Дважды останавливался, справлялся, в том ли направлении едет, наконец очутился в гостинице «Холидэй» на Милл-стрит. Развернулся, снова вырулил на Виргиния-стрит, проехал здание местного суда, поставил свой микроавтобус на свободное место стоянки перед гостиницей и казино «Пионер». Светящийся вестибюль распахнут, в бесконечную, размером с футбольное поле, даль рядами уходят игорные автоматы. Сотни людей, в вечерних туалетах, и в смокингах, и в шортах, и в маечках с открытой спиной, тянут на себя длинные хромированные ручки, ждут результата, снова тянут, снова ждут: непрекращающийся грохот и клацанье, напоминавшее бряцание каторжных цепей.
Бросив микроавтобус, Филип, едва волоча ноги от усталости, пошел пешком по Виргиния-стрит к Милл-стрит, к гостинице. Портье за конторкой с подозрением покосился на него, однако, заметив в руках Филипа карточку «Америкэн Экспресс», которую тот извлек из ботинка еще в Юте на заправочной станции, портье повеселел, и дело пошло своим чередом. Направляясь в сопровождении коридорного в свой номер, Филип мысленно благодарил бога, что в этот момент по телевизору в холле крутили рекламные ролики для показа за рубежом: в роскошный отель «Ритц» вселяются какие-то оборванцы-лесорубы в ковбойках.
Едва коридорный ушел, Филип тотчас повалился на постель, взялся за трубку, позвонил вниз. Спросил, в каком номере остановилась Сара Логан, попросил соединить. Подождал до двенадцатого гудка, повесил трубку, решив позвонить попозже.
Охая, с трудом содрал одежду с затекшего от непрерывного сидения почти двадцать часов за рулем тела, поплелся под душ. Долго стоял, поклевывая носом, под потоком воды, предоставив водяным струям смывать с себя бремя недавних мытарств. Чуть промокнув влажное тело, вернулся в комнату, выключил по дороге свет. Откинул покрывало и рухнул на прохладную простыню. Едва коснувшись подушки, забылся сном.
Филип рывком поднялся с подушки, вмиг проснувшись — весь в холодном поту. Волосы прилипли на уши, во рту пересохло. Моргая со сна, снова опустился на кровать, повернул голову, взглянул на мерцавший циферблат радиобудильника. Три часа ночи. Повернулся на бок, пошарил в карманах брюк, ища сигареты. Нашел, закурил, затягиваясь и одновременно зевая. Молча лежал, выпуская к потолку едва различимые в темноте облачка дыма, все пытаясь понять, что же разбудило его. Смутно вспомнился сон: он на каком-то пляже, где черный песок, на песке — повсюду загорелые тела, на берег набегает кроваво-красная волна. Попытался напрячь память, но ничего не шло на ум. Тогда он решил не вспоминать, не напрягаться — после двухдневного пребывания в «Зубчатой вершине» всякая чертовщина может присниться, хоть Эрик, прошивающий пулеметом гладь озера Эри…
Но что-то подсказывало Филипу: причиной пробуждения не был сон! Будто что кольнуло его — он перевернулся, нащупал телефон, напрягая глаза в темноте, набрал номер оператора, попросил соединить с номером Сары. Прождал двенадцать гудков и еще двенадцать; тревога приступом накатила на него, словно чесотка, от которой не отмахнешься. Прижимая трубку к уху, Филип вслушивался в гудки, снова взглянул на часы. Какого дьявола, чем можно заниматься в три ночи? Не похоже, чтоб ее потянуло к азартным играм или к запою.
Филип повесил трубку, загасил окурок сигареты в стеклянную пепельницу у телефонного аппарата, снова закурил. Что-то не так. Если бы нашла чего, непременно оставила бы ему у портье записку.
Сгибая колени, Филип рывком сел; посидел, превозмогая легкое головокружение. Проспав часов шесть, острой усталости он уже не ощущал.
Номер Сары пятьсот четырнадцатый, на этом же этаже. Филип почесал подбородок, жесткая щетина отозвалась скрежетом. А если Сары в номере нет? Филип встал, начал натягивать на себя одежду, неприятно пахнувшую потом. Еще денек, и можно привести себя в порядок. С сигаретой в зубах он пошел к двери, распахнул. Коридор ударил в глаза закатной багровостью ковра, бушующей в свете флюоресцентных ламп. Филип заморгал, ослепленный, шагнул вперед, в стерильную чистоту коридора. Он двинулся по ковру, дошел до номера Сары. На ручке картонка:
«Прошу не беспокоить!» Филип постучал, озираясь по сторонам: пока никого. За дверью было тихо. Он снова постучал, чуть погромче; подождал. Молчание. Взялся за ручку, она свободно повернулась у него в руке. Еще раз оглядев коридор, Филип крутанул ручку до отказа и скользнул внутрь. В номере темно, свет проникал лишь с улицы через огромное окно в самой глубине. За стеклом на противоположном берегу Траки подмигивали рекламы казино. Мерно гудел кондиционер, создавая прохладу.
Филип щелкнул выключателем, и ночной Рино исчез, вместо него в стекле возникло собственное отражение Филипа. В номере никого не было. Широкая кровать, столик, кресла, письменный стол, стул, шкафчик с ящиками. Стандартный, безликий номер. Кровать застелена; либо не ложились, либо горничная застелила.
Филип заметил на столе какие-то бумаги и открытый телефонный справочник, подошел, присел за стол. С любопытством принялся разглядывать фотокопии, с ходу поняв, что именно разыскивала Сара. Они все имели отношение к местным предприятиям, обозначавшимся сокращением НСС. Еще туго соображая спросонок, Филип вглядывался в бумаги, стараясь определить, что именно и в какой из них привлекло особый Сарин интерес. Никаких зацепок. Филип покосился в телефонный справочник и тут ясно на белом листе увидел подчеркнутое: «Невада. Спецкурс самозащиты». Подчеркнуто с силой, шарик прорвал бумагу. Адрес — Вторая Восточная авеню.
Филип в раздумье откинулся на спинку кресла. «Невада. Спецкурс самозащиты»; значит, Сара обнаружила нечто, заставившее ее предположить, что это та самая НСС из бумаг «Десятого крестового». Но почему в такой час она не у себя в номере? Напрашивался вывод: Сара отважилась на безрассудство, отправилась куда-то, не исключено, решив взять на себя расследование этой НСС. Как другим советовать насчет предосторожности, тут она мастак… Тревога подсказывала Филипу, что сама Сара подобные советы на свой счет не принимала.
— Ах ты, черт! — вырвалось у него.
Он снова взялся за фотокопии. Нашел информацию о корпорации «Невада. Спецкурс самозащиты», стал внимательно ее изучать, стремясь понять что же толкнуло Сару на риск. Бумаг было мало.
Пара с описанием корпоративного состава компании и пара с краткой информацией о появлении в Рино нового предприятия. Филип прочел, что НСС представляет собой службу обеспечения сохранности жизни, что она предоставляет для частных лиц и групп курсы по овладению приемами борьбы, оружием, ориентированием, техникой виртуозного вождения автомобиля, работают инструкторы с опытом службы в армии или в полиции.
Филип отложил бумажки, взялся за сигарету. Вот она, связь. Он убедился лично в лагере «Зубчатая вершина», что запасы у «Десятого крестового» немалые и НСС может быть идеальной ширмой для прикрытия военно-тренировочной базы. Филип старался не думать, для какой цели «Десятому крестовому» понадобилась такая база, об этом после. Еще раз проглядел бумажки, чтоб найти хоть какой-нибудь намек на месторасположение лагеря ННС, но ничего, кроме адреса в Рино, не обнаружил.
Тут вспомнилось: заместителем начальника пресс-бюро в Сайгоне был некогда Саймон Адлер. В отличие от большинства, занимающих подобные посты, Саймон не считал для себя зазорным отправляться на передовую, вместо того чтобы торчать в кабинете. Надо признать, особого труда это не составляло — бои частенько гремели рядом, рукой подать. Но надо отдать Саймону должное — от своих подчиненных он не отставал. С Филипом у них быстро завязалась дружба, продолжавшаяся и после войны.
После всего происходящего с ним бреда, который, как казалось Филипу, длился уже целую вечность, голос Саймона, как искра здравого смысла, словно отрезвил, долетая из другого конца страны, из Нью-Йорка, ночного корпункта Ассошиэйтед Пресс.
— Филип? Какого дьявола тебя занесло в Рино? — Вследствие ярой приверженности к сигарам «Мюриэл», шерри-пилюлям от кашля и джину «Бифитер» старый журналист хрипел в трубку, будто горло давило петлей.
— Да вот, фотографирую, туристов обслуживаю, — отозвался Филип.
— Как же, как же! — хмыкнул Саймон. Филип даже представил себе его желтозубый оскал. — Скажи еще на свадьбах работаешь! — Он умолк, приступ кашля, подобно предсмертной агонии монстра из фильма пятидесятых, сотряс его. В Сайгоне все держали пари, отчего быстрее загнется Адлер, от пули вьетконговца или от рака легких?
— Давай выкладывай! Если ты и правда в Рино, у вас там часа четыре ночи. Что побудило тебя забыть про сладостный сон?
— Помнишь, ты пару месяцев назад готовил материал по организациям обеспечения жизни?
— Еще бы! Помнится, компания такая есть, «Домик в горах», «Обеспечим ваше существование до самого Судного дня!», такой у них вроде девиз.
— Вот-вот!
— И что же?
— Тебе не попадалась информация о корпорации под названием «Невада. Спецкурс самозащиты»?
Некоторое время Саймон молчал, наконец отозвался:
— Нет… сразу что-то не припоминаю. Не беда! Погоди-ка, я свяжусь через компьютер. — До Филипа донеслось явное чирканье спички и едва слышное причмокивание: это Саймон раскуривал свою «мюриэл». В трубке что-то жужжало, позвякивало в такт бормотанию кондиционера за спиной у Филипа.
— Ну что? — не выдержал Филип, прождав минут пять.
— Погоди! — рявкнул Саймон с сигарой во рту. Снова потянулось молчание, но вот в трубке послышался кашель и сиплый голос сказал:
— Значит, так… Вот сведения из картотеки нашего малого из Лос-Анджелеса. Не густо, правда… Этот материал в прессе так и не использовался. Между тем весьма занятно…
— В каком смысле?
— Тут фотограф один. Работал внештатно на «Нэшнл джеогрэфик». Исчез пару месяцев назад. Как раз в тех местах, где база этого НСС.
— А где это?
— Указано только местечко Тонопа, — сказал Саймон. — Видимо, заброшенная военно-воздушная база. Говорит тебе что-нибудь?
— Не шибко… Это все?
— Вроде все. Лагерь этой НСС находился где-то между Юкка-Уэллс и Тонопой. Фотографа нашли в пустынной местности, в двадцати милях от Юкка-Уэллс; затем тело передано следственной экспертизе того же городка.
— От чего умер?
— От змеиного укуса. Указано, трижды куснула в руку. Может, в яму свалился или еще чего…
— Ваш сотрудник не связывает смерть фотографа с этим НСС, нет?
— Нет. Материал попал к нему только потому, что он занимается этим регионом. — Саймон помолчал. — А почему ты спрашиваешь? Сам, что ли, связываешь?
— Нет…
— А что у тебя там за дело? Может, если подберется материалец про этих «защитников», и для меня сгодится?
— Если что попадется, дам знать, — пообещал Филип. Он поблагодарил Саймона и повесил трубку. Поднялся с кресла, позевывая.
— Где же этот чертов Юкка-Уэллс находится? — пробормотал он, обводя взглядом номер Сары. Фыркнул. Да шут с ним, с Юкка-Уэллсом, надо сперва позавтракать! Филип вышел, оставив в номере все как было; погасил свет, кондиционер продолжал бормотать печальным баском в тишине.
Глава 14
Хезер Фокскрофт сидела в углу холодной, мрачной комнаты и пыталась, сконцентрировав внимание на коричневом насекомом, ползущем по необъятной поверхности цементного пола, отогнать от себя воспоминания. Изо всех сил она старалась окаменеть, отключиться, но вот уже поднималась из глубины нервная дрожь, а ползущий таракан отвлекал все меньше и меньше. Как можно думать о том, что есть, — настоящее замкнуто стенами этой серой комнаты; мысли о будущем внушали ужас. Оставалось единственное — вспоминать…
Она сидит, скрестив ноги, на широком плоском камне и как завороженная смотрит с вершины горы на величественное святилище Бодхнатх. Вокруг огромной белой башни-ступы, расчерченные аккуратными бороздами расстилаются темно-зеленой гладью поля и тянутся до самых стен Катманду, который в миле отсюда. А еще выше — выше храма, выше города, выше склона, где сидит Хезер, — горы, словно громадные, воздетые к небу, припорошенные снегом кулаки, высоченная обитель невидимых богов.
Откуда-то, возможно, из недр ступы, слышится звук ритуального барабана, его перекрывает гонг, звон которого разносится эхом по чашевидной низине, летит до самых Гималаев. Хезер слушает, и под мерный бой барабана губы шепчут, как молитву, то последнее, что еще наполнено смыслом:
— Я Хезер Фокскрофт. Мой отец генерал Фокскрофт, я дочь генерала Фокскрофта. Мне двадцать лет, я нахожусь в Катманду, это конец моих странствий.
Вот и весь ритуал. Но страх не проходит. Хезер старается отрешиться от мыслей, как учил Гуру в ашраме на Фрик-стрит: освободись от того, что есть в тебе, пусть небо и горы, и земля под ногами войдут в тебя, станут тобой. Пусть охватят твою плоть и воплотятся в ней. Забудь, кто ты…
Но горы и небо оставались горами и небом. Вместо внутренней пустоты и покоя Хезер чувствовала, как поднимается изнутри нежное тепло и как ноет что-то глубоко — так бывало всегда, когда она думала о Филипе. Он далеко, на том конце света, но стоит ей вспомнить о нем, как воспоминания овладевают ею с такой силой, что с их напором не справиться даже ледяным великанам Гималаям, хотя они гораздо ближе, рукой подать.
Стоит ей только пожелать — и Филип снова рядом, и он заполняет ее целиком. Ей слаще эта реальная боль, эта атака чувств, чем созерцательные мысли о горах. И значит вера, которую она так искала, ей ни к чему. И значит все эти годы, все ее скитания — все напрасно. Но разве мыслимо признать, что столько времени прошло даром, что ее поиск истины — лишь бегство от прошлого, больше ничего? Это ужасно, ужасно!
Хезер плакала, слезы струились по щекам. Всю ее жизнь, весь мир, в котором она жила, наполняет эгоизм, вот и сейчас он правит ею! Ей хочется любить Филипа, ничего больше; но разве можно позволить себе такое, когда столько судеб вокруг и столько несчастья?
Ей немало пришлось повидать. И парижских нищих, жмущихся от холода к вентиляционным решеткам метро, и слепых детей, сидящих на корточках среди рыночной грязи Марракеша, старика, еле волокущего ноги, скрючившегося в три погибели под непомерным грузом, гамаля-носилыцика на мосту Галета в Стамбуле, оборванца курильщика опиума в луже собственной блевотины на дороге в Пешавар. Невыносимо…
Горы молчат, не дают ответа, и Хезер захотелось умереть или вернуться домой, как далеко бы дом ни был.
Сара не сводила глаз с молодой женщины напротив: та сидела, скрестив ноги, прямо на цементном полу глухой комнаты с высоким потолком, где, кроме них двоих, никого нет. Взгляд женщины был устремлен вверх, к единственной яркой трубочке флуоресцентного света на потолке. Сара смотрела, не в силах оторвать взгляда от ее странного лица. Уже несколько часов женщина сидела не двигаясь, широко открытыми глазами уставившись в одну точку. Сара решила: либо это шизофренический ступор, либо беспамятство после дозы наркотика. Что бы это ни было, женщина не осознавала, ни где она находится, ни то, что Сара с завистью смотрит на нее.
После того, что рассказывал Филип, Сара была убеждена: неподвижная женщина перед ней — Хезер Фокскрофт. Отсюда понятно ее любопытство. Даже в полубредовом состоянии, с остановившимся взглядом, Хезер поражала странной, какой-то загадочной привлекательностью. Синяя с белым форма «Крестового»; но даже этой невыразительной одежде не удавалось скрыть гибкости и упругости тела Хезер. Филип говорил, что она занималась хореографией…
Сара поймала себя на том, что, думая о Филипе и Хезер, испытывает нечто похожее на ревность. «Что за бабская натура! — нахмурилась, рассердившись на себя, Сара. — В камере сижу, а мне все неймется!».
— Ты мне все карты спутала! — проговорила Сара, глядя на Хезер. — Теперь не одной придется выбираться, а совершать героическое усилие, чтоб и тебя вытянуть вдобавок. Это нечестно!
Но сидевшая в углу женщина с остановившимся взглядом не реагировала.
Сара встала, подошла к единственной двери, широкой, массивной, обитой грубым листом жести. То место, где раньше находилась ручка, закрыто такой же жестяной пластиной, наспех прибитой дюжиной гвоздей с широкими шляпками. В горле у Сары сжалось. Читать про кошмары заточения даже забавно, однако, когда сталкиваешься в жизни — тут уж не до смеха… Сара вернулась в свой угол напротив Хезер, снова опустилась на пол, оперлась спиной о шершавую бетонную стену. Попыталась оценить, что происходит, выстраивая в уме события таким образом, чтоб уяснить и перспективу.
Что было после того, как ее втянули в собственный номер гостиницы «Холидэй», она почти не помнила. Помнилось только, потом ее откуда-то вытаскивали, куда-то снова сажали, ехали опять. Еще: очнувшись в пути, в какой-то момент она сообразила, что машина сворачивает на проселок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Бросив микроавтобус, Филип, едва волоча ноги от усталости, пошел пешком по Виргиния-стрит к Милл-стрит, к гостинице. Портье за конторкой с подозрением покосился на него, однако, заметив в руках Филипа карточку «Америкэн Экспресс», которую тот извлек из ботинка еще в Юте на заправочной станции, портье повеселел, и дело пошло своим чередом. Направляясь в сопровождении коридорного в свой номер, Филип мысленно благодарил бога, что в этот момент по телевизору в холле крутили рекламные ролики для показа за рубежом: в роскошный отель «Ритц» вселяются какие-то оборванцы-лесорубы в ковбойках.
Едва коридорный ушел, Филип тотчас повалился на постель, взялся за трубку, позвонил вниз. Спросил, в каком номере остановилась Сара Логан, попросил соединить. Подождал до двенадцатого гудка, повесил трубку, решив позвонить попозже.
Охая, с трудом содрал одежду с затекшего от непрерывного сидения почти двадцать часов за рулем тела, поплелся под душ. Долго стоял, поклевывая носом, под потоком воды, предоставив водяным струям смывать с себя бремя недавних мытарств. Чуть промокнув влажное тело, вернулся в комнату, выключил по дороге свет. Откинул покрывало и рухнул на прохладную простыню. Едва коснувшись подушки, забылся сном.
Филип рывком поднялся с подушки, вмиг проснувшись — весь в холодном поту. Волосы прилипли на уши, во рту пересохло. Моргая со сна, снова опустился на кровать, повернул голову, взглянул на мерцавший циферблат радиобудильника. Три часа ночи. Повернулся на бок, пошарил в карманах брюк, ища сигареты. Нашел, закурил, затягиваясь и одновременно зевая. Молча лежал, выпуская к потолку едва различимые в темноте облачка дыма, все пытаясь понять, что же разбудило его. Смутно вспомнился сон: он на каком-то пляже, где черный песок, на песке — повсюду загорелые тела, на берег набегает кроваво-красная волна. Попытался напрячь память, но ничего не шло на ум. Тогда он решил не вспоминать, не напрягаться — после двухдневного пребывания в «Зубчатой вершине» всякая чертовщина может присниться, хоть Эрик, прошивающий пулеметом гладь озера Эри…
Но что-то подсказывало Филипу: причиной пробуждения не был сон! Будто что кольнуло его — он перевернулся, нащупал телефон, напрягая глаза в темноте, набрал номер оператора, попросил соединить с номером Сары. Прождал двенадцать гудков и еще двенадцать; тревога приступом накатила на него, словно чесотка, от которой не отмахнешься. Прижимая трубку к уху, Филип вслушивался в гудки, снова взглянул на часы. Какого дьявола, чем можно заниматься в три ночи? Не похоже, чтоб ее потянуло к азартным играм или к запою.
Филип повесил трубку, загасил окурок сигареты в стеклянную пепельницу у телефонного аппарата, снова закурил. Что-то не так. Если бы нашла чего, непременно оставила бы ему у портье записку.
Сгибая колени, Филип рывком сел; посидел, превозмогая легкое головокружение. Проспав часов шесть, острой усталости он уже не ощущал.
Номер Сары пятьсот четырнадцатый, на этом же этаже. Филип почесал подбородок, жесткая щетина отозвалась скрежетом. А если Сары в номере нет? Филип встал, начал натягивать на себя одежду, неприятно пахнувшую потом. Еще денек, и можно привести себя в порядок. С сигаретой в зубах он пошел к двери, распахнул. Коридор ударил в глаза закатной багровостью ковра, бушующей в свете флюоресцентных ламп. Филип заморгал, ослепленный, шагнул вперед, в стерильную чистоту коридора. Он двинулся по ковру, дошел до номера Сары. На ручке картонка:
«Прошу не беспокоить!» Филип постучал, озираясь по сторонам: пока никого. За дверью было тихо. Он снова постучал, чуть погромче; подождал. Молчание. Взялся за ручку, она свободно повернулась у него в руке. Еще раз оглядев коридор, Филип крутанул ручку до отказа и скользнул внутрь. В номере темно, свет проникал лишь с улицы через огромное окно в самой глубине. За стеклом на противоположном берегу Траки подмигивали рекламы казино. Мерно гудел кондиционер, создавая прохладу.
Филип щелкнул выключателем, и ночной Рино исчез, вместо него в стекле возникло собственное отражение Филипа. В номере никого не было. Широкая кровать, столик, кресла, письменный стол, стул, шкафчик с ящиками. Стандартный, безликий номер. Кровать застелена; либо не ложились, либо горничная застелила.
Филип заметил на столе какие-то бумаги и открытый телефонный справочник, подошел, присел за стол. С любопытством принялся разглядывать фотокопии, с ходу поняв, что именно разыскивала Сара. Они все имели отношение к местным предприятиям, обозначавшимся сокращением НСС. Еще туго соображая спросонок, Филип вглядывался в бумаги, стараясь определить, что именно и в какой из них привлекло особый Сарин интерес. Никаких зацепок. Филип покосился в телефонный справочник и тут ясно на белом листе увидел подчеркнутое: «Невада. Спецкурс самозащиты». Подчеркнуто с силой, шарик прорвал бумагу. Адрес — Вторая Восточная авеню.
Филип в раздумье откинулся на спинку кресла. «Невада. Спецкурс самозащиты»; значит, Сара обнаружила нечто, заставившее ее предположить, что это та самая НСС из бумаг «Десятого крестового». Но почему в такой час она не у себя в номере? Напрашивался вывод: Сара отважилась на безрассудство, отправилась куда-то, не исключено, решив взять на себя расследование этой НСС. Как другим советовать насчет предосторожности, тут она мастак… Тревога подсказывала Филипу, что сама Сара подобные советы на свой счет не принимала.
— Ах ты, черт! — вырвалось у него.
Он снова взялся за фотокопии. Нашел информацию о корпорации «Невада. Спецкурс самозащиты», стал внимательно ее изучать, стремясь понять что же толкнуло Сару на риск. Бумаг было мало.
Пара с описанием корпоративного состава компании и пара с краткой информацией о появлении в Рино нового предприятия. Филип прочел, что НСС представляет собой службу обеспечения сохранности жизни, что она предоставляет для частных лиц и групп курсы по овладению приемами борьбы, оружием, ориентированием, техникой виртуозного вождения автомобиля, работают инструкторы с опытом службы в армии или в полиции.
Филип отложил бумажки, взялся за сигарету. Вот она, связь. Он убедился лично в лагере «Зубчатая вершина», что запасы у «Десятого крестового» немалые и НСС может быть идеальной ширмой для прикрытия военно-тренировочной базы. Филип старался не думать, для какой цели «Десятому крестовому» понадобилась такая база, об этом после. Еще раз проглядел бумажки, чтоб найти хоть какой-нибудь намек на месторасположение лагеря ННС, но ничего, кроме адреса в Рино, не обнаружил.
Тут вспомнилось: заместителем начальника пресс-бюро в Сайгоне был некогда Саймон Адлер. В отличие от большинства, занимающих подобные посты, Саймон не считал для себя зазорным отправляться на передовую, вместо того чтобы торчать в кабинете. Надо признать, особого труда это не составляло — бои частенько гремели рядом, рукой подать. Но надо отдать Саймону должное — от своих подчиненных он не отставал. С Филипом у них быстро завязалась дружба, продолжавшаяся и после войны.
После всего происходящего с ним бреда, который, как казалось Филипу, длился уже целую вечность, голос Саймона, как искра здравого смысла, словно отрезвил, долетая из другого конца страны, из Нью-Йорка, ночного корпункта Ассошиэйтед Пресс.
— Филип? Какого дьявола тебя занесло в Рино? — Вследствие ярой приверженности к сигарам «Мюриэл», шерри-пилюлям от кашля и джину «Бифитер» старый журналист хрипел в трубку, будто горло давило петлей.
— Да вот, фотографирую, туристов обслуживаю, — отозвался Филип.
— Как же, как же! — хмыкнул Саймон. Филип даже представил себе его желтозубый оскал. — Скажи еще на свадьбах работаешь! — Он умолк, приступ кашля, подобно предсмертной агонии монстра из фильма пятидесятых, сотряс его. В Сайгоне все держали пари, отчего быстрее загнется Адлер, от пули вьетконговца или от рака легких?
— Давай выкладывай! Если ты и правда в Рино, у вас там часа четыре ночи. Что побудило тебя забыть про сладостный сон?
— Помнишь, ты пару месяцев назад готовил материал по организациям обеспечения жизни?
— Еще бы! Помнится, компания такая есть, «Домик в горах», «Обеспечим ваше существование до самого Судного дня!», такой у них вроде девиз.
— Вот-вот!
— И что же?
— Тебе не попадалась информация о корпорации под названием «Невада. Спецкурс самозащиты»?
Некоторое время Саймон молчал, наконец отозвался:
— Нет… сразу что-то не припоминаю. Не беда! Погоди-ка, я свяжусь через компьютер. — До Филипа донеслось явное чирканье спички и едва слышное причмокивание: это Саймон раскуривал свою «мюриэл». В трубке что-то жужжало, позвякивало в такт бормотанию кондиционера за спиной у Филипа.
— Ну что? — не выдержал Филип, прождав минут пять.
— Погоди! — рявкнул Саймон с сигарой во рту. Снова потянулось молчание, но вот в трубке послышался кашель и сиплый голос сказал:
— Значит, так… Вот сведения из картотеки нашего малого из Лос-Анджелеса. Не густо, правда… Этот материал в прессе так и не использовался. Между тем весьма занятно…
— В каком смысле?
— Тут фотограф один. Работал внештатно на «Нэшнл джеогрэфик». Исчез пару месяцев назад. Как раз в тех местах, где база этого НСС.
— А где это?
— Указано только местечко Тонопа, — сказал Саймон. — Видимо, заброшенная военно-воздушная база. Говорит тебе что-нибудь?
— Не шибко… Это все?
— Вроде все. Лагерь этой НСС находился где-то между Юкка-Уэллс и Тонопой. Фотографа нашли в пустынной местности, в двадцати милях от Юкка-Уэллс; затем тело передано следственной экспертизе того же городка.
— От чего умер?
— От змеиного укуса. Указано, трижды куснула в руку. Может, в яму свалился или еще чего…
— Ваш сотрудник не связывает смерть фотографа с этим НСС, нет?
— Нет. Материал попал к нему только потому, что он занимается этим регионом. — Саймон помолчал. — А почему ты спрашиваешь? Сам, что ли, связываешь?
— Нет…
— А что у тебя там за дело? Может, если подберется материалец про этих «защитников», и для меня сгодится?
— Если что попадется, дам знать, — пообещал Филип. Он поблагодарил Саймона и повесил трубку. Поднялся с кресла, позевывая.
— Где же этот чертов Юкка-Уэллс находится? — пробормотал он, обводя взглядом номер Сары. Фыркнул. Да шут с ним, с Юкка-Уэллсом, надо сперва позавтракать! Филип вышел, оставив в номере все как было; погасил свет, кондиционер продолжал бормотать печальным баском в тишине.
Глава 14
Хезер Фокскрофт сидела в углу холодной, мрачной комнаты и пыталась, сконцентрировав внимание на коричневом насекомом, ползущем по необъятной поверхности цементного пола, отогнать от себя воспоминания. Изо всех сил она старалась окаменеть, отключиться, но вот уже поднималась из глубины нервная дрожь, а ползущий таракан отвлекал все меньше и меньше. Как можно думать о том, что есть, — настоящее замкнуто стенами этой серой комнаты; мысли о будущем внушали ужас. Оставалось единственное — вспоминать…
Она сидит, скрестив ноги, на широком плоском камне и как завороженная смотрит с вершины горы на величественное святилище Бодхнатх. Вокруг огромной белой башни-ступы, расчерченные аккуратными бороздами расстилаются темно-зеленой гладью поля и тянутся до самых стен Катманду, который в миле отсюда. А еще выше — выше храма, выше города, выше склона, где сидит Хезер, — горы, словно громадные, воздетые к небу, припорошенные снегом кулаки, высоченная обитель невидимых богов.
Откуда-то, возможно, из недр ступы, слышится звук ритуального барабана, его перекрывает гонг, звон которого разносится эхом по чашевидной низине, летит до самых Гималаев. Хезер слушает, и под мерный бой барабана губы шепчут, как молитву, то последнее, что еще наполнено смыслом:
— Я Хезер Фокскрофт. Мой отец генерал Фокскрофт, я дочь генерала Фокскрофта. Мне двадцать лет, я нахожусь в Катманду, это конец моих странствий.
Вот и весь ритуал. Но страх не проходит. Хезер старается отрешиться от мыслей, как учил Гуру в ашраме на Фрик-стрит: освободись от того, что есть в тебе, пусть небо и горы, и земля под ногами войдут в тебя, станут тобой. Пусть охватят твою плоть и воплотятся в ней. Забудь, кто ты…
Но горы и небо оставались горами и небом. Вместо внутренней пустоты и покоя Хезер чувствовала, как поднимается изнутри нежное тепло и как ноет что-то глубоко — так бывало всегда, когда она думала о Филипе. Он далеко, на том конце света, но стоит ей вспомнить о нем, как воспоминания овладевают ею с такой силой, что с их напором не справиться даже ледяным великанам Гималаям, хотя они гораздо ближе, рукой подать.
Стоит ей только пожелать — и Филип снова рядом, и он заполняет ее целиком. Ей слаще эта реальная боль, эта атака чувств, чем созерцательные мысли о горах. И значит вера, которую она так искала, ей ни к чему. И значит все эти годы, все ее скитания — все напрасно. Но разве мыслимо признать, что столько времени прошло даром, что ее поиск истины — лишь бегство от прошлого, больше ничего? Это ужасно, ужасно!
Хезер плакала, слезы струились по щекам. Всю ее жизнь, весь мир, в котором она жила, наполняет эгоизм, вот и сейчас он правит ею! Ей хочется любить Филипа, ничего больше; но разве можно позволить себе такое, когда столько судеб вокруг и столько несчастья?
Ей немало пришлось повидать. И парижских нищих, жмущихся от холода к вентиляционным решеткам метро, и слепых детей, сидящих на корточках среди рыночной грязи Марракеша, старика, еле волокущего ноги, скрючившегося в три погибели под непомерным грузом, гамаля-носилыцика на мосту Галета в Стамбуле, оборванца курильщика опиума в луже собственной блевотины на дороге в Пешавар. Невыносимо…
Горы молчат, не дают ответа, и Хезер захотелось умереть или вернуться домой, как далеко бы дом ни был.
Сара не сводила глаз с молодой женщины напротив: та сидела, скрестив ноги, прямо на цементном полу глухой комнаты с высоким потолком, где, кроме них двоих, никого нет. Взгляд женщины был устремлен вверх, к единственной яркой трубочке флуоресцентного света на потолке. Сара смотрела, не в силах оторвать взгляда от ее странного лица. Уже несколько часов женщина сидела не двигаясь, широко открытыми глазами уставившись в одну точку. Сара решила: либо это шизофренический ступор, либо беспамятство после дозы наркотика. Что бы это ни было, женщина не осознавала, ни где она находится, ни то, что Сара с завистью смотрит на нее.
После того, что рассказывал Филип, Сара была убеждена: неподвижная женщина перед ней — Хезер Фокскрофт. Отсюда понятно ее любопытство. Даже в полубредовом состоянии, с остановившимся взглядом, Хезер поражала странной, какой-то загадочной привлекательностью. Синяя с белым форма «Крестового»; но даже этой невыразительной одежде не удавалось скрыть гибкости и упругости тела Хезер. Филип говорил, что она занималась хореографией…
Сара поймала себя на том, что, думая о Филипе и Хезер, испытывает нечто похожее на ревность. «Что за бабская натура! — нахмурилась, рассердившись на себя, Сара. — В камере сижу, а мне все неймется!».
— Ты мне все карты спутала! — проговорила Сара, глядя на Хезер. — Теперь не одной придется выбираться, а совершать героическое усилие, чтоб и тебя вытянуть вдобавок. Это нечестно!
Но сидевшая в углу женщина с остановившимся взглядом не реагировала.
Сара встала, подошла к единственной двери, широкой, массивной, обитой грубым листом жести. То место, где раньше находилась ручка, закрыто такой же жестяной пластиной, наспех прибитой дюжиной гвоздей с широкими шляпками. В горле у Сары сжалось. Читать про кошмары заточения даже забавно, однако, когда сталкиваешься в жизни — тут уж не до смеха… Сара вернулась в свой угол напротив Хезер, снова опустилась на пол, оперлась спиной о шершавую бетонную стену. Попыталась оценить, что происходит, выстраивая в уме события таким образом, чтоб уяснить и перспективу.
Что было после того, как ее втянули в собственный номер гостиницы «Холидэй», она почти не помнила. Помнилось только, потом ее откуда-то вытаскивали, куда-то снова сажали, ехали опять. Еще: очнувшись в пути, в какой-то момент она сообразила, что машина сворачивает на проселок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28