— В конце концов сопротивление все равно ни к чему не приведет. Поодиночке или вместе, я не придаю этому особого значения. До свидания, господа. Помните, профессор, в вопросе о водорослях я был все-таки прав.Сидония заплакала, профессор начал протирать очки дрожащими руками, Стиб выругался и даже Бриггс нахмурился. Лорд спокойно последовал за кастратом.Лорд готовился попасть в комнату пыток, но вошел он в изящный большой кабинет. За небольшим столом в резных креслах сидели два человека: старик в хитоне и мужчина средних лет в визитке. На секунду лорду показалось, что перед ним сидит министр колоний Соединенного Королевства и какой-нибудь индийский раджа. Третье кресло было пусто. Когда лорд вошел, оба человека поднялись ему навстречу, и старик приветливо сказал:— Мы очень рады видеть вас, милорд. Вы должны простить нас, что мы раньше не доставили себе этого удовольствия. Позвольте представить вас: министр-президент страны голубых солнц Фарес — лорд Эбиси. Я же ваш хозяин, на негостеприимство которого вы больше не будете жаловаться, первосвященник нашей страны. Прошу садиться.Лорд молча опустился в кресло. Изысканная любезность первосвященника подавила его. Он молчал и ждал.— Милорд, — сказал министр, — я не буду прибегать к обычным любезностям и спрашивать вас, как вам понравилась наша страна. Я хорошо знаю, что вы не видали ее. Я убежден, что, ознакомившись с некоторыми особенностями нашего быта, вы не станете сетовать на нас за то, что мы так долго держали вас в изоляции. Но прежде чем приступить к объяснениям, позвольте вам задать один вопрос: вы, кажется, сказали нашему представителю при первой же вашей встрече с ним, что вы были министром Великобритании. Так ли это?— Да, и даже дважды.— Великобритания (мы знаем ее — увы! — только по книгам) всегда вызывала мое глубочайшее уважение. Быть другом одного из министров этой великой страны, соединившей, подобно нам, монархический и демократический принципы казалось мне недостижимой мечтой.— Я искренне признателен вам, сэр, — заговорил, наконец, лорд, овладев собой.— В вашем тоне я чувствую некоторую сухость, — печально воскликнул министр. — О, я понимаю, вы все еще считаете нас своими тюремщиками. Выслушайте меня, милорд, и тогда судите. Но знайте лишь одно: делясь с вами высшими соображениями нашей политики, мы оказываем вам величайшее доверие и свидетельствуем вам наше безграничное уважение. Вы разрешите начать? Но удобно ли вам? Не угодно ли вам чаю, кофе или вина?— Благодарю вас. Я вас слушаю, — сказал лорд. Он хотел слушать, пока его не заставляли говорить. Он не верил льстивым словам, но и не понимал, для чего они тратятся. Зато обстановка была ему привычна. Как у старой гончей, у него раздулись ноздри. Он приготовился слушать и поймать истинную цель собеседника. Дипломатический разговор сразу омолодил его, он снова был в своей тарелке. Министр долго и, казалось, с полной откровенностью рассказывал лорду историю Атлантиды, историю страны голубых солнц, политический и социальный быт ее и те затруднения, которые теперь возникали у правительства. Лорд ни словом не выдал, что многое уже известно ему через Сидонию от Антиноя. Министр развил стройную картину чрезвычайно неустойчивого положения страны, похожего на положение какой-нибудь английской колонии. Такая картина, несомненно, была государственной тайной. Лорд никак не мог понять, для чего она выбалтывается постороннему, и притом еще иностранцу. Он вглядывался украдкой в лица первосвященника и министра, но они были абсолютно спокойны. Наконец министр окончил и посмотрел на первосвященника. Тот обратился к лорду:— Вы недоумеваете, милорд, зачем все это рассказывается вам. Есть две причины. Первая — теперь вы поймете, что при таком состоянии умов в государстве мы вынуждены были держать ваше прибытие в тайне. Мы вас не знали, любая агитация могла бы стать гибельной. Ваше появление само по себе уже агитация. Естественно, что мы хотели воспользоваться ею в наших целях. Вторая причина — зная вашу опытность и высоко ценя в вашем лице руководителя судеб такой страны, как Англия, мы хотим просить вас, как только мы найдем возможным освободить вас, принять посильное участие в управлении нашей страной. Ведь возврат на родину для вас невозможен, вы невольно становитесь нашим гражданином. Мы просим вас дать нам принципиальный ответ. Если вы согласны, мы исподволь познакомим вас с делами, проведем в парламент, и затем любое министерское кресло будет ожидать вас. Мы вас не торопим. Обдумайте все. Кстати, быть может, у вас есть жалобы на обращение караула, на пищу? Только помещение мы не можем сейчас переменить, в остальном мы все — ваши покорные слуги. Мы бы только просили вас, не все, что мы говорим вам, рассказывать вашим друзьям. Впрочем, не мне учить вас такту.Лорд встал и поклонился. Первосвященник и министр ответили ему тем же. Первосвященник нажал кнопку, в дверях появился кастрат.— До свидания, — сказал первосвященник. — Я в восторге от знакомства с вами. Наша разлука будет недолгой, если только мы не отнимем у вас времени.Лорд вышел. Первосвященник обратился к министру:— Ну, что? Годится?— Более совершенный тип трудно найти, — был ответ. — Но боюсь, что он слишком умен.— Не больше, чем нужно, — улыбнулся первосвященник. Лорда повели обратно той же дорогой, но стража низко склонялась перед ним. Очевидно, было получено соответствующее распоряжение. Путешественники накинулись на лорда с вопросами. Он пристально посмотрел на них и сказал:— Мне обещан министерский пост в республике, а я монархист. Это не способствует оптимизму. Кроме того, мне прочли лекцию, а я все время молчал. Я прошу вас, не обращайте внимания на мое настроение. Просто новая карьера не радует меня, потому что я устал от политики и питаю к ней отвращение.День прошел грустно и вяло. Стража не разговаривала с узниками, прогулки по двору быстро наскучили. Кроме того, Бриггс сердился на Стиба, лорд уединился, Сидония вздыхала об Антиное. Стиб пробовал заговаривать с ней, она отмалчивалась.На следующий день первосвященник вызвал профессора. Они остались с глазу на глаз, первосвященник представился профессору и спросил его, чем он занимается.— Я — ученый, — скромно сказал профессор, — специалист по морской флоре и фауне. Я счастлив приветствовать в вашем лице главу атлантской церкви. Наука — только один из бесчисленных путей познания божества на земле. Истина же моей души — религия, и опора ее — церковь. Я низко склоняю голову перед вашим духовным саном.Первосвященник встал с просветленным лицом.— Сын мой! — сказал он. — Благословение бога да почиет на вашей голове. Мне не о чем больше спрашивать вас. В ближайшем времени вы будете освобождены, и я попрошу вас развить высказанные вами мысли в ряде лекций как для священников, так и для широкой публики. Зовите народ к вере, вы достойны имени пророка божия. В любое время вы получите свободный доступ ко мне, стоит вам только пожелать. А ваши слова о науке я сегодня же прикажу вырезать на фронтоне высшей инженерной школы.И когда профессор вернулся к своим спутникам и его спросили о результатах беседы, он ответил вдохновенно и пылко:— Глубина каждой религии бездонна. Есть глубокий смысл в идее первосвященничества. Я воистину беседовал с необыкновенным человеком, и мир разлился в моей душе.— Так, — сказал Стиб. — А в какой церкви он предложил вам произнести первую проповедь? И условились ли вы о гонораре?Человек не только другому, но и самому себе волк. Стиб навсегда восстановил профессора против себя.На третий день первосвященник вызвал Бриггса и задал ему обычный вопрос о профессии. Бриггс, не садясь и держа руки по швам, отрапортовал:— Извините, сэр, я не знаю вашего титула и не знаю, как прикажете обращаться к вам.— В моей стране меня зовут ваше святейшество, — ласково сказал первосвященник.— Слушаю! Я сыщик, ваше святейшество. Детектив и полицейский инспектор. Верный слуга и страж закона. Был также тюремным надзирателем. Считаю своим священным долгом, ваше святейшество, в какой бы стране я ни был, всеми силами защищать существующий строй и закон. Если смею доложить, ваше святейшество, меня не удовлетворяет постановка сыскного дела в вашей стране. Смею усомниться, чтобы в Соединенных Штатах мальчишка мог так легко выйти из тюрьмы.— А скажите, — прервал его первосвященник, — вы могли бы взять на себя организацию сыска в нашей стране по вашим усовершенствованным методам?— Да, ваше святейшество.— Хорошо. Я не забуду вас. Пока идите.— Слушаю, ваше святейшество. Позволю себе лишь обратить ваше внимание на те записи, которые я вел в первой тюрьме и которые были отобраны у меня при обыске.— Вы хотите получить их обратно?— Нет, ваше святейшество. Я позволю себе порекомендовать вам ознакомиться с их содержанием. Вы найдете там много любопытного и касающегося вас, ваше святейшество.Первосвященник пристально посмотрел на Бриггса.— Я воспользуюсь вашим советом. И вы не пожалеете о тех услугах, которые окажете мне. За ваше будущее вы можете быть спокойны. Идите, сын мой! Благословляю вас на дальнейшие подвиги во имя бога и закона!Бриггс ничего не рассказал путешественникам о своем свидании с первосвященником. Стиб и Сидония с волнением ждали своей очереди, профессор ликовал, лорд хмурился и молчал. У каждого были свои мысли, и они избегали встречаться друг с другом.Через день наступила очередь Стиба. Он долго готовился к беседе с первосвященником. Не дожидаясь вопросов, он сразу заявил повышенным тоном:— Прежде всего, я заявляю решительный протест против возмутительного обращения с представителем прессы. Всем известно, что пресса, в сущности, отдельная держава, и оскорбление ее представителя может быть вполне приравнено к оскорблению целого государства. Во-вторых, я требую немедленного освобождения, вознаграждения за убытки и предоставления мне возможности сейчас же приступить к работе в одном из распространенных органов. Мое имя широко известно на моей родине. Я открыл Атлантиду. Это обстоятельство должно служить в ваших глазах достаточно веским аргументом в подтверждение моих требований.Первосвященник спокойно ответил:— В нашей стране не пользуются почетом ни столь горячие протестанты, ни репортеры, каковым вы, очевидно, являетесь. Открытие вами нашей страны, даже не считаясь с малым правдоподобием вашего заявления, едва ли вызовет в ком-нибудь благодарность. Убытки мы будем взыскивать с вас за разрушенную вашим появлением небесную область, в особенности если вы — главный виновник всего. Сомневаюсь также, чтобы после высказанного вами какая-либо газета дала вам место даже в качестве хроникера. Вы можете идти, я ничего не имею сказать вам более.— Но я требую освобождения! Доставьте меня на родину!— Мы можем только вернуть вас океану. Если вы будете настаивать, мы так и сделаем.Первосвященник нажал кнопку, и Стиба увели. Он был очень мрачен, но молчал, не желал давать новых козырей Бриггсу. Только в своей камере он бил себя кулаком по голове и шептал:— Зачем я выдумал Атлантиду? Зачем? Невызванной оставалась одна Сидония. Она бесконечно волновалась каждое утро. Но прошли еще утро, день, вечер — ее не вызывали. Волнуясь и не понимая, она решила что ее вызовут завтра, и легла спать. Во сне она почувствовала страшную тяжесть. Ей снилось, что какое-то большое животное тяжело уселось на ее груди, пристально смотрит на нее злыми глазами и медленно запускает огромные когти в ее тело, чтобы добраться до сердца и вырвать его. Она с усилием разомкнула глаза. Над ней, положив тяжелую руку на ее грудь, стоял высокий старик с длинной бородой весь в белом, странно похожий на Антиноя, но с глазами земными и острыми, воплощенная сила и власть. По рассказам друзей она сразу узнала первосвященника. Он не отнял руки, когда она проснулась. Глаза ее, встретившись с глазами первосвященника, не выдержали и испуганно скользнули в сторону. Тогда только она заметила, что лежит не у себя в камере, а в кабинете. Ее перенесли сонную. Первосвященник долго молчал, а она не решалась шевельнуться или посмотреть на него. Первосвященник медленно и тихо заговорил:— Мы знаем, что ангелы с неба взирают с тревожной радостью на красоту дочерей земли. Мы знаем, что жалкие земные существа с невыразимой тоской мечтают о красоте дочерей неба. Вы — дочь земли и вы явились к нам с небес. Дитя, понимаете ли вы, к чему предназначил вас бог? Дитя, готовы ли вы принять и выслушать повеления бога?Он не отводил своих глаз от Сидонии, притянул и заставил ее глаза подчиниться. Ее рука бессильно лежала в его руке. Он медленно наклонился, его растущие глаза надвинулись на нее, как огни паровоза на привязанного к рельсам. Она вскрикнула и закрыла глаза. У нее не было сил сопротивляться, и она ничего не понимала. Он снова заговорил, так же медленно, тихо и властно:— Величайшие таинства откроются вам. Вы будете читать в душах людей, как в раскрытой книге. Вы исполнитесь презрением и жалостью, невыносимыми для сердца человеческого. Но вы уже не будете человеком. Несравненное блаженство вознесет на крыльях вашу душу. Дитя, готовы ли вы?Он провел рукой по ее волосам нежно, но с такой силой, что у нее закружилась голова. У нее не осталось воли, и самое дыхание, казалось, покидало ее. Настойчивый и приказывающий голос заполнил весь ее мозг, руки первосвященника владели ее беспомощным телом. Она была в его власти, изнемогая от его силы.— Дитя, я отдам вам мою власть и бремя, и не будет на земле королевы, равной вам. Но я буду вашей волей, я буду вашим сердцем и вашим сознанием. Слуга вашей красоты, я буду хозяином вашей жизни. Я сломаю, я испепелю вас и создам заново, скую навеки и вознесу над жизнью. Готовы ли вы, дитя?Он сжал руками ее плечи и снова приблизил глаза к ее глазам. Ей казалось, что взор его уже уничтожает ее. Остановилось и дыхание. Она чуть-чуть вздрогнула и упала в обморок.Она очнулась снова у себя в камере. Как сквозь сон, ей казалось, то она слыхала голос Антиноя. Она вспомнила глаза первосвященника и с криком кинулась в коридор искать защиты у людей земли. Но на пороге камеры ее ждал Антиной.
В СПОРАХ О СОЛНЦЕ
Остаток родственных чувств или хитрость, но седьмая камера помещения арестантов была отведена Антиною. Чем бы ни руководствовался первосвященник, Антиной был ему горячо благодарен. Когда его принесли в эту тюрьму, развязали и оставили одного, он бросился в коридор, ища выхода. Но коридор был наглухо заперт, и караул за дверьми не отвечал на его требования. Он решил осмотреть соседние камеры. Радость и удивление охватили его, когда в камерах он нашел спящих людей земли.Антиной искал Сидонию. Он хорошо помнил ее обморок, подозрение и страх терзали его. Уловив ее спокойное дыхание, он остановился перед ее дверью и ждал. Когда она открыла дверь и выбежала в коридор, он не мог ничего сказать и только протянул к ней руки. Она сама кинулась к нему и, припав лицом к его груди, вскрикнула:— Антиной! Спасите меня, Антиной!— Ты любишь? — шепнул Антиной по-атлантски, перейдя на родной язык.Сидония только крепче прижалась к нему. Он увел ее в камеру и закрыл дверь. Но они не подозревали, что каждое их слово в коридоре было записано Бриггсом. Сыщик тотчас же встал после посещения Антиноя и, приоткрыв дверь, все время наблюдал за ним.У себя Сидония рассказала Антиною ее разговор с первосвященником. Антиной нахмурился, и она вскрикнула:— О, не смотрите на меня так! Это его глаза! Антиной улыбнулся.— Значит, мы победим. У меня есть его сила и еще — ваша любовь. Этого он никогда не сможет вырвать у меня. Твоя любовь, да? — перешел он снова на атлантский язык.Мы не будем описывать любовных сцен, вопреки разочарованию издателя и учащихся второй ступени. Мы верим в опытность читателей. Они знают, конечно, что есть положения, в которых каждый человек ведет себя одинаково со всеми. Создавать же старые комбинации из слов: «твой и моя», «люблю и навсегда» — мы оставляем блуждающим среди трех сосен теоретикам шахматной игры в любовь, в которой все-таки побеждает вдохновение, а не теория.День проходил, как всегда. Заключенные не очень удивились, увидав своего нового компаньона, — они ведь давно привыкли к посещениям Антиноя. Лорд изысканно приветствовал его, Стиб сперва побледнел от ревности, но потом, вспомнив свою беседу с первосвященником, почувствовал тайную симпатию к бунтарю. Профессор сейчас же начал выспрашивать Антиноя о религии его страны. Только Бриггс был подчеркнуто любезен и в то же время подчеркнуто сух.Антиной жадно расспрашивал заключенных о солнце и небе надводной земли. Описаний природы в романах атлантской библиотеки было ему мало, он ждал каких-то новых слов от очевидцев. Лорд рассказал ему о восходе солнца в Альпах, профессор — о слиянии неба и моря на горизонте, Сидония — о вечерней заре и зарницах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25