Но, позабыв все свои доводы, Клер залилась слезами:
– Потому, что вся моя личная жизнь – это одно сплошное разочарование!
– Но все это ведь уже в прошлом, – тихонько сказал Дэвид, прижимая ее к себе. – А сейчас-то в чем дело?
Клер всхлипнула:
– Секс – это совсем не то, чего я ожидала.
– Для меня без тесных эмоциональных отношений секс тоже не существует, – ответил Дэвид. – Я не могу отделить его от таких старомодных чувств, как любовь и привязанность.
– Но ведь именно это всегда говорят женщины!
– Знаешь, Клер, что мне нравится в тебе – это твоя наивность. Возможно, все, что я говорю, – не более чем надежный, тысячи раз проверенный способ за полминуты спустить с девушки трико – а кстати, тан оно и есть. Но я сказал тебе то, что на самом деле чувствую.
– Я поняла, почему с тобой тан легко говорить, – проговорила Клер. – Ты не занимаешься самоутвержденим, а действительно слушаешь меня и отвечаешь мне – словом и делом. А вот мой муж не принимал меня всерьез.
– И что, с тех пор у тебя никого не было? Клер заколебалась было, но ответила честно:
– У меня был целый ряд приятелей на одну ночь. Обычно они возились, сопели, потом внезапно все кончалось. Я не разу не испытала того, что должна была испытать, и мне было слишком неловко и стыдно просить их сделать то, что мне нужно, так что потом не оставалось ничего, кроме сожаления и раскаяния…
– Но если ты никогда не говорила им, что именно тебя заводит, как же ты могла ожидать, что…
– Согласна, это полный идиотизм. Я не стыдилась ложиться с ними в постель, но стыдилась сказать им, что мне нужно.
– Ты чувствуешь по-своему и реагируешь по-своему, и, если ты сама будешь говорить мужчине, как у тебя это происходит, никаких проблем не будет, уверяю тебя, – сказал Дэвид, после чего они устроились поудобнее и стали целоваться уже всерьез.
Пятница, 27 января 1967 года
Вечером следующей пятницы, после суфле из шпината, картофеля, запеченного в сметане, и довольно приличного количества превосходного кларета, Клер сидела у огня, обнаженная до пояса.
– Пойдем в постель, – прошептала она.
– Ты обещаешь, что не будешь травить себе душу?
– Как это?
– Ну, разными дурацкими мыслями.
– Какими, например?
– Типа „надеюсь, у меня все произойдет быстро… надеюсь, что мое тело не хуже, чем у других… надеюсь, что сумею…"
– „Надеюсь, что он не устал и я ему не надоела… он будет разочарован, если я не сумею…" – смущаясь, добавила Клер.
– О черт, сколько всяких проблем! Не надо их решать. Надо наплевать на них.
Клер кивнула.
Дэвид встал и помог ей подняться на ноги. Взявшись за руки, они тихонько пошли наверх, в спальню.
Глава 20
Понедельник, 19 марта 1967 года
– О Господи, я абсолютно забыла, что я это подписывала!
Миранда ошарашенно смотрела на документ, который Адам только что положил перед ней на белый подковообразный письменный стол. Ей вдруг стало холодно, как будто сырой мартовский ветер, насквозь продувавший улицы Лондона, вдруг проник в ее уютный кабинет.
Адам, задумчиво глядя на Миранду, наклонился к ней через стол.
– Я долго, очень долго раздумывал над этим. Я, конечно, понимаю, что тебе никак не хотелось бы лишаться пятнадцати процентов акций „СЭППЛАЙКИТС": такого никому бы не захотелось. Но, с другой стороны, это было условием, на котором я вошел в твою компанию: ты согласилась на то, что, если она когда-нибудь станет открытой, я получу пятнадцать процентов от общего числа акций по номиналу – то есть на сумму пятнадцать тысяч фунтов. И я хочу, Миранда, чтобы ты не отступала от своего слова.
– Но я считала, что это относится только к „КИТС"! – выговорила Миранда. Она была близка к обмороку.
– В документе дословно сказано:,….д/я и / или от любого другого предприятия, возникшего на основе данной компании". Это означает пятнадцать процентов от „СЭППЛАЙКИТС", Миранда. Ты же наверняка прочла этот документ прежде, чем подписать его?
– Но, дорогой мой… – Миранда умоляюще взглянула на Адама.
Он с сожалением покачал головой:
– Это дело не личного характера: оно касается всего твоего бизнеса. Знаешь, что заставило меня принять окончательное решение настаивать на этом? Я понял, что, будь ты мужчиной, Миранда, или не будь у меня с тобой личных отношений, я без малейших колебаний потребовал бы эти акции.
Разделенные столом, они смотрели друг на друга – на этот раз как чужие. Между ними словно бы выросла стеклянная стена. Миранда произнесла спокойно:
– В таком случае, Адам, мне хотелось бы посоветоваться еще с одним юристом.
– Разумеется. Но тебе нужно связаться с Фредди Суонсоном как можно скорее. В конце концов, до выпуска акций в свободную продажу остается только два дня.
– Почему же, черт побери, ты не сказал мне раньше? – взорвалась Миранда.
– Я принял решение только что, – мягко ответил Адам. Он не собирался давать ей возможность принять ответные меры.
Миранда позвонила своему адвокату. Убедившись в том, что ей все-таки придется продать пятнадцать процентов акций „СЭППЛАЙКИТС" Адаму, она сказала:
– В таком случае прошу вас переписать мое завещание, исключив из него всякое упоминание об Адаме Гранте. Акции, предназначавшиеся ему, включите в долю, которая должна отойти моим служащим… Хотя погодите-ка, я придумала кое-что получше! Перепишите долю Адама Гранта на имя Шушу – то есть мисс Дорис Мэнн.
Положив трубку, Миранда вызвала секретаршу:
– Джун, пожалуйста, отмени на сегодня все встречи. И спроси мистера Суонсона, не будет ли он настолько любезен, чтобы подъехать ко мне как можно скорее. Точнее сказать, через час.
Совет директоров компании Миранды, состоявший из десяти человек, недавно был расширен: в него вошли новый председатель, граф Брайтон, и Фредерик Суонсон из „Селигмэн Суонсон", банка, который занимался всеми делами, связанными с созданием „СЭППЛАЙКИТС". Банк предоставил нескольких консультантов, определил цены на акции и разработал устав новой компании, оформленный в виде сорокастраничной брошюры в глянцевой обложке, в которой объяснялась структура компании, говорилось о ее деятельности, положении на рынке и планах на будущее. Как принято в Великобритании, в брошюру были включены также существующие контрактные обязательства. По другой британской традиции, за две недели до объявления „СЭППЛАЙКИТС" открытой компанией основные пункты устава были опубликованы в газетах.
Когда мистер Суонсон приехал в офис Миранды, его провели к особому маленькому лифту, который доставил его прямо в ее кабинет, расположенный на последнем этаже.
Выйдя из лифта, он даже на мгновение остановился, пораженный увиденным. Весь огромный кабинет сиял белизной – включая мраморный пол. Белая мебель, отделанная хромированным металлом, белые расставленные повсюду вазы с букетами весенних цветов. В этом белоснежном великолепии, казалось, не было ни пылинки. В дальнем конце кабинета, на белых столах, над которыми установлены яркие светильники, стояли баночки и коробочки с различными косметическими средствами – они находились на разных стадиях проверни. Сквозь аромат цветов пробивался какой-то легкий специфический запах, отдаленно напоминавший тот, что бывает обычно в школьных лабораториях, но более фруктового оттенка.
Миранда вышла навстречу, чтобы поздороваться.
– Доброе утро, Фредди.
– Что случилось? – спросил Суонсон. Он был доволен тем, как идут дела: „СЭППЛАЙКИТС" процветала. Вся прошлогодняя прибыль „КИТС" пошла на расширение новой компании.
Миранда кратно обрисовала возникшую проблему, думая про себя: как хорошо, что их отношения с Адамом так и остались тайной для всех.
– Почему же Адам тянул до последнего момента? – возмутился Фредди. – Такой опцион в триста тысяч фунтов опрокидывает все твои цифры. Это значит, что наша брошюра и рекламы врут!
– Вначале он не собирался воспользоваться своим правом на него, чтобы не огорчать меня, – не слишком убежденно ответила Миранда. – Но в конце концов решил, что не может себе позволить подобного сентиментального великодушия.
– И, разумеется, это тебя огорчило.
– Честно говоря, Фредди, Адам вполне заслуживает такого вознаграждения. Сомневаюсь, что без него я сумела бы сделать „СЭППЛАЙКИТС" открытой.
– Адам – квалифицированный юрист, – заметил Фредди, – но, тем не менее, поставил свое имя на проспекте, где говорится, что в него включена вся финансовая информация, но на самом деле, оказывается, существует пятнадцатипроцентный опцион, о котором там даже не упоминается и о котором мне никто ничего не говорил. – Он опустился на белый стул, напоминавший по форме цветок тюльпана. – Подсчитал все точно, – негромко, словно сам себе, проговорил он. – Адам приобрел сто девяносто две тысячи тридцатишиллинговых акций общей стоимостью двести восемьдесят восемь тысяч фунтов всего за пятнадцать тысяч. После чего у тебя в руках, Миранда, осталось шестьдесят процентов акций. – Он медленно поднял глаза на нее, оторвавшись от своих вычислений. – Думаю, что мы ничего не сможем поделать с этим. Вся дорогостоящая консультационная работа проделана, вся черная работа тоже, все вымотаны до предела, и уже начали поступать запросы на наши акции. Так что, хотя и с тяжелым сердцем, я не стану предпринимать ничего. Только не следует продавать эти акции Адаму до объявления „СЭППЛАЙКИТС" открытой компанией.
Все в офисе Миранды заметили ледяную холодность, неожиданно наступившую во внешне безупречно корректных отношениях между нею и Адамом. Никто не знал истинной причины этой перемены, но Миранда чувствовала себя одинокой и покинутой.
На следующее утро после разговора с Адамом, во вторник, она развернула отпечатанный на розовой бумаге номер „Файнэншл таймс", поданный ей на подносе вместе с завтраком. Акции „СЭППЛАЙКИТС" поступили в продажу на Лондонскую товарную биржу, и их цена поднялась уже до тридцати трех шиллингов за штуку.
Наливая себе кофе, Миранда подумала, что теперь каждый ее день будет начинаться с выяснения котировки акций. Она больше не являлась владелицей „СЭППЛАЙ-КИТС": она была генеральным директором и крупнейшей держательницей акций акционерного общества открытого типа.
На мгновение в глазах Миранды зажглись искорки. Младшая сестренка, остававшаяся в течение всех лет своего пребывания в детской третьим номером, на который никто не обращал особого внимания, теперь, в возрасте двадцати шести лет, сделалась номером один в мире бизнеса. Она была одной из немногих женщин в Великобритании – да и во всем мире! – достигшей всего, что имела, собственными силами. Ей вспомнились ее детские безуспешные попытки бороться за равенство, и она подумала: интересно, что скажут сестры, когда до них дойдут эти новости. И к черту равенство!
Она безумно захотела разделить свое ликование с Адамом. Ее так мучила возникшая между ними холодность! Наверное, ей не следовало вести себя столь агрессивно. В конце концов, она же сама согласилась предоставить Адаму опцион, когда просила его войти в ее компанию; он потребовал лишь то, что принадлежало ему по праву.
Миранда повернула голову на стук в дверь. Вошла ее экономка, держа в руках медную птичью клетку в викторианском стиле. В клетке сидел голубь, а к колечку наверху была привязана оливковая ветвь с серо-серебристыми листьями.
Миранда нетерпеливо разорвала поданный ей конверт и прочла то, что было написано на карточке угловатым почерком Адама: „Могу ли я сегодня вечером попросить у тебя прощения?".
Откинув простыни, Миранда вскочила, взяла клетку и поставила ее на окно. Она засмеялась, глядя, как голубь стремительно взмыл над каштанами, на которых уже набухали и начинали зеленеть большие тугие почки.
Вечером Миранда взбежала по лестнице из спальни в гостиную; ее сердце бешено колотилось в груди, дыхание перехватывало.
Адам в белом смокинге стоял у окна. Когда он обернулся, глаза у него расширились от удивления:
– Дорогая, ты одета или раздета? В наши дни такие вещи становится все труднее определить.
На Миранде было прозрачное платье из кремового шифона, наподобие греческих туник, и сандалии из золотых ремешков, которые, оплетая всю голень, завязывались у самых колен.
– Разумеется, я одета. Это творение Зэндры Роудз.
– Это платье создано специально для того, чтобы его снимать, – Адам обнял Миранду за плечи, ощущая сквозь тончайшую ткань тепло ее кожи. Когда он прижал ее к себе, она вдохнула запах его тела и почувствовала его возбуждение. – Как мне тебя не хватало! – шепнул он ей на ухо, а руки его тем временем медленно скользили вниз по ее спине, пока не легли на ягодицы, плотно накрыв их ладонями.
Изголодавшаяся Миранда жадно прильнула к нему; ее ноги подкосились, и, так и не разжимая объятий, оба опустились на пушистый кремовый ковер, чтобы, не произнося ни слова, слиться в еще более тесном объятии.
К тому моменту, когда за окнами стало чуть-чуть светлее, Миранда совсем потеряла ощущение реальности. Она не понимала, во сне все это происходит или наяву, спит она или бодрствует: единственным, что она чувствовала ясно, было тело Адама, прижимающееся к ее телу, и острый, отдающий миндалем запах любви. В последних отсветах угасающего огня в намине она слабо различала его лицо.
– Исключительно возбуждающая мысль, – сонным голосом произнес наконец Адам.
– О чем ты?
– Ну, как же – сознавать, что ты в постели с миллионершей, которая сделала себя таковой собственными руками.
– Но мы ведь не в постели, дорогой.
– Тогда давай быстренько переберемся туда. Мы с тобой проделали еще не все, на что способны.
Суббота, 19 августа 1967 года
Солнце безжалостно палило и без того уже обожженную красную землю Прованса, но в летнем салоне сарасанского замка было прохладно. На полу валялась доска для записи счета игры в скрэббл. Она свидетельствовала, что в этом году Элинор пока что удалось переиграть Шушу всего лишь в семнадцати партиях против ста сорока семи. Миранда, в черных льняных шортах и топике с обвивающей шею петлей-хомутиком вместо бретелей, лежала, задрав ноги, на терракотовой софе, наслаждаясь бездельем. Зевнув и потянувшись, она подумала: ах, если бы вот тан проваляться до завтра… нет, до следующей недели.
Дивиденды „СЭППЛАЙКИТС за истекшее с момента ее основания время составили семь процентов – отличный результат, но все-таки Миранду мучила мысль о том, что ради него ей пришлось совсем забросить „КИТС". После превращения „СЭППЛАЙКИТС" в открытую компанию аналитики, вкладчики и конкуренты следили за ней с пристальным вниманием, и без того измотанная работой Миранда обнаружила, что свободного времени у нее стало еще меньше, чем раньше: теперь ей все дни напролет приходилось заниматься делами, целью которых было информировать и обнадеживать нынешних и будущих акционеров. Она готовила официальные информационные сообщения, устраивала презентации, появлялась на деловых ленчах, а еще приходилось выкраивать время для встреч с представителями финансовой прессы. Измученная, загнанная Миранда чувствовала себя выжатой как лимон; ей казалось, что она превратилась в какую-то машину для бизнеса, которую, однажды запустив, забыли выключить.
Миранда вдохнула густой аромат лилий. Ей было слышно, как в комнате позади бара негромко разговаривают Элинор и Шушу. Они неторопливо добрались до летнего салона, уселись, и тут же вошла горничная с чайным подносом.
– Сандвичи с огурцами, – одобрительно кивнула Шушу, – и шоколадные эклеры.
Миранда снова зевнула.
– Просто не представляю, Шушу, как ты можешь впихивать в себя еще хоть что-нибудь после этих огромных, вкуснющих французских ленчей. Все остальные еще трудятся на теннисном корте.
– Только не я! – подхватил, входя в комнату, Адам. Поставив поднос на столик, горничная пошарила в кармане:
– Une lettre par courier pour Mademoiselle Mann.
– Мне? – недоуменно переспросила Шушу. – Но мне никто не посылает писем нарочным. Марна американская… – Когда она перевернула конверт, лицо ее оживилось и словно помолодело: – Это от Берты Хигби!
Со дня гибели ее жениха минуло почти полвека, но все эти годы она переписывалась с его матерью. Каждый год родители Джинджера приезжали во Францию, чтобы навестить его могилу; иногда их сопровождала Шушу. Недавно мистера Хигби не стало, а вдова его, которой уже исполнилось восемьдесят семь, по-прежнему жила в Кливленде.
Шушу быстро пробежала глазами коротенькое письмо:
– О!.. О!.. Ну, я не могу…
– Что случилось? – спросила Элинор, задержав руну с чашкой на полпути ко рту.
– Оказывается, Эрин оставил намного больше, чем ожидала Берта. Она пишет, что в ее возрасте ей не придется долго наслаждаться богатством. Она пишет, что они всю жизнь жили скромно, как того хотел Эрин, но что теперь ей хочется швырнуть часть этих денег на что-нибудь эдакое… О Боже! Она собирается отправиться в роскошный зимний круиз… в январе… Шесть недель на „Стелла Поларис".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37