Между тем сам Папаша не подозревал, что гонится, быть может, за собственной смертью и только Занозе было известно, что веерник у Герта подлинный. Оружие, сляпанное только что наскоро из монтировки, могло нанести удирающим должникам лишь временные раны. Однако раны Странников, постоянных жителей Перекрестка Миров, исчезнут без следа в новой реальности на следующее же утро. При условии, что нанесены они чем-то, взятым или состряпанным из декорации, вроде вот этого лазерника, а не подлинным оружием, сработанным мастерами Перекрестка. Если Странника убивали таким оружием, то это было всерьез и навеки.
Кики не стал говорить отцу о своем подлиннике, уверенный, что смертельная угроза его не остановит, но подольет в огонь его праведного гнева бензинчика ярости и наверняка уже спровоцирует длительный межклановый конфликт. К тому же он подозревал, что Герт не собирается использовать подлинник — не та ситуация, несерьезная, скорее игровая, — а демонстрирует его просто для острастки.
Заноза высунулся из окна с зажатым в руке карабином, но выстрелить не успел: дверца старого такси держалась на честном слове, и этот дефект перешел по наследству к «Торпеде». Как только Заноза доверил вес своего тела предательской двери, она подалась и тут же распахнулась во всю ширь, вытянув с собой Занозу, пронесла его, спешно поджавшего ноги, десяток метров над асфальтом, а потом взяла да и оторвалась. Вместе с Занозой, разумеется. Последнее, что он услышал, было его имя, донесшееся с отчаянным выхрипом из дверного проема. Потом он упал, отцепившись при ударе от дверцы, прокатился вместе с ней по асфальту, больно трахнулся напоследок обо что-то головой, тут и становился.
Придя в себя, Заноза сразу же ощутил, что вокруг произошли какие-то глобальные перемены. Что там стряслось с окружающим миром, Заноза понял еще до открытия век: произошла полная смена декорации, иными словами — он вылетел из одной реальности в другую. И вылетел с треском, прихватив с собой подлую дверь, невинно зеленеющую неподалеку, словно крохотный изумрудный оазис на идеально ровной безжизненной равнине, куда ее вместе с Занозой выбросило, как отбракованный дубль, из самого критического момента гангстерской погони. Такое порой случалось со Странниками, как правило — в экстремальных ситуациях (при выпадении окно, например), а иногда и просто по ходу жизни стоило только в особо взвинченном состоянии стремительно свернуть за угол или резко шагнуть через порог.
Заноза почувствовал, что правая рука его сжимает что-то мертвой хваткой: это оказался свежеизготовленный, но так и не выстреливший ни разу лазерник. Первым сильнейшим желанием Занозы было запульнуть этим вторым предметом в первый — то есть в паскудную дверь, причем не путем нажатия на гашетку, а по старинке, путем метания. Он уже было замахнулся, да передумал, решив, что оружие в незнакомой декорации лишним не будет. В направлении двери он просто в сердцах плюнул.
Заноза сделал несколько попыток вернуться назад в город, но все бесполезно: пустыня крепко держала своего пленника. Эта безрадостная реальность казалась нерушимой и выглядела так, будто сам воздух в к ней от многовековой неподвижности застоялся, превратившись в невесомое подобие крепкого чая. А Кики Заноза посреди этого разливанного чайного моря напоминал единственную потонувшую в зыбких глубинах чаинку, потерявшую надежду вынырнуть. Попытку он решил повторить через некоторое время, пока же все говорило о том, что он здесь застрял.
Сидеть на месте Кики был просто не в состоянии, поэтому он пошел куда-то, не выбирая направления. А что тут было выбирать — кругом одно и то асе, и даже солнце в этой декорации отсутствовало просто как класс (возможно — скрывалось за бурой пеленой, заменявшей здесь облака).
Долго ли, коротко ли он шел, у него не сложилось ни малейшего представления, когда с небес стало что-то падать. Это напоминало очень крупный снег — невероятно крупный, каждая снежинка была величиной с кулак. Одна такая «снежинка» коснулась в сонном отвесном падении его лица — прикосновение было теплым и мягким, как будто пуховым. Он поймал другую «снежинку» в ладонь, сжал, и она тут же рассыпалась, утекла между пальцев легкой пылью. Заноза хотел было лизнуть ладонь, но сдержался: неизвестно еще, что за отрава сыплется с небес в этой гиблой декорации: не исключено, что и кислотная — неспроста же здесь все повымерло, не то что травинки или суслика — даже камушков и пригорков не осталось, все словно разъело и приплюснуло до кондиции каким-то грандиозным небесным прессом.
Заноза отряхнул ладонь и двинулся дальше. Пушистые хлопья все падали и падали, покрывая почву легким покрывалом — точной имитацией снежного, только рассыпающегося под ногами в бесплотный пепел. «Ну и попал!» — методично долбила в мозгу единственная мысль, остальные мысли копошились бессвязно и ядовито, сбившись в змеиный клубок. Вскоре ухо его уловило странный шум, похожий на отдаленный шелест листвы под ветром, одновременно впереди наметилось какое-то движение. Он сделал еще несколько шагов, всматриваясь, никак не в силах разобраться сквозь снег…
Путь его пересекало что-то огромное и бесформенное, плавно переставляя неохватные колонны ног. Заноза замер. Но не в испуге. Слишком могучее озеро злости кипело сейчас в его груди, чтобы он мог просто так взять и испугаться при виде нескольких тонн живого мяса. Зря он сетовал, что в этой пустыне некого пнуть — оказалось, что есть, и очень даже есть кого. «Вот и первый суслик, — хмыкнул Заноза, рассматривая громадину, проплывающую невозмутимо, словно океанский лайнер, шагах в десяти перед ним. — Интересно, из какой норки он вылез? Надо будет повнимательней смотреть здесь под ноги, не ровен час — провалишься. Если только „это“ не слетело с местных небес вместе с первым снегом».
Существо было мирным либо просто не заметило стоящего в стороне крохотного путешественника. Не исключено, что оно вообще было слепым — ни головы, ни глаз… Занозе такое чудо природы было внове: нечто вроде гигантской взбитой перины светло-коричневого цвета, на восьми ногах-колоннах, растущих из брюха в произвольной последовательности. Головы существо действительно не имело, на ее месте висел, равномерно мотаясь из стороны в сторону, громадный хобот с широким плоским раструбом. В этот раструб, как в грандиозный пылесос, с мощно засасывался близлежащий «снежный» покров.
«Снегоядное?..» — с сомнением подумал Заноза, трогая ботинком лежащий под ногами «снег» и давя в себе позывы попробовать все-таки его на вкус.
Вразнобой перебирая ногами, чудо-зверь утонул в снежной пелене, оставив после себя широкую и ровную, как автомагистраль, дорогу. Заноза направился по ней в обратную сторону, интересуясь, из какой такой норки вылезло это гигантское «снегоядное». Вскоре путь пересекла еще одна свежая «магистраль»: зверь обитал здесь не в одиночестве! Занозе стали попадаться новые следы, со всех сторон доносился характерный шорох: где-то в снежной пелене двигались, питаясь, тучные стада снегопожирателей. Оставалось неясным, где они до сих пор прятались и откуда вышли на выпас. Впрочем, каких только чудес не водилось на Перекрестке, чтобы разобраться в каждом, не хватило бы и целой жизни.
Кики ощутил усталость — шипучая газировка злости окончательно выдохлась. Он уселся посреди «дороги» и понуро опустил голову, в которую не стучалось ни единой свежей мысли. Папаша Костен рассказывал ему однажды о похожем случае, произошедшем по молодости с ним самим: Папашу — то есть тогда еще не Папашу, а зеленого юнца Костена — выбросило в безлюдную декорацию, где он бродил в течение нескольких суток. По прошествии многих лет, став уже не единожды папашей и главой клана, Костен пришел к выводу, что Страннику, стоящему на жизненном перепутье, дается таким образом время, чтобы привести в порядок мысли и хорошенько обдумать свой дальнейший шаг, от которого, быть может, зависят в будущем судьбы всего Перекрестка. Заноза не воспринял всерьез философские сентенции Папаши, теперь же такое объяснение показалось ему вполне правдоподобным, к тому же оно льстило его самолюбию.
Стало быть, предстояло теперь Занозе — вероятно, также в будущем папаше (хорошо бы — рыжих бесенят) и, возможно, тоже главе чего-нибудь (может быть, даже помасштабней, чем клан) — сосредоточиться и заняться осмыслением собственной сумасшедшей жизни.
Местечко ему попалось как будто специально отведенное для поисков смысла жизни: пустыня, где скитаются печальные призраки крупногабаритных снегососов (не исключено, что это души тех, кто так отсюда и не выбрался). О хлебе насущном заботиться нечего, хлеб сам падает к тебе в рот с неба в виде натуральной манны. Шевелиться не придется: сиди себе, разинув рот, глотай манну (даже жевать не надо, все предусмотрено!) и осмысляй свое место в бренном мире, вернее сказать — в бренных мирах.
«М-да, перспективка…» Не ощущал он себя, честно говоря, готовым к глубинному осмыслению чего бы то ни было. А куда деваться?.. «Некуда…» — ответил сам себе Заноза и принялся мрачно наблюдать процесс выпадения манны, размышляя, формируется ли она естественным путем в здешних облаках или разбрасывается кем-то, вообразившим себя самим господом богом, из специальных дырок в искусственном небе (а такое действительно не исключалось).
За этим занятием его и застало очередное локальное событие: Заноза ощутил врожденным чутьем Странника, как слегка колыхнулось пространство, принимая в себя что-то новое, как бы давая ему в себе место. Обернувшись, он обнаружил позади себя деревянное строение с забавной архитектурой — то ли магазин, то ли кабак… Парадная дверь изображала птицу, похожую на литворского стервятника, только непохоже раскрашенную.
«Ну и дела! Уже дома стали по декорациям перекидывать. А может быть, это подлинник?..» — осенило его в следующую секунду. Если дом был подлинным, то он вполне мог стоять постоянно на Перекрестке Миров, не исчезая вместе с декорациями, а сменяя их ежедневно, как это делали сами Странники. О домах-подлинниках Заноза до сих пор никогда не слышал, путешествующий по реальностям дом был для него явлением необычным и заслуживающим внимания.
Заноза поднялся на ноги, взошел на терраску и шагнул к двери. Засомневался было, но вспомнил слова Папаши: «Что делаешь, делай до конца» — и осторожно постучал. Сначала внутри дома стояла тишина, и Кики собрался было постучать погромче, как вдруг из-за двери донесся слабый голос:
— Кто там?..
6. ПЕРЕКРЕСТОК МИРОВ
— Кто там?.. — проблеял Фредди Бельмонд от своей стойки.
— Кики Заноза из клана Прорва. Можно войти? — донеслось из-за двери на чистом русском языке.
— Боже мой, я подозревал! — встрепенулся вдруг бежевый господин. — У нас с ними единая ментальность! Общее психологическое пространство!
— Тити-мити — братья по разуму, — сказал Петр и потянул из кармана свой лазерник: — Заходи, земляк, гостем будешь!
Его бригада взяла на прицел область солнечного сплетения гипотетического горного орла, вырезанного на двери отеля и изнутри. Потом створка медленно приотворилась, и порог холла переступил невысокий парень лет двадцати, сероглазый, усыпанный с головы до ног снежной мукой, с заткнутым за пояс маленьким карабином, похожим на детскую игрушку, кое-как отлитую из цельного куска металла. Замерев перед дверью, вежливый гость оглядел помещение, людей, наведенное на него оружие и произнес по-дружески:
— Вы из боевой декорации?
Ответом ему было общее молчание.
— Меня вы можете не бояться, — продолжил неожиданный пришелец. — Там, — он ткнул большим пальцем через плечо, — сейчас пустыня. — После этого он начал деловито отряхиваться от снега. Похоже, что нервы у него были такими же цельнометаллическими, как и его пародийное оружие. — Хороший у вас дом, — заметил он. — На Перекрестке сработан?
Окружающие наблюдали за гостем в большинстве своем растерянно: пришелец вел себя так, будто выходил только что из дому на пять минут, а теперь к вернулся. Террористы опустили оружие. Петр тоже убрал свой лазерник и спросил:
— Послушай, парень, что это за местность? Мы с здесь в первый раз.
— Я тоже, — усмехнулся Кики Заноза.
Михаилу паренек нравился с каждым мгновением все больше, хотя нес пока какую-то околесицу пусть и на чистом русском языке. Еще Михаила порадовало, что брат начал разговор с местным аборигеном мирно, а не с запугиваний и угроз — не до конца еще, оказывается, озверел брат Петр в своей запредельной разведке.
— Ты не понял. — Петр почесал в подбородке, кашлянул и наконец решился: — Мы из другой реальности. В первый раз совершили переход — что-то вроде эксперимента, понимаешь?
Заноза оглядел компанию по-новому — удивленно и недоверчиво.
— Люди из декорации?.. Не может быть, — сказал он.
Петр, оскалившись, потянулся к карману — скорее всего последняя фраза гостя окончательно похоронила его мирные намерения. Но тут в разговор вступил Владимир Карриган и сразу внес в него если не полную ясность, то по крайней мере частичное взаимопонимание:
— Мы не с Перекрестка, — произнес он на межгалактическом наречии. — У нас возникли проблемы в нашей реальности. Ты должен помочь нам уйти от погони.
Заноза пожал плечами и ответил на чистейшем межгалактическом:
— Но раз вы сами меняете декорации, да еще вместе с домом, то чем я-то могу вам помочь?..
— Наш Проводник пока неопытен, а нам необходимо затеряться в декорациях. Это под силу только тебе, Странник.
Заноза скептически хмыкнул:
— Вообще-то я тут заперт, в этой паршивой декорации, — сообщил он. Немного подумал и сказал: — Но если мне подсобит этот ваш Проводник, то попробовать можно.
— Подсобит, подсобит, — заверил Петр, покосившись на Михаила. Тот, в общем-то, был не против помочь Страннику, только вот не знал, в чем должна заключаться помощь.
— Тогда пошли, — обронил паренек, направляясь обратно к двери. Все тронулись следом, как вдруг от стойки донесся отчаянный вопль:
— А мой отель?! Как же мой отель?! — вопил позабытый всеми хозяин заведения, заброшенного преступниками черт знает куда, чуть ли не в иные миры. — Умоляю вас, верните сначала его на место! Я отказываюсь с вами идти!!!
Михаил оглянулся с некоторым состраданием, и Карриган, приостановившись у двери, сказал хозяину:
— Вы, конечно, можете оставаться со своим отелем. Но я советую вам пойти вместе с нами.
— Ни! — За! — Что!!! — отважно выкрикнул в ответ хозяин. Но когда все покинули отель, последним, за кем сомкнулись орлиные крылья, оказался Фредерик Афанасьевич, подавленный свалившейся на него нежданно-негаданно злой бедой. Окружающим было не до его невидимых миру страданий.
Михаила поразил огромный и рассыпчатый, почти бесплотный снег. Он протянул перед собой детским жестом сложенные ковшиком ладони и поймал в них снежинку — она оказалась теплой, как комочек пара, унесенный шальным ветром от кастрюли с горячей кашей. С заснеженных полей доносилось мерное шуршание. Вдруг снежную пелену раздвинуло нечто огромное, безголовое, с длинным хоботом-шлангом засасывающим с голодным свистом близлежащий снежный покров. «Снегоуборочный комбайн…» — вспыхнула в сознании Михаила сюрреалистическая мысль. Из оцепенения его вывел голос Занозы:
— Кто из вас Проводник? — Михаил открыл рот, еще не зная, заорет от ужаса или просто ответит: «Я». Но его опередили: рядом раздался жуткий вопль, переполненный первобытной скорбью. Орал хозяин отеля, и вовсе не по поводу мирного чудовища, убирающего снег. Михаил лишь теперь заметил, что перенес через границу измерений только нижний этаж драгоценного сооружения. Фредерик Афанасьевич, обнаружив пропажу двух других этажей, в шоке потрясения забыл даже о приближении к отелю неведомого и агрессивного (возможно) монстра. Но выброс в окружающую среду бурлящих эмоций не ограничился стоном одного Бельмонда.
— Потрясающе!!! Это просто потряса-ю-щще!!! — кричал бежевый господин, указывая на проплывающую мимо, наподобие дрейфующего архипелага, громаду. А в следующий миг господин ринулся вперед — на зверя, как голодный комар на тучную корову, вздымая за собой клубы снежной пыли. Петр обернулся к своим людям:
— Аткин!
Один из бывших заключенных кинулся наперерез фанатику, но тот юрко увернулся, достиг в три прыжка вожделенного страшилища и хлопнул его по ближайшей необхватной ноге. Потом он устремился вдоль зверя по направлению к хоботу. Аткин бросился следом, оба скрылись за самодвижущейся тушей.
— Это что еще за попрыгунчик? — процедил Петр, кажется, только теперь заметивший наличие в Компании бежевого господина. — Ладно, пусть целуется с этим носорогом. А нам пора двигаться.
— Надо же их подождать, — кивнул Михаил в направлении зверя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Кики не стал говорить отцу о своем подлиннике, уверенный, что смертельная угроза его не остановит, но подольет в огонь его праведного гнева бензинчика ярости и наверняка уже спровоцирует длительный межклановый конфликт. К тому же он подозревал, что Герт не собирается использовать подлинник — не та ситуация, несерьезная, скорее игровая, — а демонстрирует его просто для острастки.
Заноза высунулся из окна с зажатым в руке карабином, но выстрелить не успел: дверца старого такси держалась на честном слове, и этот дефект перешел по наследству к «Торпеде». Как только Заноза доверил вес своего тела предательской двери, она подалась и тут же распахнулась во всю ширь, вытянув с собой Занозу, пронесла его, спешно поджавшего ноги, десяток метров над асфальтом, а потом взяла да и оторвалась. Вместе с Занозой, разумеется. Последнее, что он услышал, было его имя, донесшееся с отчаянным выхрипом из дверного проема. Потом он упал, отцепившись при ударе от дверцы, прокатился вместе с ней по асфальту, больно трахнулся напоследок обо что-то головой, тут и становился.
Придя в себя, Заноза сразу же ощутил, что вокруг произошли какие-то глобальные перемены. Что там стряслось с окружающим миром, Заноза понял еще до открытия век: произошла полная смена декорации, иными словами — он вылетел из одной реальности в другую. И вылетел с треском, прихватив с собой подлую дверь, невинно зеленеющую неподалеку, словно крохотный изумрудный оазис на идеально ровной безжизненной равнине, куда ее вместе с Занозой выбросило, как отбракованный дубль, из самого критического момента гангстерской погони. Такое порой случалось со Странниками, как правило — в экстремальных ситуациях (при выпадении окно, например), а иногда и просто по ходу жизни стоило только в особо взвинченном состоянии стремительно свернуть за угол или резко шагнуть через порог.
Заноза почувствовал, что правая рука его сжимает что-то мертвой хваткой: это оказался свежеизготовленный, но так и не выстреливший ни разу лазерник. Первым сильнейшим желанием Занозы было запульнуть этим вторым предметом в первый — то есть в паскудную дверь, причем не путем нажатия на гашетку, а по старинке, путем метания. Он уже было замахнулся, да передумал, решив, что оружие в незнакомой декорации лишним не будет. В направлении двери он просто в сердцах плюнул.
Заноза сделал несколько попыток вернуться назад в город, но все бесполезно: пустыня крепко держала своего пленника. Эта безрадостная реальность казалась нерушимой и выглядела так, будто сам воздух в к ней от многовековой неподвижности застоялся, превратившись в невесомое подобие крепкого чая. А Кики Заноза посреди этого разливанного чайного моря напоминал единственную потонувшую в зыбких глубинах чаинку, потерявшую надежду вынырнуть. Попытку он решил повторить через некоторое время, пока же все говорило о том, что он здесь застрял.
Сидеть на месте Кики был просто не в состоянии, поэтому он пошел куда-то, не выбирая направления. А что тут было выбирать — кругом одно и то асе, и даже солнце в этой декорации отсутствовало просто как класс (возможно — скрывалось за бурой пеленой, заменявшей здесь облака).
Долго ли, коротко ли он шел, у него не сложилось ни малейшего представления, когда с небес стало что-то падать. Это напоминало очень крупный снег — невероятно крупный, каждая снежинка была величиной с кулак. Одна такая «снежинка» коснулась в сонном отвесном падении его лица — прикосновение было теплым и мягким, как будто пуховым. Он поймал другую «снежинку» в ладонь, сжал, и она тут же рассыпалась, утекла между пальцев легкой пылью. Заноза хотел было лизнуть ладонь, но сдержался: неизвестно еще, что за отрава сыплется с небес в этой гиблой декорации: не исключено, что и кислотная — неспроста же здесь все повымерло, не то что травинки или суслика — даже камушков и пригорков не осталось, все словно разъело и приплюснуло до кондиции каким-то грандиозным небесным прессом.
Заноза отряхнул ладонь и двинулся дальше. Пушистые хлопья все падали и падали, покрывая почву легким покрывалом — точной имитацией снежного, только рассыпающегося под ногами в бесплотный пепел. «Ну и попал!» — методично долбила в мозгу единственная мысль, остальные мысли копошились бессвязно и ядовито, сбившись в змеиный клубок. Вскоре ухо его уловило странный шум, похожий на отдаленный шелест листвы под ветром, одновременно впереди наметилось какое-то движение. Он сделал еще несколько шагов, всматриваясь, никак не в силах разобраться сквозь снег…
Путь его пересекало что-то огромное и бесформенное, плавно переставляя неохватные колонны ног. Заноза замер. Но не в испуге. Слишком могучее озеро злости кипело сейчас в его груди, чтобы он мог просто так взять и испугаться при виде нескольких тонн живого мяса. Зря он сетовал, что в этой пустыне некого пнуть — оказалось, что есть, и очень даже есть кого. «Вот и первый суслик, — хмыкнул Заноза, рассматривая громадину, проплывающую невозмутимо, словно океанский лайнер, шагах в десяти перед ним. — Интересно, из какой норки он вылез? Надо будет повнимательней смотреть здесь под ноги, не ровен час — провалишься. Если только „это“ не слетело с местных небес вместе с первым снегом».
Существо было мирным либо просто не заметило стоящего в стороне крохотного путешественника. Не исключено, что оно вообще было слепым — ни головы, ни глаз… Занозе такое чудо природы было внове: нечто вроде гигантской взбитой перины светло-коричневого цвета, на восьми ногах-колоннах, растущих из брюха в произвольной последовательности. Головы существо действительно не имело, на ее месте висел, равномерно мотаясь из стороны в сторону, громадный хобот с широким плоским раструбом. В этот раструб, как в грандиозный пылесос, с мощно засасывался близлежащий «снежный» покров.
«Снегоядное?..» — с сомнением подумал Заноза, трогая ботинком лежащий под ногами «снег» и давя в себе позывы попробовать все-таки его на вкус.
Вразнобой перебирая ногами, чудо-зверь утонул в снежной пелене, оставив после себя широкую и ровную, как автомагистраль, дорогу. Заноза направился по ней в обратную сторону, интересуясь, из какой такой норки вылезло это гигантское «снегоядное». Вскоре путь пересекла еще одна свежая «магистраль»: зверь обитал здесь не в одиночестве! Занозе стали попадаться новые следы, со всех сторон доносился характерный шорох: где-то в снежной пелене двигались, питаясь, тучные стада снегопожирателей. Оставалось неясным, где они до сих пор прятались и откуда вышли на выпас. Впрочем, каких только чудес не водилось на Перекрестке, чтобы разобраться в каждом, не хватило бы и целой жизни.
Кики ощутил усталость — шипучая газировка злости окончательно выдохлась. Он уселся посреди «дороги» и понуро опустил голову, в которую не стучалось ни единой свежей мысли. Папаша Костен рассказывал ему однажды о похожем случае, произошедшем по молодости с ним самим: Папашу — то есть тогда еще не Папашу, а зеленого юнца Костена — выбросило в безлюдную декорацию, где он бродил в течение нескольких суток. По прошествии многих лет, став уже не единожды папашей и главой клана, Костен пришел к выводу, что Страннику, стоящему на жизненном перепутье, дается таким образом время, чтобы привести в порядок мысли и хорошенько обдумать свой дальнейший шаг, от которого, быть может, зависят в будущем судьбы всего Перекрестка. Заноза не воспринял всерьез философские сентенции Папаши, теперь же такое объяснение показалось ему вполне правдоподобным, к тому же оно льстило его самолюбию.
Стало быть, предстояло теперь Занозе — вероятно, также в будущем папаше (хорошо бы — рыжих бесенят) и, возможно, тоже главе чего-нибудь (может быть, даже помасштабней, чем клан) — сосредоточиться и заняться осмыслением собственной сумасшедшей жизни.
Местечко ему попалось как будто специально отведенное для поисков смысла жизни: пустыня, где скитаются печальные призраки крупногабаритных снегососов (не исключено, что это души тех, кто так отсюда и не выбрался). О хлебе насущном заботиться нечего, хлеб сам падает к тебе в рот с неба в виде натуральной манны. Шевелиться не придется: сиди себе, разинув рот, глотай манну (даже жевать не надо, все предусмотрено!) и осмысляй свое место в бренном мире, вернее сказать — в бренных мирах.
«М-да, перспективка…» Не ощущал он себя, честно говоря, готовым к глубинному осмыслению чего бы то ни было. А куда деваться?.. «Некуда…» — ответил сам себе Заноза и принялся мрачно наблюдать процесс выпадения манны, размышляя, формируется ли она естественным путем в здешних облаках или разбрасывается кем-то, вообразившим себя самим господом богом, из специальных дырок в искусственном небе (а такое действительно не исключалось).
За этим занятием его и застало очередное локальное событие: Заноза ощутил врожденным чутьем Странника, как слегка колыхнулось пространство, принимая в себя что-то новое, как бы давая ему в себе место. Обернувшись, он обнаружил позади себя деревянное строение с забавной архитектурой — то ли магазин, то ли кабак… Парадная дверь изображала птицу, похожую на литворского стервятника, только непохоже раскрашенную.
«Ну и дела! Уже дома стали по декорациям перекидывать. А может быть, это подлинник?..» — осенило его в следующую секунду. Если дом был подлинным, то он вполне мог стоять постоянно на Перекрестке Миров, не исчезая вместе с декорациями, а сменяя их ежедневно, как это делали сами Странники. О домах-подлинниках Заноза до сих пор никогда не слышал, путешествующий по реальностям дом был для него явлением необычным и заслуживающим внимания.
Заноза поднялся на ноги, взошел на терраску и шагнул к двери. Засомневался было, но вспомнил слова Папаши: «Что делаешь, делай до конца» — и осторожно постучал. Сначала внутри дома стояла тишина, и Кики собрался было постучать погромче, как вдруг из-за двери донесся слабый голос:
— Кто там?..
6. ПЕРЕКРЕСТОК МИРОВ
— Кто там?.. — проблеял Фредди Бельмонд от своей стойки.
— Кики Заноза из клана Прорва. Можно войти? — донеслось из-за двери на чистом русском языке.
— Боже мой, я подозревал! — встрепенулся вдруг бежевый господин. — У нас с ними единая ментальность! Общее психологическое пространство!
— Тити-мити — братья по разуму, — сказал Петр и потянул из кармана свой лазерник: — Заходи, земляк, гостем будешь!
Его бригада взяла на прицел область солнечного сплетения гипотетического горного орла, вырезанного на двери отеля и изнутри. Потом створка медленно приотворилась, и порог холла переступил невысокий парень лет двадцати, сероглазый, усыпанный с головы до ног снежной мукой, с заткнутым за пояс маленьким карабином, похожим на детскую игрушку, кое-как отлитую из цельного куска металла. Замерев перед дверью, вежливый гость оглядел помещение, людей, наведенное на него оружие и произнес по-дружески:
— Вы из боевой декорации?
Ответом ему было общее молчание.
— Меня вы можете не бояться, — продолжил неожиданный пришелец. — Там, — он ткнул большим пальцем через плечо, — сейчас пустыня. — После этого он начал деловито отряхиваться от снега. Похоже, что нервы у него были такими же цельнометаллическими, как и его пародийное оружие. — Хороший у вас дом, — заметил он. — На Перекрестке сработан?
Окружающие наблюдали за гостем в большинстве своем растерянно: пришелец вел себя так, будто выходил только что из дому на пять минут, а теперь к вернулся. Террористы опустили оружие. Петр тоже убрал свой лазерник и спросил:
— Послушай, парень, что это за местность? Мы с здесь в первый раз.
— Я тоже, — усмехнулся Кики Заноза.
Михаилу паренек нравился с каждым мгновением все больше, хотя нес пока какую-то околесицу пусть и на чистом русском языке. Еще Михаила порадовало, что брат начал разговор с местным аборигеном мирно, а не с запугиваний и угроз — не до конца еще, оказывается, озверел брат Петр в своей запредельной разведке.
— Ты не понял. — Петр почесал в подбородке, кашлянул и наконец решился: — Мы из другой реальности. В первый раз совершили переход — что-то вроде эксперимента, понимаешь?
Заноза оглядел компанию по-новому — удивленно и недоверчиво.
— Люди из декорации?.. Не может быть, — сказал он.
Петр, оскалившись, потянулся к карману — скорее всего последняя фраза гостя окончательно похоронила его мирные намерения. Но тут в разговор вступил Владимир Карриган и сразу внес в него если не полную ясность, то по крайней мере частичное взаимопонимание:
— Мы не с Перекрестка, — произнес он на межгалактическом наречии. — У нас возникли проблемы в нашей реальности. Ты должен помочь нам уйти от погони.
Заноза пожал плечами и ответил на чистейшем межгалактическом:
— Но раз вы сами меняете декорации, да еще вместе с домом, то чем я-то могу вам помочь?..
— Наш Проводник пока неопытен, а нам необходимо затеряться в декорациях. Это под силу только тебе, Странник.
Заноза скептически хмыкнул:
— Вообще-то я тут заперт, в этой паршивой декорации, — сообщил он. Немного подумал и сказал: — Но если мне подсобит этот ваш Проводник, то попробовать можно.
— Подсобит, подсобит, — заверил Петр, покосившись на Михаила. Тот, в общем-то, был не против помочь Страннику, только вот не знал, в чем должна заключаться помощь.
— Тогда пошли, — обронил паренек, направляясь обратно к двери. Все тронулись следом, как вдруг от стойки донесся отчаянный вопль:
— А мой отель?! Как же мой отель?! — вопил позабытый всеми хозяин заведения, заброшенного преступниками черт знает куда, чуть ли не в иные миры. — Умоляю вас, верните сначала его на место! Я отказываюсь с вами идти!!!
Михаил оглянулся с некоторым состраданием, и Карриган, приостановившись у двери, сказал хозяину:
— Вы, конечно, можете оставаться со своим отелем. Но я советую вам пойти вместе с нами.
— Ни! — За! — Что!!! — отважно выкрикнул в ответ хозяин. Но когда все покинули отель, последним, за кем сомкнулись орлиные крылья, оказался Фредерик Афанасьевич, подавленный свалившейся на него нежданно-негаданно злой бедой. Окружающим было не до его невидимых миру страданий.
Михаила поразил огромный и рассыпчатый, почти бесплотный снег. Он протянул перед собой детским жестом сложенные ковшиком ладони и поймал в них снежинку — она оказалась теплой, как комочек пара, унесенный шальным ветром от кастрюли с горячей кашей. С заснеженных полей доносилось мерное шуршание. Вдруг снежную пелену раздвинуло нечто огромное, безголовое, с длинным хоботом-шлангом засасывающим с голодным свистом близлежащий снежный покров. «Снегоуборочный комбайн…» — вспыхнула в сознании Михаила сюрреалистическая мысль. Из оцепенения его вывел голос Занозы:
— Кто из вас Проводник? — Михаил открыл рот, еще не зная, заорет от ужаса или просто ответит: «Я». Но его опередили: рядом раздался жуткий вопль, переполненный первобытной скорбью. Орал хозяин отеля, и вовсе не по поводу мирного чудовища, убирающего снег. Михаил лишь теперь заметил, что перенес через границу измерений только нижний этаж драгоценного сооружения. Фредерик Афанасьевич, обнаружив пропажу двух других этажей, в шоке потрясения забыл даже о приближении к отелю неведомого и агрессивного (возможно) монстра. Но выброс в окружающую среду бурлящих эмоций не ограничился стоном одного Бельмонда.
— Потрясающе!!! Это просто потряса-ю-щще!!! — кричал бежевый господин, указывая на проплывающую мимо, наподобие дрейфующего архипелага, громаду. А в следующий миг господин ринулся вперед — на зверя, как голодный комар на тучную корову, вздымая за собой клубы снежной пыли. Петр обернулся к своим людям:
— Аткин!
Один из бывших заключенных кинулся наперерез фанатику, но тот юрко увернулся, достиг в три прыжка вожделенного страшилища и хлопнул его по ближайшей необхватной ноге. Потом он устремился вдоль зверя по направлению к хоботу. Аткин бросился следом, оба скрылись за самодвижущейся тушей.
— Это что еще за попрыгунчик? — процедил Петр, кажется, только теперь заметивший наличие в Компании бежевого господина. — Ладно, пусть целуется с этим носорогом. А нам пора двигаться.
— Надо же их подождать, — кивнул Михаил в направлении зверя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34