Четки – удобное приложение для рук, в эти мелкие движения сбрасываешь лишнее возбуждение.– Рад, что мы с вами сегодня так откровенны… В тот раз я сгрубил, вы уж извините.– Я задал вопрос.– Ах, да. Народ, знаете, в камере неподходящий: мошенник, кладовщик, учитель какой-то. Что я для них?– А по-моему, вы пользуетесь авторитетом. Кстати, за вами числится драка. И, кажется, вы применили тогда особый болевой прием. Что это было?– Ей-богу, не знаю. Научил один парень еще в плотницкой бригаде. Если будет, говорит, кто к тебе лезть, сделай так – сразу отстанет.Неопределенный жест, не проясняющий суть приема.– Ну, хорошо, поговорим немножко о литературе.– Гражданин следователь, разрешите спросить.– Пожалуйста.Сейчас ринется в атаку.– Законом установлен срок для следствия?– Да.– Этот срок кончился.– Не спорю.– Все сведения про меня подтвердились. Больше ничего не требуется!– Я счел нужным продлить срок.И еще продлю, чего бы ни стоило!– Есть постановление прокурора?– Есть.– Прошу ознакомить.– Я не обязан предъявлять этот документ.– Порядочки!Будильник. А кстати – обеспечит перерыв в словопрениях. Все, захлебнулся. Теперь извлечем письма. Можно, к примеру, где попало ставить знаки препинания: «Привет, Павлик! С Новым? годом? тебя? Колю? и Маргариту! Николаевну! Наши, все, шлют, самые, лучшие, пожелания».– Вы же говорили, что спешить некуда, – этак небрежно между делом.– Начало надоедать. Сами толкуете, что в колонии лучше. Если вкалывать, можно через год выйти, а?– И решили осесть под Курском?– Пора.– Пора бы. Только зачем вы тогда старательно перечитали все, что было в библиотеке по Средней Азии?Вопрос проник под броню и поразил чувствительную точку.– Заявление об отводе следователя я должен подать вам или через местную администрацию?– В любом случае оно будет тотчас передано прокурору. Но пока прошу ответить.– Запишите: время нахождения под стражей я использовал для самообразования в различных областях, в том числе в области географии.В дверную щель просунулся конвойный.– Я не вызывал.– Вам просили сказать…Что-то не предназначенное для ушей бомжа. Конвоир зашептал Знаменскому на ухо, тот почти испугался.– Уведите в бокс. А… того товарища – сюда.Бокс – это стенной шкаф в тюремном коридоре, в него при нужде запирают арестанта; там темно, тесно и скверно, и бродяга повиновался нехотя. Тем паче, что почувствовал волнение следователя и угадал, что чей-то визит имеет касательство к делу.Крепко зажав четки, Знаменский ждал.Щуплый конвоир с физиономией крестьянского подростка бережно ввел слепую старуху и поставил среди пола ее корзину, обвязанную вышитым фартуком.Знаменский шагнул в сторону, давая понять, что уступает женщине стул. Конвоир усадил ее.– Это товарищ следователь.– Здравствуйте, Варвара Дмитриевна. Никак не ожидал, что вы приедете. Вас кто-нибудь проводил?– Одна.– Как же вы добрались? Как нашли?!– Ничего. Свет не без добрых людей.Ловя звук, она приподняла лицо, и Знаменский опустился на табуретку, чтобы не витать могущественным духом где-то сверху.– Наш участковый пришел ко мне, говорит, Петя объявился… в тюрьме. Другой раз пришел – карточку спрашивает, где он мальчиком… Так нехорошо стало на сердце… поехала, – нащупав за пазухой, она вынула фотографию, разгладила на столе. – Который стоит. В белой рубашечке.Знаменский машинально посмотрел.– Что он сделал? Сказать можно?– Задержан без документов. Много лет не работал, бродяжничал.– Как же это, господи!.. Почему к матери не пришел?! Голодный, холодный… господи!Ужасно, что она приехала. К чужому сыну. К сукину сыну!– Да неуж за это судят?– Варвара Дмитриевна, – с трудом выдавил он, – если человек не работает и не побирается, чем он живет?Старуха несогласно помолчала.– Мне с Петей свидеться дадите? За тем ехала. И вот – яблочков ему везла, курских.– Свидание – пожалуйста. Только Федотовых на свете много. Вряд ли ваш.– Что вы! Участковый же два раза приходил. Твой, говорит, Петька в Москве.Бедная женщина. Как она перенесет? Но выбора нет…Коротким емким взглядом охватил бомж ее, деревенскую кошелку и оцепенело застыл.– Что ж вы, Федотов, не подойдете к матери?Тот дернулся, как от тычка в шею. Федотова поднялась навстречу, замирая от горя и радости.– Петенька… – пошарив в воздухе рукой, тронула его грудь.Бродяга поспешно улыбнулся, шепнул:– Мама.Руки матери медленно скользили, поднимались. Когда пальцы коснулись щек, лицо его исказилось брезгливостью, и в тот же момент он ощутил, что выдал себя и следователю, и ее «видящим» рукам.– А где же Петя?..– Варвара Дмитриевна, я потом объясню. Вас проводят… подождите, пожалуйста.Ну, сволота, ты мне заплатишь!– Здесь для вас яблочки. Курские! А это вы в возрасте пятнадцати лет, в белой рубашечке.Бродяга сокрушался:– Ах, воспользоваться страданиями чужой матери… Я не понимал возможных последствий. Ах, больше – клянусь вам! – ни слова лжи…Допрос продолжался. Последний допрос тет-а-тет (что выяснилось позднее).Передавая Томину суть происшествия, Знаменский все еще клокотал.– Теперь он – Марк Лепко, проворовавшийся кассир!– Много взял?– Пятьдесят рублей.– Шутишь!– Ничуть. Такая, понимаешь ли, совестливая натура – пропил полсотни и ушел куда глаза глядят. Притом как выбрано место действия! Геологическая партия в Якутии, шесть лет назад.Томин присвистнул.– Но навалилась печаль похуже – где подлинный Петр Федотов?– А что говорит новоиспеченный Лепко?– Ненароком познакомились на каком-то полустанке, выпили, Федотов рассказал о себе.– Случайному знакомому рассказывают просто истории из жизни. Без точных фактов.– О чем и речь! Он имеет адреса, даты, анкетные данные. Меня гнетет разработанность легенды. Чем кончилось для Федотова это знакомство?– Лепко железно уверен, что Федотов не появится?– Да. Федотова нам с тобой надо найти! Среди живых или… – он в сердцах хватил кулаком по подоконнику.– А что ты мне дашь, кроме этой роскошной директивы? Призраков искать не обучены.– Есть описание со слов матери: брюнет, глаза карие, уши оттопыренные, на левой руке ниже локтя родимое пятно с копеечную монету, правый верхний резец скошен внутрь.– Если среди мертвых – ладно. Среди тех, кто попал в аварии и прочее – тоже. Адова работа, но реальная. А если он жив-здоров и спит где-нибудь в стогу или пьет чай у вдовы Н.?– Пускай себе пьет чай.– Понял! – воспрянул Томин. – Тогда программа ясна.
* * * …Ей нездоровилось: кашель, горло саднит. Но к врачу идти не имело смысла. Как ты себя ни чувствуй, диагноз один – ОРЗ. Слово «грипп» в бюллетенях запрещено, будто и болезни такой у нас не водится. Один из нелепых секретов, к которым все привыкли. Например, снежный человек. Пусть бы существовал, кому мешает? Нет, спецы с пеной у рта доказывают, что он невозможен. Или разум у животных. Любая кошка продемонстрирует вам сообразительность, выходящую за рамки инстинктов. Но раз навсегда – инстинктивное поведение – и никаких гвоздей! Точно боятся за престиж венца творения.Кажется, дома есть горчичники, календула. Добрые бабушкины средства.Субботу она просидела на бабушкиных средствах, в воскресенье сестра еще облепила ее перцовым пластырем и без конца поила чаем с малиной. Кибрит бездельничала на диване, для верности гнала от себя племянника, стараясь думать о чем-нибудь приятном.Самым приятным за минувший год была Болгария. По счастью, не в туристической группе, а по приглашению друзей, что давало свободу и больше денег. Сравнительно, конечно. Можно бы истратить вдесятеро против того, что имелось, потому что у прилавков все женские чувства скулили и рвались с цепи.Впрочем, главное заключалось не в магазинах, а в удивительном радушии окружающих. В крошечном подвальном кафе Софии скрипач, заслышав русский говор, подошел к их столику и заиграл «Очи черные». Это было как улыбка привета, и такие улыбки сопровождали Кибрит целый месяц, куда бы она ни поехала, и сливали день за днем в сплошной праздникВ Болгарии она узнала радость быть русской. В Риге, к примеру, или в Ташкенте кто-нибудь обрадуется тебе потому, что ты русский? Нет. Хоть бы избежать косых взглядов! А тут радовались – «братушки». Болгария была несравненно более славянской, чем Россия. Речь людей, вывески на улицах трогали что-то корневое, может быть, генетическую память. Особенно вывески с твердым знаком в конце слов.Она привезла манеру говорить «мерси» (Болгария поголовно говорила «мерси»), надолго загар, много воспоминаний и несколько рисованных от руки карт страны: каждый новый знакомый набрасывал для нее маршрут, который бы позволил все увидеть. При этом точно очерчивались контуры болгарской земли, а расстояния между городами были указаны с погрешностью всего в три – пять километров. Очень уютно иметь маленькую родину, которую легко объять сердцем и понять.К понедельнику остались сонливость и рассеянность. Кибрит знала наперед, что кашель продержится еще с неделю, но будет донимать больше по ночам. И поехала на работу. Если устанет – помогут.Она легко уживалась в мужском коллективе НТО. С женщинами ладила туже, хотя когда-то ой какой была оголтелой мужененавистницей – ни одной феминистке не снилось. Причина крылась в том, что в детстве уж слишком донимали ее мальчишки – дергали за косы, толкались, дразнили. Это было форменное бедствие, ей буквально не давали прохода. Лет до двенадцати пышно цвела мечта: сложить мальчишек в кучу и прихлопнуть насмерть! После она уразумела, что их террор – деформированное выражение интереса. Она попросту нравилась. Но отголоски мечты держались еще некоторое время. А потом вдруг все стерлось, мальчишки оказались такие же люди, с ними стало весело и просто. Исключая Пал Палыча, в отношениях с которым существовал особый подтекст.Она вяло занималась графологической экспертизой, прислушиваясь к телу – не настигнет ли предательская ломота в костях, означавшая запрещенную болезнь. Постепенно начала вникать в смысл записки, задумалась над словом «попрежнему». Так полагалось раньше: «повидимому, попрежнему, попустому» – слитно. Это повлекло два мелких открытия: что автор был грамотен и на возрасте.Когда Пал Палыч появился в лаборатории, Кибрит не сразу и разобрала, чего он хочет.– Погоди. Излагай потолковее.Он почесал переносицу, покосился, не слышит ли кто.– Просьба довольно нахальная… Короче, я дам тебе человека. Без имени. Без биографии. У которого единственная задача – скрыть свое подлинное лицо. Ты вооружишься всеми чудесами криминалистики – и ты скажешь мне, кто он такой!– Пал Палыч, ты в уме?– M-м, вопрос дискуссионный.– Значит, я получаю некий организм, произвожу какой-нибудь спектральный анализ и сообщаю: это Женя Жучкин с Малой Бронной?– Примерно.– Вообще, у вас с Шуриком наблюдались иждивенческие тенденции. Но чтобы до такой степени!Без имени, без биографии. Очевидно, тот же бродяга – дошло до нее.– А где обещанная фотография?– У меня, но толку чуть. Он уже плетет новую легенду. С ним можно биться до скончания века!– Но ты предлагаешь мне работать на пустом месте!– Какое же пустое? Он прожил целую жизнь! Как существовал? Что делал? Ведь следы этого в нем есть. Например, говорит, что годами пьянствовал. А если у него печень новорожденного младенца?– Признайся, в чем ты его подозреваешь?– Думаю, самая крупная фигура из тех, с кем я сталкивался. – И добавил, сам изумленный: – Я его ненавижу…– Павел, окстись!Ну почему именно сегодня? Что за спех? Голова тупая, ни пол мыслишки не брезжит. Надо сказать, что не могу, что он обрушивает на меня дикую задачу. Ничего я не в силах изобрести. Да, так и скажу.Но тут в ней испугалась женщина. Обмануть его веру? Оттолкнуть? Сколько в его нежности профессионального восхищения и сколько мужского?– Сигареты есть?Редко-редко Кибрит курила. Только при выездах на тяжелые происшествия. Кое-какая закалка была, душа уже не пятилась в панике от крови, от злодейства. Но вид зарубленной топором девушки все равно потрясал, и тут сигарета отвлекала. В горле першит. Проклятая простуда. Лечь бы сейчас, укрыться, свернуться в комочек. А Пал Палыч смирненько сидит, считает, что я мозгую насчет бродяги.Она старательно затушила окурок.– Попытаюсь что-нибудь наскрести. В чем его взяли? – спросила наобум.– Кепка, сапоги. Куртка вроде ватника.– Стеганая?Стеганая. Стежки заглублены. Туда набивается грязь. Пыль. На куртке бывают пятна. Карманы есть.Ну и что? Ворот есть, пуговицы есть. Рукава… Лечь на правый бок, под одеялом тепло, пластырь между лопаток не мешает, если не двигаться… Кепка, куртка, сапоги. Куртка. Пыль.– Как криминалист люблю пыль, – сонно забубнила она. – Сохраняется в одежде, сколько ни чисти. Есть вещества с точной географией. Есть профессиональная пыль – алюминиевая, цементная, это – просто как справка с работы.Да, но бродяга-то не работал – внутренне возразила себе.– Если шатался по стране, то микроспоры местных растений – наверняка.– Правильно, Зиночка, давай!Сама себя загоняю в ловушку. Спросил бы он лучше про мое здоровье…– А как у него со здоровьем?– На вид – бык.Знаменский прищурился, и Федотов-Лепко материализовался на фоне лабораторных шкафов. Литые плечи, грудь культуриста, лицо славянского склада, обманчиво открытое, обманчиво мягкое, без морщин, светлые волосы скрадывают первую седину. Обманчиво простецкие манеры, в середке холодная пружина, заведенная до предела. Знаменский коротко обрисовал.– Бык, – повторила она. – Но бывают легкие аномалии. Связано с детством в горах, с химическим составом воды. Тут особенности ногтей, зубов, отклонения в деятельности желез… Он у тебя стриженый?– Нет.– Когда на производстве есть хлор, медь, кислоты, появляются микроскопические изменения в цвете волос. Пусть подарит прядь.Опять я сбилась на производство.– Зиночка, не хочется в открытую… Ладно, пошлю парикмахера, какую-нибудь медицинскую комиссию.– Принесешь мне образцы его почерка.Что бы еще? Еще…– О! Дам тебе одного анатома. У него потрясающие таблицы по группам профессий. Он доказывает, что всякое занятие определенным образом влияет на мускулатуру, характер биотоков и нервные рефлексы.– Если тебе удастся – твой раб навеки!А если я сяду в лужу? То есть я запросто сяду в лужу!
* * * Кушетка, обтянутая клеенкой, белые стены, белый же стол. Три массивных кресла и пальма в кадке.Курносый врач немногим старше Томина вернул ему удостоверение МУРа.– Меня интересует пациент, который был доставлен к вам 12 декабря с вокзала.– Пациент невменяем. Что бы он ни натворил, пока он только больной.– Расскажите, как он тут появился, как себя ведет – все по порядку. Я очень любопытен.– Это свидетельствует о слабости тормозных процессов.– Прискорбно слышать.– Больного привезли в мое дежурство. Полная и, видимо, внезапная потеря памяти. Вначале он был дезориентирован – не понимал, где находится, кто перед ним. С большим трудом мы купировали приступ. Теперь пациент разбирается в обстановке и в общих чертах осознает свое положение. Что касается прошлого – абсолютный провал. Не удалось вернуть ему даже профессиональные навыки.– Мне надо его увидеть.– Палата сейчас на прогулке.– Нет, не издали. Вот так, – Томин решительно отмерил рукой расстояние. – Более того, я должен его осмотреть. Еще более того – я должен с ним поговорить.– Исключено! Никаких допросов!– Доктор, мне позарез!Тот непреклонен.– Идея: допроса не будет! Представьте меня как врача. Светило психиатрии проездом из Москвы в Париж, а?Томин упарился, пока переупрямил его и получил халат. Врач появился в сопровождении невзрачного мужичка, тонкого в кости, с оттопыренными ушами. Он был бы комичен, если б не потерянные, тоскливые собачьи глаза.Кого только Томин не перешерстил, рыская по стране за Федотовым. Его не оказалось среди погибших, подобранных «скорой помощью», задержанных милицией. По условию можно бы поставить точку. Но на беду Томина занесло в Курск и, чая дополнительных подробностей, он навестил Варвару Дмитриевну. Каким-то образом пережитое в Москве разочарование не погубило в ней надежду. Напротив – она горела и светилась, как свечечка, и все твердила: «Вот Петя сыщется». Ну и двинул Томин кружить по городам и весям, ругая себя за впечатлительность.Вдруг да этот?– Мой коллега, – сказал врач. – Большой специалист м-м… в своей области.– Как мы себя чувствуем? – осведомился коллега, копируя врачебную ласковость.– Ничего…– Головные боли не беспокоят? Спим спокойно?– Как когда.– Понятно. Пожалуйста, закройте глаза, протяните руки, пальцы раздвиньте. Так. Закатайте рукава рубашки.Родимое пятно у локтя!– Отлично. Улыбнитесь, не разжимая зубов. Шире, пожалуйста. Превосходно.Эврика!! Ну, Паша, с тебя причитается!– Еще раз, как вы спите? Просыпаетесь по ночам? Отчего?– Чего-то вдруг вздрогнешь, сердце заколотится…– Видите сны?– Бывает.
1 2 3 4
* * * …Ей нездоровилось: кашель, горло саднит. Но к врачу идти не имело смысла. Как ты себя ни чувствуй, диагноз один – ОРЗ. Слово «грипп» в бюллетенях запрещено, будто и болезни такой у нас не водится. Один из нелепых секретов, к которым все привыкли. Например, снежный человек. Пусть бы существовал, кому мешает? Нет, спецы с пеной у рта доказывают, что он невозможен. Или разум у животных. Любая кошка продемонстрирует вам сообразительность, выходящую за рамки инстинктов. Но раз навсегда – инстинктивное поведение – и никаких гвоздей! Точно боятся за престиж венца творения.Кажется, дома есть горчичники, календула. Добрые бабушкины средства.Субботу она просидела на бабушкиных средствах, в воскресенье сестра еще облепила ее перцовым пластырем и без конца поила чаем с малиной. Кибрит бездельничала на диване, для верности гнала от себя племянника, стараясь думать о чем-нибудь приятном.Самым приятным за минувший год была Болгария. По счастью, не в туристической группе, а по приглашению друзей, что давало свободу и больше денег. Сравнительно, конечно. Можно бы истратить вдесятеро против того, что имелось, потому что у прилавков все женские чувства скулили и рвались с цепи.Впрочем, главное заключалось не в магазинах, а в удивительном радушии окружающих. В крошечном подвальном кафе Софии скрипач, заслышав русский говор, подошел к их столику и заиграл «Очи черные». Это было как улыбка привета, и такие улыбки сопровождали Кибрит целый месяц, куда бы она ни поехала, и сливали день за днем в сплошной праздникВ Болгарии она узнала радость быть русской. В Риге, к примеру, или в Ташкенте кто-нибудь обрадуется тебе потому, что ты русский? Нет. Хоть бы избежать косых взглядов! А тут радовались – «братушки». Болгария была несравненно более славянской, чем Россия. Речь людей, вывески на улицах трогали что-то корневое, может быть, генетическую память. Особенно вывески с твердым знаком в конце слов.Она привезла манеру говорить «мерси» (Болгария поголовно говорила «мерси»), надолго загар, много воспоминаний и несколько рисованных от руки карт страны: каждый новый знакомый набрасывал для нее маршрут, который бы позволил все увидеть. При этом точно очерчивались контуры болгарской земли, а расстояния между городами были указаны с погрешностью всего в три – пять километров. Очень уютно иметь маленькую родину, которую легко объять сердцем и понять.К понедельнику остались сонливость и рассеянность. Кибрит знала наперед, что кашель продержится еще с неделю, но будет донимать больше по ночам. И поехала на работу. Если устанет – помогут.Она легко уживалась в мужском коллективе НТО. С женщинами ладила туже, хотя когда-то ой какой была оголтелой мужененавистницей – ни одной феминистке не снилось. Причина крылась в том, что в детстве уж слишком донимали ее мальчишки – дергали за косы, толкались, дразнили. Это было форменное бедствие, ей буквально не давали прохода. Лет до двенадцати пышно цвела мечта: сложить мальчишек в кучу и прихлопнуть насмерть! После она уразумела, что их террор – деформированное выражение интереса. Она попросту нравилась. Но отголоски мечты держались еще некоторое время. А потом вдруг все стерлось, мальчишки оказались такие же люди, с ними стало весело и просто. Исключая Пал Палыча, в отношениях с которым существовал особый подтекст.Она вяло занималась графологической экспертизой, прислушиваясь к телу – не настигнет ли предательская ломота в костях, означавшая запрещенную болезнь. Постепенно начала вникать в смысл записки, задумалась над словом «попрежнему». Так полагалось раньше: «повидимому, попрежнему, попустому» – слитно. Это повлекло два мелких открытия: что автор был грамотен и на возрасте.Когда Пал Палыч появился в лаборатории, Кибрит не сразу и разобрала, чего он хочет.– Погоди. Излагай потолковее.Он почесал переносицу, покосился, не слышит ли кто.– Просьба довольно нахальная… Короче, я дам тебе человека. Без имени. Без биографии. У которого единственная задача – скрыть свое подлинное лицо. Ты вооружишься всеми чудесами криминалистики – и ты скажешь мне, кто он такой!– Пал Палыч, ты в уме?– M-м, вопрос дискуссионный.– Значит, я получаю некий организм, произвожу какой-нибудь спектральный анализ и сообщаю: это Женя Жучкин с Малой Бронной?– Примерно.– Вообще, у вас с Шуриком наблюдались иждивенческие тенденции. Но чтобы до такой степени!Без имени, без биографии. Очевидно, тот же бродяга – дошло до нее.– А где обещанная фотография?– У меня, но толку чуть. Он уже плетет новую легенду. С ним можно биться до скончания века!– Но ты предлагаешь мне работать на пустом месте!– Какое же пустое? Он прожил целую жизнь! Как существовал? Что делал? Ведь следы этого в нем есть. Например, говорит, что годами пьянствовал. А если у него печень новорожденного младенца?– Признайся, в чем ты его подозреваешь?– Думаю, самая крупная фигура из тех, с кем я сталкивался. – И добавил, сам изумленный: – Я его ненавижу…– Павел, окстись!Ну почему именно сегодня? Что за спех? Голова тупая, ни пол мыслишки не брезжит. Надо сказать, что не могу, что он обрушивает на меня дикую задачу. Ничего я не в силах изобрести. Да, так и скажу.Но тут в ней испугалась женщина. Обмануть его веру? Оттолкнуть? Сколько в его нежности профессионального восхищения и сколько мужского?– Сигареты есть?Редко-редко Кибрит курила. Только при выездах на тяжелые происшествия. Кое-какая закалка была, душа уже не пятилась в панике от крови, от злодейства. Но вид зарубленной топором девушки все равно потрясал, и тут сигарета отвлекала. В горле першит. Проклятая простуда. Лечь бы сейчас, укрыться, свернуться в комочек. А Пал Палыч смирненько сидит, считает, что я мозгую насчет бродяги.Она старательно затушила окурок.– Попытаюсь что-нибудь наскрести. В чем его взяли? – спросила наобум.– Кепка, сапоги. Куртка вроде ватника.– Стеганая?Стеганая. Стежки заглублены. Туда набивается грязь. Пыль. На куртке бывают пятна. Карманы есть.Ну и что? Ворот есть, пуговицы есть. Рукава… Лечь на правый бок, под одеялом тепло, пластырь между лопаток не мешает, если не двигаться… Кепка, куртка, сапоги. Куртка. Пыль.– Как криминалист люблю пыль, – сонно забубнила она. – Сохраняется в одежде, сколько ни чисти. Есть вещества с точной географией. Есть профессиональная пыль – алюминиевая, цементная, это – просто как справка с работы.Да, но бродяга-то не работал – внутренне возразила себе.– Если шатался по стране, то микроспоры местных растений – наверняка.– Правильно, Зиночка, давай!Сама себя загоняю в ловушку. Спросил бы он лучше про мое здоровье…– А как у него со здоровьем?– На вид – бык.Знаменский прищурился, и Федотов-Лепко материализовался на фоне лабораторных шкафов. Литые плечи, грудь культуриста, лицо славянского склада, обманчиво открытое, обманчиво мягкое, без морщин, светлые волосы скрадывают первую седину. Обманчиво простецкие манеры, в середке холодная пружина, заведенная до предела. Знаменский коротко обрисовал.– Бык, – повторила она. – Но бывают легкие аномалии. Связано с детством в горах, с химическим составом воды. Тут особенности ногтей, зубов, отклонения в деятельности желез… Он у тебя стриженый?– Нет.– Когда на производстве есть хлор, медь, кислоты, появляются микроскопические изменения в цвете волос. Пусть подарит прядь.Опять я сбилась на производство.– Зиночка, не хочется в открытую… Ладно, пошлю парикмахера, какую-нибудь медицинскую комиссию.– Принесешь мне образцы его почерка.Что бы еще? Еще…– О! Дам тебе одного анатома. У него потрясающие таблицы по группам профессий. Он доказывает, что всякое занятие определенным образом влияет на мускулатуру, характер биотоков и нервные рефлексы.– Если тебе удастся – твой раб навеки!А если я сяду в лужу? То есть я запросто сяду в лужу!
* * * Кушетка, обтянутая клеенкой, белые стены, белый же стол. Три массивных кресла и пальма в кадке.Курносый врач немногим старше Томина вернул ему удостоверение МУРа.– Меня интересует пациент, который был доставлен к вам 12 декабря с вокзала.– Пациент невменяем. Что бы он ни натворил, пока он только больной.– Расскажите, как он тут появился, как себя ведет – все по порядку. Я очень любопытен.– Это свидетельствует о слабости тормозных процессов.– Прискорбно слышать.– Больного привезли в мое дежурство. Полная и, видимо, внезапная потеря памяти. Вначале он был дезориентирован – не понимал, где находится, кто перед ним. С большим трудом мы купировали приступ. Теперь пациент разбирается в обстановке и в общих чертах осознает свое положение. Что касается прошлого – абсолютный провал. Не удалось вернуть ему даже профессиональные навыки.– Мне надо его увидеть.– Палата сейчас на прогулке.– Нет, не издали. Вот так, – Томин решительно отмерил рукой расстояние. – Более того, я должен его осмотреть. Еще более того – я должен с ним поговорить.– Исключено! Никаких допросов!– Доктор, мне позарез!Тот непреклонен.– Идея: допроса не будет! Представьте меня как врача. Светило психиатрии проездом из Москвы в Париж, а?Томин упарился, пока переупрямил его и получил халат. Врач появился в сопровождении невзрачного мужичка, тонкого в кости, с оттопыренными ушами. Он был бы комичен, если б не потерянные, тоскливые собачьи глаза.Кого только Томин не перешерстил, рыская по стране за Федотовым. Его не оказалось среди погибших, подобранных «скорой помощью», задержанных милицией. По условию можно бы поставить точку. Но на беду Томина занесло в Курск и, чая дополнительных подробностей, он навестил Варвару Дмитриевну. Каким-то образом пережитое в Москве разочарование не погубило в ней надежду. Напротив – она горела и светилась, как свечечка, и все твердила: «Вот Петя сыщется». Ну и двинул Томин кружить по городам и весям, ругая себя за впечатлительность.Вдруг да этот?– Мой коллега, – сказал врач. – Большой специалист м-м… в своей области.– Как мы себя чувствуем? – осведомился коллега, копируя врачебную ласковость.– Ничего…– Головные боли не беспокоят? Спим спокойно?– Как когда.– Понятно. Пожалуйста, закройте глаза, протяните руки, пальцы раздвиньте. Так. Закатайте рукава рубашки.Родимое пятно у локтя!– Отлично. Улыбнитесь, не разжимая зубов. Шире, пожалуйста. Превосходно.Эврика!! Ну, Паша, с тебя причитается!– Еще раз, как вы спите? Просыпаетесь по ночам? Отчего?– Чего-то вдруг вздрогнешь, сердце заколотится…– Видите сны?– Бывает.
1 2 3 4