что же, собственно, приключилось с двумя звездолетами, встретившимися на пути к Чуру? Он не представлял себе еще, как добраться до хранящихся в номерном абонентском ящике орбитера документов на свое настоящее имя, но ускользнуть с корабля было относительно легко: на борту имелась, как раз на случай аварийной посадки, пара глайдеров с запасом энергоносителя. На худой конец как транспортное средство годилась и сама «Саратога».
К тому же была и неплохая отмазка, если уж дурная судьба отдаст его в руки властей, то он — навигатор Лесли Коэн — меньше, чем кто либо, отвечает за то, что сейфы и абонентские ящики корабля, несколько часов пробывшего под контролем пиратов, оказались обчищенными. «Война все спишет», как временами говаривал Щишел-Мышел.
Однако сейчас Кэн просто не мог себя заставить спуститься в полутемный лабиринт жилых и служебных помещений «Саратоги». О приснопамятных грузовых ее отсеках и речи не было.
«Пресвятая Богородица, — сказал он себе. — Кажется, я заработал комплекс... Чертовы мертвяки... Чертовы вояки! И чертовы ищейки!»
Он гвозданул кулаком по подлокотнику капитанского кресла.
«Да бляха же муха! (Еще одно Щишелово любимое выражение пошло в ход.) Возьми себя в руки, Кэн! Ты раскис и превратился в тряпку! В медузу!!».
Из многочисленных лекарств от страха Кэн предпочитал одно, самое, пожалуй древнее, после поедания мухоморов и танцев с бубнами. Он вытащил из оружейного рундучка боевой бластер (черт с ними, с правилами применения оружия на борту космического судна) и пристегнул его к поясу. Потом заставил себя подняться и, стиснув зубы, спуститься на пару уровней вниз, в хорошо обжитый бар для офицерского состава.

* * *

Пара экстренных маневров, проведенных в «крутом» аварийном режиме, превратила все незакрепленное оборудование бара в кучу мусора. В его составе преобладали осколки декоративной посуды и стеклянных — проклятая традиция! — бутылок из-под дорогого спиртного. Наличествовали также компоненты различных закусок с примесью игральных костей и кетчупа.
При появлении посетителя в лице Кэна Кукана над всем этим великолепием включился приглушенный свет и заиграла тихая музыка. Кэн покрыл сервисную автоматику плохими словами, прошел за стойку и покопался в контейнере с инструментом, содержавшимся под ней. Оказавшимся под рукой ковыряльником неизвестного назначения отворил витрину, за которой в гнездах из упругого пластика ждали своей очереди охлажденные бутыли с наиболее дорогим пойлом, положенным личному составу экипажа «Саратоги». Выбрал «Грант», вытащил из холодильника кювету с кубиками льда и стал искать глазами целый стакан.
И услышал вдалеке трель вызова бортового интеркома.
Сжимая треугольную бутыль на манер томагавка, он выглянул в коротенький коридорчик. Сигнал повторился.
Кэн чертыхнулся и прошел в тот отсек, из которого исходил звук.
Это была кабина кока-оператора автоматического камбуза. Интерком — справа от рабочего места кока — заливался уже третьей трелью. Кэн нервно сорвал трубку и уставился в окошко мини-экранчика. В нем торопливо ползли серые, размытые полосы. А в трубке звучал сигнал отбоя.
Кэн снова помянул Нечистого и положил трубку на место.
Бортовой интерком на пустом корабле (а ведь «Саратога» была пуста, не так ли?) мог испустить сигнал вызова только в одном случае, если система внешней связи присоединена к внутренней сети судна и на нее поступил адресный сигнал вызова. Но кому извне пришло в голову вызывать именно камбуз «Саратоги»? Разве что тыча наугад в клавиатуру компьютера узла связи... Но Кэна не оставляла мысль о том, что на связь с кем-то (с кем?) пытался выйти кто-то, кто был вовсе не вне «Саратоги». Кто-то, кто притаился здесь, на борту...
И словно чтобы подтвердить его предположение, трель сигнала повторилась. На этот раз она донеслась до него — еле слышно, но вполне различимо — сверху, из ремонтного отсека через оставшийся открытым люк. Она настойчиво звучала до тех пор, пока не принудила-таки Кэна подняться и найти проклятый аппарат. Который с издевательской точностью повторил тот же номер, что и его собрат из камбуза, с мгновенным отключением вызова после поднятия трубки.
С минуту Кэн молча, наливаясь злобой, рассматривал нагло попискивающую трубку. И неожиданно похолодел: он понял, что писк этот был не единственным звуком, нарушающим наступившую тишину.
Внизу, в разгромленном баре звякнуло стекло.
И еще еле слышно заскрежетало что-то далеко внизу, наверное, в районе дюз. Еще раз. Еще и еще, уже куда как более уверенно. А на все это наложился совсем уж тихий, на грани порога восприятия низкий ноющий, механический какой-то звук. Кэн мучительно попытался припомнить, с чем он ассоциируется в его сознании, но в этом не преуспел.
Как ни странно, этот недвусмысленный вызов потусторонних сил принес ему облегчение. Внес в ситуацию хоть какую-то определенность.
Кэн выпрямился — только сейчас он понял, что стоит сгорбившись, словно пантера перед прыжком, — перекинул бутыль с виски в левую руку, вытянул из кобуры тяжеленный бластер и снял его с предохранителя. Перевел настройку на «ближний бой».
Теперь недосуг уже было заботиться о стакане и льде. Кукан коротким ударом по краю рабочего стола напрочь снес горлышко бутыли и, рискуя порезать губы, вылил себе в глотку треть содержимого этой покалеченной емкости. Занюхал выпитое «мануфактурой» и стал осторожно спускаться вниз — туда, где опять звякнуло стекло.
И снова зажегся приглушенный свет. Снова заиграла идиотская музыка. Значит, в баре не было никого до того момента, когда он вернулся туда, — никого живого...
Кэн нащупал сенсор регулировки освещения и вывел его на полную мощность. Внимательно присмотрелся и, который уж раз за эти нелегкие сутки, помянул нечистого и присных его. Среди осколков и превращенной в мусор еды хозяйничала солидных размеров крыса.
Крыса?
Крыса на космолайнере «повышенной комфортности»?
Такого просто не могло быть. Да этого и не было. Был любимец Роже Чадовича — толстый хомяк Борка, озабоченный тем, что хозяин не покормил его вовремя. И восполняющий это его упущение по мере своих сил и разумения. На Кэна он поглядел с видом гостеприимного хозяина, явно приглашая старого приятеля разделить с ним трапезу.
— Нет уж... — усмехнулся Кэн. — Ты уж давай сам...
Он заглянул в холодильник, достал и разорвал пакет с корнишонами, еще раз основательно приложился к виски и покинул бар, пережевывая на ходу закуску. Однако на середине пути по винтовой лестнице, ведущей в рубку, он задержался.
«Что там говорил Роже перед тем, как нырнуть в тамбур? — попробовал припомнить он. — Да ведь он причитал о том, что оставил Борку взаперти на гибнущем корабле! Лопни мои глаза, если это не так! Но тогда... Но тогда... Тогда почему же зверек хулиганит на воле? Кто отпер проклятую клетку?»
И тут же, словно чтобы не дать исчезнуть проклятому холодку, заструившемуся вдоль позвоночника, скрежет и царапанье отчетливо донеслись до него издалека — от двигательных отсеков.
Кэн пулей влетел в рубку.
Трахнул ладонью по клавише включения камер внешнего обзора. И вздрогнул от холода, который словно ворвался в рубку вместе с панорамой бескрайней ледяной равнины, залитой лучами закатной Звезды. Горы теперь превратились в громадный, словно залитый черной тушью, угловатый массив, утративший все детали, придававшие ему днем объемность и глубину. Незаметные раньше неровности бросали на снег длинные тени, которые, казалось, тянулись к уродливой башне «Саратоги». А тень корабля, в свою очередь, тянулась вдаль, в царство наступающей ночи, словно стремясь как можно раньше слиться с этой ночью. Стать ею.
«Неправильный закат на неправильной планете...» — подсказало Кэну виски.
Но что-то было неправильно и здесь — в рубке. Кэн не сразу сообразил — что. А когда сообразил, то его из холода бросило в жар.
Было отключено защитное поле «Саратоги».
Это не могло произойти случайно. Случайно нельзя даже стереть ненужный файл из памяти компьютера — осторожная машина сто раз переспросит о серьезности ваших намерений. Что уж говорить о защите жизненно важных функций космического корабля.
Кэн вскинул бластер и, держа его перед собой, обвел взглядом каждый уголок рубки. Планировка этого не слишком большого помещения не давала никому и ничему возможности укрыться от взгляда человека в кресле пилота. Не то что зомби — таракану негде было укрыться здесь.
Слегка дрожащими руками Кэн снова привел в действие энергетическую защиту «Саратоги». Натянул ультракевларовый бронежилет. Потом поднял с пола поставленную туда бутыль с остатками спиртного и «добил» их.
«Это — твой личный рекорд, Кэн, — сказал он себе. — Но сегодня эта штука не забирает меня — даром что дорогая... Ни в одном, бляха муха, глазу... Как и не пил вовсе».
Он напрасно грешил на прекрасного качества виски. Оно старалось как могло. Страх все-таки отступил на заранее подготовленные рубежи обороны и не парализовал его больше.
Гораздо более уверенно, чем это получалось раньше, Кэн принялся манипулировать плоховато ему знакомыми органами управления вспомогательных систем «Саратоги». В отличие от «ходовой части» подобные системы всяк оформляет по-разному. На свой манер. С грехом пополам Кэн нашел и включил камеры внешнего осмотра корпуса корабля. Включил прожектора подсветки. И обмер: пандус второго из трех грузовых люков был опущен, а сам люк — открыт.
Теперь Кэн понял, что за звук слышал он, стоя в ремонтном отсеке с пищащей трубкой в руках. Низкочастотное «пение» сервомоторов, механизмов входного люка, ворочавших плитами титанового сплава, перекрывающими доступ на корабль! И именно в тот момент, когда это понимание пришло к нему, небо над равниной осветила ослепительная вспышка. На долю секунды призрачный, голубоватый свет высветил строгий рисунок отрогов горного хребта — таких близких теперь — и подарил каждой неровности снежной глади вокруг, и самой громаде «Саратоги», целый веер новых теней — стремительно ползущих по снегу, призрачных и дрожащих. И тут же по ушам ударил злой, визгливый хлопок аннигиляционного взрыва. Болезненно резкий, перешедший в быстро стихающее, вибрирующее завывание. Толчок ударной волны заставил содрогнуться пол под ногами. Что-то достаточно массивное налетело на силовой панцирь корабля.
И обратилось в кванты, прах и в этот больной звук.
Кэн еще стоял, потрясенно пялясь на экран, когда снова — в этот раз прямо перед его носом — запел сигнал интеркома.

* * *

— Эй, начальник...
Голос в трубке издевательски картавил, на японский манер заменяя «эл» на раскатистое «эр». А на сам этот голос накладывалось какое-то, идущее как бы фоном, шипение и взвизгивание...
— Начальник, ты нас слышишь?
Кэн не мог выдавить из себя ни звука.
— Начальник, ты раненый? Говори, начальник!...
— Кто говорит со мной?! — наконец справился со своими голосовыми связками Кэн.
И тут же подумал, что делает глупость. Дважды глупость! Трижды!!!
Если ты заговорил с галлюцинацией, значит, ты ее признал. Дал ей право на существование где-то еще, кроме своих «поехавших» мозгов. А еще ты дал призраку знать, что боишься его. И главное: ты дал ему знать, где ты находишься! Позволил теперь уже свободно, не опасаясь получить плазменный заряд в спину, передвигаться по кораблю.
— Уходи, начальник... Мы тебе разрешаем... Бери шмотки, мотай с борта...
От наглости невидимого противника у Кэна перехватило дух. Он зашелся спазматическим вздохом-шипением. Потом, не спуская глаз с жутковатого, темного провала люка, ведущего в нижние отсеки, принялся гвоздить левой ладонью по клавиатуре управления.
— Я... Я покажу вам, сволочам!!! — шипел он.
С коротким лязгом вернулся в свои пазы пандус. Стремительно, сотрясая весь корпус корабля, стала на свое место титановая плита люка. Стремительно и бесшумно опустились гильотины гермодверей, намертво отсекая помещения корабля друг от друга. Одновременно клацнули по всему кораблю тысячи электрозамков, превращая каждую каюту, каждую кладовку, каждый гальюн в отдельную, самостоятельную крепость. Яркий свет софитов дополнительного освещения залил каждый уголок корабля. Панорама долины, царившая над рубкой, рассыпалась. Превратилась в панно — в мозаику сотен отдельных экранов, на каждый из которых давала свою картинку какая-то одна из сотен камер внутреннего наблюдения. «Саратога» вошла в режим «авария — террор».
— Напрасно ты так, начальник, — закартавил голос в трубке. — Мы в мышеловке, и ты в мышеловке... Только у нас от мышеловочки твоей ключики имеются...
Но Кэн уже не слушал, что там тараторит брошенная на пульт управления трубка. Он шарил глазами по экранам, временами переводя их на высветившуюся на отдельном экране общую схему расположения помещений корабля.
Он почти сразу поймал его глазами — это неуловимое, на грани восприятия, движение на одном из экранов. Правильно. Это была картинка камеры переходного тамбура — тамбура между реакторным отсеком и грузовым. Словно уловив взгляд Кэна, оно — то, что двигалось там, замерло. Но было уже поздно: он видел его — распластавшийся по стальной стене, вжавшийся в нее, черный, лохматый силуэт. Какой-то гибрид гигантского паука и обезьяны. Кэн смотрел на чудовище с ужасом и отвращением, а оно в ответ лупилось на камеру выпученными — в пол-лица — желтыми бельмами. Случись в рубке какой-нибудь умник из Спецакадемии — ну, тот же док Лошмидт, к примеру, — он живо втолковал бы капитану Кукану, что перед ним — биоробот Тартара второго рода — довольно примитивный исполнитель простых поведенческих программ. Вспомогательный механизм при более интеллектуальном партнере — человеке или биороботе второго или третьего рода. Но Лошмидта под рукой не было, да и не было у Кэна нужды в знании классификации нечисти. Его внимание уже привлек другой экран.
Оттуда на него смотрел его старый знакомый — обряженный мертвец из ящиков господина Клини. И Желтый Огонь горел в его глазах.
Ну, положим, смотрел-то монстр не на самого Кэна, а всего лишь на зрачок камеры внутреннего наблюдения, но прекрасно понимал — если зомби способны что-то понимать, — что «начальник» его видит. И боится.
«Но ты-то меня не видишь, скотина безрогая, — мысленно парировал этот вызывающий взгляд Кэн. — Кончаем в гляделки играть. Только двое вас... Ну, один не шевелится пока. А вот ты, любезный... Ну-ка, посмотрим, где это тебя приперло?»
Приперло слугу Тартара в довольно удачном для Кэна месте — в медблоке пассажирского отсека. Выбраться оттуда (при условии, что он вообще сможет справиться с замками гермодверей и двинется, конечно, по направлению к рубке) можно было только в «карусель» — кольцевой тамбур-переход между секциями пассажирского модуля «Саратоги».
Виски продолжало подсказывать Кэну дальнейший план действий: не сидеть сиднем, дожидаясь, пока беда найдет тебя. Надо идти ей навстречу. А еще лучше — зайти ей в тыл!
Он пошарил в ящике-подлокотнике капитанского кресла и со вздохом облегчения нашел то, что искал там. Универсальный электронный ключ от всех помещений корабля находился на своем штатном месте. Кэн переложил его в карман и злорадно посмотрел на противника. Мертвец, словно поймав его взгляд, неожиданно выбросил руку вперед — прямо в объектив камеры наблюдения. Экран полыхнул ослепительным пламенем, и по нему пошел «снег».
«Во как! — отметил про себя Кэн. — Файерболами кидаться умеем. Или чем-то вроде. Например, обыкновенными заточками... Имеем в виду...».
Он заблокировал пульт управления, выставив «замок», отпирающийся восьмизначным кодом, проверил бластер и тихо скользнул вниз — навстречу опасности.
До «карусели» он добрался вовремя — как раз в тот момент, когда совсем рядом, в помещении медблока запели сервомоторы гермодвери. Посланец Тартара справился-таки с ее замками. Кэн шарахнулся к перегородке, чтобы оказаться за спиной выбирающегося на свободу чудища. Но просчитался. Дверь медблока осталась неподвижной.
«Ч-черт! — до Кэна дошло, — Он же не к рубке двинулся. Он вниз полез, скотина... Второе чучело выручать... Ну что ж... Подставился ты, дружок. Корму мне показал...»
Он сунул карточку-ключ в щель замка и, не дожидаясь, пока дверь отворится полностью, коротким броском вкатился в расширяющуюся щель.
Медблок являл собою зрелище не менее плачевное, чем разгромленный бар. Правда, похоже, помимо маневровых толчков, к разорению руку приложил и незваный гость, только что покинувший пропитанное запахом разлитого эфира помещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46