А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ромили, стоявшая неподвижно как истукан, вдруг подала голос:— Что еще за клингфайр?— Что-то подобное адскому пламени, вырывающемуся из горна Зандру, — сказал Ранальд. — Это горящая смесь, которая если прилипает к телу, то оторвать уже невозможно. Смыть нельзя — от воды она разгорается еще жарче. Одним словом, если попадет на тело, прожигает его насквозь — кожу, кости. Этот огонь изготовляют при помощи колдовства и ларана.«Я в этом не сомневалась. Люди, которые способны походя, играючи поразить птицу стрелой, с легкостью обрушат все силы ада на головы себе подобных».— Тебе следует поехать с нами. — Ранальд мягко посадил ее в седло. — Каролин должен немедленно узнать об этом, теперь он нуждается в поддержке всех лерони. Маура дала клятву не принимать участия в войне против Ракхела, но в этом случае, ввиду угрозы применения липучего огня, она колебаться не будет. Это злодейство надо остановить, иначе от нашей земли останутся только головешки. Сейчас не имеют значения ее чувства к Ракхелу. Но каков негодяй! — неподдельно искренне изумился Ранальд. — На все готов…Однако Ромили не ответила, она скакала, не замечая ничего вокруг. Менее всего в тот момент ее могли заинтересовать рассказы о небывалых средствах ведения войны, о справедливости и возмездии. Это все человеческие заботы — животным и птицам, всем этим бегающим, парящим, ползающим, плавающим тварям не было никакого дела до суеты сует, одолевшей разумных двуногих, посмевших в пылу гордыни окрестить себя царями природы. Остальные живые существа, выходит, пыль под ногами, мясо и средство передвижения? Хороши люди! И что, в этой бесконечной гордыне, в страстях своих они обрели покой, радость? Куда там!.. Все их существование насквозь пропитано страхом, жаждой не пожить, а выжить… Еще клингфайр придумали!.. Мало им мечей, стрел, копий…Рядом скакал Ранальд, но Ромили не испытывала желания мысленно опереться на него. Кто он? Тот же человек, ну, еще партнер, и все мыслишки его суетны, непостоянны, вспыхивают — гаснут; то нырнет в прошлое, то воспарит в будущее, и каждый образ отмечен тенью страха, извечного и постоянного. С ним разве отдохнешь? С ним погорюешь? Разве он сможет понять — не на словах, а в глубине души?Телепатически она подалась в сторону лагеря, отыскала Солнечного и — как в теплое ласковое море — бухнулась в безмятежное, сытое спокойствие жеребца. Слилась с ним, ее даже передернуло от удовольствия — жаль только, что поплакаться ему нельзя. Не поймет… Ему невозможно объяснить, что существуют такие хорошенькие, очень разумненькие птички, которые видят насквозь. Их безжалостно погубили злые люди… Ромили вздохнула — даже траву щипать не перестанет, шепчи ему на ухо или не шепчи о безмерной потере, о ценности каждой жизни. Ну и хорошо! Она вот здесь в уголочке свернется клубком, прикорнет ненадолго, оценит вкус травы, понюхает воздух — может, где кобылка пустила струйку, — почувствует вес Каролина, уже давно любимого — хороший хозяин и седок в меру тяжелый, — поплачет в тиши… Хорошо, когда нет времени, когда каждая минута существует, пока бегут ее секундочки. Отстучала положенное — и нет ее. Ни впереди, ни позади…Хорошо-то хорошо, только скучно — вот и мужики по соседству о чем-то болтают. Кажется, о ней… Господи, сочувствуют даже… Вспоминают Благоразумие и Усердие.«…Она их очень любила, особенно эту молоденькую, Усердие. Птицы тем же платили ей. Как тут не переживать? Помню, как-то я только заикнулся: ну и уродцы, так она мне все расписала — и чем они красивы, и чем отличаются, и как к ним обращаться…»Это несомненно Орейн.«…Это ее первая трагедия. Ее бы надо научить отделять себя от птиц. Нельзя же так — никакая психика не выдержит».Ага, это король.«…Что вы хотите от необузданного, дикого самородка?! Так бывает со всеми, кто не обучался в Башне…»Это, конечно, Маура. У нее одна песня — учиться, учиться и еще раз учиться! Чему? Если тому, чтобы хладнокровно наблюдать за гибелью живых существ, уметь отстраняться от страданий ближнего, то ей такая наука не нужна.
— Пожалуйста, поймите — Каролин все еще продолжал убеждать всех троих — Руйвена, Ранальда, Ромили. — Я никого не обвиняю, но, как ни крути, две птицы потеряны, я решительно настаиваю на том, чтобы выпустить в полет третью. Немедленно! Невзирая на то, опасно это или нет! Кто из вас возьмется за дело?— Придется мне, — подал голос Руйвен. — У сестры шок, подобные неудачи ей в новинку. Она сильно горюет… Так долго обучала этих птиц, привязалась к ним — и вот! — Брат развел руками. — Мне кажется, ей непременно надо дать отдохнуть, сир.Каролин, как будто не слыша последнего восклицания, в упор глянул на Ранальда.— Сейчас мне потребуются все мои лерони. Нам необходимо как можно скорее сотворить что-нибудь с этим проклятым огнем, пока он не пустил его в ход. Что касается Ромили… — Он сочувственно поглядел на девушку, однако та в ответ нахмурилась и сурово посмотрела на короля. Каролин чуть усмехнулся. — Послушай, Ромили, с Умеренностью ничего плохого не случится. Я сумею на этот раз избежать опасности…Король слез с Солнечного, подошел к девушке, положил руку на плечо.— Я тоже горюю. Поверь, мне очень жаль птиц, с ними связано столько хороших воспоминаний… Но постарайся взглянуть на все случившееся с моей точки зрения. Мы жертвуем птицами и животными, чтобы спасти жизни людей. Я знаю, птицы значили для тебя много, этого ни одному из нас не понять, но вот вопрос — согласилась бы ты, чтобы ценой их жизней была моя жизнь? Мы их побережем — тогда должны умереть Руйвен, Ранальд, все сестры-меченосицы…Ромили в исступлении хотела было возразить, что птицы не сделали Ракхелу ничего плохого. В отличие от людей… Почему люди не могут договориться, чтобы жизнь пернатых созданий была вне опасности, и жизни коней, и червинов?Ей стало обидно — горе горем, но впадать в откровенную глупость, тем более высказывать ее вслух не к лицу взрослой, самостоятельной меченосице. Она же человек! Существует закон (быть может, установленный Хранителем Разума — ему и возмездие), требующий жертвовать птицами, чтобы сохранить жизнь Орейну, Каролину, брату…Она поджала губы, потом подняла голову и доложила:— Жизнь птицы в ваших руках, Ваше величество. Вы имеете полное право послать ее туда, куда пожелаете. Только хотелось бы… если уж опасность, то только когда выбора нет…Она невольно замолчала, заметив, как исказилось лицо короля, какая печаль и тоска вдруг обнажились в его взгляде, в уголках опустившихся губ.— Ромили, дитя мое… — Он не мог говорить дальше. Ему понадобилось несколько минут, чтобы восстановить дыхание. — Ты сейчас коснулась самого больного места. В том и состоит главная трудность для каждого человека, обязанного посылать людей на смерть. И зверей, и птиц… Никто не может снять с него эту ношу, и оправдываться ему придется не перед людьми, а перед тем, — он указал рукой на небо, — кто там! Как бы я хотел снять с себя это бремя и не испытывать этой одуряющей, вконец изматывающей необходимости выбирать, а потом еще мучиться — а правильное ли ты принял решение, а нельзя ли было с меньшими жертвами? Лучше бы я их никогда не видел, не помнил в лицо — ведь я, считай, всю армию знаю. Тем не менее я обязан… нет, не вынужден, именно обязан так поступать, потому что многие тысячи людей — женщин, стариков, детей — верят, что я король. Они послали под мое начало мужей, отцов, братьев, они доверили мне их жизни на том поприще, где их нельзя сохранить. Но уменьшить количество потерь в моей власти. Власть!.. — Он усмехнулся. — Иной раз мне кажется, что служить куда легче, чем править… Ступай, принеси птицу, — добавил он, и только спустя несколько секунд до Ромили дошло, что лишь последние три слова он произнес вслух. Это открытие ошеломило ее.«Значит, я прочитала его мысли и он знает, что они мне доступны? И раньше знал?.. Он никогда так подолгу не говорит — с солдатами и офицерами общается запросто, но без запанибрата. Приказы отдает короткие, точные… Но свои мысли он не в состоянии спрятать от того, кто обладает лараном.Что хорошего в том, что такой король поведет людей на войну? Подобные колебания не к лицу человеку, вынужденному каждый раз решать, какой ценой должна быть куплена победа. И если разведка, на которую должна вылететь сейчас сторожевая птица, поможет спасти жизни хотя бы нескольких человек, здесь не может быть сомнений…» Ромили едва не ахнула, чуть не прикрыла рот ладошкой — ишь как стала рассуждать! И о своем горе забыла, и птичку готова послать в пекло. Может, для того и раскрыл король свои мысли? Ох, простая у тебя душа, Ромили, укорила она саму себя. О каком выборе в подобных случаях может идти речь? Что ж ты не скормила себя изголодавшемуся до крайности баньши? Неужели тогда смерть хотя бы одного человека была бы оправданна, хотя виновных в том вовсе не было. Баньши хотят есть, люди не хотят быть съеденными. Вот и вся простенькая правда! Ты, Ромили, человек, так зачем же куражиться, впадать в безутешное горе? К примеру, король послал бы ее на смертельно опасное задание — она бы посмела нарушить приказ?Девушка повернулась, подбежала к коню Руйвена, сняла с луки Умеренность и запустила ее в полет.Вошла в контакт.Птица высоко парила над брошенными полями… Вот до нее долетел частый перестук копыт, грохот прокатывающихся по деревянному настилу фур, мерное шествие отряда солдат, сбивавших шаг при переходе через мост и опять размеренно бьющих сапогами по пыльному, уже разбитому проселку. Армия Ракхела покинула лагерь и теперь шествовала к лугу. Когда же они успели навести переправу? Положение обострялось на глазах.Кони… солдаты с обнаженными мечами… трупы, лежащие по обочинам… трудно сказать, чьи они люди — Каролина или Ракхела… главное то, что они мирные жители…Что это?! Конный отряд с копьями наперевес, развернувшись, лавой тек в их сторону. Сюда, где развевалось голубое с серебряной сосной знамя Каролина?«Солнечный, спасай короля!..» Какой-то частью сознания она уловила, что и ее конь перешел в резвый галоп, вслед за вороным. Все это она видела сверху — небольшая группа всадников, удирающая под напором отряда вражеской конницы.И в этот момент полыхнуло!.. Казалось, вспыхнул воздух, все вокруг мгновенно пропиталось отвратительным зловонием. Люди и кони кричали так, что Ромили, все еще находящаяся на связи с птицей, содрогнулась. Но голову не потеряла — наоборот, еще более укрепилась в стремлении довести разведку до конца. Это в настоящую секунду было необходимо. Король ее глазами наблюдал за ходом так неожиданно начавшейся битвы. Вид с высоты давал ему решающее преимущество, тем более что Лиондри явно поспешил с началом сражения — большая часть его армии еще оставалась на противоположной стороне речки, а наведенный мост был слишком узок, чтобы обеспечить скорую переправу главных сил. Ему бы часок выждать, тогда бы он сумел нанести смертельный удар. Но и теперь положение было критическое. С помощью конницы и клингфайра враг мог разметать застигнутые врасплох войска Каролина. К радости Ромили, она нигде не заметила признаков паники. Конница уже была выстроена и разворачивалась, чтобы ударить во фланг наступающим, прижать к скалам, к каскаду водопадов…Каролин ни на секунду не выпускал из рук управление боем. Первый же натиск всадников под синими вымпелами смял вражескую конницу — тут бы их и добить. Но вновь полыхнуло так, что Ромили на мгновение ослепла. Липучий огонь коснулся края массы всадников, но и этого хватило, чтобы смешались ряды, кони в ужасе разбежались в разные стороны.После первой стычки войска начали маневрировать, пехота занимала позиции, разворачивалась в боевой порядок. Наконец Ракхел и Лиондри отступили, надежно прикрыв пехотой и, по-видимому, клингфайром мост.Ромили поддерживала связь с птицей, и все маневры ее конь совершал под управлением Руйвена — брат тянул его за уздечку. Сейчас, когда битва стихла и птица вернулась к ней на запястье, она вновь пришла в себя…Теперь девушка могла оглядеть поле битвы.«Мертвые кони… Вон тех семерых я сама объезжала, сама учила брать с места в галоп… Теперь они убиты, погублены… Боже, это Клеа! Это она, веселая, добрая Клеа, с ней было так приятно… Она мечтала о том, чтобы судьба наградила ее легкой смертью, вот и вымолила награду. Кровь не видна на малиновой рубахе сестры-меченосицы… Она умерла на руках у Яндрии. Был человек — и нет человека. Ничего нет — ни надежд, ни стремлений, ни страха, ни радости… Все ушло в небытие».В лагере царили уныние и печаль — слишком много потерь для первого боя. Молча, с угрюмыми лицами солдаты хоронили погибших. Кое-кто ходил по полю и добивал умирающих лошадей — какое-никакое, а все же милосердие… Руйвен со знахарями перевязывали раненых. Ромили, от испытанного ужаса неспособная и слова вымолвить, ухаживала за его подмастерьем, которому крепко ожгло руку клингфайром. Теперь, разбираясь во впечатлениях, она припомнила, что это зелье падало с небес. Разбрызгивалось наподобие дождя… Потом занялась единственной сторожевой птицей. Кормила ее и плакала — две другие жердочки были пусты. Давала падаль, перетертую с песком, галькой, и заливалась слезами — вон сколько теперь для нее пищи. На охоту ходить не надо. Корми хоть человечиной, хоть кониной. Остаться на ночь в палатке, которую она делила с леди Маурой? Это было невыносимо, и она отправилась к сестрам. Их палатка была разбита на краю лагеря. Хорошо, что хотя бы лагерь удалось отстоять!..У сестер стояла гнетущая тишина — слезы здесь старались скрывать. Молча помянули Клеа — Ромили про себя вспомнила и о погибших конях, — потом все-таки несколько разговорились, поведали, как было. Яндрия вынесла Клеа с поля боя, у нее на руках она и умерла…Кто-то тихо окликнул Ромили:— Сестра, ты, случаем, не ранена?— Нет, — едва ворочая языком, ответила девушка. Сил у нее уже не оставалось — слишком много смертей довелось ей сегодня увидеть. Сразу-то нельзя было испугаться, всплакнуть — надо было работать, и теперь этот ком буквально придавил ее. Каждая жилочка ее гнулась под этой тяжестью, однако Ромили была уверена — это испытание она тоже вынесет. Сдюжит! Чай, не кисейная барышня… Трудно, но выправится!..«Обладаешь даром целительницы?»Кто это все пытал ее? Ромили хотела было поинтересоваться, почему этой любопытствующей сестре больше всех надо, и возблагодарила Бога, что вовремя прикусила язычок. Зеленая все-таки она еще, осудила себя Ромили, послушай, что люди говорят. Ей и сказали, чтобы брала лопату и отправлялась копать могилу для Клеа.— Меченосица не может лежать среди солдат, — объяснили ей. — Что в жизни, то и в смерти. Лежать они должны отдельно.Ромили обиженно подумала, что Клеа теперь наплевать, где и с кем ее положат. И опять укорила себя: какая же ты глупая. Это мертвым все равно, а живым нет. Да и мертвым, если честно, тоже. Каково бессмертной душе Клеа взирать на эту братскую сырую постель? Что уж тут хорошего.Ах, Клеа, Клеа!.. Как искусна она была в обращении с оружием! Скольких сестер обучила искусству обороны, однако против смерти не устояла. Та безжалостно овладела ею, и теперь, вглядываясь в черты ее посеревшего, холодного лица, Ромили не могла избавиться от ощущения, что Клеа до сих пор не может понять, как же это произошло. Так и стыло едва заметное изумление в чуть вскинутых бровях… Просто не верилось, что она никогда не засмеется, не покажет, как надо проводить захват, не поинтересуется, все ли в порядке у ученицы. Ромили вздохнула и, так и не решив этой загадки, выбрала лопату полегче и отправилась с другими сестрами копать могилу. Занятие нудное, всегда вызывавшее у нее неприязнь, но в ту минуту надо было чем-то заняться, как-то отвлечься, натрудить руки и тело — может, схлынет побыстрее до сих пор стоящее в глазах наваждение: трупы, отрубленные конечности, кровь, окрасившая траву и впитавшаяся в землю… Может, стихнет неумолчный в ушах гул, сотканный из предсмертного ржания коней, воплей умирающих, матерных выкриков, посвиста мечей и глухих шлепков, когда сталь врезалась в плоть… Ранальд учил ее кое-каким упражнениям, позволявшим снять психологическую нагрузку, однако на этот раз ничего у нее не получалось. Слишком много всего навалилось. Слишком много…Скоро наступила ночь, покрыла пологом землю. Уже в сумерках, после похорон Клеа, она побрела в ту сторону, где лежали ее кони. Погибшие… Уже начинали слетаться стервятники, одного она спугнула — тот, недовольно квохтнув, взлетел в небо. Следом на тушу коня плюхнулся другой поедатель падали. Потом они полетели десятками, сотнями… Пир начался!.. Птицы рвали друг у друга куски мяса — прямо из клювов выхватывали… Ромили бросило в дрожь: гибель людей — радость для стервятников. Пир горой…Тут ею овладело нестерпимое чувство голода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58