– Только вопрос, будет ли ей с Загорским счастье?Обманчивое спокойствие отца окончательно лишило Катю разума.– Да Семен Григорьич – золотой человек! – закричала она в каменное его лицо. – Он бы с мамы пылинки сдувал! Еще бы не счастье! Это ты вот – горькое горе!В раскрывшуюся могилу ухнуло все – покаяние перед Майей, ее умиротворяющие речи, решение идти с повинной. Туча бесов ринулась в душу Багрова.– Та-ак… – протянул он, зверея под их натиском. – Так, Майя Петровна… Поверил, развесил уши… Иудиным поцелуем предала. «Иди, объявись». Чтобы, значит, место очистить!.. Ну, все. Кланяйся мамаше! Да пусть своему Загорскому учебник географии в гроб положит! Еще, поди, заблудится на том свете!Он круто и четко развернулся и стремительно двинулся прочь от дочери, от города, от жены.Разумеется, Катя не сознавала, что делала. Она просто закатывала скандал, чтобы дать выход накипевшему и спровадить отца. Накипело много, за полгода его заключения особенно, а за последние дни – прямо невыносимо. И она надеялась избежать хотя бы той бури пересудов, которая подымется, если его заберут «на дому». На этом Катя «зашкалилась».И только сейчас поняла, на чем «зашкалился» отец, зачем – за кем! – рвался на волю. И что она порушила удачным скандалом. В ней взыграла лихая кровь, а отец воспринял злые реплики как откровение, как наконец-то достоверно узнанную правду.– Папа! Папа, погоди!.. – не своим голосом завопила она и побежала следом.Растолковать ему… признаться, что врала со зла… Семен Григорьевич готовил к экзаменам не ее отдельно – целую группу… мама никогда не звала его во сне… и совершенно ничего между ними не было…Но Багров удалялся, Катя отставала. Отчаявшись, повалилась в сугроб. Когда вернулось дыхание, побежала обратно.Дома записка от мамы добила ее: «Катюша, где ты? Приходи в милицию повидаться с отцом. И, пожалуйста, будь с ним поласковей».
* * * В дежурную часть возвратилась первая, затем вторая группа захвата во главе с Гусевым. Обе разочарованные.Конопатый связной сообщил, что Майя Петровна вернулась домой и, не раздеваясь, снует по кухне, а Кати пока нет. С ним послали кого-то из освободившихся людей; решено было не выпускать из виду жену и дочь Багрова: их вечерняя суета вызвала сомнения.Так что дежурка встретила Майю Петровну удивленным и выжидательным молчанием.– Добрый вечер, – сказала та с порога; она несла аккуратно перевязанный сверток и старенькую сумку со сломанной молнией, полную консервных банок, пачек сахара и другой провизии.– Здравствуйте, Майя Петровна… – отозвалось несколько голосов.Томин с любопытством всматривался в жену Багрова. После всего о ней слышанного ему рисовалось нечто яркое, впечатляющее. А в Багровой не было даже «изюминки». Никакого женского задора, кокетства. Хорошее лицо, спокойное благородство в повадке. Вроде бы не из тех, вокруг кого разыгрываются «роковые страсти-мордасти».Томин представился.– Вы по поводу моего визита?– А-а, Лена мне говорила… – не поняла она. – Нет, я не к вам.По лицам присутствующих догадалась, что ее появление неожиданно и, следовательно, мужа в милиции еще нет.– Михаил в городе. Сейчас он придет… Я принесла теплые вещи и продукты. Надеюсь, это можно?Обращалась она к дежурному как наиболее, очевидно, знакомому.– Вы видели мужа? – скорее всех отреагировал Томин.– Да.– Где?– У Василия Васильевича Полозова, – сообразив, что заправляет тут Томин, сосредоточилась на нем.– У деда Василия! – ахнул в досаде Гусев.– Как вы узнали, что он там?– Василий Васильевич записку принес.Томин укоризненно покосился на дежурного, тот развел руками:– Думал, сороковины…– Да-а… Старика Полозова мы не предусмотрели! – корил себя Гусев.– Сколько времени назад вы расстались? – Томин задавал вопросы быстро, чтобы получить ответы раньше, чем Багрова оценит ситуацию.– С полчаса примерно… нет, больше.– И он сказал, что явится в милицию?– Он обещал.– Сколько ходу от Полозова до вас?– Минут двадцать – двадцать пять, – отозвался за нее Гусев.– От Полозова забежали домой и прямо сюда?– Да.– Дома пробыли долго?– Вот только собрала…– Ровно четверть часа, – доложил от дверей мальчишеский голос.Это конопатый связной – согласно инструкции «контролировать передвижения» домочадцев Багрова – притопал за Майей Петровной.– И до милиции от вас ходу… Быстро шли?– Нет.– Тогда еще пятнадцать, – определил сам Томин.– Имеем пятьдесят минут, как минимум, – подытожил Гусев. – Напрямик от Полозова сюда два раза можно гуляющим шагом поспеть.– Михаил вот-вот будет, – старалась убедить присутствующих Багрова. – Он понимает, что это единственный выход в его положении.– Пора бы уже, Майя Петровна, если решил.– Ну… надо и с духом собраться, Алексей Федорович.Томин прислушался к себе… нет, не приближался Багров к милиции… все это розовые мечты – будто он мирно сдастся на милость правосудия.Гусев нетерпеливо переступал с ноги на ногу.– Да, конечно, – сказал ему Томин.И Гусев спешно отошел, чтобы сколотить группу и отправить к деду Василию. «Необходимо, но безнадежно», – мельком подумалось Томину.– Муж объяснил вам цель побега? – осведомился он, отвлекая Багрову от суеты за ее спиной.Под нацеленными со всех сторон взглядами Багровой стало душно. Она расстегнула пальто, сдвинула с головы платок.– Пусть Михаил сам расскажет. Избавьте меня…– Только одно: Калищенко замешан? – тихо спросил Томин.Она немного отвернулась и кивнула. Томин спросил еще кое-что, осторожно уточняя суть происшедшего между супругами объяснения. Женщина говорила с неловкостью, через силу.Помещение заполнялось сотрудниками, которые пачками прибывали с пустых адресов. При виде Майи Петровны у каждого новоприбывшего возникал естественный интерес, и вокруг нарастали говор и перешептывание. А она все тянулась взглядом к поминутно хлопавшей двери, надеясь, волнуясь, недоумевая, почему Михаила нет и нет.Зазвонил телефон.– Дежурный еловского горотдела милиции слушает… Спокойнее, гражданин, ничего не разберу. Фамилия ваша? Давайте по буквам.Записывая, он прикрикнул на своих:– Потише, мужики!– А что там?– Угон машины… Да, гражданин, слушаю вас… Ну ясно… Ясно. Номер какой?.. Кто?! Точно, без ошибки?.. Ясно, спасибо.Выругался сквозь зубы, хлопнул трубку на аппарат и грузно встал. И сразу как-то все замолкли.– Упустили Багрова, – мрачно сказал он Гусеву. – Остановил самосвал, вытряхнул водителя, сам за руль – и прощайте! По Новинскому направлению. В сильно нетрезвом виде…– Давно?– Точно сказать не может. Пока, говорит, добежал до автомата у заправки… Минут двадцать-то наверняка уж.– Шофер еловский?– Кто-то из Степановых, не разобрал кто.Вот оно! – стало ясно Томину. Вот теперь началось то самое.«А участковый сидит в школе. А он мне почему-то нужен».– Ивана Егорыча сюда в темпе, – сказал он кому попало, пробираясь за Гусевым сквозь тесноту к карте района.– До развилки, товарищ майор, одна дорога – прямо. Но тут нам его не достать. Развилку перекроем на всякий случай – вдруг свернет. Свяжемся с ГАИ области. Если проскочит дальше к Новинску, то где-нибудь здесь нагоним, машина у нас ходкая.На карте палец Гусева шутя придавил самосвал с пьяным Багровым. Карта все сводит в одну плоскость, на ней – просто.Дежурный дозванивался в ГАИ, излагал ситуацию, просил выслать мотоциклистов на перехват. Гусев распустил по домам лишних людей, достал из сейфа пистолет, привычно вставил обойму (но то была привычность тира); сделал знак успевшему появиться участковому, что берет его на задержание. И тот тоже передернул затвор пистолета, внимательно осмотрел и несколько раз перехватил в руке. Свой Томин всегда носил в кобуре под мышкой, проверять его не было надобности.Майя Петровна все это время стояла почти в центре дежурки, вокруг нее сохранялся свободный пятачок, как бы зона отчуждения. У ног – сумка с провизией, сверток. Широко раскрытые вопрошающие глаза следили за военными приготовлениями.«Почему именно я должен успокаивать жену Багрова? Здесь полно знакомых людей», – направляясь к Майе Петровне, ворчливо думал Томин.– Неужели в него будут?.. – ошеломленно проговорила она.– Ну-ну, надеюсь, до этого не дойдет.– Вы обещаете?Черты ее лица, до сей поры как бы затушеванные будничным спокойствием, проступили четко, открывая свою одухотворенную и трагическую красоту.«А я, оказывается, подслеповат. Никакие изюминки не нужны, чтобы из-за этой женщины разыгрывались страсти».– Разве кто-нибудь хочет? Оружие существует на случай крайней необходимости.– Лена Сергеева хорошо говорила о вас… поэтому я прошу… Я понимаю, Михаила надо остановить во что бы то ни стало… Но с ним трудно силой. Он совсем взбеленится и может бог знает что…– Понял, постараемся.– Вы обещаете… не стрелять?Томин еще раз заглянул в ее хрустальные, полные глубокого света глаза.– Могу обещать только за себя.«И здесь ходи в мягких тапочках!.. Удружила Шахиня. Поделом вам за сентименты, добренький старший инспектор».– Сообщите в Новинск, – распорядился он, одеваясь.– Есть! – вытянулся дежурный, приняв сердитый тон Томина на свой счет.– Ни пуха ни пера, – пожелали вразнобой, но от души провожавшие.Томин, Гусев и участковый Иван Егорыч чеканно отозвались положенной фразой.Садясь в машину, Иван Егорыч зыркнул вдоль улицы:– Катерина Багрова бежит!Но дожидаться ее – с чем бы она там ни бежала – было некогда. Теперь единственной заботой, целью, желанием стал ревущий где-то на темном шоссе самосвал ЮКР 16-16. Опередивший их – на сколько километров? – неизвестно. Выкладки Гусева грешили приблизительностью.Раз за разом они опаздывали! А выигрывал дистанцию не матерый преступник, имевший связи в уголовном мире, опытный в состязаниях с системой ловли разных «зверей», – выигрывал (в одиночку!) всего-навсего ревнивый муж, вооруженный только любовью и жаждой мести сопернику!«Нельзя недооценивать Багрова. Нестандартность поступков. Энергия. Напор». Паша еще мягко выразился… Что-то он поделывает? Праздничное застолье, наверное, в разгаре.
* * * В застолье наступила та пауза между ужином и чаем, когда все уже сыты, чуть под хмельком и каждый развлекается как может.Пажеский корпус – бывшие подшефные Маргариты Николаевны кандидаты наук – были отправлены на кухню мыть посуду. И тоже попутно развлекались болтовней и анекдотами. Колька азартно играл в шашки со старейшим другом семьи.– Ты, кажется, возмечтал пролезть в дамки, – хмыкнул тот сквозь полудрему.– Возмечтал!– И напрасно, братец, – маститый партнер сделал ответный ход, разрушивший все Колькины построениями– А где же твой Граф? – задержалась рядом мать.– Твой Граф! – горячо и неискренне возразил Колька.– Хорошо, примем компромиссный вариант – наш Граф.– Наш Граф наелся и спит без задних ног.– Луж было много?– Было и похуже. Но я все доблестно ликвидировал и каждый раз мыл руки.– Образцовый ребенок! – мать подмигнула, указав незащищенное место в обороне противника, и Колька снова ринулся в атаку.Кто-то затеял танцы под мелодии двадцатилетней давности. Пожилые танцы, лишенные прыти, танцы-воспоминания, молодившие этих женщин и мужчин, дома зачастую уже перешедших в разряд бабушек и дедушек.Пал Палыч покружился с Зиночкой в вальсе, осчастливил скучноватую дальнюю родственницу бодрым фокстротом и вдохновенно провел мать сквозь сложные фигуры танго.Номер был сольным и заслужил аплодисменты, сразу после которых Пал Палыч направился в переднюю, набрал 02 и попросил дежурного по городу. Всех их он знал по голосам и тотчас определил: Дайков. Этот много раз выручал.– Добрый вечер, Григорий Иваныч, Знаменский. С личной просьбой можно? Запропал где-то в Еловске один мой друг-приятель. Некто Томин… Да, из МУРа. Нельзя ли поинтересоваться, когда он выехал в Москву?.. Есть, жду.Он присел у телефона. Не потому что ждать предстояло долго, но шнур от трубки до аппарата был довольно коротким, и – если на ногах – приходилось гнуться. Машинально Знаменский отметил, что сиденье стула теплое. Только что кто-то долго с кем-то разговаривал.Из комнаты Кольки вышел сонный Граф, присел, открыл крантик. По полу растеклась внушительная лужа и, найдя где-то уклон, побежала ручейком в сторону ванной. Ручеек истончился и иссяк, протянувшись сантиметров на тридцать. Следственная привычка фиксировать пустяки.– Алло! Слушаете?Дайков так поспешно передал сведения из Еловска, что Пал Палыч не успел и поблагодарить. Суббота, происшествий в столице, конечно, хватает.Выглянула Зиночка, оценила ситуацию и призвала Кольку с его тряпками.– Не будет Саши, – сказал ей Пал Палыч. – Поехал брать Багрова. А я-то держал для него заветный кусок судака и три дюжины пельменей на холоду – только в кипяток бросить.– И держи. Завтра вернется – первым делом про пельмени спросит.– Точно, – улыбнулся Пал Палыч.«Явится с рассказами, как выслеживал и хватал Багрова, и примется уплетать пельмени. Сядем на кухне, по-семейному…»Но мысль эта ничем не подкрепилась в воображении. Пельмени были реальны, а Сашу почему-то не удавалось поместить в кухне и попотчевать этими реальными, горячими, с маслом и горчицей, как он любил.Озадаченно созерцал Пал Палыч пустоту, не желавшую заполняться Томиным. Чего проще? Завтра воскресенье, он свободен. Придет, как всегда, голодный, сначала съест заливного судака, потом… Нет, не приходил. И в понедельник не приходил. Странно.Между тем народ снова потянулся к столу, где расставляли чашки и сладости.– Павлуша! – окликнул старейший друг дома, застав Пал Палыча в задумчивости у телефона. – Можно подумать, гости тебе глубоко опротивели!Пал Палыч сбросил вялость и присоединился к oбществу. Первым делом он ссадил Графа с Колькиных колен, приказав не портить собаку. Затем помог пажескому корпусу с включением электросамовара (его кто-то преподнес сегодня Маргарите Николаевне): шнур не доставал до розетки, требовался удлинитель. Следующим номером стало спасение Зиночки от посягательств Афанасия Николаевича. Сей милейший профессор на покое, пенсионер с незапамятных времен, пускался бурно ухаживать за женщинами, едва пригубив сухого винца.– Спасибо, Пал Палыч, – потирая зацелованную до локтя руку, смеялась Зиночка. – Он уверял, что я напоминаю ему «утраченную в юные годы» мать… Слушай, как жаль, что Шурика нет. И спеть некому. Или сам рискнешь?Знаменский, случалось, подпевал и аккомпанировал другу, благо гитарой владел отлично – еще отец обучил и пристрастил. И голосом Пал Палыча Бог не обидел. Но, поскольку своего он не сочинял, то при Томине держался в тени. Теперь же, не раздумывая, снял со стены семиструнную.– Только для тебя, Зиночка!Но запел не для нее и отнюдь не то, чего она ожидала – не из Сашиного репертуара, а из отцовского. Тот любил полузабытые народные песни минорного или шутливого толка.
Вниз по Во-олге рекеС Нижня НовгородаСнаряжен стру-ужо-о-ок,Как стрела-а-а летит… –
протяжно начал Пал Палыч и увидел осветившееся нежностью лицо Маргариты Николаевны.Песня неспешно излагала убедительную просьбу одного из гребцов к товарищам: «Уж вы бросьте меня в Волгу-матушку».Маргарита Николаевна осторожно поставила блюдо с пирогом и заслушалась. Ни родные, ни друзья не представляли себе, какую брешь в ее душе пробила смерть Пашки-большого, как сам себя именовал в кругу семьи Павел Викентьевич Знаменский. Всегда бодрая, приветливая, любившая посмеяться, Маргарита Николаевна сиротствовала по мужу втайне, не ища сочувствия, никого не отягощая своей печалью. Она не потеряла вкуса к жизни, не хлюпала ночами в подушку – нет, но знала, что до последнего вздоха будет ощущать себя вдовой.А вот, оказывается, Павлик – Пашка-маленький – чувствовал ее вдовство. Как бережно выводит мелодию, повторяя отца даже в интонациях… Только не задрожать подбородком!Но Пал Палыч тоже уловил опасность и концовку пропел утрированно, с расчетом на юмористический эффект:
Лучше в Во-олге мне бытьУ-утопи-има-аму,Чем на свете мне жи-и-итьНелюби-и-има-аму!
При этом он адресовался к Зиночке, переключив на нее общее внимание.Водворив на место гитару, Пал Палыч принялся показывать фокусы с колодой карт, с яблоком, исчезавшим под шляпой. И коронный: потолкавшись меж гостей, выложил перед ними носовые платки, авторучки, записные книжки – все, что повытащил из карманов. Публика обомлела и заставила шуточное воровство повторить. Тут уж все бдительнейше оберегали свое имущество, но два-три отвлекающих приема позволили Пал Палычу даже умножить добычу.Подобным штукам обучил его не так давно один карманник, косвенно проходивший по делу о разбойном нападении. В ответ на изумленные восклицания окружающих Пал Палыч торжественно пообещал не использовать своих способностей в условиях городского транспорта и пояснил, откуда сии способности взялись.Возник дружный интерес к его работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
* * * В дежурную часть возвратилась первая, затем вторая группа захвата во главе с Гусевым. Обе разочарованные.Конопатый связной сообщил, что Майя Петровна вернулась домой и, не раздеваясь, снует по кухне, а Кати пока нет. С ним послали кого-то из освободившихся людей; решено было не выпускать из виду жену и дочь Багрова: их вечерняя суета вызвала сомнения.Так что дежурка встретила Майю Петровну удивленным и выжидательным молчанием.– Добрый вечер, – сказала та с порога; она несла аккуратно перевязанный сверток и старенькую сумку со сломанной молнией, полную консервных банок, пачек сахара и другой провизии.– Здравствуйте, Майя Петровна… – отозвалось несколько голосов.Томин с любопытством всматривался в жену Багрова. После всего о ней слышанного ему рисовалось нечто яркое, впечатляющее. А в Багровой не было даже «изюминки». Никакого женского задора, кокетства. Хорошее лицо, спокойное благородство в повадке. Вроде бы не из тех, вокруг кого разыгрываются «роковые страсти-мордасти».Томин представился.– Вы по поводу моего визита?– А-а, Лена мне говорила… – не поняла она. – Нет, я не к вам.По лицам присутствующих догадалась, что ее появление неожиданно и, следовательно, мужа в милиции еще нет.– Михаил в городе. Сейчас он придет… Я принесла теплые вещи и продукты. Надеюсь, это можно?Обращалась она к дежурному как наиболее, очевидно, знакомому.– Вы видели мужа? – скорее всех отреагировал Томин.– Да.– Где?– У Василия Васильевича Полозова, – сообразив, что заправляет тут Томин, сосредоточилась на нем.– У деда Василия! – ахнул в досаде Гусев.– Как вы узнали, что он там?– Василий Васильевич записку принес.Томин укоризненно покосился на дежурного, тот развел руками:– Думал, сороковины…– Да-а… Старика Полозова мы не предусмотрели! – корил себя Гусев.– Сколько времени назад вы расстались? – Томин задавал вопросы быстро, чтобы получить ответы раньше, чем Багрова оценит ситуацию.– С полчаса примерно… нет, больше.– И он сказал, что явится в милицию?– Он обещал.– Сколько ходу от Полозова до вас?– Минут двадцать – двадцать пять, – отозвался за нее Гусев.– От Полозова забежали домой и прямо сюда?– Да.– Дома пробыли долго?– Вот только собрала…– Ровно четверть часа, – доложил от дверей мальчишеский голос.Это конопатый связной – согласно инструкции «контролировать передвижения» домочадцев Багрова – притопал за Майей Петровной.– И до милиции от вас ходу… Быстро шли?– Нет.– Тогда еще пятнадцать, – определил сам Томин.– Имеем пятьдесят минут, как минимум, – подытожил Гусев. – Напрямик от Полозова сюда два раза можно гуляющим шагом поспеть.– Михаил вот-вот будет, – старалась убедить присутствующих Багрова. – Он понимает, что это единственный выход в его положении.– Пора бы уже, Майя Петровна, если решил.– Ну… надо и с духом собраться, Алексей Федорович.Томин прислушался к себе… нет, не приближался Багров к милиции… все это розовые мечты – будто он мирно сдастся на милость правосудия.Гусев нетерпеливо переступал с ноги на ногу.– Да, конечно, – сказал ему Томин.И Гусев спешно отошел, чтобы сколотить группу и отправить к деду Василию. «Необходимо, но безнадежно», – мельком подумалось Томину.– Муж объяснил вам цель побега? – осведомился он, отвлекая Багрову от суеты за ее спиной.Под нацеленными со всех сторон взглядами Багровой стало душно. Она расстегнула пальто, сдвинула с головы платок.– Пусть Михаил сам расскажет. Избавьте меня…– Только одно: Калищенко замешан? – тихо спросил Томин.Она немного отвернулась и кивнула. Томин спросил еще кое-что, осторожно уточняя суть происшедшего между супругами объяснения. Женщина говорила с неловкостью, через силу.Помещение заполнялось сотрудниками, которые пачками прибывали с пустых адресов. При виде Майи Петровны у каждого новоприбывшего возникал естественный интерес, и вокруг нарастали говор и перешептывание. А она все тянулась взглядом к поминутно хлопавшей двери, надеясь, волнуясь, недоумевая, почему Михаила нет и нет.Зазвонил телефон.– Дежурный еловского горотдела милиции слушает… Спокойнее, гражданин, ничего не разберу. Фамилия ваша? Давайте по буквам.Записывая, он прикрикнул на своих:– Потише, мужики!– А что там?– Угон машины… Да, гражданин, слушаю вас… Ну ясно… Ясно. Номер какой?.. Кто?! Точно, без ошибки?.. Ясно, спасибо.Выругался сквозь зубы, хлопнул трубку на аппарат и грузно встал. И сразу как-то все замолкли.– Упустили Багрова, – мрачно сказал он Гусеву. – Остановил самосвал, вытряхнул водителя, сам за руль – и прощайте! По Новинскому направлению. В сильно нетрезвом виде…– Давно?– Точно сказать не может. Пока, говорит, добежал до автомата у заправки… Минут двадцать-то наверняка уж.– Шофер еловский?– Кто-то из Степановых, не разобрал кто.Вот оно! – стало ясно Томину. Вот теперь началось то самое.«А участковый сидит в школе. А он мне почему-то нужен».– Ивана Егорыча сюда в темпе, – сказал он кому попало, пробираясь за Гусевым сквозь тесноту к карте района.– До развилки, товарищ майор, одна дорога – прямо. Но тут нам его не достать. Развилку перекроем на всякий случай – вдруг свернет. Свяжемся с ГАИ области. Если проскочит дальше к Новинску, то где-нибудь здесь нагоним, машина у нас ходкая.На карте палец Гусева шутя придавил самосвал с пьяным Багровым. Карта все сводит в одну плоскость, на ней – просто.Дежурный дозванивался в ГАИ, излагал ситуацию, просил выслать мотоциклистов на перехват. Гусев распустил по домам лишних людей, достал из сейфа пистолет, привычно вставил обойму (но то была привычность тира); сделал знак успевшему появиться участковому, что берет его на задержание. И тот тоже передернул затвор пистолета, внимательно осмотрел и несколько раз перехватил в руке. Свой Томин всегда носил в кобуре под мышкой, проверять его не было надобности.Майя Петровна все это время стояла почти в центре дежурки, вокруг нее сохранялся свободный пятачок, как бы зона отчуждения. У ног – сумка с провизией, сверток. Широко раскрытые вопрошающие глаза следили за военными приготовлениями.«Почему именно я должен успокаивать жену Багрова? Здесь полно знакомых людей», – направляясь к Майе Петровне, ворчливо думал Томин.– Неужели в него будут?.. – ошеломленно проговорила она.– Ну-ну, надеюсь, до этого не дойдет.– Вы обещаете?Черты ее лица, до сей поры как бы затушеванные будничным спокойствием, проступили четко, открывая свою одухотворенную и трагическую красоту.«А я, оказывается, подслеповат. Никакие изюминки не нужны, чтобы из-за этой женщины разыгрывались страсти».– Разве кто-нибудь хочет? Оружие существует на случай крайней необходимости.– Лена Сергеева хорошо говорила о вас… поэтому я прошу… Я понимаю, Михаила надо остановить во что бы то ни стало… Но с ним трудно силой. Он совсем взбеленится и может бог знает что…– Понял, постараемся.– Вы обещаете… не стрелять?Томин еще раз заглянул в ее хрустальные, полные глубокого света глаза.– Могу обещать только за себя.«И здесь ходи в мягких тапочках!.. Удружила Шахиня. Поделом вам за сентименты, добренький старший инспектор».– Сообщите в Новинск, – распорядился он, одеваясь.– Есть! – вытянулся дежурный, приняв сердитый тон Томина на свой счет.– Ни пуха ни пера, – пожелали вразнобой, но от души провожавшие.Томин, Гусев и участковый Иван Егорыч чеканно отозвались положенной фразой.Садясь в машину, Иван Егорыч зыркнул вдоль улицы:– Катерина Багрова бежит!Но дожидаться ее – с чем бы она там ни бежала – было некогда. Теперь единственной заботой, целью, желанием стал ревущий где-то на темном шоссе самосвал ЮКР 16-16. Опередивший их – на сколько километров? – неизвестно. Выкладки Гусева грешили приблизительностью.Раз за разом они опаздывали! А выигрывал дистанцию не матерый преступник, имевший связи в уголовном мире, опытный в состязаниях с системой ловли разных «зверей», – выигрывал (в одиночку!) всего-навсего ревнивый муж, вооруженный только любовью и жаждой мести сопернику!«Нельзя недооценивать Багрова. Нестандартность поступков. Энергия. Напор». Паша еще мягко выразился… Что-то он поделывает? Праздничное застолье, наверное, в разгаре.
* * * В застолье наступила та пауза между ужином и чаем, когда все уже сыты, чуть под хмельком и каждый развлекается как может.Пажеский корпус – бывшие подшефные Маргариты Николаевны кандидаты наук – были отправлены на кухню мыть посуду. И тоже попутно развлекались болтовней и анекдотами. Колька азартно играл в шашки со старейшим другом семьи.– Ты, кажется, возмечтал пролезть в дамки, – хмыкнул тот сквозь полудрему.– Возмечтал!– И напрасно, братец, – маститый партнер сделал ответный ход, разрушивший все Колькины построениями– А где же твой Граф? – задержалась рядом мать.– Твой Граф! – горячо и неискренне возразил Колька.– Хорошо, примем компромиссный вариант – наш Граф.– Наш Граф наелся и спит без задних ног.– Луж было много?– Было и похуже. Но я все доблестно ликвидировал и каждый раз мыл руки.– Образцовый ребенок! – мать подмигнула, указав незащищенное место в обороне противника, и Колька снова ринулся в атаку.Кто-то затеял танцы под мелодии двадцатилетней давности. Пожилые танцы, лишенные прыти, танцы-воспоминания, молодившие этих женщин и мужчин, дома зачастую уже перешедших в разряд бабушек и дедушек.Пал Палыч покружился с Зиночкой в вальсе, осчастливил скучноватую дальнюю родственницу бодрым фокстротом и вдохновенно провел мать сквозь сложные фигуры танго.Номер был сольным и заслужил аплодисменты, сразу после которых Пал Палыч направился в переднюю, набрал 02 и попросил дежурного по городу. Всех их он знал по голосам и тотчас определил: Дайков. Этот много раз выручал.– Добрый вечер, Григорий Иваныч, Знаменский. С личной просьбой можно? Запропал где-то в Еловске один мой друг-приятель. Некто Томин… Да, из МУРа. Нельзя ли поинтересоваться, когда он выехал в Москву?.. Есть, жду.Он присел у телефона. Не потому что ждать предстояло долго, но шнур от трубки до аппарата был довольно коротким, и – если на ногах – приходилось гнуться. Машинально Знаменский отметил, что сиденье стула теплое. Только что кто-то долго с кем-то разговаривал.Из комнаты Кольки вышел сонный Граф, присел, открыл крантик. По полу растеклась внушительная лужа и, найдя где-то уклон, побежала ручейком в сторону ванной. Ручеек истончился и иссяк, протянувшись сантиметров на тридцать. Следственная привычка фиксировать пустяки.– Алло! Слушаете?Дайков так поспешно передал сведения из Еловска, что Пал Палыч не успел и поблагодарить. Суббота, происшествий в столице, конечно, хватает.Выглянула Зиночка, оценила ситуацию и призвала Кольку с его тряпками.– Не будет Саши, – сказал ей Пал Палыч. – Поехал брать Багрова. А я-то держал для него заветный кусок судака и три дюжины пельменей на холоду – только в кипяток бросить.– И держи. Завтра вернется – первым делом про пельмени спросит.– Точно, – улыбнулся Пал Палыч.«Явится с рассказами, как выслеживал и хватал Багрова, и примется уплетать пельмени. Сядем на кухне, по-семейному…»Но мысль эта ничем не подкрепилась в воображении. Пельмени были реальны, а Сашу почему-то не удавалось поместить в кухне и попотчевать этими реальными, горячими, с маслом и горчицей, как он любил.Озадаченно созерцал Пал Палыч пустоту, не желавшую заполняться Томиным. Чего проще? Завтра воскресенье, он свободен. Придет, как всегда, голодный, сначала съест заливного судака, потом… Нет, не приходил. И в понедельник не приходил. Странно.Между тем народ снова потянулся к столу, где расставляли чашки и сладости.– Павлуша! – окликнул старейший друг дома, застав Пал Палыча в задумчивости у телефона. – Можно подумать, гости тебе глубоко опротивели!Пал Палыч сбросил вялость и присоединился к oбществу. Первым делом он ссадил Графа с Колькиных колен, приказав не портить собаку. Затем помог пажескому корпусу с включением электросамовара (его кто-то преподнес сегодня Маргарите Николаевне): шнур не доставал до розетки, требовался удлинитель. Следующим номером стало спасение Зиночки от посягательств Афанасия Николаевича. Сей милейший профессор на покое, пенсионер с незапамятных времен, пускался бурно ухаживать за женщинами, едва пригубив сухого винца.– Спасибо, Пал Палыч, – потирая зацелованную до локтя руку, смеялась Зиночка. – Он уверял, что я напоминаю ему «утраченную в юные годы» мать… Слушай, как жаль, что Шурика нет. И спеть некому. Или сам рискнешь?Знаменский, случалось, подпевал и аккомпанировал другу, благо гитарой владел отлично – еще отец обучил и пристрастил. И голосом Пал Палыча Бог не обидел. Но, поскольку своего он не сочинял, то при Томине держался в тени. Теперь же, не раздумывая, снял со стены семиструнную.– Только для тебя, Зиночка!Но запел не для нее и отнюдь не то, чего она ожидала – не из Сашиного репертуара, а из отцовского. Тот любил полузабытые народные песни минорного или шутливого толка.
Вниз по Во-олге рекеС Нижня НовгородаСнаряжен стру-ужо-о-ок,Как стрела-а-а летит… –
протяжно начал Пал Палыч и увидел осветившееся нежностью лицо Маргариты Николаевны.Песня неспешно излагала убедительную просьбу одного из гребцов к товарищам: «Уж вы бросьте меня в Волгу-матушку».Маргарита Николаевна осторожно поставила блюдо с пирогом и заслушалась. Ни родные, ни друзья не представляли себе, какую брешь в ее душе пробила смерть Пашки-большого, как сам себя именовал в кругу семьи Павел Викентьевич Знаменский. Всегда бодрая, приветливая, любившая посмеяться, Маргарита Николаевна сиротствовала по мужу втайне, не ища сочувствия, никого не отягощая своей печалью. Она не потеряла вкуса к жизни, не хлюпала ночами в подушку – нет, но знала, что до последнего вздоха будет ощущать себя вдовой.А вот, оказывается, Павлик – Пашка-маленький – чувствовал ее вдовство. Как бережно выводит мелодию, повторяя отца даже в интонациях… Только не задрожать подбородком!Но Пал Палыч тоже уловил опасность и концовку пропел утрированно, с расчетом на юмористический эффект:
Лучше в Во-олге мне бытьУ-утопи-има-аму,Чем на свете мне жи-и-итьНелюби-и-има-аму!
При этом он адресовался к Зиночке, переключив на нее общее внимание.Водворив на место гитару, Пал Палыч принялся показывать фокусы с колодой карт, с яблоком, исчезавшим под шляпой. И коронный: потолкавшись меж гостей, выложил перед ними носовые платки, авторучки, записные книжки – все, что повытащил из карманов. Публика обомлела и заставила шуточное воровство повторить. Тут уж все бдительнейше оберегали свое имущество, но два-три отвлекающих приема позволили Пал Палычу даже умножить добычу.Подобным штукам обучил его не так давно один карманник, косвенно проходивший по делу о разбойном нападении. В ответ на изумленные восклицания окружающих Пал Палыч торжественно пообещал не использовать своих способностей в условиях городского транспорта и пояснил, откуда сии способности взялись.Возник дружный интерес к его работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11