— Твой дядя, сынок, кажется, очень устал, — говорила хозяйка. — Видно, трудная была у вас дорога. Спит он. Говорил, говорил да и уснул на полуслове.
И в самом деле, Баймагамбет, подрагивая широкими ноздрями, смачно похрапывал. Борик сдвинулся ему на глаза, большущая рука была приподнята и оперта о кошму, на которой он лежал.
Киикбай примостился на прежнее место и под храп здоровяка все время прислушивался к тому, что происходило за войлочными стенами юрты, при каждом скрипе взглядывал на дверь: ему просто не терпелось, чтобы сюда вошла Инкар. Но девушка больше не показывалась.
Хозяйка принесла самовар, поставила на край скатерти. Киикбай растолкал Баймагамбета, и тот сел, протирая свой единственный глаз толстым указательным пальцем, все еще клонил голову, не в силах освободиться ото сна.
Только приступили к чаю, как в юрту вошел мужчина, с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой и глубоко сидящими маленькими острыми глазками.
Хозяйка пригласила его к дастархану, предложила место рядом с Баймагамбетом, однако он отказался и сел поближе ко входу, как будто давал понять, что не относится к числу особо почитаемых гостей.
А вот насчет поговорить, он был почище хозяйки. Тут же засыпал всех словами, ни к селу ни к городу стал рассказывать какие-то, по его мнению, смешные истории, хихикал, потом, пытливо взглянув на Баймагамбета, осведомился, будто между прочим, куда гости изволят путь держать.
— Едем вот, — неопределенно отвечал Баймагамбет, делая вид, что не обратил внимания на особое любопытство нового гостя.
Но тот не удовлетворился ответом, поболтал о том, что, мол, это совсем безобидный обычай — расспрашивать гостей об их путях-дорогах, потом опять прищурился на Баймагамбета, но обратился будто бы к хозяйке:
— Не в настроении что-то твои гости.
— Если не в настроении, наверное, причина есть, — грубовато ответил Баймагамбет: видимо, его раздражала прилипчивость неожиданного пришельца.
Бородач, наверное, понял, что ничего путного от приезжих он не узнает, а потому опять принялся болтать о каких-то пустяках, пока вдруг не вспомнил, что у него какое-то спешное дело, и не умелся из юрты.
Поев и попив чаю, они тоже поднялись.
— Пора, хозяюшка, пора. Благодарим за угощение, — рассыпался Баймагамбет.
Во все время их пребывания здесь Киикбай не столько пил и ел, сколько ждал появления Инкар. Но девушка будто нарочно дразнила его — не появлялась. Не было ее и возле юрты. И Киикбай совсем потерял надежду увидеть ее.
Злясь неизвестно на что, он принялся седлать коня и уже затягивал подпругу, когда, неожиданно бросив взгляд на юрту, увидел Инкар у дверей, и ему показалось, что в глазах ее была грусть. Значит, и он чем-то задел ее сердечко. От этого открытия вся душа его возликовала, но он напустил на себя строгий вид — не пристало мужчине показывать своих чувств! — лихо вспрыгнул на коня и уже оттуда, с седла, попрощался:
— Счастливо оставаться! — Помедлил секунду: «Сказать или нет?» — и добавил: — До скорой встречи!
И, не оборачиваясь, пустился следом за Баймагамбетом. Баймагамбет, конечно же, заметил все, что творилось с его напарником, и не упустил случая поддеть его.
— Что, прищемила тебе сердце девчонка? — хитро глянул он своим единственным глазом. — Выходит, не случайно твой конь потягивался сегодня утром, а?
— Да бросьте вы, ага! — отмахнулся парень, но тут же отвернулся, почувствовав, как бросилась в лицо краска.
— А что? — не унимался Баймагамбет. — Девушка, прямо скажем, замечательная. Если бы мне в молодости такая попалась, я бы тоже не прошел мимо. Но учти, вздумаешь сватов засылать, вспомни в первую очередь меня. Договорились?
— Ага, хватит уже! — окончательно смутился парень. — И что ты из ничего целый пожар раздул? Сдалась мне эта девушка!
А у самого из головы не выходила Инкар и перед глазами маячил ее милый облик.
13
Новость, сообщенная мальчиком, пасшим овец, в один миг заставила Баймагамбета и Киикбая забыть о девушке и о недавнем разговоре. Оказывается, мальчик видел верхового, который на игреневом коне быстрой рысью направлялся в сторону Тущикары. Мальчик не смог описать лица незнакомца, было слишком далеко, но сказал, что человек этот огромный, побольше даже Баймагамбета, и на здешнего не похож. Что-то он не встречал таких здесь, да и по коню узнал бы, если бы человек был местным.
Новость заставила их призадуматься. По приметам выходило — Кулбатыр. Во-первых, огромного роста. Во-вторых, жеребец игреневой масти. А именно о таком игреневом жеребце с белым пятном на лбу им и говорил один из жителей Жылкыкудука. Ходкий, выносливый конь, и принадлежал он Кулбатыру.
Но почему он один? Они же знали, что бандитов было четверо. Может, отправился на разведку, а может, просто едет впереди своей группы, остальные где-то сзади. Но мальчик никого больше не видел. Опять загадка!
Баймагамбет, заложив за губу насвай, вопросительно поглядывал на своего спутника: мол, что будем делать? Наконец смачно сплюнул:
— А, была не была, терять нам нечего! Поедем за этим загадочным незнакомцем. А вдруг да повезет!
Они тронули коней.
Не больше десятка верст разделяло Кулакчий и Тущикару. Там жил сват Баймагамбета — Кошым. Так что дорога ему была хорошо знакома — не раз по ней езжено! День начинал клониться к вечеру. Жара спадала. И все же кони под всадниками были в мыле, когда они приблизились к аулу. Только здесь перешли на неторопкую рысь. Непривычно высокого игреневого коня, стоявшего на привязи у одной из юрт, они заметили сразу. Но не подали виду, проехали мимо, направляясь к юрте Кошыма.
Сватья заметила приближение Баймагамбета еще издали — остроглазая женщина — и пошла навстречу, шумно приветствуя его. В мгновение ока возле нее оказались сыновья, взяли лошадей под уздцы, проводили вместе с матерью до юрты.
После надоевших им за сегодняшний день расспросов, кто, что да как, они опорожнили по большой пиале кумыса, и Баймагамбет скроил очень серьезную физиономию.
— Мы тут по срочному неотложному делу, сватья. Где Кошеке, очень нужно его повидать.
— Да вот-вот должен вернуться, — говорила сватья. — Пошел к Нигмету, к тому гость какой-то приехал...
— Ждать — время терять, — строго сказал Баймагамбет. — Нигмета я, слава аллаху, знаю — сами пойдем туда.
И поднялся с места. Киикбай встал следом.
После того как они увидели игреневого коня, направляясь в дом Кошыма, были почти уверены, что Кулбатыр именно здесь, а слова сватьи о Нигмете укрепили эту уверенность еще больше.
До революции Нигмет ходил в любимчиках бая Жансары. Не раз пускал в ход кулаки и плеть, если кто-то отважился сказать о хозяине худое слово. Промышлял и барымтой, всячески угождал своему покровителю. Воровал коней для него, но и себя не обижал. Позже снюхался с беляками, появившимися в окрестностях. Правда, больше ничего про него известно не было. Если и числились за ним какие-то темные дела, об этом никто не знал. С тех пор как прочно установилась Советская власть, Нигмет жил тише воды ниже травы. Но поговаривали, что наотрез отказался вступить в артель, хотя тут не было ничего особенного: многие пока не стремились объединяться в артели.
Все это Баймагамбет выложил Киикбаю, пока шли к юрте Нигмета.
— Убежден, Кулбатыр там, — говорил он. — Но не подавай виду, что именно по его душу явились. А там посмотрим по обстановке, как поступить.
У парня учащенно стучало сердце, точно он предчувствовал, вот прямо сейчас начнется схватка с врагом, и еще неизвестно, на чьей стороне окажется счастливая судьба. В голове был переполох, думал, как они будут говорить с этим головорезом, а может, и не придется говорить, может, он уже прознал все про них или догадался и теперь держит их на мушке. Появились и сомнения: зачем самим лезть в лапы врага и тащиться в эту юрту, если нет сомнения, что там — именно Кулбатыр? Ведь Салык же приказывал ни в коем случае не связываться с бандитами, а сразу ехать в Таласкуль и предупредить остальных.
Киикбай несколько раз порывался сказать обо всем этом Баймагамбету, но почему-то не хватало духу. Как бы здоровяк не заподозрил его в трусости.
И опять шли бесконечные путаные мысли. «Возможно, после того долгого прочесывания песков Баймагамбет решил воочию убедиться, что там они видели не чьи-то следы, а точно следы Кулбатыра. Да и мало ли на свете игреневых коней! Это еще не доказательство, что тут стоит конь, который им нужен. Говорит: посмотрим по обстановке... Что он этим хотел сказать? Что, если удастся тут же и повязать бандита?.. Ладно, хватит обо всем этом. Двум смертям не бывать», — подбадривал себя Киикбай. Но решительности, которой хотелось бы, в сердце не чувствовал.
Когда они подошли к самой юрте, подростки, стоявшие здесь и любовавшиеся красавцем конем, настороженно оглянулись на них. Один из пацанов двинулся было наперерез, но Баймагамбет перехватил его, вцепившись в рукав рубахи.
— Да ты же Нигмета сын! — точно очень обрадовавшись, воскликнул он. — А почему не здороваешься? Нехорошо не узнавать старших!
И снова, будто дружески, отстранил подростка с дороги.
— Ассалаумалейкум! — вошел он в юрту.
То же самое повторил шагнувший следом Киикбай.
За дастарханом сидело пятеро мужчин, пили чай, отирая от пота шеи и лбы. Киикбай сразу же уставился на смуглого здоровяка с наголо остриженной головой и подковообразными усами. Он небрежно развалился на торе и смотрел на вошедших тяжелым, волчьим взглядом. Лицо у него было каменным.
«Наверняка этот верзила и есть Кулбатыр, — отводя глаза, подумал Киикбай. — У него и рожа бандитская!»
Справа от него, рядом с женщиной, разливавшей чай по пиалам, сидел, по-турецки сложив ноги, тоже не очень приветливый мужчина, с выпуклыми, как у лягушки, глазами и низким лбом. Было еще трое, кроме этих, но Киикбай рассмотреть их не успел.

Сидящие за дастарханом смотрели на вошедших отчужденно и на приветствие ответили с натугой. Только один из них, что помещался напротив лупоглазого, издал радостный возглас:
— Сваток, дорогой, какими судьбами! Все ли благополучно, здоровы ли жена и дети?
Киикбай догадался, что это и есть Кошым. Но он был единственным, кто порадовался приезду гостей, остальные были напряжены и явно обескуражены их появлением.
Первым зашевелился смуглолицый верзила. Он отодвинул подушки, на которые опирался, и, выпрямившись, сел, поджав под себя ноги.
— О-о, Кулбатыр, да не ты ли это? Вот так встреча! — живо отреагировал на его движение Баймагамбет.
Киикбай был прямо поражен находчивостью своего товарища. Он бы никогда так не смог.
Кулбатыр не торопился отвечать. Он взял полотенце, лежавшее рядом с ним, отер лицо, шею, руки. Все это делал не спеша, как бы с ленцой, и лишь потом насмешливо глянул на Баймагамбета.
— Хоть ты и слеп на один глаз, а видишь хорошо! — весело сказал он и отбросил полотенце.
— Ты совсем не изменился, — говорил Баймагамбет, тоже весело поглядывая на верзилу. — Когда приехал?
Только теперь все находившиеся в юрте зашевелились, задвигались, теснясь и освобождая место вновь прибывшим.
— Проходите, проходите, садитесь, — приглашал хозяин.
Все начали протягивать вошедшим руки. Баймагамбет, наигрывая радость, пожимал их, Киикбай держался скованнее. И когда жесткая и шершавая, как дерево, ладонь верзилы коснулась его руки, он чуть было не содрогнулся от чувства отвращения и не выдал себя. К счастью, бандит, кажется, ничего не заметил.
— Вот встреча, вот встреча! — продолжал восхищаться Баймагамбет. — С каких же пор ты здесь?
— Зачем спрашивать, с каких пор... — взял с дастархана пиалу Кулбатыр. — С родными местами сердцем никогда не расстаешься... Сам-то как здесь оказался? Уж не заблудился ли, случаем?
— Мне блуждать тут не положено. Тут у меня сват живет! Но скажу честно, не к дорогим сватам ехал. Был у меня жеребец, за которого в прошлом году отдал двух дойных коров с телятами, а дней десять назад какой-то сукин сын увел его. Всю округу обыскал — никак не могу найти. Видно, опытен вор, придется домой ни с чем возвращаться. — Он огорченно покачал головой. И было это так натурально, что Киикбай опять невольно восхитился. — Ну, раз в этих местах оказался, как к свату не заехать? Узнает, обидится же, что стороной обошел. Правда, сват?.. Приехал, а сватья говорит: Кошым у Нигмета, к нему, мол, гость приехал... Нигмет — тоже не чужой человек, да и с гостем не грех познакомиться, разузнать, где и как люди живут... В мыслях не держал встретить тебя, а если бы знал, конечно, сразу бы зашел, как-никак столько лет не виделись! — вдохновенно врал Баймагамбет.
Но Кулбатыр был серьезен. Откинувшись опять на подушки, он мелкими глотками пил горячий чай и неотрывно смотрел на Баймагамбета. Во взгляде его прямо читалось: а не хочешь ли ты меня провести, дорогой, что-то складно сочиняешь?
Но Баймагамбет будто и не замечал этого. Опорожнив свою пиалу, он тут же протянул ее женщине, чтоб наполнила снова, и продолжал радостно улыбаться, открыто поглядывая на подозрительно и пытливо вперившегося в него Кулбатыра.
— Неожиданная встреча, как у нас говорят, двойная радость! — восклицал он. — Помнится, ты давно ушел из наших краев. Где обосновался, как дела идут? Чем теперь занимаешься?
Последний вопрос вызвал у Кулбатыра кривую усмешку.
— А ты сам, как думаешь, чем я могу заниматься? — И тут же смуглое лицо его опять сделалось жестким и злым. — Чем занимается лихой джигит в вольной степи? Чем занимается волк, рыская в поисках добычи? Вот и я промышляю чем бог пошлет... Ты, Баймагамбет, расскажи-ка лучше, чем сам занимаешься. Слыхал я, партийным заделался? Правда иль нет? Не понимаю только, за что тебя приняли в эти партийные. Раньше, если мне память не изменяет, у тебя ума хватало лишь на то, чтобы байский скот пасти, а теперь ты что ж, поумнел, значит, народом руководишь?
— Э-э, плохие слухи ты собираешь в степи, Батыреке. Видно, ты только моих завистников слушал. А у зависти черный язык. Что партийный я — это правда. Но вот народом руководить... Какой из меня руководитель!
Он помолчал, морща лоб и будто собирая воедино мысли, и заговорил так, что было непонятно, то ли обиделся на Кулбатыра за его издевку, то ли смирился с ней:
— Видит аллах, ни у кого не занимал я ума. Мне хватало своего. И правду люди говорят, если тебе природой не дано, то и, сделавшись ханом, останешься дураком. А я ведь не хан, всего лишь активист... Только вот что я тебе скажу, Батыреке, пас я байских коней не оттого, что ума на большее не хватало, а оттого, что некуда было больше ни голову, ни силы приложить. Да ведь и ты тогда тем же самым занимался. И не с кем-нибудь, а вместе со мной. Если у тебя было больше ума, зачем же ты это делал?
Последнего, видно, Баймагамбет не хотел говорить, само с языка сорвалось: не удержал ненависти к бандиту. Наверно, теперь жалел, но было уже поздно.
Кулбатыра эти слова явно задели за живое. Даже сквозь смуглость было видно, как лицо мгновенно налилось черной кровью.
— Так, так, Баймагамбет, — сказал он тихо. Но было заметно, что спокойствие дается ему с большим трудом. — Только вчера был убогим человечишкой — пары слов связать не мог, а теперь, видно, коммунисты ума прибавили? И человеком себя почувствовал, вижу? И неужто счастлив ты, что такой же полуграмотный и вдобавок дураковатый Шанау водит тебя за узду? Или, может, ты готов прыгать от радости, что Советы оседлали тебя, как старую клячу, и теперь только повод подергивают: или туда, или сюда?
— Ты к Советам свои руки не протягивай, Кулбатыр! — Баймагамбет тоже начал терять самообладание. И лицо его также потемнело от прилившей крови. Он видел, конечно, Кулбатыр в ярости, но бандит задел такое, за что Баймагамбет готов был ему глотку перервать. — Ты не трогай Советы, Кулбатыр! Если хочешь знать, что мне Советы дали, скажу, слушай только. Смотри на меня. Смотри на мой вытекший глаз. Вот и все, что я заработал у бая Жансары. Или ты не помнишь того дня, когда я бился с барымтачами? Вместе с тобой ведь бились. Только тебе повезло, а я глаза лишился. И что же получил я в благодарность за это? Если бы не революция, так бы и умер в рваном полушубке... А ели мы с тобой хоть раз досыта? Как же! А чем платил нам бай Жансары за верную службу? Вот этим! — Он скрутил кукиш и показал его Кулбатыру. — Ты не смей трогать Советы. Они меня человеком сделали, одели и обули, дети теперь мои сыты и здоровы, а я перестал зависеть от капризов таких, как бай Жансары, волостной Темирбек.
Все за дастарханом давно позабыли о чае. Правда, Кошым пытался восстановить мир, урезонить спорящих, то и дело обращаясь к ним: «Перестаньте! Да остановитесь вы! Зачем горячиться?» Но его не слушали.
— Брешешь, собака! — уже не сдерживая бешенства, крикнул Кулбатыр. — Тоже мне — человек нашелся! А ну-ка покажи, может быть, уже рога на лбу выросли? Ничего, наступит для тебя день, как для той безрогой козы, которая вымаливала себе рога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16