Нужно было выяснить все до конца. Она не могла допустить, чтобы Бретт вот так просто ушел. Дженни стрелой бросилась следом:
— Нет! — Она изо всех сил схватила Бретта обеими руками.
Он же стоял на одной ноге, отчаянно балансируя и пытаясь сохранить равновесие.
— Ну какого еще черта ты хочешь знать?
— Пока ты не расскажешь мне все от начала и до конца, ты не сделаешь отсюда ни шагу! Я знаю тебя значительно лучше, чем тебе кажется, поэтому никогда не поверю в то, что ты мне сейчас наговорил.
Челюсти Бретта сжались, и он поиграл желваками.
— Ты просто не в курсе всех обстоятельств. Ты правильно сделала, убежав сегодня ночью.
— Я… Почему ты считаешь, что я сделала правильно?
Напряжение Бретта оставило его так же внезапно, как и появилось. Он тупо уставился на дверь и медленно произнес:
— Потому что я идиот.
— Нет, не надо так говорить! — Она прижалась к Бретту и почувствовала, что он холоден как лед. Сейчас ей хотелось только одного: чтобы Бретт не уходил. — Пойдем.
Он не возражал, когда Дженни подвела его к кушетке.
— Подожди здесь, — шепнула она.
По дороге к кухне она оглядывалась три раза, чтобы убедиться: Бретт на месте, он никуда не исчез. Дженни бросилась к нижнему выдвижному ящику холодильника. Прошлым летом старший брат вместе с женой собирался немного погостить у нее в Новом Орлеане. Тогда Дженни купила бутылку «Царственного Рыцаря», но поездка отложилась в последнюю минуту, и бутылка так и осталась зимовать в холодильнике. Дженни казалось, что настал подходящий момент. Она терпеть не могла, когда мужчины употребляли при ней крепкие напитки, но на Бретта это не распространялось.
Она готовила скотч, ее руки дрожали, и янтарные капли проливались мимо. Дженни вернулась назад, неся в руках высокие стаканы с позвякивающими кубиками льда. Все, происходившее здесь всего несколько минут назад, было забыто. Она смотрела в глаза Бретта и больше не думала ни о чем, ожидая, когда он сделает первый глоток. Неожиданно резким движением он залпом опрокинул в рот содержимое стакана.
— Господи, это же почти чистое виски!
— Хочешь еще?
Он благодарно взглянул и кивнул в знак согласия. Дженни наполнила его стакан, и Бретт на этот раз наполовину опорожнил его. Солнце уже почти совсем село, и сумерки наполнили комнату длинными тенями. Из спальни струился мягкий свет ночника, создавая уютный полумрак. Затянувшееся молчание начало действовать на нервы обоим, и Дженни снова попросила:
— Расскажи мне, Бретт. Расскажи все, как было.
С болезненной улыбкой он задержал наполовину пустой стакан, уже почти поднесенный ко рту.
— Она говорит: «Расскажи»! — обратился Бретт неизвестно к кому. — Она просит меня рассказать, как я убил собственного отца!
— Ну почему ты так говоришь? — Голос Дженни звучал подавленно.
— А каким еще тоном мне говорить тебе правду? — Он допил содержимое стакана.
— Может быть, ты еще скажешь, что взял ружье, приставил его к голове отца и спустил курок? Попробуй, вдруг я поверю.
Бретт тяжело закрыл глаза и уронил голову на подушку.
— Нет, это произошло значительно проще, чище и быстрее.
Столько обреченной уверенности было в его голосе, что Дженни поднесла ладонь ко рту, сдерживая испуганный крик, но крик, пусть сдавленный, все равно прорвался наружу.
Бретт приоткрыл глаза:
— Знаешь, я сам не верю в то, что решился тебе про это рассказать.
Что-то похожее на гнев захлестнуло Дженни, и как она ни старалась сдержать это чувство, оно все равно росло в ней, как надуваемый воздушный шар.
— До сих пор ты пока еще ничего не рассказал, кроме загадочных намеков, которые только раздражают своей неопределенностью. И пока я не верю во все это.
— Поверишь, детка. — Он приподнялся и взглянул в стакан, где не было ничего, кроме одинокого кубика льда. — Пуля в его голове была бы слишком милосердным исходом по сравнению с тем, что сделал его пятнадцатилетний сын. Он просто однажды не закрыл чертовы ворота в загоне и забыл сказать об этом отцу. Ты знаешь, что такое разъяренный бык весом в две тысячи фунтов?
Сколько муки и боли было в его голосе! Дженни ничего не могла ответить, язык прилип к небу.
— О Господи, Бретт! — Звук получился шипящий, с присвистом.
— Господи? А… А это здесь ни при чем. Что — Господи? Думаешь, это Господь положил моего отца в кому на полгода, перед тем как он умер? Не-е-е-т! — Его начало понемногу развозить после скотча. — Я не верю в Бога, девочка. Ни в Бога, ни в жизнь после смерти. Рай — это прекрасная мечта и сон, а ад — он здесь, на грешной земле.
Никогда Дженни не думала, что все это так серьезно и доставляет Бретту такую боль. Как же он переживал все случившееся тогда, если даже по прошествии многих лет, говоря об этом, выглядит таким раздавленным и потрясенным! Она пыталась представить себя на месте Бретта. Нет, нести груз ответственности за гибель собственного отца, постоянно жить с этой мыслью было Дженни не по плечу. И хотя отец Бретта погиб в результате несчастного случая, Дженни прекрасно понимала, что сын думает иначе и винит во всем только себя.
— Бретт… Мне очень жаль.
— Что жаль? — Он рассмеялся скрипучим смехом.
— То, что я заставила тебя вспоминать эту ужасную трагедию, что упрекала за недомолвки и… И что до сих пор ты несешь в себе эту боль.
Бретт снова положил голову на подушку. Бесцветно-блеклая улыбка, в которой были и горе, и печаль, промелькнула на его губах.
— Мне тоже жаль. Старая история, и уже ничего нельзя изменить. Очень не хотелось вытаскивать ее на свет Божий.
— И только поэтому ты ничего не говорил раньше? Я ни на секунду не сомневаюсь, что твой отец погиб в результате трагической и нелепой случайности. Я абсолютно уверена, что никто не может тебя упрекнуть в случившемся. И еще: я не понимаю, каким образом то, что произошло, связано с твоим отвращением к возможности перевоплощения в новой жизни. Неужели бы тебе не хотелось, чтобы твой отец возродился в другом образе в каком-то ином месте?
— Уверенность подобного рода разрушает личность.
Дженни хотела возразить, но так и не найдя ответа, застыла с открытым ртом.
— Я говорю о моей матери. Она была абсолютно не подготовлена к смерти отца. Когда он лежал в коме — в течение шести месяцев или чуть больше, — мать каждый день была уверена, что еще чуть-чуть и он откроет глаза, поднимется, придет домой, и все будет так же, как раньше. Никто не мог ее в этом разубедить. И когда отца не стало, она тоже как будто бы умерла.
Невыразимое горе звучало в голосе Бретта, хотя он и старался замаскировать его нарочито грубым тоном. Дженни судорожно искала, чем она может хоть немного ослабить его страдания.
— Следующие пятнадцать лет она потратила, подсчитывая каждый цент. Мать не пропускала ни одного пройдохи, который, естественно не задаром, обещал ей устроить свидание с душой умершего отца. Великий Боже, они проделывали свои шарлатанские фокусы прямо у нас в доме! И каждый раз мать была уверена, что уж теперь-то все наконец получится.
— А тебе тогда было пятнадцать, и с того времени ты несешь груз вины за его смерть!
— Да. Всего лишь за несколько недель я возненавидел этих добрых посредников, их побитые молью атласные тюрбаны и магические кристаллы из пузырчатого стекла. Когда мой старший брат окончил колледж и вернулся домой, то почти все заработанные нами деньги мать тратила на подобные фокусы всяких горе-медиумов, которых она бесконечно таскала в дом.
Ошеломленная Дженни молча гладила Бретта по голове. Она не хотела прерывать его рассказ: слишком долго Бретт носил в себе все это, а теперь, когда оно прорвалось наружу, должен непременно закончить свое печальное повествование. Каждое слово, сказанное Бреттом, доставляло ему почти физическое мучение. Она убрала руку с его шевелюры, но Бретт повернул голову и заставил пальцы Дженни снова коснуться его. Ее прикосновения, казалось, снимали сердечную боль.
— Заунывными голосами эти люди сначала готовили клиента, рассказывая, как трудно поверить в то, что отец сейчас начнет разговаривать с ней, и все благодаря их неповторимому таланту. Но нужно было знать мою мать. Она почти сразу верила этой ораве шарлатанов. «Скажи Бретту, что это не его вина. Скажи Бретту, чтобы он прекратил винить себя в моей смерти», — прогнусавил Бретт, передразнивая. — Они говорили только то, что хотела слышать мать!
Дженни улыбнулась:
— В последнем я и не сомневалась. Хотелось бы знать, что же было дальше.
Бретт тоже улыбнулся в ответ, но улыбка быстро погасла и превратилась в кривую ухмылку.
— Дальше? Дальше им надоело играть в эти игры, и они убедили мать в том, что отец пережил реинкарнацию и теперь, снова возродившись, уже не может вступать с ними в контакт. Место и время рождения они, конечно, назвать не смогли. Короче говоря, после таких сеансов мать, похоже, окончательно тронулась. После того как ее уверили в том, что она не сможет найти отца в своей следующей жизни, поскольку он уже родился снова, мать не придумала ничего лучше, чем обратиться в Ассоциацию исследований и просвещения.
— То есть в группу, изучающую физические феномены, — уточнила Дженни, продолжая гладить его.
Бретт приоткрыл глаза и кивнул:
— Да, в свое время о ней много говорили.
— Дальше?
— Почти ничего. В ассоциации она потребовала проверить всех детей, родившихся после ее «последнего контакта», на предмет соответствия кармы ребенка карме моего умершего отца, поскольку пребывала в полной уверенности, что отец должен вернуться снова, пусть даже в образе ребенка. Там ей, естественно, отказали, — в голосе послышался сарказм, — очевидно, слишком много детей родилось с того времени. То есть они просто объяснили, что не могут стучаться в каждую дверь во всей Индиане, не будучи уверенными в том, что отец родился где-то поблизости и что он родился вообще. Ты могла предположить существование такого дерьма? Ни один из них не взял на себя труд убедить ее, что отец спокойно лежит в могиле.
Он взглянул на Дженни, но она, закусив губы, предпочла воздержаться от комментариев. В его голосе было столько горечи, что Дженни уже не могла спокойно слушать.
— Я все это говорю прежде всего для того, чтобы лишний раз убедить тебя: подобные идеи рано или поздно доводят человека до безумия. Так и только так я себе это представляю.
Дженни могла возразить, но пока она, потрясенная рассказом, обдумывала, как это лучше сделать, в дверь постучали. Она нахмурилась и поднялась с кушетки. Бретт, забыв о больной ноге, прыгнул следом и преградил ей путь.
— Ты что? За тобой идет откровенная охота, а ты вот так вот запросто идешь открывать? Не смей!
Глава 16
Дженни совершенно неожиданно для себя поняла, что Бретт совершенно прав. Ей не следовало бездумно бросаться к двери и открывать ее, даже не поинтересовавшись, кто за ней стоит.
— Кто там? — спросил за нее Бретт.
— Детектив Джульен, полиция Нового Орлеана.
Они переглянулись. Дженни, казалось, решила покорно подчиниться неизбежности, гримаса открывавшего дверь Бретта могла обозначать все что угодно.
Детектив Пол Джульен мог бы стать рекордсменом по своей незаметности. Среднего роста, среднего возраста и с совершенно не запоминающимся лицом. Описать Пола не представлялось возможным по той простой причине, что нечего было описывать. Все его черты ничем не выделяли его из прочих лиц, даже волосы и глаза были какого-то среднего цвета. Может быть, только выговор слишком явно выдавал уроженца юга.
— Итак, — начал он, приступая к делу, — я прощу вас описать мне все, что произошло с вами в последнее время, не упуская мельчайших подробностей, даже если они кажутся вам ординарными и незначительными.
В течение нескольких часов Дженни рассказывала Джульену все, что могла рассказать: о своей жизни, друзьях, клиентах, обо всем, что случилось с ней за последнюю неделю. И когда ей казалось, что больше уже говорить не о чем, Пол заставлял ее повторить все заново.
— Скажите хотя бы вы, что ей не следует оставаться одной, — попросил Бретт детектива.
— Вполне разумная мысль, — заметил тот.
— Дело в том, что она приплетает ко всему этому одну теорию…
— Теорию какого рода? — встрепенулся Джульен.
— Бретт… — начала Дженни. Ей совсем не хотелось выступать перед детективом в роли верящей во всякую чушь идиотки.
— Ну, в общем, она уверена, что все неприятности происходят из-за того, что она встречается со мной.
— Вы действительно так считаете, мисс Франклин? — уточнил Пол, открывая блокнот. Его южный выговор, казалось, усилился.
Дженни тяжело вздохнула.
— Да, сэр. Именно так я и считаю.
— И у вас есть конкретные соображения на этот счет?
— Только одно. — Дженни пошла на кухню, где на угловом столике обычно лежала свежая почта, и вернулась назад с белым конвертом в руках. Конверт был пронесен мимо носа недоумевающего Бретта и передан детективу для изучения.
— И откуда пришла эта чертова бумага? — не без злости поинтересовался Мак-Кормик.
— Я вынула ее из почтового ящика, возвращаясь домой.
— Ну и что там? — К злости добавилось еще и нетерпение.
Джульен вынул из конверта листок бумаги и повертел перед собой, с неподдельным интересом разглядывая. Он специально держал его так, чтобы содержание послания мог разглядеть и Бретт. Впрочем, оно было крайне лаконичным: «ОТСТАНЬ ОТ БРЕТТА МАК-КОРМИКА» — и это все.
— Почему ты не сказала мне сразу? — прошипел Бретт.
— Не было возможности, — ядовито ответила Дженни, отчасти забавляясь его бурной реакцией.
— И откуда оно пришло, хотя бы из какого района? — покосился на конверт Мак-Кормик.
— Марки нет, штемпеля тоже. Значит, корреспондент сам опустил его в ваш ящик, — ответил Пол, но не Бретту, а Дженни. — Или сама.
— Так вот, Джен считает, что если последует совету автора письма, то наступающий ей на пятки преследователь соответственно отстанет и от нее.
— По крайней мере ты не окажешься на моем месте. Я имею в виду случай с тормозами.
Джульен бросил взгляд на повязку Бретта.
— Мистер Мак-Кормик, как вы считаете, есть ли среди ваших знакомых женщин такие, у которых появление в вашей жизни ми-исс Франклин может вызвать столь неадекватную реакцию?
Бретт задумчиво почесал кончик носа.
— Этот же вопрос я задаю себе второй день. — Последняя фраза заставила Дженни удивленно приподнять брови, поскольку Бретт ничего ей не говорил на этот счет. — По крайней мере мне об этом ничего не известно.
— А вы общаетесь, простите, общались со многими особами? Поймите меня правильно, в данном случае меня интересует период вашей первой… м-м-м… встречи с ми-исс Франклин.
— Да бросьте! Пожалуй, постоянно я поддерживаю отношения только с моим литературным агентом и секретарем. А с Дженни я впервые пообедал в этом месяце.
— А вы, ми-исс?
— Простите, что — я?
— Ну… Ведь это может быть человек, которого не устраивает ваше знакомство с мистером Мак-Кормиком, так сказать, с другой стороны… Я имею в виду, что этот человек знал вас раньше, до того, как вы повстречали Мак-Кормика.
Дженни отрицательно затрясла головой:
— Нет! — Ей не понравился развязный тон детектива.
— Послушайте, вы, — вмешался Бретт, — если вы еще раз посмеете задать вопрос подобного рода…
— Конечно, конечно. Просто я хочу уяснить для себя, знакома ли интересующая нас персона с каждым из вас. Пока мы знаем только то, — продолжал Джульен, жестом останавливая открывшего было рот Бретта, — что эта персона знает, где вы ставите ваш автомобиль и где вы живете. Далее. Эта особа прекрасно осведомлена о том, когда вас нет дома и даже когда вы работаете. Последнее подтверждается инцидентом в Сити. Для дальнейшей работы мне необходим от вас обоих список всех ваших знакомых, проживающих в комплексе, а от вас, ми-исс, еще дополнительно список тех, кто знает ваш адрес. Попрошу вас постараться вспомнить всех.
С этими словами он вручил Дженни и Бретту по визитной карточке. Рука Дженни, протянутая за визиткой, дрожала, как у алкоголика поутру, а вообще она чувствовала себя страусом, спрятавшим голову в песок.
На все вопросы детектива она ответила сполна, стараясь не упускать мелочей. Но составлять список своих друзей и знакомых? Ей не очень нравилась эта идея.
— Позвоните мне завтра в течение дня, — добавил мистер Джульен на прощание, — я заберу списки. И, пожалуйста, будьте внимательны при их составлении: список должен быть самым полным. Не забудьте никого: от почтальона до лучшего друга.
— Ну, спасибо тебе! — сказала Дженни Бретту, как только детектив вышел за порог.
— Это за что? — не понял он.
— За то, что не представил меня дурой, верящей в переселение душ.
— Верить или не верить — твое личное дело.
— Конечно, но ты в это не веришь и никогда не поверишь, как я поняла.
— Умница, — ответил Бретт. — Не поверю, и ты знаешь почему. Все, что мы имеем, подчиняется строгим законам разных наук, скажем, биологии или там, ну я не знаю, химии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Нет! — Она изо всех сил схватила Бретта обеими руками.
Он же стоял на одной ноге, отчаянно балансируя и пытаясь сохранить равновесие.
— Ну какого еще черта ты хочешь знать?
— Пока ты не расскажешь мне все от начала и до конца, ты не сделаешь отсюда ни шагу! Я знаю тебя значительно лучше, чем тебе кажется, поэтому никогда не поверю в то, что ты мне сейчас наговорил.
Челюсти Бретта сжались, и он поиграл желваками.
— Ты просто не в курсе всех обстоятельств. Ты правильно сделала, убежав сегодня ночью.
— Я… Почему ты считаешь, что я сделала правильно?
Напряжение Бретта оставило его так же внезапно, как и появилось. Он тупо уставился на дверь и медленно произнес:
— Потому что я идиот.
— Нет, не надо так говорить! — Она прижалась к Бретту и почувствовала, что он холоден как лед. Сейчас ей хотелось только одного: чтобы Бретт не уходил. — Пойдем.
Он не возражал, когда Дженни подвела его к кушетке.
— Подожди здесь, — шепнула она.
По дороге к кухне она оглядывалась три раза, чтобы убедиться: Бретт на месте, он никуда не исчез. Дженни бросилась к нижнему выдвижному ящику холодильника. Прошлым летом старший брат вместе с женой собирался немного погостить у нее в Новом Орлеане. Тогда Дженни купила бутылку «Царственного Рыцаря», но поездка отложилась в последнюю минуту, и бутылка так и осталась зимовать в холодильнике. Дженни казалось, что настал подходящий момент. Она терпеть не могла, когда мужчины употребляли при ней крепкие напитки, но на Бретта это не распространялось.
Она готовила скотч, ее руки дрожали, и янтарные капли проливались мимо. Дженни вернулась назад, неся в руках высокие стаканы с позвякивающими кубиками льда. Все, происходившее здесь всего несколько минут назад, было забыто. Она смотрела в глаза Бретта и больше не думала ни о чем, ожидая, когда он сделает первый глоток. Неожиданно резким движением он залпом опрокинул в рот содержимое стакана.
— Господи, это же почти чистое виски!
— Хочешь еще?
Он благодарно взглянул и кивнул в знак согласия. Дженни наполнила его стакан, и Бретт на этот раз наполовину опорожнил его. Солнце уже почти совсем село, и сумерки наполнили комнату длинными тенями. Из спальни струился мягкий свет ночника, создавая уютный полумрак. Затянувшееся молчание начало действовать на нервы обоим, и Дженни снова попросила:
— Расскажи мне, Бретт. Расскажи все, как было.
С болезненной улыбкой он задержал наполовину пустой стакан, уже почти поднесенный ко рту.
— Она говорит: «Расскажи»! — обратился Бретт неизвестно к кому. — Она просит меня рассказать, как я убил собственного отца!
— Ну почему ты так говоришь? — Голос Дженни звучал подавленно.
— А каким еще тоном мне говорить тебе правду? — Он допил содержимое стакана.
— Может быть, ты еще скажешь, что взял ружье, приставил его к голове отца и спустил курок? Попробуй, вдруг я поверю.
Бретт тяжело закрыл глаза и уронил голову на подушку.
— Нет, это произошло значительно проще, чище и быстрее.
Столько обреченной уверенности было в его голосе, что Дженни поднесла ладонь ко рту, сдерживая испуганный крик, но крик, пусть сдавленный, все равно прорвался наружу.
Бретт приоткрыл глаза:
— Знаешь, я сам не верю в то, что решился тебе про это рассказать.
Что-то похожее на гнев захлестнуло Дженни, и как она ни старалась сдержать это чувство, оно все равно росло в ней, как надуваемый воздушный шар.
— До сих пор ты пока еще ничего не рассказал, кроме загадочных намеков, которые только раздражают своей неопределенностью. И пока я не верю во все это.
— Поверишь, детка. — Он приподнялся и взглянул в стакан, где не было ничего, кроме одинокого кубика льда. — Пуля в его голове была бы слишком милосердным исходом по сравнению с тем, что сделал его пятнадцатилетний сын. Он просто однажды не закрыл чертовы ворота в загоне и забыл сказать об этом отцу. Ты знаешь, что такое разъяренный бык весом в две тысячи фунтов?
Сколько муки и боли было в его голосе! Дженни ничего не могла ответить, язык прилип к небу.
— О Господи, Бретт! — Звук получился шипящий, с присвистом.
— Господи? А… А это здесь ни при чем. Что — Господи? Думаешь, это Господь положил моего отца в кому на полгода, перед тем как он умер? Не-е-е-т! — Его начало понемногу развозить после скотча. — Я не верю в Бога, девочка. Ни в Бога, ни в жизнь после смерти. Рай — это прекрасная мечта и сон, а ад — он здесь, на грешной земле.
Никогда Дженни не думала, что все это так серьезно и доставляет Бретту такую боль. Как же он переживал все случившееся тогда, если даже по прошествии многих лет, говоря об этом, выглядит таким раздавленным и потрясенным! Она пыталась представить себя на месте Бретта. Нет, нести груз ответственности за гибель собственного отца, постоянно жить с этой мыслью было Дженни не по плечу. И хотя отец Бретта погиб в результате несчастного случая, Дженни прекрасно понимала, что сын думает иначе и винит во всем только себя.
— Бретт… Мне очень жаль.
— Что жаль? — Он рассмеялся скрипучим смехом.
— То, что я заставила тебя вспоминать эту ужасную трагедию, что упрекала за недомолвки и… И что до сих пор ты несешь в себе эту боль.
Бретт снова положил голову на подушку. Бесцветно-блеклая улыбка, в которой были и горе, и печаль, промелькнула на его губах.
— Мне тоже жаль. Старая история, и уже ничего нельзя изменить. Очень не хотелось вытаскивать ее на свет Божий.
— И только поэтому ты ничего не говорил раньше? Я ни на секунду не сомневаюсь, что твой отец погиб в результате трагической и нелепой случайности. Я абсолютно уверена, что никто не может тебя упрекнуть в случившемся. И еще: я не понимаю, каким образом то, что произошло, связано с твоим отвращением к возможности перевоплощения в новой жизни. Неужели бы тебе не хотелось, чтобы твой отец возродился в другом образе в каком-то ином месте?
— Уверенность подобного рода разрушает личность.
Дженни хотела возразить, но так и не найдя ответа, застыла с открытым ртом.
— Я говорю о моей матери. Она была абсолютно не подготовлена к смерти отца. Когда он лежал в коме — в течение шести месяцев или чуть больше, — мать каждый день была уверена, что еще чуть-чуть и он откроет глаза, поднимется, придет домой, и все будет так же, как раньше. Никто не мог ее в этом разубедить. И когда отца не стало, она тоже как будто бы умерла.
Невыразимое горе звучало в голосе Бретта, хотя он и старался замаскировать его нарочито грубым тоном. Дженни судорожно искала, чем она может хоть немного ослабить его страдания.
— Следующие пятнадцать лет она потратила, подсчитывая каждый цент. Мать не пропускала ни одного пройдохи, который, естественно не задаром, обещал ей устроить свидание с душой умершего отца. Великий Боже, они проделывали свои шарлатанские фокусы прямо у нас в доме! И каждый раз мать была уверена, что уж теперь-то все наконец получится.
— А тебе тогда было пятнадцать, и с того времени ты несешь груз вины за его смерть!
— Да. Всего лишь за несколько недель я возненавидел этих добрых посредников, их побитые молью атласные тюрбаны и магические кристаллы из пузырчатого стекла. Когда мой старший брат окончил колледж и вернулся домой, то почти все заработанные нами деньги мать тратила на подобные фокусы всяких горе-медиумов, которых она бесконечно таскала в дом.
Ошеломленная Дженни молча гладила Бретта по голове. Она не хотела прерывать его рассказ: слишком долго Бретт носил в себе все это, а теперь, когда оно прорвалось наружу, должен непременно закончить свое печальное повествование. Каждое слово, сказанное Бреттом, доставляло ему почти физическое мучение. Она убрала руку с его шевелюры, но Бретт повернул голову и заставил пальцы Дженни снова коснуться его. Ее прикосновения, казалось, снимали сердечную боль.
— Заунывными голосами эти люди сначала готовили клиента, рассказывая, как трудно поверить в то, что отец сейчас начнет разговаривать с ней, и все благодаря их неповторимому таланту. Но нужно было знать мою мать. Она почти сразу верила этой ораве шарлатанов. «Скажи Бретту, что это не его вина. Скажи Бретту, чтобы он прекратил винить себя в моей смерти», — прогнусавил Бретт, передразнивая. — Они говорили только то, что хотела слышать мать!
Дженни улыбнулась:
— В последнем я и не сомневалась. Хотелось бы знать, что же было дальше.
Бретт тоже улыбнулся в ответ, но улыбка быстро погасла и превратилась в кривую ухмылку.
— Дальше? Дальше им надоело играть в эти игры, и они убедили мать в том, что отец пережил реинкарнацию и теперь, снова возродившись, уже не может вступать с ними в контакт. Место и время рождения они, конечно, назвать не смогли. Короче говоря, после таких сеансов мать, похоже, окончательно тронулась. После того как ее уверили в том, что она не сможет найти отца в своей следующей жизни, поскольку он уже родился снова, мать не придумала ничего лучше, чем обратиться в Ассоциацию исследований и просвещения.
— То есть в группу, изучающую физические феномены, — уточнила Дженни, продолжая гладить его.
Бретт приоткрыл глаза и кивнул:
— Да, в свое время о ней много говорили.
— Дальше?
— Почти ничего. В ассоциации она потребовала проверить всех детей, родившихся после ее «последнего контакта», на предмет соответствия кармы ребенка карме моего умершего отца, поскольку пребывала в полной уверенности, что отец должен вернуться снова, пусть даже в образе ребенка. Там ей, естественно, отказали, — в голосе послышался сарказм, — очевидно, слишком много детей родилось с того времени. То есть они просто объяснили, что не могут стучаться в каждую дверь во всей Индиане, не будучи уверенными в том, что отец родился где-то поблизости и что он родился вообще. Ты могла предположить существование такого дерьма? Ни один из них не взял на себя труд убедить ее, что отец спокойно лежит в могиле.
Он взглянул на Дженни, но она, закусив губы, предпочла воздержаться от комментариев. В его голосе было столько горечи, что Дженни уже не могла спокойно слушать.
— Я все это говорю прежде всего для того, чтобы лишний раз убедить тебя: подобные идеи рано или поздно доводят человека до безумия. Так и только так я себе это представляю.
Дженни могла возразить, но пока она, потрясенная рассказом, обдумывала, как это лучше сделать, в дверь постучали. Она нахмурилась и поднялась с кушетки. Бретт, забыв о больной ноге, прыгнул следом и преградил ей путь.
— Ты что? За тобой идет откровенная охота, а ты вот так вот запросто идешь открывать? Не смей!
Глава 16
Дженни совершенно неожиданно для себя поняла, что Бретт совершенно прав. Ей не следовало бездумно бросаться к двери и открывать ее, даже не поинтересовавшись, кто за ней стоит.
— Кто там? — спросил за нее Бретт.
— Детектив Джульен, полиция Нового Орлеана.
Они переглянулись. Дженни, казалось, решила покорно подчиниться неизбежности, гримаса открывавшего дверь Бретта могла обозначать все что угодно.
Детектив Пол Джульен мог бы стать рекордсменом по своей незаметности. Среднего роста, среднего возраста и с совершенно не запоминающимся лицом. Описать Пола не представлялось возможным по той простой причине, что нечего было описывать. Все его черты ничем не выделяли его из прочих лиц, даже волосы и глаза были какого-то среднего цвета. Может быть, только выговор слишком явно выдавал уроженца юга.
— Итак, — начал он, приступая к делу, — я прощу вас описать мне все, что произошло с вами в последнее время, не упуская мельчайших подробностей, даже если они кажутся вам ординарными и незначительными.
В течение нескольких часов Дженни рассказывала Джульену все, что могла рассказать: о своей жизни, друзьях, клиентах, обо всем, что случилось с ней за последнюю неделю. И когда ей казалось, что больше уже говорить не о чем, Пол заставлял ее повторить все заново.
— Скажите хотя бы вы, что ей не следует оставаться одной, — попросил Бретт детектива.
— Вполне разумная мысль, — заметил тот.
— Дело в том, что она приплетает ко всему этому одну теорию…
— Теорию какого рода? — встрепенулся Джульен.
— Бретт… — начала Дженни. Ей совсем не хотелось выступать перед детективом в роли верящей во всякую чушь идиотки.
— Ну, в общем, она уверена, что все неприятности происходят из-за того, что она встречается со мной.
— Вы действительно так считаете, мисс Франклин? — уточнил Пол, открывая блокнот. Его южный выговор, казалось, усилился.
Дженни тяжело вздохнула.
— Да, сэр. Именно так я и считаю.
— И у вас есть конкретные соображения на этот счет?
— Только одно. — Дженни пошла на кухню, где на угловом столике обычно лежала свежая почта, и вернулась назад с белым конвертом в руках. Конверт был пронесен мимо носа недоумевающего Бретта и передан детективу для изучения.
— И откуда пришла эта чертова бумага? — не без злости поинтересовался Мак-Кормик.
— Я вынула ее из почтового ящика, возвращаясь домой.
— Ну и что там? — К злости добавилось еще и нетерпение.
Джульен вынул из конверта листок бумаги и повертел перед собой, с неподдельным интересом разглядывая. Он специально держал его так, чтобы содержание послания мог разглядеть и Бретт. Впрочем, оно было крайне лаконичным: «ОТСТАНЬ ОТ БРЕТТА МАК-КОРМИКА» — и это все.
— Почему ты не сказала мне сразу? — прошипел Бретт.
— Не было возможности, — ядовито ответила Дженни, отчасти забавляясь его бурной реакцией.
— И откуда оно пришло, хотя бы из какого района? — покосился на конверт Мак-Кормик.
— Марки нет, штемпеля тоже. Значит, корреспондент сам опустил его в ваш ящик, — ответил Пол, но не Бретту, а Дженни. — Или сама.
— Так вот, Джен считает, что если последует совету автора письма, то наступающий ей на пятки преследователь соответственно отстанет и от нее.
— По крайней мере ты не окажешься на моем месте. Я имею в виду случай с тормозами.
Джульен бросил взгляд на повязку Бретта.
— Мистер Мак-Кормик, как вы считаете, есть ли среди ваших знакомых женщин такие, у которых появление в вашей жизни ми-исс Франклин может вызвать столь неадекватную реакцию?
Бретт задумчиво почесал кончик носа.
— Этот же вопрос я задаю себе второй день. — Последняя фраза заставила Дженни удивленно приподнять брови, поскольку Бретт ничего ей не говорил на этот счет. — По крайней мере мне об этом ничего не известно.
— А вы общаетесь, простите, общались со многими особами? Поймите меня правильно, в данном случае меня интересует период вашей первой… м-м-м… встречи с ми-исс Франклин.
— Да бросьте! Пожалуй, постоянно я поддерживаю отношения только с моим литературным агентом и секретарем. А с Дженни я впервые пообедал в этом месяце.
— А вы, ми-исс?
— Простите, что — я?
— Ну… Ведь это может быть человек, которого не устраивает ваше знакомство с мистером Мак-Кормиком, так сказать, с другой стороны… Я имею в виду, что этот человек знал вас раньше, до того, как вы повстречали Мак-Кормика.
Дженни отрицательно затрясла головой:
— Нет! — Ей не понравился развязный тон детектива.
— Послушайте, вы, — вмешался Бретт, — если вы еще раз посмеете задать вопрос подобного рода…
— Конечно, конечно. Просто я хочу уяснить для себя, знакома ли интересующая нас персона с каждым из вас. Пока мы знаем только то, — продолжал Джульен, жестом останавливая открывшего было рот Бретта, — что эта персона знает, где вы ставите ваш автомобиль и где вы живете. Далее. Эта особа прекрасно осведомлена о том, когда вас нет дома и даже когда вы работаете. Последнее подтверждается инцидентом в Сити. Для дальнейшей работы мне необходим от вас обоих список всех ваших знакомых, проживающих в комплексе, а от вас, ми-исс, еще дополнительно список тех, кто знает ваш адрес. Попрошу вас постараться вспомнить всех.
С этими словами он вручил Дженни и Бретту по визитной карточке. Рука Дженни, протянутая за визиткой, дрожала, как у алкоголика поутру, а вообще она чувствовала себя страусом, спрятавшим голову в песок.
На все вопросы детектива она ответила сполна, стараясь не упускать мелочей. Но составлять список своих друзей и знакомых? Ей не очень нравилась эта идея.
— Позвоните мне завтра в течение дня, — добавил мистер Джульен на прощание, — я заберу списки. И, пожалуйста, будьте внимательны при их составлении: список должен быть самым полным. Не забудьте никого: от почтальона до лучшего друга.
— Ну, спасибо тебе! — сказала Дженни Бретту, как только детектив вышел за порог.
— Это за что? — не понял он.
— За то, что не представил меня дурой, верящей в переселение душ.
— Верить или не верить — твое личное дело.
— Конечно, но ты в это не веришь и никогда не поверишь, как я поняла.
— Умница, — ответил Бретт. — Не поверю, и ты знаешь почему. Все, что мы имеем, подчиняется строгим законам разных наук, скажем, биологии или там, ну я не знаю, химии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29