Волны и течения отнесли его на много миль от места, где оно было потеряно.
21 июня в довольно свежую погоду мы потеряли шхуну. Несколько дней мы кружили вокруг того места, где она потерялась, однако шхуну так и не обнаружили, и капитан Эдвардс взял курс на остров Намука – там было условленное место встречи как раз на такой случай. Простояли мы там с 28 июля до второй половины августа, но «Решимость» так и не появилась. В конце концов Эдвардс решил, что она пропала без вести, и «Пандора» без дальнейших проволочек взяла курс на Англию.
Глава XVII. Конец «Пандоры»
Эдвардс появлялся у нас редко. Раза три или четыре он устраивал официальную проверку, заключавшуюся в том, что он спускался в арестантскую по трапу, окидывал нас всех своим холодным взглядом и удалялся.
День 28 августа выдался особенно тяжелым: шквалы с дождем чередовались с минутами мертвого штиля. Выглянув на рассвете в глазок, я увидел, что мы находимся в лабиринте рифов и мелей. На поиски прохода отправилась шлюпка под командованием лейтенанта Корнера. Из того, что делалось снаружи, нам почти ничего не было видно, однако по командам, доносившимся с квартердека, мы поняли, что корабль попал в тяжелый переплет.
Так продолжалось весь день, и к вечеру стало очевидно, что наше положение отнюдь не улучшилось. Шлюпка все еще находилась впереди по курсу; с борта ей просигналили возвращаться. Быстро темнело. На корабле зажгли огни и стали стрелять из мушкетов, чтобы показать наше местоположение тем, кто был в шлюпке. Наконец послышались ответные выстрелы: шлюпка возвращалась. Все это время лотовые непрерывно промеряли глубину; сначала она составляла целых сто двадцать саженей, но потом стала быстро уменьшаться: пятьдесят саженей, сорок, тридцать шесть, двадцать две. Как только прозвучала последняя цифра, капитан дал команду лечь на другой галс, но матросы, вероятно, не успели выполнить команду: послышался сильный удар, и все обитатели арестантской кубарем покатились по палубе.
Не успели мы прийти в себя, как послышался еще один удар, да такой сильный, что мы испугались, как бы не сломались мачты. Тьма стояла кромешная, в довершение всего налетел очередной шквал. В реве ветра голоса матросов были едва слышны. Капитан попытался стащить «Пандору» с мели при помощи парусов, а когда затея эта не увенчалась успехом, паруса свернули и с борта опустили шлюпку, чтобы завести якорь. Шквал прошел так же неожиданно, как и налетел, и мы снова отчетливо услыхали мушкетные выстрелы с приближающегося катера.
Сила только что перенесенных ударов не оставляла сомнения в том, что корабль получил серьезные повреждения. Послышался голос Эдвардса:
– Как внизу, мистер Роберте?
– Вода быстро прибывает, сэр. Уже почти три фута, – тут же прозвучал ответ.
Тотчас же заработали помпы.
Вдруг люк на крыше отворился, и появился профос с фонарем. Он быстро снял кандалы с Коулмана, Нормана и Макинтоша и велел им помочь палубной команде. Мы стали просить его расковать нас всех, но он не обратил на наши мольбы никакого внимания и ушел, не забыв запереть решетку на люке.
Некоторые из пленников принялись бесноваться и изрыгать проклятия, словно сумасшедшие, тщетно пытаясь при этом порвать, свои оковы, но вскоре у маленького окошка появился Эдвардс и резко приказал всем замолчать.
– Ради Бога, сэр, освободите нас! – закричал Маспратт. – Дайте нам возможность спастись!
– Молчать! – ответил Эдвардс и обратился к стоявшему рядом профосу: – Мистер Джексон, вы отвечаете за пленников головой. Ни один не может быть освобожден без моего приказания.
– Позвольте нам помочь у помп, сэр! – взмолился Моррисон.
– Молчать, негодяи! – прикрикнул еще раз Эдвардс и ушел.
Поняв, что мольбы бесполезны, пленники успокоились и впали в безнадежную апатию. Через час опять налетел шквал, и снова волны яростно ударили корабль о камни. Насколько мы могли судить, ветер и волны тащили «Пандору» через риф. Наконец корабль замер, и мы услышали голос лейтенанта Корнера:
– Под днищем чисто, сэр!
Было часов десять. Второй шквал прошел, и отдаваемые команды стали нам ясно слышны. Пушки были сброшены за борт, все свободные матросы принялись заводить под днище марсель в качестве пластыря. Однако вода прибывала так быстро, что от этой затеи пришлось отказаться, и все, за исключением нас и наших стражей, принялись выкачивать и вычерпывать воду.
Поведение Эдвардса по отношению к нам нельзя ни объяснить, пи извинить. Даже при всем желании убежать мы никуда не смогли бы, и все же он удвоил стражу и запретил нас расковать. По счастью, размеров опасности мы тогда еще даже не представляли.
Как только начало светать, все поняли, что конец «Пандоры» – дело даже не часов, а минут. Корма фрегата так высоко вздымалась над водой, что на палубе было трудно удержаться на ногах. Офицеры спешно стаскивали в шлюпки провизию. В носовой части вода уже почти достигала пушечных портов. На крыше нашей тюрьмы стучали ноги матросов, спешивших на корму к шлюпкам. Мы кричали, стараясь привлечь чье-нибудь внимание, некоторые начали в отчаянии звенеть кандалами. Какие приказы были отданы на наш счет, я не знаю, но наши призывы наконец услышали. Помощник оружейника Джозеф Ходжес спустился и освободил от кандалов Берна, Маспратта и Скиннера, однако Скиннер, желал выбраться побыстрее, забыл в суматохе снять ножные оковы. После этого люк снова закрыли – сделано это было, по-видимому, по приказу лейтенанта Паркина, который несколько секунд назад заглядывал в люк.
Ходжес не заметил, что арестантскую снова заперли, и продолжал поспешно снимать с нас кандалы. Вдруг фрегат резко накренился. Люди начали прыгать с кормы в воду, так как шлюпки с первым движением корабля отвалили. Мы кричали изо всех сил; вода уже стала захлестывать арестантскую. Не утонули мы лишь благодаря помощнику боцмана Джону Моултеру, который взобрался на крышу, чтобы прыгнуть в море, но, услыхав наши вопли, ответил, что спасет нас или утонет вместе с нами. Открыв люк, он крикнул, чтобы мы поторапливались, и нырнул.
В спешке и панике помощник оружейника забыл снять ручные кандалы у Беркитта и Хиллбрандта. Помогая друг другу, мы вылезли на крышу – и вовремя: вода доходила уже до грот-мачты, которая медленно погружалась в пучину. Я нырнул и поплыл изо всех сил, чтобы меня не засосало вместе с тонущим кораблем. Плавать умели далеко не все матросы, ужасные крики тонущих мое перо описать бессильно. На воде плавали крышки люков, рангоутные деревья, клетки для птицы и тому подобное, и некоторым матросам удалось в них вцепиться, однако многие почти сразу пошли на дно. Я подплыл к крышке люка и увидел, что в другой ее конец вцепился Маспратт. Плавать он не умел, но сказал, что некоторое время еще продержится. Я схватился за какую-то доску и поплыл по направлению к одной из шлюпок. Добирался я до нее около часа. Шлюпка была забита людьми, из пленников в ней находились Эллисон и Берн. Мы взяли курс на небольшую песчаную отмель, видневшуюся милях в трех от места, где затонул фрегат.
Вода у отмели, окруженной коралловым рифом, была спокойна, поэтому высадиться нам удалось без труда. Как только матросы выгрузили из шлюпки провизию, Эллисон. Берн и я сели на весла, Боулинг, помощник штурмана – на румпель, и мы отправились к месту катастрофы. Сделав большой круг, мы подобрали еще двенадцать человек и среди них Беркитта, который скованными руками сумел вцепиться в какую-то доску.
На отмель мы возвратились лишь к полудню, остальные шлюпки уже были там. Отмель имела шагов тридцать в длину и двадцать в ширину. На ней не росло ничего – ни пятнышка зелени, на котором мог бы остановиться взгляд. Капитан Эдвардс устроил перекличку; оказалось, что утонули тридцать три члена экипажа и четверо пленников – Стюарт, Самнер, Хиллбрандт и Скиннер.
Моррисон рассказал мне, что видел, как утонул Стюарт: его ударило тяжелой доской по голове, и он камнем пошел на дно. Печаль охватила меня – лучшего друга у меня не было никогда.
Капитан Эдвардс приказал сделать из шлюпочных парусов навесы – один для офицеров, другой для матросов. Нас, пленников, услали на дальний конец отмели; днем нас не караулили, однако ночью выставляли двух часовых, словно мы способны были напасть на экипаж корабля, превосходящий нас по численности почти в десять раз. Обращаться к кому-либо, кроме как друг к другу, нам тоже запретили. За пять месяцев пребывания в арестантской загар наш поблек, и теперь мы были не смуглее какого-нибудь лондонского клерка. Так как одежды у нас не было, тела наши вскоре покрылись страшными солнечными ожогами. Мы просили, чтобы нам разрешили устроить навес из еще одного паруса, однако бесчеловечный Эдвардс отказал нам даже в этом. Нам оставалось лишь зарываться по горло во влажный песок у берега.
– Но более всего нас мучила жажда. Почти все мы наглотались морской воды, и это усугубляло наши муки, один из матросов сошел с ума. Запасов удалось спасти очень мало; в первый день каждому выдали по кусочку хлеба весом в две мушкетные пули и четверть пинты вина. Лейтенант Корнер развел из обломков корабля костер, поставил на него медный чайник и, собирая капли пресной воды, которые конденсировались на крышке, набрал таким образом стакан воды. Его разделили на весь экипаж.
Мы находились в слишком тяжелом состоянии, чтобы разговаривать; страшная жажда и боль от ожогов не давали нам заснуть. Наутро штурмана Эдвардса послали в большой шлюпке на место кораблекрушения, чтобы подобрать полезные вещи, которые там, возможно, еще плавали. Тот вернулся с обломком брам-стеньги и кошкой, которая чудом спаслась, вцепившись в какую-то доску. Однако бедное животное почти сразу же погибло; ее ободрали и сварили, а из шкурки соорудили шляпу для одного из офицеров, потерявшего свой парик.
На следующий день плотники принялись готовить шлюпки к долгому переходу. Из днищевого настила они сделали стойки, прикрепили их к фальшборту и натянули между ними парусину, чтобы перегруженные шлюпки не захлестывало волнами.
Утром 31 августа капитан Эдвардс построил всех оставшихся в живых, причем пленников в некотором отдалении от остальных. И офицеры, и матросы, и пленники имели самый жалкий вид. Доктор Гамильтон успел мне шепнуть, что ему удалось спасти свой сундучок с лекарствами, а с ним и мои рукописи и дневник. Поскольку некоторые из пленников были полностью обнажены, врач убедил капитана отдать нам остатки парусины, и мы смогли хоть как-то прикрыться от безжалостного солнца.
Эдвардс некоторое время молча прохаживался взад и вперед перед нами, потом заговорил:
– Матросы, впереди у нас долгое и опасное плавание. Ближайший порт, где мы можем получить помощь, – это голландское поселение на Тиморе, лигах в четырехстах – пятистах отсюда. По пути нам будут встречаться острова, но населены они дикарями. Запасы провизии у нас весьма скудны, поэтому рацион наш будет очень мал, но все же достаточен, чтобы не умереть с голоду. Ежедневно в полдень каждый офицер, матрос и пленник будет получать свою порцию: две унции хлеба, полторы унции солонины, пол-унции сухого солода, два маленьких стаканчика воды и стаканчик вина. Будем надеяться, что в пути мы сможем пополнить наши запасы, но особенно рассчитывать на это не приходится. Если ветры и погода будут нам благоприятствовать, мы сможем добраться до Тимора недели за две, но я хочу вас предупредить, что вряд ли это удастся. Но недели за три, если ничего чрезвычайного не случится, мы достигнем пункта назначения. Большинство наших припасов будет на катере, и поэтому, а также для помощи друг другу и защиты, шлюпки должны стараться плыть вместе. Я рассчитываю, что вы будете беспрекословно подчиняться приказам. От этого зависит паша безопасность, и любое нарушение дисциплины будет сурово наказываться. Капитан Уильям Блай проделал такой же путь в гораздо более перегруженной шлюпке и при более скудных запасах. Он добрался до Тимора, потеряв только одного человека. Что сделал он, сможем сделать и мы.
Эдвардс повернулся в нашу сторону.
– Что же касается вас, то не забывайте, что вы – пираты и бунтовщики, которые следуют в Англию, чтобы понести вполне заслуженное наказание. Правительство его величества приказало мне заботиться о сохранности ваших жизней. Этот долг я буду продолжать исполнять.
Шлюпки подтащили к воде, и нас разделили. Моррисон, Эллисон, и я попали в шлюпку, в которой плыл капитан. Мы быстро погрузились и взяли курс на Тимор.
Глава XVIII. Изнурительные месяцы
Ветер был попутным, море спокойным, и, отойдя от отмели, мы тотчас поставили парус. Эдвардс сел на руль. Он выглядел таким же изможденным и оборванным, как и любой из его матросов, но глядя на его плотно сжатые тонкие губы и выражение лица, можно было подумать, что он прохаживается по квартердеку «Пандоры».
Моррисона, Эллисона и меня разместили на носу шлюпки. Всего в ней сидело двадцать четыре человека, поэтому отделить нас от матросов не представлялось возможным, однако чтобы мы с ними не общались, Эдвардс посадил рядом с нами двух офицеров.
В полдень раздали еду и питье. Помощник штурмана достал весы и, пользуясь мушкетными пулями вместо гирек, отвесил еду. На нашей шлюпке было лишь два стаканчика, поэтому поначалу каждому пришлось выпивать свою норму сразу, однако позже мы раздобыли раковины моллюсков и могли тянуть свою порцию сколь угодно долго.
Все утро четыре шлюпки держались примерно в миле друг от друга; работа на веслах превратила нашу жажду в тяжелейшее мучение. Большинство из нас были без шляп, а тропическое солнце пекло немилосердно. Некоторые опускали какую-нибудь тряпку за борт и обертывали ею голову, кое-кто смачивал тело морской водою, но от этого на коже выделялась соль, отчего еще больше хотелось пить, а во рту появлялся тошнотворный привкус. Иные, впав в отчаяние, начинали умолять о дополнительной порции воды, а один матрос попытался даже отнять стаканчик у товарища и пролил драгоценную влагу. За это помощник боцмана оглушил его пустой бутылкой – чего при данных обстоятельствах тот вполне заслуживал.
Наконец наступила долгожданная ночь. Снова все шлюпки собрались вместе, их скрепили друг с другом, и нам удалось немного отдохнуть.
Наутро мы двинулись в путь. Показалась земля, но мы не знали наверное, был ли это материк или один из многочисленных прибрежных островов. Подойдя к заливу, который глубоко врезался в сушу, мы увидели, что берег покрыт зеленой растительностью, – верный признак, что вода там есть. Матросы гребли из всех сил, но приближались к берегу довольно медленно. Когда наконец он был уже близок, некоторые матросы попрыгали в воду, но Эдвардс приказал всем вернуться и выделил людей для охраны пленных. Только после этого остальным было разрешено покинуть шлюпки. Через некоторое время послышался радостный вопль, и все, словно безумные, бросились туда, где ярдах в пятидесяти от воды из земли бил чудесный ключ.
Ждать было невыносимо, но в конце концов очередь дошла и до нас. Мы пили, пили, пили, пока не дошли до такого состояния, что не могли более проглотить ни капли. Те, кто напился, отползали в тень и сразу же засыпали. Эдвардс, без сомнения, с радостью остался бы здесь на некоторое время, но две другие шлюпки каким-то образом прошли мимо этого залива и подать им сигнал было невозможно. Офицеры пинками подняли людей, и, наполнив водою наш маленький анкерок, чайник, две бутыли и даже водонепроницаемые башмаки, принадлежавшие канониру, матросы снова расселись по местам.
Выйдя в открытое море, мы увидели, что другие шлюпки ушли далеко вперед. Мы поспешили им вслед, но настигнуть их нам удалось лишь к середине дня. Эдвардс решил, что возвращаться назад нет смысла, выдал командам этих шлюпок по три стаканчика воды, и мы продолжили путь.
На следующее утро нами была сделана попытка зайти на другой остров, где, по нашим расчетам, должна была быть вода, но оказалось, что он населен весьма недружелюбно настроенными туземцами, и мы от намерения своего отказались. Уже почти в сумерки показалось еще несколько островков. Эдвардс решил рискнуть и пристать к ближайшему из них. В два часа ночи мы вошли в маленькую бухточку, которую я до сих пор вспоминаю с удовольствием. Ночь была прохладная и безоблачная, луна лила свой чарующий свет на зеркальную поверхность воды. Соблюдая полнейшую тишину, мы приближались к берегу. И вот мы ступили на плотно слежавшийся прохладный песок; тотчас два отряда направились в глубь острова, оставив нас, пленников, под охраной, а остальных членов команды с оружием наготове. Приблизительно через час оба отряда вернулись с утешительными вестями: остров необитаем и на нем есть вода. В эту ночь всем удалось вдоволь напиться и выспаться.
Я проснулся на заре и почувствовал себя выспавшимся и – голодным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24