Одна из них - новая аранжировка небольшой соль-минорной симфонии Моцарта в исполнении Николауса Харнонсурта. Когда Карл слушал кассету в первый раз, ему показалось, что качество записи не очень хорошее и слишком высок уровень шума. И все же, прослушав пленку несколько раз подряд, Карл запомнил музыку на всю жизнь. Отныне первая часть 25-й симфонии Моцарта у него всегда будет ассоциироваться с легким декабрьским туманом, вернее, с Рейнской долиной в декабрьской дымке и с ним самим, покидающим одну Германию - Германию Моцарта, чтобы тотчас оказаться в другой Германии - Германии террористов.
Переход этот произошел очень быстро, когда он вышел из купе поезда на грязный асфальтированный перрон Центрального вокзала. Он точно знал, куда ему нужно идти, знал даже, как работают оранжевые билетные автоматы в метро.
Молодой человек, выходящий в дождь со станции метро "Сент-Паулис", мог быть кем угодно. Когда он начал спускаться по Реепербану, его могли принять за туриста или, скорее, за матроса с висящим на одном плече рюкзаком. Без сомнения, он был иностранцем, во всяком случае, толстая зеленая куртка выглядела не по-немецки, да и он сам, похоже, впервые в этом районе. Но ни одна проститутка все-таки не осмелилась предлагать ему свои услуги. Уж слишком решительной была его походка, слишком независимо смотрел он вокруг и вдобавок был абсолютно трезв. А что если это переодетый в зеленую куртку полицейский, а рюкзак за плечом - лишь своего рода маскировка под матроса?
Карл чувствовал на себе оценивающие взгляды, вызывавшие тошноту или в лучшем случае тошнотворное удивление. Большинство попадавшихся ему навстречу людей, казалось, несли на себе отпечаток порока. И женщины легкого поведения, и мужчины, крадущиеся вдоль стен или тротуаров, похожие на маленьких лохматых шакалов, избегали его взглядов. Световая реклама предлагала купить женское тело в любом виде: были предложения и "традиционных" услуг, широко рекламировался стриптиз. Если Карл правильно понял, достаточно войти в маленькую кабину и опустить монету, как откроется окошко и на какой-то миг в нем покажется фрейлен Розита, абсолютно голая, но только на миг, и не больше, и окошко тут же захлопнется. Внутри кабин в темноте находилась компания немцев, заплативших сразу по целой марке за обзор тела через окошки, которые постоянно открывались и закрывались.
Каждый стоял в своей кабине, с собственным рулоном туалетной бумаги и пригоршней монет, а окошко открывалось и закрывалось в полном соответствии с законом спроса и предложения, этим основным принципом капитализма.
Когда Карл, проходя по кварталу в третий раз, подошел к большой витрине, полной самого различного оружия, он не мог поверить своим глазам. Там лежал специальный револьвер "лама", пользующийся особой популярностью у американских полицейских. В продаже подобное оружие Карл видел впервые. Остановившись, он, к своему удивлению, заметил, что вся витрина заполнена различными пистолетами и револьверами, в среднем по две сотни марок за штуку. Там было представлено, пожалуй, больше тысячи единиц различного оружия. Оно было так сделано, что даже Карл с первого взгляда обманулся. Между тем это был рынок подделок, всевозможные копии мелкого стрелкового оружия, которые наверняка обманули бы кого угодно.
Кому же нужны все эти игрушки? Покупают ли их домохозяйки для защиты от вооруженных грабителей? Но ведь те могут быть вооружены по-настоящему, как в США. А может быть, им пользуются эти подозрительные, снующие вдоль водосточных канав шакафоподобные типы, чтобы походить на настоящих грабителей?
Карл постоял перед витриной, рассматривая разложенные рядами ножи и кинжалы. Видно было, что часть из них - охотничьи, другие - самых разных видов. Были и так называемые "ножи для выживания". Вот этот, например, стал популярным благодаря одному американскому киноактеру, единолично побеждавшему северо-вьетнамскую, а заодно и советскую армии, вооруженному среди прочего этим ножом, больше похожим на кухонный, чем на боевой.
Значительную часть витрины занимали классического типа стилеты с узкими лезвиями, которые мгновенно выскакивали, если нажать на спуск пружинного механизма, расположенного в черной ручке. Всевозможных ножей и кинжалов в витрине было сотни две, большей частью - жестокие игрушки: их применение по назначению, пожалуй, было маловероятно. Немецкая витрина с подобными игрушками может существовать только в Германии. Добротная, законная городская витрина с немецкими игрушками для любого, кто пожелает поиграть со смертью или угрожать смертью, а то и просто убить. Некоторые образцы вызывали улыбку, другие выглядели так, будто их единственное предназначение - действительно убивать людей. Карл открывал для себя другую Германию, что было прямым результатом его внедрения в новую жизнь.
Он поплотнее застегнул куртку, подтянул "молнию" к подбородку, пересек Реепербан и очутился прямо у полицейского управления на Давидштрассе, куда по различным причинам попадали многие из его соотечественников, завершая свое пребывание в этом районе злачных мест, непонятно почему прозванном "кварталом радости". Это звучало примерно так, как если бы этих худых, болезненных профессиональных проституток именовать "девочками радости".
Карл достаточно хорошо ориентировался в Гамбурге, хотя был в этом городе впервые. Миновав полицейский участок, он почувствовал радостную дрожь; никто не ожидал, что вооруженный грабитель банка скрывается здесь, рядом с полицией. Он продолжал свой путь по Давидштрассе и дальше, через лишенную деревьев улицу с неоправданно красивым названием - Каштановая аллея. Карл остановился и перекинул рюкзак на другое плечо. Улица была почти пуста - не больше двух-трех проституток, что, наверное, не так уж много для такого района, учитывая еще и близость полицейского управления.
Напротив выделялся красный щит с белой надписью: "Женщинам и лицам до 18 лет вход воспрещен". Но ни одного входившего или выходившего мужчины Карл не видел. А не войти ли йода, подумал он, чтобы убедиться, действительно ли там в витринах сидят женщины, предлагая свои услуги? Однако входить не стал, хотя отель, в котором он должен был остановиться, находился совсем недалеко - за щитом, на Хербертштрассе.
Двигаясь дальше по улице, Карл увидел знакомый по описаниям ресторан "Кунео". Скромный вход выглядел так, будто в стене дома была пробоина, выложенная красным кафелем. Сюда он, конечно, станет захаживать чаще, чем в другие рестораны. Ведь именно отсюда говорил один из террористов, когда ему звонил другой. Карл одернул себя: здесь находился один из товарищей-антиимпериалистов, когда ему звонил другой товарищ.
Свернув направо, Карл прошел еще несколько кварталов, миновал семь или восемь пивных, ресторанов, видеосалонов, антикварный магазин со старинными монетами в запыленной витрине и еще трех или четырех томящихся под дождем проституток. Он был у цели. На другой стороне улицы находился отель "Шмаальс".
Дом, стоящий вплотную, был в руинах, и все вокруг окутано туманом с Эльбы - черной, широкой, в водах которой, наверное, не было никакой биологической жизни. Все живое, видимо, стравлено на долгом пути реки: сначала через наиболее благополучную коммунистическую страну - Восточную Германию, затем через самую благополучную страну капиталистического мира - Западную Германию.
Карл знал, что должно находиться с другой стороны этого мрачного полуразрушенного дома: он бросил искоса взгляд на фронтон другого дома и, как и ожидал, увидел пивную. Отель перед ним был с новой неоновой вывеской прямо над входом, но было трудно представить себе, что в этом полуразрушенном сооружении находится гостиница. Это была не гостиница, а скорее ночлежка, куда приходят лишь для того, чтобы провести ночь. Для Карла, однако, было очень важно получить комнату именно в этом четырехэтажном отеле на Хафенштрассе, в районе трущоб. Это была его первая стратегическая цель. Глубоко вдохнув, он решительно пересек улицу и толкнул дверь. Внутри была меленькая конторка, а над ней висели три или четыре ключа и было много пустых ячеек. Из находившегося рядом бара вышла маленькая, почти шарообразная женщина в тренировочных штанах, с вытравленными бледно-соломенными волосами, иссиня-черными у корней.
Женщина даже не удосужилась поприветствовать его, только бросила быстрый удивленный взгляд, когда поняла, что Карл один. Итак, это был, скорее всего, просто отель для свиданий. Карл решил вести переговоры как можно короче и проще.
- Комнату, - сказал он и кивнул в сторону свободных ключей на стене.
- Тридцать марок за полночи, шестьдесят - за всю, - ответила блондинка в тренировочных штанах, как будто это был ультиматум.
- Две или три ночи, - сказал Карл.
- Давай задаток, - потребовала блондинка.
Карл вытащил две невесомые бумажки по 100 марок и положил на конторку. Блондинка бросила искоса взгляд на банкноты, пожала плечами и начала искать за прилавком то, чего там, очевидно, не было.
- Вы иностранец и должны заполнить специальную бумагу, - объяснила она.
- Точно, я швед, зовут Карлссон, вы в этом можете убедиться и без бумаг, - сказал Карл, подмигнув заговорщически, как только мог, и положил еще одну сотенную банкноту поверх двух первых.
Через мгновение он уже осматривал комнату господина Карлссона на четвертом этаже. Расколотый умывальник у стены. Никаких полотенец, только рулон хозяйственной бумаги. Кровать низкая, железная, с белыми отбитыми ножками, прочая же мебель состояла из двух стульев. Постельное белье, уже, без сомнения, бывшее в употреблении: в центре простыни он обнаружил несколько черных курчавых волосков. Карл снял простыню и смял ее, открыл два скрипящих деревянных окна. Интересно, не могут ли венерические болезни передаваться через простыни? Комната была очень холодной и сырой. Чистая простыня и камин - вот все, что сейчас рисовало его воображение. Он решил не жаловаться, а просто купить камин, если будет уж очень невтерпеж. Остаться здесь было для Карла важнее комфорта. Он застелил постель, натянув поверх покрывало, закрыл отвратительно скрипевшее окно, на один из двух стульев поставил рюкзак, а сам лег в одежде на кровать, которая жалобно заскрипела под его тяжестью. Удивительно, как она вообще выдерживает двоих, ведущих себя к тому же довольно бурно. Он повернулся, и кровать ответила громким стоном. Ситуация показалась Карлу неожиданно очень смешной.
Некоторое время он лежал тихо, рассматривая отслаивающуюся плесень на потолке. Потом поднялся и распаковал свои туалетные принадлежности, разместив их на маленькой неустойчивой полочке над раковиной. Умывшись холодной водой и вытеревшись хозяйственной бумагой, Карл засомневался, стоит ли бриться. В конце концов решил, что стоит, ведь они же не уговаривались, что он должен выглядеть оборванцем.
Во время бритья он размышлял, надо ли прятать что-нибудь из вещей: в комнате было не так уж много мест, где можно устроить тайник. Если эта блондинка или кто-нибудь еще сунет нос в рюкзак в его отсутствие - а, скорее всего, так оно и произойдет, - то надо решить, что спрятать: оружие или деньги. Пожалуй, не будет особых неприятностей, если она обнаружит в его комнате оружие. Вряд ли вызовет удивление тот факт, что гость вооружен. Но если она найдет слишком много денег, то очень скоро найдет и повод заявить полиции, что ей полагается пятьдесят тысяч марок, не облагаемых налогом, в качестве компенсации за наводку на террористов. Карл внимательно рассматривал грязную поверхность линолеума в поисках участка, который можно было бы приподнять. Там как раз самое место для пачек банкнот Федеративной Республики.
Карл аккуратно причесался, вытащил один из заряженных магазинов и вставил его в рукоятку пистолета, затем сунул его в обычное место, за ремень брюк, надел свитер, набросил куртку и вышел. Первой целью был итальянский ресторанчик "Кунео", расположившийся всего в нескольких кварталах от его нынешней основной базы в отеле "Шмаальс". До сих пор все шло так, как и было задумано.
Ресторан "Кунео" оказался больше, чем можно было ожидать по скромному входу. Зал вытянут, и когда проходишь через бар, слева можно обозревать всех, кто сидит внизу, куда ведут несколько ступенек. Точно так же посетители ресторана могут видеть входящих.
Ресторан был полупустой, и Карл сел за столик примерно в центре. Насколько он мог судить, публика была очень разношерстной. Одни весьма походили на сутенеров или карманников, отдыхающих от своего ремесла. Другие выглядели вполне добропорядочно, будто приехали совсем из другой части города, чтобы поужинать на честно заработанные деньги. Некоторые, наконец, казались настоящими интеллектуалами или, быть может, утонченными радикалами. Судя по всему, эта смесь была привычной для ресторана и не смущала никого из посетителей. На Карла едва ли кто обратил внимание, но он не был в этом полностью убежден. Скорее это было первое впечатление от пробного визита в охотничье угодье. Он съел лазанью - блюдо из запеченных макарон, с мясным фаршем и соусом, выпил бутылку кьянти. После двойного эспрессо Карл расплатился и вышел. Ему показалось, что никто в зале не напоминал кого-то из тех террористов, которых он искал.
Он направился обратно в свой квартал, но по дороге наметил зайти еще в одно из трех "горячих" мест. У него пока не было возможности изучить этот район, особенно с другой стороны гостиницы, а именно там, судя по всему, можно было получить самое красноречивое представление об обитателях этих домов.
С другой стороны квартала, прямо напротив отеля "Шмаальс", находилась Хафенштрассе, известная благодаря движению за захват домов, точнее трущоб. Вот уже несколько лет эти активисты удерживали не меньше восьми полуразрушенных зданий, которые таким образом были "спасены от капиталистической эксплуатации". Понятно, что здесь возникало немало поводов для многочисленных стычек с полицией, тем более что изначально оккупанты выдавали себя за революционеров, даже полутеррористов.
Чтобы как-то узаконить ситуацию, власти по инициативе социал-демократов вынудили оккупантов снять занятые ими дома за чисто символическую плату - 100 марок в год за каждый дом. Тем самым вся конфронтация с полицией была отодвинута на неопределенное время. К тому же в остальном Гамбурге восстановилось спокойствие, поскольку все "движение оккупантов" было сконцентрировано теперь на небольшом пятачке.
Тогда обитатели Хафенштрассе, легализованные таким унизительным способом, в отместку пытались произвести как можно больше беспорядка: малевали краской на стенах разные надписи, провоцируя полицию. Но даже эти надписи-граффити, где полицейские именовались не иначе как "жирные свиньи" и изображались всегда со свастикой, не привели к серьезным столкновениям с полицией, "этим репрессивным орудием капитализма".
Единственное, что помогло, была акция одного из "оккупантов", который на премьере ностальгического фильма о процессе над Баадер, Энслин, Распе и Майнхоф поднял такой шум, что фильм пришлось прекратить и потом уже показывать в другом месте и по другому случаю. Поскольку участники "оккупационного движения" симпатизировали террористам, полицейские время от времени все же наведывались в оккупированные дома. Нередко их встречали камнями, и тогда кое-кто из "оккупантов" оказывался в участке, но ненадолго.
После этого "оккупационное движение" стало рассматриваться как одна из разновидностей терроризма. В Ведомстве по охране конституции, правда, этому не придавали большого значения, пока не был зафиксирован таинственный телефонный разговор двух настоящих террористов, которые, возможно, обосновались именно в этом районе, по странному стечению обстоятельств находящемся рядом с оккупированными домами. И не было никаких сомнений, что сами "оккупанты" с большой гордостью относились к своему новому статусу террористов. Высоко на стене дома, выходившего на Хафенштрассе, в том же квартале, где сейчас жил Карл, черная надпись гласила, что симпатизирующие "из прилегающей области" (был использован именно этот полицейский термин) приветствуют товарищей по кварталу. Под "товарищами" имелись в виду, конечно, настоящие террористы.
Новое коварное выступление социал-демократических городских властей в то же время означало, что полиция опять отступила. "Оккупанты" несколько ночей подряд сами охраняли кучу булыжников и избили несколько ночных прохожих, подозревая в них переодетых полицейских. Но больше ничего не произошло, и сейчас все было тихо и спокойно, как несколько месяцев назад.
В пятнадцати метрах от входа в отель "Шмаальс" расположилась пивная "Дядюшка Макс". Она-то и стала следующим пунктом в программе внедрения Карла в новую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Переход этот произошел очень быстро, когда он вышел из купе поезда на грязный асфальтированный перрон Центрального вокзала. Он точно знал, куда ему нужно идти, знал даже, как работают оранжевые билетные автоматы в метро.
Молодой человек, выходящий в дождь со станции метро "Сент-Паулис", мог быть кем угодно. Когда он начал спускаться по Реепербану, его могли принять за туриста или, скорее, за матроса с висящим на одном плече рюкзаком. Без сомнения, он был иностранцем, во всяком случае, толстая зеленая куртка выглядела не по-немецки, да и он сам, похоже, впервые в этом районе. Но ни одна проститутка все-таки не осмелилась предлагать ему свои услуги. Уж слишком решительной была его походка, слишком независимо смотрел он вокруг и вдобавок был абсолютно трезв. А что если это переодетый в зеленую куртку полицейский, а рюкзак за плечом - лишь своего рода маскировка под матроса?
Карл чувствовал на себе оценивающие взгляды, вызывавшие тошноту или в лучшем случае тошнотворное удивление. Большинство попадавшихся ему навстречу людей, казалось, несли на себе отпечаток порока. И женщины легкого поведения, и мужчины, крадущиеся вдоль стен или тротуаров, похожие на маленьких лохматых шакалов, избегали его взглядов. Световая реклама предлагала купить женское тело в любом виде: были предложения и "традиционных" услуг, широко рекламировался стриптиз. Если Карл правильно понял, достаточно войти в маленькую кабину и опустить монету, как откроется окошко и на какой-то миг в нем покажется фрейлен Розита, абсолютно голая, но только на миг, и не больше, и окошко тут же захлопнется. Внутри кабин в темноте находилась компания немцев, заплативших сразу по целой марке за обзор тела через окошки, которые постоянно открывались и закрывались.
Каждый стоял в своей кабине, с собственным рулоном туалетной бумаги и пригоршней монет, а окошко открывалось и закрывалось в полном соответствии с законом спроса и предложения, этим основным принципом капитализма.
Когда Карл, проходя по кварталу в третий раз, подошел к большой витрине, полной самого различного оружия, он не мог поверить своим глазам. Там лежал специальный револьвер "лама", пользующийся особой популярностью у американских полицейских. В продаже подобное оружие Карл видел впервые. Остановившись, он, к своему удивлению, заметил, что вся витрина заполнена различными пистолетами и револьверами, в среднем по две сотни марок за штуку. Там было представлено, пожалуй, больше тысячи единиц различного оружия. Оно было так сделано, что даже Карл с первого взгляда обманулся. Между тем это был рынок подделок, всевозможные копии мелкого стрелкового оружия, которые наверняка обманули бы кого угодно.
Кому же нужны все эти игрушки? Покупают ли их домохозяйки для защиты от вооруженных грабителей? Но ведь те могут быть вооружены по-настоящему, как в США. А может быть, им пользуются эти подозрительные, снующие вдоль водосточных канав шакафоподобные типы, чтобы походить на настоящих грабителей?
Карл постоял перед витриной, рассматривая разложенные рядами ножи и кинжалы. Видно было, что часть из них - охотничьи, другие - самых разных видов. Были и так называемые "ножи для выживания". Вот этот, например, стал популярным благодаря одному американскому киноактеру, единолично побеждавшему северо-вьетнамскую, а заодно и советскую армии, вооруженному среди прочего этим ножом, больше похожим на кухонный, чем на боевой.
Значительную часть витрины занимали классического типа стилеты с узкими лезвиями, которые мгновенно выскакивали, если нажать на спуск пружинного механизма, расположенного в черной ручке. Всевозможных ножей и кинжалов в витрине было сотни две, большей частью - жестокие игрушки: их применение по назначению, пожалуй, было маловероятно. Немецкая витрина с подобными игрушками может существовать только в Германии. Добротная, законная городская витрина с немецкими игрушками для любого, кто пожелает поиграть со смертью или угрожать смертью, а то и просто убить. Некоторые образцы вызывали улыбку, другие выглядели так, будто их единственное предназначение - действительно убивать людей. Карл открывал для себя другую Германию, что было прямым результатом его внедрения в новую жизнь.
Он поплотнее застегнул куртку, подтянул "молнию" к подбородку, пересек Реепербан и очутился прямо у полицейского управления на Давидштрассе, куда по различным причинам попадали многие из его соотечественников, завершая свое пребывание в этом районе злачных мест, непонятно почему прозванном "кварталом радости". Это звучало примерно так, как если бы этих худых, болезненных профессиональных проституток именовать "девочками радости".
Карл достаточно хорошо ориентировался в Гамбурге, хотя был в этом городе впервые. Миновав полицейский участок, он почувствовал радостную дрожь; никто не ожидал, что вооруженный грабитель банка скрывается здесь, рядом с полицией. Он продолжал свой путь по Давидштрассе и дальше, через лишенную деревьев улицу с неоправданно красивым названием - Каштановая аллея. Карл остановился и перекинул рюкзак на другое плечо. Улица была почти пуста - не больше двух-трех проституток, что, наверное, не так уж много для такого района, учитывая еще и близость полицейского управления.
Напротив выделялся красный щит с белой надписью: "Женщинам и лицам до 18 лет вход воспрещен". Но ни одного входившего или выходившего мужчины Карл не видел. А не войти ли йода, подумал он, чтобы убедиться, действительно ли там в витринах сидят женщины, предлагая свои услуги? Однако входить не стал, хотя отель, в котором он должен был остановиться, находился совсем недалеко - за щитом, на Хербертштрассе.
Двигаясь дальше по улице, Карл увидел знакомый по описаниям ресторан "Кунео". Скромный вход выглядел так, будто в стене дома была пробоина, выложенная красным кафелем. Сюда он, конечно, станет захаживать чаще, чем в другие рестораны. Ведь именно отсюда говорил один из террористов, когда ему звонил другой. Карл одернул себя: здесь находился один из товарищей-антиимпериалистов, когда ему звонил другой товарищ.
Свернув направо, Карл прошел еще несколько кварталов, миновал семь или восемь пивных, ресторанов, видеосалонов, антикварный магазин со старинными монетами в запыленной витрине и еще трех или четырех томящихся под дождем проституток. Он был у цели. На другой стороне улицы находился отель "Шмаальс".
Дом, стоящий вплотную, был в руинах, и все вокруг окутано туманом с Эльбы - черной, широкой, в водах которой, наверное, не было никакой биологической жизни. Все живое, видимо, стравлено на долгом пути реки: сначала через наиболее благополучную коммунистическую страну - Восточную Германию, затем через самую благополучную страну капиталистического мира - Западную Германию.
Карл знал, что должно находиться с другой стороны этого мрачного полуразрушенного дома: он бросил искоса взгляд на фронтон другого дома и, как и ожидал, увидел пивную. Отель перед ним был с новой неоновой вывеской прямо над входом, но было трудно представить себе, что в этом полуразрушенном сооружении находится гостиница. Это была не гостиница, а скорее ночлежка, куда приходят лишь для того, чтобы провести ночь. Для Карла, однако, было очень важно получить комнату именно в этом четырехэтажном отеле на Хафенштрассе, в районе трущоб. Это была его первая стратегическая цель. Глубоко вдохнув, он решительно пересек улицу и толкнул дверь. Внутри была меленькая конторка, а над ней висели три или четыре ключа и было много пустых ячеек. Из находившегося рядом бара вышла маленькая, почти шарообразная женщина в тренировочных штанах, с вытравленными бледно-соломенными волосами, иссиня-черными у корней.
Женщина даже не удосужилась поприветствовать его, только бросила быстрый удивленный взгляд, когда поняла, что Карл один. Итак, это был, скорее всего, просто отель для свиданий. Карл решил вести переговоры как можно короче и проще.
- Комнату, - сказал он и кивнул в сторону свободных ключей на стене.
- Тридцать марок за полночи, шестьдесят - за всю, - ответила блондинка в тренировочных штанах, как будто это был ультиматум.
- Две или три ночи, - сказал Карл.
- Давай задаток, - потребовала блондинка.
Карл вытащил две невесомые бумажки по 100 марок и положил на конторку. Блондинка бросила искоса взгляд на банкноты, пожала плечами и начала искать за прилавком то, чего там, очевидно, не было.
- Вы иностранец и должны заполнить специальную бумагу, - объяснила она.
- Точно, я швед, зовут Карлссон, вы в этом можете убедиться и без бумаг, - сказал Карл, подмигнув заговорщически, как только мог, и положил еще одну сотенную банкноту поверх двух первых.
Через мгновение он уже осматривал комнату господина Карлссона на четвертом этаже. Расколотый умывальник у стены. Никаких полотенец, только рулон хозяйственной бумаги. Кровать низкая, железная, с белыми отбитыми ножками, прочая же мебель состояла из двух стульев. Постельное белье, уже, без сомнения, бывшее в употреблении: в центре простыни он обнаружил несколько черных курчавых волосков. Карл снял простыню и смял ее, открыл два скрипящих деревянных окна. Интересно, не могут ли венерические болезни передаваться через простыни? Комната была очень холодной и сырой. Чистая простыня и камин - вот все, что сейчас рисовало его воображение. Он решил не жаловаться, а просто купить камин, если будет уж очень невтерпеж. Остаться здесь было для Карла важнее комфорта. Он застелил постель, натянув поверх покрывало, закрыл отвратительно скрипевшее окно, на один из двух стульев поставил рюкзак, а сам лег в одежде на кровать, которая жалобно заскрипела под его тяжестью. Удивительно, как она вообще выдерживает двоих, ведущих себя к тому же довольно бурно. Он повернулся, и кровать ответила громким стоном. Ситуация показалась Карлу неожиданно очень смешной.
Некоторое время он лежал тихо, рассматривая отслаивающуюся плесень на потолке. Потом поднялся и распаковал свои туалетные принадлежности, разместив их на маленькой неустойчивой полочке над раковиной. Умывшись холодной водой и вытеревшись хозяйственной бумагой, Карл засомневался, стоит ли бриться. В конце концов решил, что стоит, ведь они же не уговаривались, что он должен выглядеть оборванцем.
Во время бритья он размышлял, надо ли прятать что-нибудь из вещей: в комнате было не так уж много мест, где можно устроить тайник. Если эта блондинка или кто-нибудь еще сунет нос в рюкзак в его отсутствие - а, скорее всего, так оно и произойдет, - то надо решить, что спрятать: оружие или деньги. Пожалуй, не будет особых неприятностей, если она обнаружит в его комнате оружие. Вряд ли вызовет удивление тот факт, что гость вооружен. Но если она найдет слишком много денег, то очень скоро найдет и повод заявить полиции, что ей полагается пятьдесят тысяч марок, не облагаемых налогом, в качестве компенсации за наводку на террористов. Карл внимательно рассматривал грязную поверхность линолеума в поисках участка, который можно было бы приподнять. Там как раз самое место для пачек банкнот Федеративной Республики.
Карл аккуратно причесался, вытащил один из заряженных магазинов и вставил его в рукоятку пистолета, затем сунул его в обычное место, за ремень брюк, надел свитер, набросил куртку и вышел. Первой целью был итальянский ресторанчик "Кунео", расположившийся всего в нескольких кварталах от его нынешней основной базы в отеле "Шмаальс". До сих пор все шло так, как и было задумано.
Ресторан "Кунео" оказался больше, чем можно было ожидать по скромному входу. Зал вытянут, и когда проходишь через бар, слева можно обозревать всех, кто сидит внизу, куда ведут несколько ступенек. Точно так же посетители ресторана могут видеть входящих.
Ресторан был полупустой, и Карл сел за столик примерно в центре. Насколько он мог судить, публика была очень разношерстной. Одни весьма походили на сутенеров или карманников, отдыхающих от своего ремесла. Другие выглядели вполне добропорядочно, будто приехали совсем из другой части города, чтобы поужинать на честно заработанные деньги. Некоторые, наконец, казались настоящими интеллектуалами или, быть может, утонченными радикалами. Судя по всему, эта смесь была привычной для ресторана и не смущала никого из посетителей. На Карла едва ли кто обратил внимание, но он не был в этом полностью убежден. Скорее это было первое впечатление от пробного визита в охотничье угодье. Он съел лазанью - блюдо из запеченных макарон, с мясным фаршем и соусом, выпил бутылку кьянти. После двойного эспрессо Карл расплатился и вышел. Ему показалось, что никто в зале не напоминал кого-то из тех террористов, которых он искал.
Он направился обратно в свой квартал, но по дороге наметил зайти еще в одно из трех "горячих" мест. У него пока не было возможности изучить этот район, особенно с другой стороны гостиницы, а именно там, судя по всему, можно было получить самое красноречивое представление об обитателях этих домов.
С другой стороны квартала, прямо напротив отеля "Шмаальс", находилась Хафенштрассе, известная благодаря движению за захват домов, точнее трущоб. Вот уже несколько лет эти активисты удерживали не меньше восьми полуразрушенных зданий, которые таким образом были "спасены от капиталистической эксплуатации". Понятно, что здесь возникало немало поводов для многочисленных стычек с полицией, тем более что изначально оккупанты выдавали себя за революционеров, даже полутеррористов.
Чтобы как-то узаконить ситуацию, власти по инициативе социал-демократов вынудили оккупантов снять занятые ими дома за чисто символическую плату - 100 марок в год за каждый дом. Тем самым вся конфронтация с полицией была отодвинута на неопределенное время. К тому же в остальном Гамбурге восстановилось спокойствие, поскольку все "движение оккупантов" было сконцентрировано теперь на небольшом пятачке.
Тогда обитатели Хафенштрассе, легализованные таким унизительным способом, в отместку пытались произвести как можно больше беспорядка: малевали краской на стенах разные надписи, провоцируя полицию. Но даже эти надписи-граффити, где полицейские именовались не иначе как "жирные свиньи" и изображались всегда со свастикой, не привели к серьезным столкновениям с полицией, "этим репрессивным орудием капитализма".
Единственное, что помогло, была акция одного из "оккупантов", который на премьере ностальгического фильма о процессе над Баадер, Энслин, Распе и Майнхоф поднял такой шум, что фильм пришлось прекратить и потом уже показывать в другом месте и по другому случаю. Поскольку участники "оккупационного движения" симпатизировали террористам, полицейские время от времени все же наведывались в оккупированные дома. Нередко их встречали камнями, и тогда кое-кто из "оккупантов" оказывался в участке, но ненадолго.
После этого "оккупационное движение" стало рассматриваться как одна из разновидностей терроризма. В Ведомстве по охране конституции, правда, этому не придавали большого значения, пока не был зафиксирован таинственный телефонный разговор двух настоящих террористов, которые, возможно, обосновались именно в этом районе, по странному стечению обстоятельств находящемся рядом с оккупированными домами. И не было никаких сомнений, что сами "оккупанты" с большой гордостью относились к своему новому статусу террористов. Высоко на стене дома, выходившего на Хафенштрассе, в том же квартале, где сейчас жил Карл, черная надпись гласила, что симпатизирующие "из прилегающей области" (был использован именно этот полицейский термин) приветствуют товарищей по кварталу. Под "товарищами" имелись в виду, конечно, настоящие террористы.
Новое коварное выступление социал-демократических городских властей в то же время означало, что полиция опять отступила. "Оккупанты" несколько ночей подряд сами охраняли кучу булыжников и избили несколько ночных прохожих, подозревая в них переодетых полицейских. Но больше ничего не произошло, и сейчас все было тихо и спокойно, как несколько месяцев назад.
В пятнадцати метрах от входа в отель "Шмаальс" расположилась пивная "Дядюшка Макс". Она-то и стала следующим пунктом в программе внедрения Карла в новую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38