растирая грудь куском чистого полотна. - Эй,
Клитарх!
Явился придворный летописец Клитарх, тощий и мрачный человек с
морщинистым лицом и крючковатым носом.
- Где твой свиток? Пиши: "При Гавгамелах пало сто тысяч азиатов.
Персидского войска не существует. Владычеству Дарейоса Кодомана положен
конец..." Написал?
Македонец опять схватился за доспехи.
Слово Клитарха.
"После битвы у Гавгамел, уже к утру следующего дня, мы оказались в
четырехстах двадцати стадиях к юго-востоку. Войско подступило к Арбелам.
Как всегда перед битвой, наш царь, да будет ему благо, сам вышел на
разведку. Узнав то, что ему хотелось узнать, он построил соответствующим
образом войско и рассредоточил отряды в глубину. Вторая линия придала
боевому порядку большую устойчивость и послужила щитом для отражения
внезапных ударов. После короткого сопротивления город пал, подобно
десяткам иных городов, стоявших на пути сына бога Аммона. Дорога на
Вавилон открылась. Он сдался нам без единого выстрела - сказочный город, о
котором я так много слышал у себя на родине, великая столица, где около
двухсот лет назад служил наемником брат лесбосского поэта Алкея. Того
самого, который когда-то безответно любил красавицу Сафо. Ему, своему
родичу, посвятил Алкей стихи такого содержания:
"Из далеких стран ты принес домой меч с рукоятью слоновой кости,
оправленной золотом. Значит, ты храбро, с эллинской доблестью, служил
вавилонянам. Ты бился насмерть в единоборстве и сразил царского
телохранителя ростом чуть ли не в пять локтей".
Если эллины служили когда-то вавилонянам, то сейчас вавилоняне служат
эллинам, - таковы пути божеского промысла.
Здесь Александр торжественно принял титул "Царя Вавилона и четырех
частей света", повел нас дальше на юго-восток и захватил одну за другой
еще две столицы персов - Сузы и Персеполис. Так как мы добрались до гнезда
проклятых иранских царей, то Александр предал Персеполис огню и мечу,
разрушил дворцы и храмы, истребил священнослужителей, сжег древние книги
зороастрийцев. Воинам досталась богатая добыча.
В Персеполисе мы отдыхали четыре месяца. Тут стало известно, что
Дарейос Кодоман бежал после битвы при Гавгамелах в город Экбатану, столицу
народа мадай. Усилив войско пополнением из Пеллы и отрядами, составленными
из жителей покоренных областей, Александр двинулся весной на Экбатану.
Конница покрыла за пятнадцать дней почти шесть тысяч стадиев и
стремительным налетом захватила город. Последние сокровища Кодомана
перешли в руки Александра. Дарейос бежал на восток, в Гиркан [Гиркан -
страна к юго-востоку от Каспийского моря, по названию которой это море
было известно в древности также как Гирканское; в тех же местах, в Иране,
до сих пор существуют город и река Горган]. Сейчас мы преследуем его.
Войско разделилось на три части и вступило в страну по трем дорогам. Я
нахожусь в передовом отряде. Вчера миновали теснину Гирканских Ворот.
Впереди-город Рега, где укрывается Кодоман.
Уж теперь-то он от нас не уйдет!.."

КОНЕЦ ДАРИЯ КОДОМАНА
Ты помнишь повесть, как погиб Дара,
Лишился трона, славы и добра?
Мечами приближенных поражен,
Пал, благородной кровью обагрен.
Джами, "Книга мудрости Искандера"
Варахран стащил с натруженного плеча ковровую сумку, положил
ее-вернее, уронил, и сам тут же повалился на траву. Руки и ноги Варахрана
ныли от утомления, словно он с утра до темноты носил на себе тяжелый
камень. От голода кружилась голова. Язык без воды стал шершавым, будто его
посыпали крупным песком. Беглец немного отдышался и пополз к огромной
луже, блестевшей на дне озера.
Глина вокруг лужи высохла и растрескалась; края серых твердых
пластинок загибались кверху и царапали кожу ладоней. Варахран наклонился
над водой и отпрянул назад - так испугало его собственное отражение.
Неужели грязное, оборванное существо с тощим, бородатым, черным от загара
лицом - это он, Варахран? Даже в Реге, проклятой Реге, да не останется от
нее камня на камне, Варахран выглядел куда лучше.
Вспомнив о Реге, путник побледнел, точнее - стал желтым, словно лицо
его было вырезано из куска сыра. Беглец поднял голову и осмотрелся.
Слева от Варахрана, к северу, громоздились одна за другой гряды
бесплодных красноватых гор. Чем дальше, тем выше становились хребты, круче
вздымались их вершины. В широких извилистых оврагах, спускающихся сверху и
выходящих устьями на равнину, застывшими волнами лежал песок. Справа
расстилалась пустыня. Весна была ни исходе. Отцвели и засохли на дюнах
алые тюльпаны; траву, еще недавно такую густую и сочную, как бы прохватила
ржавчина. Пройдет еще месяц, и от весенних красок не останется и следа;
только мясистые листья густо разросшейся ядовитой триходесмы сохранят свой
темно-зеленый цвет.
Тишину, висевшую над горами и пустыней, не нарушали ни крики
пастухов, ни лай собак, ни даже клекот орла. Убедившись, что ему никто не
угрожает, беглец припал темными, запекшимися губами к теплой воде. Он пил
долго и жадно и оторвался от лужи лишь тогда, когда живот его распух, а к
горлу подступила тошнота. Варахран кое-как встал, добрел до сумки и съел,
медленно двигая челюстями и тяжко вздыхая, кусок плоского черствого хлеба.
Потом, подобрав сумку, забился в расселину, вымытую дождями, и тотчас же
погрузился в мутный сон.
Очнулся Варахран три часа спустя и не по своей воле. Его разбудил
странный звук, доносившийся неведомо откуда. Варахран сжался в комок и
замер в своем убежище. Звук нарастал, и чем громче он становился, тем
сильнее прижимался беглец к сухой глинистой стене расселины. Но постепенно
испуг сменился изумлением.
За безжизненными холмами, которых, казалось, даже звери избегали
из-за их неприветливого вида, кто-то весело горланил песню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30