В глубине большого пустынного двора в одном из домиков жила семья лекальщика Захара Карповича Блохина. Здесь под окнами росли кусты, стояла аккуратная скамейка, ступеньки крыльца и перила были наполовину из свежеоструганных досок, видно, их чинили недавно и добротно.
Дверь открыл сам хозяин - высокий кряжистый старик, на суровом лице от ноздрей к углам рта пролегли глубокие складки, короткие усы тщательно подстрижены, на широком носу чуть косо держались модные очки в изящной дорогой оправе. Блохин был в старых домашних брюках, косоворотке, на плечи он накинул серый ватник.
– Мы к вам, Захар Карпович, - сказал Николай. - По делу пришли.
– Милости просим.
Блохин провел гостей в большую, опрятно прибранную комнату. Над круглым столом, покрытым клеенкой, свисала лампа под большим оранжевым абажуром. У стенки стояло пианино, напротив широкая кровать с кружевным подзором и горой подушек.
Над ней висели фотографии, а в стороне - гитара с красным бантом на грифе. На другой стене Николай заметил несколько почетных грамот под стеклом.
Дощатый крашеный пол был чисто подметен. На окнах стояли горшки с фикусами и кактусами, в них бугрилась черная, щедро политая земля.
В комнате появилась высокая, под стать хозяину, опрятно одетая старушка с открытым и добрым лицом, но сейчас омраченным какой-то горестной заботой; темный платок прихватывал ее седые волосы.
За ней из соседней комнаты вышла молодая женщина. В ней Николай сразу узнал мать Витьки Блохина, прибегавшую к ним в штаб.
– Хозяйка моя Полина Осиповна, а это Ксеня, невестка, представил женщин Блохин, и те приветливо поклонились.
Но за внешним спокойствием всех троих угадывались тревога и напряженность, царившие в доме.
Невольно вздохнув, Николай сказал:
– Мы к вам насчет внука, Захар Карпович.
Блохин нахмурился и, бросив сердитый взгляд на невестку, зло и как-то мстительно произнес:
– Напрасно стараетесь, товарищи дорогие. Нашелся уже. Отец родной пригрел.
– Нашелся?! - с изумлением воскликнули Николай и Таран.
А Игорь Афанасьевич возбужденно прибавил:
– Боже мой, так почему же они домой не явились? В школу не ходят?
– Почему? - угрожающе переспросил Блохин и неожиданно с силой стукнул кулаком по столу. - А потому, что я подлеца на свет произвел! Такого подлеца, что свет не видывал! Вот я вам, люди добрые, сейчас покажу, какую он мне писульку сегодня подкинул.
Он тяжело поднялся и шаркающей походкой направился в соседнюю комнату. Все молча, не шевелясь, ждали его возвращения.
Через минуту Блохин пришел с письмом, опустился на стул и, хмурясь, стал доставать из конверта небрежно сложенный лист бумаги. Все заметили, как дрожат у него руки.
Развернув бумагу, он поправил очки, секунду всматривался в письмо, потом резко протянул его Николаю:
– Не могу я эту подлость еще раз перечитывать. На, читай сам. Вслух читай!
Николай взял письмо и громко, спотыкаясь на неразборчивых буквах и словах, прочел:
– "Батя, вы меня из родного дома выгнали, поперек жизни и воззрений моих стали. Нрав свой деспота и тирана проявили в отношении родного сына. Уж извините за такую не то рецензию ваших мыслей, не то откровенность с моей стороны. Но этот несчастный случай отложился поучительным уроком в моей жизни. С волками жить - по-волчьи выть. Извольте теперь обеспечить мою поломанную судьбу. Потрясите себя и любезных моих братцев-врагов и достаньте денег, сколько я перед уходом просил, и барахла-вещичек. А без этого я вам Витьку не верну, поскольку он у меня от гнева вашего и сумасбродства скрывается. Ну, а меня вам не найти, хоть всю милицию на ноги ставьте. Остаюсь ваш несчастный сын Семен".
Николай в полной тишине торопливо дочитал письмо до конца, потом поднял голову и со сдержанным негодованием спросил:
– Выходит, он родным сыном торговать решил?
– Ну, знаете... - растерянно проговорил Игорь Афанасьевич.
Старик Блохин вытащил из кармана большой пестрый платок, снял очки и промокнул глаза.
– Нет, вот вы мне скажите, - горестно обратился он к Игорю Афанасьевичу. - Человек вы ученый, молодому поколению воспитание даете. Откуда эдакая... ну, пакость, что ли, в семействе заводится? Три сына у нас, погодки. Вместе росли. Достаток один, и воспитывали одинаково, никого мы с матерью не выделяли, всем поровну и ласка, и забота, и строгость. В школу одну ходили, во дворе одном гуляли. И вот на же тебе! Двое гордостью моей стали, утешением и радостью, а этот позором! Выродком! Проклятьем вечным! Двое в люди вышли; один инженер, коммунист, цехом командует. Вот, между прочим, очки мне эти фасонные зачем-то прислал, - смущенно прибавил Блохин и с прежней болью продолжал: - Второй у нас - сталевар знатный, орденоносец. И люди спасибо мне за них говорят, о них в газетах пишут. А этот честным трудом жить не желает, все налево ловчит, все в мутной водичке ловит. Спекуляцией, темными делишками промышляет. От законной жены к другим бабам бегает...
– Не ловили вы его на этом, батя! - захлебываясь в слезах, перебила старика Ксения. - Со свечой над ним не стояли!..
– Цыц! - прикрикнул на нее Блохин и, как бы извиняясь за ее слабость, прибавил: - Ей, конечно, тяжело такое выслушивать. А мне каково? - грозно спросил он. - Каково этот позор выносить? Так вот я вас и спрашиваю, откуда это берется?
Игорь Афанасьевич минуту молчал, нервно теребя бородку, потом снял очки и, вертя их в руках, с трудом заговорил:
– Это очень сложный вопрос. Признаюсь, я над ним не раз задумывался. На мой взгляд, вот в чем тут дело. Но это только на мой взгляд! Есть еще один фактор, влияющий на формирование человека, который мы не учитываем. Это, извольте видеть, характер, с которым человек рождается. Это не "лист белой бумаги", как утверждают некоторые ученые педагоги. А если и "лист", то разного качества, и "чертить" на нем надо разными способами. А что такое характер, с которым человек рождается? Это наследственность! Она может быть легкой и тяжелой, благоприятной и неблагоприятной, даже опасной. Негодяем человек, конечно, не рождается, но какие-то чер^ ты характера, заложенные в нем, если их не учесть при воспитании, могут сделать человека негодяем. А мы детей своих воспитываем одинаково, подсознательно предполагая, что они у нас тоже одинаковые. А ведь они разные. И те, другие двое, оба хорошие, но тоже разные. Верно ведь?
– Ну, ясное дело, разные, - задумчиво ответил Блохин.
– Вот именно, - все больше увлекаясь, говорил Игорь Афанасьевич. - А раз так, то и воспитывать детей, даже в одной семье, надо по-разному, и это, я вам доложу, целая наука. Ведь вот рождаются люди, например, музыкантами или техниками. Спрашивают: "Откуда такие способности?" Говорят: "Or природы". Но ведь бывают люди мягкие, задумчивые, а бывают резкие, жесткие, решительные, деятельные. Откуда они такие? Тоже от природы. То есть рождаются уже с такими задатками. Хотя здесь и воспитание играет роль. Оно может исправить, улучшить характер, может, порой невольно, его ухудшить.
– Выходит, наша это беда - Семен-то? - тихо спросил Блохин.
– И ваша и не ваша, потому что не умеем, не знаем еще многого в этой сложной науке. - Игорь Афанасьевич покачал головой, потом бросил взгляд на Николая и добавил: - У меня вот одна дочь, а и то я ее порой не понимаю.
– Да-а, - тяжело вздохнув, произнес Блохин. - Умные слова вы сказали. Но сейчас думать надо, как Витьку у него отобрать, не дать парню таким же подлецом стать, как отец. О господи!..
Игорь Афанасьевич согласно кивнул головой.
– У внука вашего наследственность сложная. Есть что-то хорошее. Это я, как учитель, заметил. Но я же и многое очень плохое проглядел. Только сейчас вы мне глаза открыли.
– Где теперь ваш сын живет? - решительно спросил Николай. - Мы с ним сами поговорим. Будьте спокойны.
Блохин горько усмехнулся.
– Если бы знать! Я уж через милицию справки наводил. Нигде не значится. Думал, он в другой город подалея. Ан вот тебе...
– А друзей, приятелей его знаете? - продолжал допытываться Николай.
– У него, милый, такие друзья, что их небось только милиция знает. А честным людям они не открываются. Да и имени у них нет, все клички. И у моего-то, я ненароком слышал, тоже кличка имеется. Дай бог память... - он нахмурился, вспоминая. - Король бубен, вот! Тьфу, пакость какая!
– Король бубен? - не веря своим ушам, переспросил Таран.
Николай покосился на него и, в свою очередь, спросил: А ты что, встречал такого?
– Нет... так, знаешь, слышал, - смущенно ответил Таран, сам внутренне замирая и пугаясь сделанного им открытия.
Николай внимательно, как бы оценивающе, посмотрел на товарища, потом обернулся к Блохину и твердо сказал:
– Найдем мы этого Короля. Весь город поднимем, но найдем...
Было уже совсем темно, когда они вышли от Блохиных.
Прощаясь, Игорь Афанасьевич сказал Николаю:
– Не понимаю. Как это вы можете так ручаться, что найдете? Случай, конечно, ужасный! Страшно подумать, что будет, если мальчик там останется. Но так ручаться...
– Надо найти, а раз надо - сделаем! - убежденно ответил Николай.
– Ну, знаете... - Игорь Афанасьевич по привычке пожал плечами и развел руками, выражая крайнее сомнение, - я бы на вашем месте...
Николай весело рассмеялся.
– Что вы, Игорь Афанасьевич! Зачем вам на наше место? А мы тогда куда?
Старик невольно улыбнулся.
– Это не без остроумия замечено.
"Ей-богу, чудесный парень, - подумал он. - Поразительно цельная и сильная натура..."
Расстались они друзьями.
Штаб дружины, когда туда пришли Николай и Таран, жил своей обычной жизнью. Звонил телефон, приходили и уходили дружинники. С каким-то подвыпившим парнем сердито разговаривал Проскуряков.
Тот вначале пытался кричать и ругаться, потом вдруг утих и принялся сосредоточенно рассматривать свои большие, испачканные маслом руки.
В стороне о чем-то беседовали Павел Григорьевич Артамонов и Огнев. Они были очень похожи: оба высокие, светловолосые, подтянутые, и штатские костюмы совсем не шли к их военной выправке. Только лицо у Огнева было круглое, скуластое, загорелое, с веселыми карими глазами, а у Павла Григорьевича - тонкое, строгое. Огнев энергично жестикулировал и, как видно, в чем-то убеждал Артамонова, а тот лишь скупо усмехался.
Увидев Николая и Тарана, Артамонов поманил их рукой.
– Вас, голубчики, дожидаюсь. Где остальные?
– Сами ищем.
– Так. Ну, как поход? Вы у кого были?
Николай закурил и не спеша принялся рассказывать. Артамонов и Огнев слушали внимательно, не перебивая.
Только Таран не слушал. И не потому, что все, о чем говорил Николай, было ему известно. Одна мысль не давала Тарану покоя: Король бубен - отец Витьки Блохина. Но ведь о нем говорил в субботу Жорка этой самой Стелле: "Твой семейный покой".
Выходит, он ее муж? Таран усмехнулся про себя.
Какой он муж! Просто живет у нее, и все. И живет, видно, нелегально. Даже милиция не найдет. А найти его надо! Ведь он мальца украл. Конечно, украл!
И не одного. Но как рассказать сейчас о том, что он, Василий, знает об этом типе? Как рассказать, чтобы не узнал Николай о том вечере? И еще при Артамонове! Это же отец Ани... Положим, с Аней все кончено.
И вдруг Тарану стало так страшно от этой мысли, что он сам поразился. Ну да, конечно! И не он, а она тому причиной...
Но Таран не успел углубиться в свои переживания. Перед ним вдруг встало лицо старика Блохина, и столько в нем было горестного раздумья и сдержанной боли, что Таран почувствовал: нет, не может он молчать, не может!
А Николай уже кончил свой рассказ. И Огнев, раскуривая погасшую папиросу, сказал:
– Да-а... Значит, эта Блоха связана с Уксусом. Опасно. И очень важно. Дело тут вот в чем. Придется вам один секрет открыть. Люди вы свои, надежные, - и он почему-то посмотрел на Тарана. - Что такое секрет, понимаете? Так вот. Рассказывал тебе Борис, как мне в вагоне-ресторане записку одну передали?
– Да. Рассказывал.
– Была она от старого моего знакомца. Опасного преступника. Он сейчас в городе скрывается и какое-то дело готовит. Какое - пока неясно. Мы проверили все его старые связи нигде не появлялся. И тут всплыла одна новая кличка - Уксус. Данных на него у нас нет. Ни по одному делу он не проходил, ни в одном преступлении замешан не был. Но... есть сигнал, что связан он с тем, кто записку мне прислал. Значит, нам сейчас этот Уксус до зарезу нужен. А путь к нему один пока через Блоху. Ясно? Это первое, почему я сейчас особо вашими делами интересуюсь. Второе...
Но Огнев не успел договорить. В штаб с шумом вошли Коля Маленький, Борис Нискин и Илья Куклев. Они огляделись и, увидев друзей, направились к ним. Через минуту они уже, перебивая друг друга, рассказывали новости. Начал Борис, как всегда спокойно и последовательно.
– Сперва мы пришли к Савченко Гоше. Там - дым коромыслом! Папаша - алкоголик. Дерется. Мать плачет, собой младшую дочку закрывает. Ну, мы его так прижали.
– Он мне, между прочим, табуреткой по голове все-таки съездил, - деловито сообщил Коля Маленький.
– Погоди, - оборвал его Борис. - Это детали. Главное, ничего они о Гоше не знают. Мать только рукой махнула: найдется, мол!
– А папаша обещал тут же ему шею свернуть.
– Да погоди же! - снова оборвал Колю Маленького Борис. - Папашу мы в милицию сволокли, потому, беседу проводить с ним не было возможности. Потом поехали к Кузнецовым...
– Во, во! Тут уже поинтереснее!.. - вставил Коля Маленький.
– Точно. У Шурика этого отца нет, погиб. А мать и сестренок младших он, видно, любит. И вот два дня назад прибежал к матери, говорит: "Поживу у товарища. А спрашивать кто будет - говори: уехал, и все. И когда вернется - не знаешь". Очень боялся, что его разыскивать будут.
– Олег боялся... Шурик боялся... Интересно, - заметил Огнев.
– Да. Простился, значит, и все. Пропал.
Коля Маленький напомнил:
– А конфеты?
– Верно. Он сестренок конфетами угостил, дорогими. Мать еще удивлялась, откуда он их взял.
– Какими именно? - быстро спросил Огнев.
– Пожалуйста, поглядите, - с наигранным равнодушием ответил Коля Маленький и извлек из кармана две шоколадные конфеты. - Еле выменял. Всетаки след какой-то.
– Ишь ты, Шерлок Холмс! - усмехнулся Огнев.
Он не спеша рассмотрел конфеты, что-то, видно, припоминая, потом сказал:
– Да-а... Это, брат, не только след. Это, кажется, улика, - и убежденно заключил: - Надо найти этих ребят.
Артамонов покачал головой.
– Больше скажу: надо их спасать.
– Король бубен... - задумчиво произнес Николай. - Как же до него добраться?
Он посмотрел на Тарана, и тот, как бы повинуясь его взгляду, хмуро произнес:
– Я слышал о нем... Случайно. Два каких-то парня говорили. Он, кажется, на Красноармейской живет... у одной. Они ее Стеллой называли. И еще собака у них там злая. Вот и все, что слышал.
– Гм... Это уже кое-что. Хорошо бы туда пойти, - Огнев вопросительно посмотрел на Артамонова.
– Непременно, - кивнул головой тот.
В этот момент Николай увидел Чеходара. Тот склонился над столом, за которым сидел дежурный по штабу. Они просматривали регистрационную книгу, и дежурный что-то объяснял, водя пальцем по страйице.
Уходя, Артамонов напомнил Чеходару:
– Не забудьте, Алексей Федорович, завтра ваш отчет слушаем.
Чеходар поднял голову.
– Вот как раз готовлюсь. А товарищ Сомов будет?
– Думаю, что да. Обещал, - сдержанно ответил Артамонов.
"Уж наш-то подготовится, будьте спокойны, - с неприязнью подумал Николай. - Выдаст все в лучшем виде". И он невольно прислушался к тому, что говорил Чеходару дежурный.
– ...Вчера воскресенье было, Алексей Федорович. Самая работа у нас. А явилось - видите? - всего двадцать человек.
– Так... - задумчиво проговорил Чеходар. - А патрулей ушло сколько?
– Как вы распорядились, так и сделали: вместо пяти - по два человека посылали, а то и по одному. Получилось двенадцать патрулей.
– Вот так и запишем: двенадцать. А сегодня?
– Сегодня опять по два человека. Получилось семь патрулей.
– Добавь еще два.
– Это кто же?
– Бригада Вехова. Тоже вроде бы патрулировала.
– А ведь мы ее уже к особым отнесли?
– Неважно.
Тут Николай не выдержал. Он подошел и самым невинным тоном сказал:
– Интересную я недавно книгу прочел. "Мертвые души" Гоголя. Не помните, Алексей Федорович?
Чеходар напряженно взглянул на него.
– Что ты хочешь этим сказать?
Глядя прямо ему в глаза, Николай ответил:
– Один герой оттуда вам кланяется. Чичиков.
– Я твоих намеков не понимаю, - сухо сказал Чеходар. А теперь, извини, мы заняты.
Но Николай и не думал отступать.
– Он тоже был занят. Как и вы, мертвые души считал.
– Уж не себя ли ты к мертвым душам относишь? - недобро усмехнулся Чеходар.
Он давно уже понял намек, но уклониться от разговора было теперь невозможно.
– Нет. Это вы нами так распоряжаетесь, - насмешливо возразил Николай. - Одна и та же душа у вас по двум ревизским сказкам проходит. Моя бригада, например.
Чеходар вспылил первым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27