– На кой шут ему крюка давать? Дом уж рядом, a он в сторону двинет?– Возле дома-то особая осторожность и нужна! Какой зверь к логову прямиком ходит? Непременно петлю заложит, со следа сбивает.Кратчайший путь был лесом, тут удалось бы скостить километра четыре, если б не снег.– Да много ль его нынче, снегу?– В низинах и по колена. Не лось же он, по сугробами переть!– Багров-то? Да ногастей любого лося. Еще как пропрет! А где и лыжня накатанная выручит. Лесом, лесом!Асфальтовый вариант большинство отвергало – велик риск нарваться на знакомого. И один Томин, только что с комфортом проехавший по всему багровскому маршруту от колонии и наглядно проследивший всю бесконечную протяженность его, трудность и рискованность (за доставку военного донесения Героя могли дать), уверенно сказал, дождавшись паузы:– Ни лесом, ни полем. Где ему с лосем равняться, небось на последнем дыхании. Пошел он асфальтом. К опасности привык, да еще метель полдня слепила. Занавесила его.Дежурка поразмыслила и приняла мнение Томина. О дороге спорили потому, что отсюда вычислялось примерно время, когда Багров добрался до окрестностей Еловска. Получалось, часам к двум.– Но засветло же он в город не сунулся? – нетерпеливо обратился Томин к Гусеву.– Нет, товарищ майор. Думаю, отсиделся в каком-никаком сарае часов до шести-семи. Потом двинул в разведку.– Отлично! Он уже двинул, а мы гадаем – лесом или полем! Одиннадцать минут назад получена телефонограмма. Что сделано?Дежурка озадаченно притихла. Что сделаешь за одиннадцать минут? Почему-то всем рисовалось, что Багров сперва «устроится на постой», дабы отдохнуть от дальних странствий, и уж потом приступит к своим нехорошим делам. На постое его и надеялись захватить.Томин тоже держался подобного взгляда до телефонограммы. Она опрокинула их прежние расчеты. Значит, и нынешние Багров мог опрокинуть.Две точки притяжения существовали для него в городе: Загорский и жена. От этих конечных точек и надо толкаться, чтобы не плестись у него в хвосте, но, по возможности, опередить.– Да ведь облаву готовим, товарищ майор… А что вы предложите?– Срочно засаду у дома Багрова, засаду у школы и кого-то отправить в Новинск. Пусть удержит директора, пока Багров на свободе.Гусев не страдал ложным самолюбием:– Спасибо, товарищ майор. Действительно раскачиваться некогда. Разрешите привлечь штаб дружины?Людей для путной облавы явно не хватало.– Ну, что делать. Только с умом!Школу как наиболее верный объект Томин взял на себя; в подмогу – участкового Ивана Егоровича.Они обогнули здание по широкой дуге, подыскивая мало-мальски удобное укрытие. Над служебной дверью горела лампочка в проволочной плетенке и призрачно светилось одно окно.– Пелагея телевизор смотрит, – вполголоса сказал участковый и пояснил, что та работает в школе уборщицей и ведет холостяцкое хозяйство Загорского, а он за то уступил ей комнату в своей квартире.Еще по пути сюда Иван Егорыч сетовал, что школа дескать, на юру и спрятаться возле нее негде. Так оно и было. Придется ожидать Багрова внутри, что по многим соображениям гораздо хуже. Став поодаль, они совещались, как поступить, когда внимание Томина привлекла цепочка следов, ведшая напрямик через спортплощадку.– Иван Егорыч, постойте на шухере, я поинтересуюсь. Отсюда вам обзор хороший, если что – подайте сигнал. Какой-нибудь безобидный.– Мяукаю я с детства совершенно натурально, на два голоса, – серьезно сообщил участковый. – Чистая кошачья драка.Однако мяукать не понадобилось, никто вблизи не появился, и Томин внимательно и с неприятным предчувствием рассмотрел то, что сумел, на снегу.Без Кибрит некому было вычислить рост, вес, комплекцию и прочее. Томин лишь констатировал, что кто-то недавно приходил, потоптался, сплюнул кровью и ушел обратно. Нога очень крупная, шаг широкий.Тетку Пелагею вторично за вечер оторвали от телевизора. Прежде всего Томин задернул шторы у Загорского, включил свет и не велел гасить. Расспрашивать предоставил Ивану Егорычу, с которым та держалась свободней.Описанный теткой Пелагеей визит настолько органично ложился на Багрова, что почти и сомнений не оставлял. Рассказывала она четко, только со временем находилась не в ладах: час ли назад, полтора ли являлся неведомый посетитель – ответить не могла.Томин позвонил дежурному, обменялись новостями: Виктор помчался в Новинск, вторая засада на месте. Участковому определили побыть все-таки в школе для верности, Томин возвратился в милицию, нещадно грызя себя. Сколько раз жизнь щелкала его по носу за гонор, но он опять впадал в самонадеянность. Ведь предупреждал Паша: «Нельзя недооценивать Багрова» и еще что-то про энергию и напор. Послушать товарищей по работе, этих-то качеств у Томина хоть отбавляй. А вот на поверку беглый зэк – изголодавшийся, изнуренный – проявил их куда больше.На что еще он способен? Чем занят сейчас?..В дежурке Гусев напутствовал группы захвата:– Итак, имеем восемь адресов. Стесняться не приходится, в каждый курятник будем нос совать. Сверяем часы. Девять сорок шесть. Операцию назначаем на десять десять. Имеете добавления, товарищ майор?– Старайтесь потише. Восемь адресов – это наше предположение. Кто поручится, что не двенадцать?Гусев обернулся к «захватчикам»:– Для пресечения слухов: по каждому адресу, где пусто, оставляем своего человека. Пусть следит, чтобы не перебежали из дома в дом шепнуть.
* * * Багров как-то выпал из ситуации, переживая обманчивое впечатление, будто отныне все хорошо. Заговаривал о пустяках, по-доброму улыбался.Майя Петровна с сожалением вернула мужа к действительности:– Что же теперь, Миша?– А что теперь? – все еще безмятежно отозвался он. – Спасибо, Загорского унесло. Постарался его ангел-хранитель.– И твой тоже.– Верно, и мой не подвел.– Но что ты дальше?Багров задумался, начал грустнеть.– Поеду назад в ту же колонию. Придушу Калищенку, гада!Прозвучало полусерьезно, и в том же тоне Майя Петровна «восхитилась»:– Очень умно рассудил, Миша. То-то нам с Катей радости!– Выходит, спустить ему? Пускай подличает дальше, как нравится? – скривился Багров.– Да не о нем думай – о себе, о нас!Багров опять помолчал и совсем потускнел.– Конечно, придется сидеть. Эх… Только жди, Майка! Мне без тебя зарез!– Подожду, Миша, – покорно согласилась она.– Я знаю, прежнего нету, – с новой мукой покачал головой Багров. – Привычка тебя держит… Катька у нас, дом… А ведь было счастье, Маюшка! Куда делось?– Все здесь, Миша, на донышке. И твое, и мое, – показала та на бутылку.– Брошу! Веришь? Брошу! Я уже отвыкать стал. Отсижу, и уедем давай, как ты хотела. Опостылело тут теперь! Начнем по новой, а?.. Может, тогда вернется… обратно полюбишь?..Майя Петровна ответила осторожно, выверив наперед интонацию:– Отчего не полюбить, Миша. Мужчина ты видный, работящий.То была ложь во спасение; ничего не стоило толкнуть на новые безрассудства буйную и переменчивую его натуру.– Но сейчас-то ищут тебя, Миша. Объявись сам, скидка будет. Объясни, как было… люди же – поймут! Прошу тебя!– Противно, Майка. Словно побитая собака на брюхе…– Переломи себя, Мишенька! Пойдем. Пойдем вместе!Вот и перегнула палку, сразу воспротивился:– Еще не хватает, чтоб ты меня за ручку вела! На весь город потеха! Сам дорогу найду.– Значит, пойдешь? Честно?!Багров медленно обогнул стол, Майя Петровна встала навстречу.– Поцелуй!То было требование залога, обещания; или печать, скрепляющая договор.Майя Петровна поцеловала мужа. Но губы-то лгать не умели.– Я вещи соберу, продукты… – заторопилась она. – Принесу в милицию.– Побудь еще, Майя…Пока она была здесь, единственная его желанная, пусть хоть такая, только прохладно-ласковая, Майя принадлежала ему. А дальше – какие немеряные версты разделят их! Сколько они не увидятся!Майя Петровна понимала, что муж ждет от нее еще каких-то слов, чувств. Но где их взять? Силы ее иссякали.– Скорей надо, Миша, чтоб сам ты, пока не поймали!– Ну… ладно, – смирился Багров. – Подожду, пока обратно полюбишь.Она кое-как повязала платок, надела пальто и, уже одним рассудком, а не исчерпавшим себя сердцем сознав, что надо смягчить боль мужа, – прислонилась к его груди, дала себя обнять напоследок.И вот – скрылась в сенях, мелькнула мимо окна и канула в темень за плетнем.Багров окинул прощальным взором дедову горницу, прислушался, как тот заливисто похрапывает в каморке. На столе мутно зеленела бутылка. Багров отвел глаза, но их опять потянуло к зелени.Лукавое самооправдание нарисовало картину сдачи властям, раздуло предстоящее унижение. Багров налил стакан до краев. Не пропадать же. Может, последний раз в жизни!
* * * В милиции было пусто. Две минуты назад группы захвата приступили к операции. Еще через тридцать – сорок минут станут известны итоги. Томин и дежурный помалкивали. Обоим хотелось верить в удачу. Дежурному оно удавалось процентов на семьдесят, Томину процентов на двадцать.Однако, если спросить, питает ли он надежду взять Багрова в ближайшие часы, Томин, не колеблясь, ответил бы «да». Но не облавой. Просто… ну не могла столь тихо завершиться эпопея Багрова.Мысль эту Томин обнаружил в себе уже в готовом виде, не заметив, как она созрела. Но таким – подспудно рожденным – он внимал, пожалуй, больше, чем логически обоснованным. Внутренний голос предупредил: готовься к бурным событиям. Хорошо, если не трагическим.По коридору кто-то бегом – и, запыхавшись, влетел в дежурку. Один из «штабистов» Виктора, приданный засаде в качестве связного.– Меня послали… сказать на всякий случай… Катька на рысях усвистала.– Тебе бы за ней бежать, а не к нам, балда!– Да ведь не было распоряжения, товарищ майор… чтобы следить, – растерялся конопатый «штабист».– В какую сторону ударилась? – спросил дежурный.– По Пионерскому.– Гм… куда ее понесло…– А жена Багрова дома?– Так точно, товарищ майор. Хотя… не наверняка.– Желательно потолковей.– Свет наверху горит. Но не видно, чтобы ходили.– Подымись в квартиру, узнай. Под благовидным предлогом.– Есть!Он ринулся наружу, а Томин прервал задумчив дежурного:– Пионерский куда ведет?– Я вот как раз сижу, мозгую. Магазины закрыты, дальше – обувная мастерская, прачечная, всякие бытовые услуги. Детсад, стадион. Еще дальше – автобаза, заправка. А там уже огороды, поля. Куда ее понесло?.. Если только у лесопилки свернула, в жилой массив? По забору протоптано, но темень же! Шалая деваха…Рассуждения дежурного ничего не объяснили. Как кольнуло Томина это «усвистала на рысях», так и торчала иголочка. Правда, Катя отнюдь не жаждала встречи с отцом. Но что погнало ее из дому в одиннадцатом часу вечера?
* * * А погнало Катю именно желание встретиться с отцом.Странное поведение мамы, от двери дома вдруг заспешившей прочь, и странное же явление старика пасечника наконец сцепились в ее уме; она уразумела их связь и смысл.– Ох, мама… Ох, Маечка Петровна! Ну совершенно невозможная!Что выйдет из свидания родителей? Что отец вообще задумал? Чего потребует от матери? Муровец предупредил: «опасен». А она тайком; даже слова никому не сказавши!..Нет, мочи не было покорно ждать. Страх за мать, негодование, обида, что родную дочь как бы и не принимают в расчет – все смешалось и вихрем вынесло Катю на Пионерский проезд. Ее мнением не интересуются? Ну так она заставит поинтересоваться! Она им все выложит! Отцу, конечно, в основном. Мама – святая мученица. Но зачем она соглашается быть мученицей?! «Ах, человек в беде, его надо поддержать». Разве мы виноваты в его беде? Мы из-за него тоже в беде. И виноват он, он один! Пусть же сам и расплачивается!Катя приостановилась, глотая злые слезы и соображая, где надо свернуть, чтобы попасть на дорогу к пасеке; тут важно не ошибиться, дальше фонарей не будет.И увидела Майю Петровну, показавшуюся из-за детсадовской ограды. Слава Богу, цела! Возвращается! Первый порыв был – броситься навстречу. Приласкать, отругать, пожаловаться.Но тогда мама все поймет и не пустит ее к деду Василию. У нее своя правда – у Кати своя. И Катина правда останется только клокочущими в горле фразами, ни на что не повлияет, ничего не изменит.Майя Петровна ступала торопливо, но слегка неровно, как очень уставший человек. Руки зябко засунула в рукава, подбородок уткнула в воротник от ветра.Катя только по матери и заметила ветер; самой он был нипочем. Отодвинувшись за палатку «Пиво – воды», пропустила Майю Петровну. «Точно с похорон, бедняжечка моя!» Хорошо, что ее не будет при Катиной схватке с отцом: в мамином присутствии язык не все выговорил бы.…Багров шел сдаваться. Полушубок распахнут, шапка набекрень. Хмель размыл протест, чувство унижения. Захотелось покоя. Хоть под замком. Пускай они теперь решают, хлопочут, лечат его обмороженные ноги. И кормят. Первым делом пускай, собаки, накормят.Вон впереди какая-то фигура, и можно не прятаться. Даже чудно… Ба, да фигура-то знакомая! Багров радостно раскрыл объятия:– Катюха! Доченька!Что-то подломилось в Кате, и несчастной девчонкой с тугими косичками она нырнула в распахнутый полушубок к родной груди. Но секундно. Сивушный запах вернул всю непримиримость ее восемнадцати лет.– Пьяный! Опять пьяный. Вечно пьяный!– Последний нонешний денечек, Катюха. Зарок дал.– Заро-ок? Старая песня! Пусти меня, пусти! Чего облапил! Скажи, зачем ты явился?!Она отпихивалась от отца, тот дурашливо придерживал ее за локти.– По тебе соскучился! Дай, думаю, навещу.– Слушай, с тобой можно нормально? Идет себе веселенький, как с праздничка. Или ты совершенно уже ничего не соображаешь?Багров разжал руки:– Ну, давай нормально. Авось пойму.– Вот и пойми: хватит маму мучить! Ты нам не нужен. И мы тебе не нужны. Была бы водка!– За мать не решай! – повысил голос Багров. – Мы с ней все обсудили, все добром.– Видела я, как она от твоего добра шла: сама не своя и слезы в три ручья!Про три ручья Катя приврала, даже не заметив. Главное было пронять отца. И проняла. Тот болезненно поморщился:– Почему слезы?– Не иначе как от счастья! – съязвила Катя. Впервые она вела себя столь решительно и враждебно, и только туповато-добродушный настрой от выпитого стакана не давал пока Багрову взорваться.– Ну, хватит, потолковали. Мне пора, мать ждет, – он отстранил Катю и двинулся дальше.Твердо помня, что Майя будет ждать в милиции, он нес ей последнюю – нетронутую! – поллитровку. Наглядное подтверждение обета, маленький подвиг.«Мать ждет». Катя вообразила, что ждет дома. Это уж хуже некуда! Она повисла на отце, не пуская его.– Нечего тебе в Еловске делать! Мало нам было сраму!.. Уходи, уезжай отсюда!.. Пусть тебя где подальше ловят!Багров стряхнул ее и начал накаляться. Своя, кровная и вона что придумала – посылает его опять в бега!– Ну сильна, дочка! Вот сокровище вырастил!– Ты меня вырастил?!.. – взвилась Катя. – Ты мне всю жизнь отравил! Я из-за тебя в институт не попала!– Готовиться надо было, а не с Витькой целоваться! – рявкнул Багров.– Да меня Семен Григорьич так подготовил, что куда хочешь поступить могла! Вспомни-ка – время экзамены сдавать, а папашу посадили!Имя Загорского дочь вонзила в такое еще кровоточившее, что Багров задохнулся. Объяснение с женой похоронило ненавистный призрак, но могила была слишком свежа. А тут – новость, представившаяся Багрову чрезвычайно многозначительной. Загорский занимался с Катей? Для чужих подобного не делают. И – скрытно!.. Что еще от него скрывают?– Семен Григорьич подготовил? – переспросил тихо. – А я и не знал.– Мало ли чего ты не знал! – подливала масла в огонь Катя. – К примеру, мама до сих пор во сне уроки ведет. Ты храпишь с перепою, а она бормочет: «Алабин, иди к доске…»– А Семен Григорьича во сне не поминает?– Отчего и не помянуть? Уж не хуже тебя!– Катька!! – вне себя гаркнул он.– Ну, ударь, ударь! Маму уже бил, теперь меня давай!Багров схватил ее за плечи и затряс:– Мать бил?!.. Я – бил?.. Пальцем не трогал!– Своими глазами видела! Прямо по лицу!– То один раз… тогда причина была… – оттолкнул он дочь, стремясь вместе оттолкнуть и постыдное воспоминание.Но та не дала «закрыть тему»:– Знаю, какая причина! Думаешь, спала, не слышала? Мама уйти хотела. И почему только не ушла!.. Я бы на ее месте без оглядки…Земля на могиле зашевелилась, холмик стал осыпаться.– Куда ж бы она ушла? – спросил Багров со зловещей вкрадчивостью. – К кому?– Господи, будто на тебе свет клином сошелся! Жили бы сейчас тихо, культурно…– Тихо-культурно… С Загорским, что ли?Катя закусила удила:– Да хоть бы и с ним!Призрак полез наружу, обдавая загробным холодом. Призрак с незапятнанной репутацией, с двумя высшими образованиями, трезвый, уважаемый, очень культурный – первая любовь Майи, проклятие жизни Багрова. Оцепенение, с которым тот готовился вновь принять на плечи весь сброшенный было груз, внешне могло показаться спокойствием.– Говори, дочка, говори, я кое-что соображать начинаю… – медленно и как бы равнодушно произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
* * * Багров как-то выпал из ситуации, переживая обманчивое впечатление, будто отныне все хорошо. Заговаривал о пустяках, по-доброму улыбался.Майя Петровна с сожалением вернула мужа к действительности:– Что же теперь, Миша?– А что теперь? – все еще безмятежно отозвался он. – Спасибо, Загорского унесло. Постарался его ангел-хранитель.– И твой тоже.– Верно, и мой не подвел.– Но что ты дальше?Багров задумался, начал грустнеть.– Поеду назад в ту же колонию. Придушу Калищенку, гада!Прозвучало полусерьезно, и в том же тоне Майя Петровна «восхитилась»:– Очень умно рассудил, Миша. То-то нам с Катей радости!– Выходит, спустить ему? Пускай подличает дальше, как нравится? – скривился Багров.– Да не о нем думай – о себе, о нас!Багров опять помолчал и совсем потускнел.– Конечно, придется сидеть. Эх… Только жди, Майка! Мне без тебя зарез!– Подожду, Миша, – покорно согласилась она.– Я знаю, прежнего нету, – с новой мукой покачал головой Багров. – Привычка тебя держит… Катька у нас, дом… А ведь было счастье, Маюшка! Куда делось?– Все здесь, Миша, на донышке. И твое, и мое, – показала та на бутылку.– Брошу! Веришь? Брошу! Я уже отвыкать стал. Отсижу, и уедем давай, как ты хотела. Опостылело тут теперь! Начнем по новой, а?.. Может, тогда вернется… обратно полюбишь?..Майя Петровна ответила осторожно, выверив наперед интонацию:– Отчего не полюбить, Миша. Мужчина ты видный, работящий.То была ложь во спасение; ничего не стоило толкнуть на новые безрассудства буйную и переменчивую его натуру.– Но сейчас-то ищут тебя, Миша. Объявись сам, скидка будет. Объясни, как было… люди же – поймут! Прошу тебя!– Противно, Майка. Словно побитая собака на брюхе…– Переломи себя, Мишенька! Пойдем. Пойдем вместе!Вот и перегнула палку, сразу воспротивился:– Еще не хватает, чтоб ты меня за ручку вела! На весь город потеха! Сам дорогу найду.– Значит, пойдешь? Честно?!Багров медленно обогнул стол, Майя Петровна встала навстречу.– Поцелуй!То было требование залога, обещания; или печать, скрепляющая договор.Майя Петровна поцеловала мужа. Но губы-то лгать не умели.– Я вещи соберу, продукты… – заторопилась она. – Принесу в милицию.– Побудь еще, Майя…Пока она была здесь, единственная его желанная, пусть хоть такая, только прохладно-ласковая, Майя принадлежала ему. А дальше – какие немеряные версты разделят их! Сколько они не увидятся!Майя Петровна понимала, что муж ждет от нее еще каких-то слов, чувств. Но где их взять? Силы ее иссякали.– Скорей надо, Миша, чтоб сам ты, пока не поймали!– Ну… ладно, – смирился Багров. – Подожду, пока обратно полюбишь.Она кое-как повязала платок, надела пальто и, уже одним рассудком, а не исчерпавшим себя сердцем сознав, что надо смягчить боль мужа, – прислонилась к его груди, дала себя обнять напоследок.И вот – скрылась в сенях, мелькнула мимо окна и канула в темень за плетнем.Багров окинул прощальным взором дедову горницу, прислушался, как тот заливисто похрапывает в каморке. На столе мутно зеленела бутылка. Багров отвел глаза, но их опять потянуло к зелени.Лукавое самооправдание нарисовало картину сдачи властям, раздуло предстоящее унижение. Багров налил стакан до краев. Не пропадать же. Может, последний раз в жизни!
* * * В милиции было пусто. Две минуты назад группы захвата приступили к операции. Еще через тридцать – сорок минут станут известны итоги. Томин и дежурный помалкивали. Обоим хотелось верить в удачу. Дежурному оно удавалось процентов на семьдесят, Томину процентов на двадцать.Однако, если спросить, питает ли он надежду взять Багрова в ближайшие часы, Томин, не колеблясь, ответил бы «да». Но не облавой. Просто… ну не могла столь тихо завершиться эпопея Багрова.Мысль эту Томин обнаружил в себе уже в готовом виде, не заметив, как она созрела. Но таким – подспудно рожденным – он внимал, пожалуй, больше, чем логически обоснованным. Внутренний голос предупредил: готовься к бурным событиям. Хорошо, если не трагическим.По коридору кто-то бегом – и, запыхавшись, влетел в дежурку. Один из «штабистов» Виктора, приданный засаде в качестве связного.– Меня послали… сказать на всякий случай… Катька на рысях усвистала.– Тебе бы за ней бежать, а не к нам, балда!– Да ведь не было распоряжения, товарищ майор… чтобы следить, – растерялся конопатый «штабист».– В какую сторону ударилась? – спросил дежурный.– По Пионерскому.– Гм… куда ее понесло…– А жена Багрова дома?– Так точно, товарищ майор. Хотя… не наверняка.– Желательно потолковей.– Свет наверху горит. Но не видно, чтобы ходили.– Подымись в квартиру, узнай. Под благовидным предлогом.– Есть!Он ринулся наружу, а Томин прервал задумчив дежурного:– Пионерский куда ведет?– Я вот как раз сижу, мозгую. Магазины закрыты, дальше – обувная мастерская, прачечная, всякие бытовые услуги. Детсад, стадион. Еще дальше – автобаза, заправка. А там уже огороды, поля. Куда ее понесло?.. Если только у лесопилки свернула, в жилой массив? По забору протоптано, но темень же! Шалая деваха…Рассуждения дежурного ничего не объяснили. Как кольнуло Томина это «усвистала на рысях», так и торчала иголочка. Правда, Катя отнюдь не жаждала встречи с отцом. Но что погнало ее из дому в одиннадцатом часу вечера?
* * * А погнало Катю именно желание встретиться с отцом.Странное поведение мамы, от двери дома вдруг заспешившей прочь, и странное же явление старика пасечника наконец сцепились в ее уме; она уразумела их связь и смысл.– Ох, мама… Ох, Маечка Петровна! Ну совершенно невозможная!Что выйдет из свидания родителей? Что отец вообще задумал? Чего потребует от матери? Муровец предупредил: «опасен». А она тайком; даже слова никому не сказавши!..Нет, мочи не было покорно ждать. Страх за мать, негодование, обида, что родную дочь как бы и не принимают в расчет – все смешалось и вихрем вынесло Катю на Пионерский проезд. Ее мнением не интересуются? Ну так она заставит поинтересоваться! Она им все выложит! Отцу, конечно, в основном. Мама – святая мученица. Но зачем она соглашается быть мученицей?! «Ах, человек в беде, его надо поддержать». Разве мы виноваты в его беде? Мы из-за него тоже в беде. И виноват он, он один! Пусть же сам и расплачивается!Катя приостановилась, глотая злые слезы и соображая, где надо свернуть, чтобы попасть на дорогу к пасеке; тут важно не ошибиться, дальше фонарей не будет.И увидела Майю Петровну, показавшуюся из-за детсадовской ограды. Слава Богу, цела! Возвращается! Первый порыв был – броситься навстречу. Приласкать, отругать, пожаловаться.Но тогда мама все поймет и не пустит ее к деду Василию. У нее своя правда – у Кати своя. И Катина правда останется только клокочущими в горле фразами, ни на что не повлияет, ничего не изменит.Майя Петровна ступала торопливо, но слегка неровно, как очень уставший человек. Руки зябко засунула в рукава, подбородок уткнула в воротник от ветра.Катя только по матери и заметила ветер; самой он был нипочем. Отодвинувшись за палатку «Пиво – воды», пропустила Майю Петровну. «Точно с похорон, бедняжечка моя!» Хорошо, что ее не будет при Катиной схватке с отцом: в мамином присутствии язык не все выговорил бы.…Багров шел сдаваться. Полушубок распахнут, шапка набекрень. Хмель размыл протест, чувство унижения. Захотелось покоя. Хоть под замком. Пускай они теперь решают, хлопочут, лечат его обмороженные ноги. И кормят. Первым делом пускай, собаки, накормят.Вон впереди какая-то фигура, и можно не прятаться. Даже чудно… Ба, да фигура-то знакомая! Багров радостно раскрыл объятия:– Катюха! Доченька!Что-то подломилось в Кате, и несчастной девчонкой с тугими косичками она нырнула в распахнутый полушубок к родной груди. Но секундно. Сивушный запах вернул всю непримиримость ее восемнадцати лет.– Пьяный! Опять пьяный. Вечно пьяный!– Последний нонешний денечек, Катюха. Зарок дал.– Заро-ок? Старая песня! Пусти меня, пусти! Чего облапил! Скажи, зачем ты явился?!Она отпихивалась от отца, тот дурашливо придерживал ее за локти.– По тебе соскучился! Дай, думаю, навещу.– Слушай, с тобой можно нормально? Идет себе веселенький, как с праздничка. Или ты совершенно уже ничего не соображаешь?Багров разжал руки:– Ну, давай нормально. Авось пойму.– Вот и пойми: хватит маму мучить! Ты нам не нужен. И мы тебе не нужны. Была бы водка!– За мать не решай! – повысил голос Багров. – Мы с ней все обсудили, все добром.– Видела я, как она от твоего добра шла: сама не своя и слезы в три ручья!Про три ручья Катя приврала, даже не заметив. Главное было пронять отца. И проняла. Тот болезненно поморщился:– Почему слезы?– Не иначе как от счастья! – съязвила Катя. Впервые она вела себя столь решительно и враждебно, и только туповато-добродушный настрой от выпитого стакана не давал пока Багрову взорваться.– Ну, хватит, потолковали. Мне пора, мать ждет, – он отстранил Катю и двинулся дальше.Твердо помня, что Майя будет ждать в милиции, он нес ей последнюю – нетронутую! – поллитровку. Наглядное подтверждение обета, маленький подвиг.«Мать ждет». Катя вообразила, что ждет дома. Это уж хуже некуда! Она повисла на отце, не пуская его.– Нечего тебе в Еловске делать! Мало нам было сраму!.. Уходи, уезжай отсюда!.. Пусть тебя где подальше ловят!Багров стряхнул ее и начал накаляться. Своя, кровная и вона что придумала – посылает его опять в бега!– Ну сильна, дочка! Вот сокровище вырастил!– Ты меня вырастил?!.. – взвилась Катя. – Ты мне всю жизнь отравил! Я из-за тебя в институт не попала!– Готовиться надо было, а не с Витькой целоваться! – рявкнул Багров.– Да меня Семен Григорьич так подготовил, что куда хочешь поступить могла! Вспомни-ка – время экзамены сдавать, а папашу посадили!Имя Загорского дочь вонзила в такое еще кровоточившее, что Багров задохнулся. Объяснение с женой похоронило ненавистный призрак, но могила была слишком свежа. А тут – новость, представившаяся Багрову чрезвычайно многозначительной. Загорский занимался с Катей? Для чужих подобного не делают. И – скрытно!.. Что еще от него скрывают?– Семен Григорьич подготовил? – переспросил тихо. – А я и не знал.– Мало ли чего ты не знал! – подливала масла в огонь Катя. – К примеру, мама до сих пор во сне уроки ведет. Ты храпишь с перепою, а она бормочет: «Алабин, иди к доске…»– А Семен Григорьича во сне не поминает?– Отчего и не помянуть? Уж не хуже тебя!– Катька!! – вне себя гаркнул он.– Ну, ударь, ударь! Маму уже бил, теперь меня давай!Багров схватил ее за плечи и затряс:– Мать бил?!.. Я – бил?.. Пальцем не трогал!– Своими глазами видела! Прямо по лицу!– То один раз… тогда причина была… – оттолкнул он дочь, стремясь вместе оттолкнуть и постыдное воспоминание.Но та не дала «закрыть тему»:– Знаю, какая причина! Думаешь, спала, не слышала? Мама уйти хотела. И почему только не ушла!.. Я бы на ее месте без оглядки…Земля на могиле зашевелилась, холмик стал осыпаться.– Куда ж бы она ушла? – спросил Багров со зловещей вкрадчивостью. – К кому?– Господи, будто на тебе свет клином сошелся! Жили бы сейчас тихо, культурно…– Тихо-культурно… С Загорским, что ли?Катя закусила удила:– Да хоть бы и с ним!Призрак полез наружу, обдавая загробным холодом. Призрак с незапятнанной репутацией, с двумя высшими образованиями, трезвый, уважаемый, очень культурный – первая любовь Майи, проклятие жизни Багрова. Оцепенение, с которым тот готовился вновь принять на плечи весь сброшенный было груз, внешне могло показаться спокойствием.– Говори, дочка, говори, я кое-что соображать начинаю… – медленно и как бы равнодушно произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11