Вот и все.
- Но зачем? - она быстрым движением убрала волосы со лба. - Я все равно не понимаю, зачем? Ведь Вадим же хотел не просто ребенка, он хотел ребенка Олеси, а это... А Оленька, получается, совсем чужая ему девочка?
- Я, кстати, боялась, что ты не поймешь... Да, чужая, да, не Олесина. Но теперь представь себя на моем месте. Друг сначала рыдает мне в халат, что ему нужен этот приговоренный ребенок, я влезаю в страшную авантюру. Но не только влезаю сама - втягиваю его! Это я убеждаю его жениться, это я объясняю, что за собой придется сжечь все мосты. Что он и делает. Женится на тебе, увольняется с работы... К моменту смерти девочки вы были уже официально женаты.
- Мы могли развестись.
- Да, могли... Но я подумала, что для Вадима так будет лучше. Он создал себе иллюзию и уже жил в ней: семья, жена, дочь - маленькая копия бывшей возлюбленной... Вадим, вообще, очень сложный человек. Очень сложный! Можно даже сказать, странный! Я ещё Олесю об этом предупреждала. Никто не мог знать, как он отреагирует... Если угодно, я где-то испугалась за себя и перестраховалась. Побоялась, что он поднимет шум, и меня выпрут с работы. Как, в конце концов, и случилось... Во-от... А Нинка гарантировала, что младенец здоровый, никакой там алкогольной или наркотической патологии. Документы оформили, девочку отдали вам.
- А Олеся? - сама не зная, зачем, спросила Лиля.
- А что "Олеся"? Олеся отлежала в клинике положенные дни и выписалась. Улетела вместе со своим Тимом... О дочери она не плакала, не думай.
- Ты её не любила?
- Олесю-то? Да, не любила. Мне из одних профессиональных соображений и то уже было гадко... Однако, мотива убивать её у меня, как видишь, не было!
- У меня тоже сначала не было, - она невесело усмехнулась. - Потом нашли... Ты извини меня, что я так к тебе ворвалась.
- Ничего, - Алла пожала плечами. - Ради Бога... Я вот только не знаю, стоит ли Вадиму говорить, что девочка ему не родная? Может, пусть и дальше считает, что воспитывает собственную дочь?
- Он не воспитывает. Я Оленьку увезла.
- Да, прости. Я забыла...
Еще немного помолчали. Дети за окном уже вопили не так пронзительно, даже холодильник сменил мерное ровное гудение на прорезающиеся время от времени трепыхания.
Лиля думала о том, что только что услышала и совершенно не ощущала горечи по этому поводу. Наоборот, она чувствовала себя почти счастливой. Оказывается, Оленька - не дочь Олеси и Вадима! Она - не плод их мучительной и недолгой, по сути, любви. Она ничья, а, значит, намного больше - её собственная, чем она смела надеяться... Ее Оленька! Ее милая, хорошенькая Оленька, для которой она не приглашенная няня, а мать, имеющая равные права с отцом.
- Не пьешь ничего, - заметила Алла.
- Да дело в том, что я сегодня уже была в гостях.
- Весело живешь для уголовницы объявленной в розыск... Извини, шутка.
- Ничего.
Из гостей... Из одних гостей да в другие... Маринка... Плюшевый львенок у неё на полке... Талисман... Львенок, нарисованный в подвале заброшенной дачи... Песок под ногтем Олеси... Ее фотография... Отчего так тревожно? Отчего?... Что-то сказала Маринка? Что же она сказала?... Львенок... Лев - Лион - Леон...
- Лиля, ты обиделась что ли?
- Что? - она вздрогнула. - Нет, я не обиделась... Алл, я вот ещё о чем хотела с тобой поговорить. Точнее, сначала, конечно, я этого делать не собиралась, но раз уж так дело повернулось...
- Я все понимаю. Давай без взаимных реверансов?
- В общем, мне кажется, что у Вадима есть любовница. Я с чего стала тебя про "Турбуленс" спрашивать и ватку с помадой? Звонки эти, смех в трубке... Ну, ты уже поняла, что как раз эта женщина меня в кафе выманила?
Алла коротко кивнула, подперла щеку рукой.
- Мне кажется, что это все - она. Вадим бы просто не смог. Слишком сильно он когда-то Олесю любил.
- Да, любил... Я помню.
- Вот... А теперь эта женщина.
- А зачем ты все-таки пошла в кафе? Разбираться? Глаза ей выцарапывать?
Лиля сомневалась всего секунду. Потом помотала головой:
- Нет, выцарапывание глаз тут ни при чем. Просто так я бы ни за что не пошла. Она... эта женщина сказала, что знает про Вадима кое-что, что может быть интересно милиции, и если я не приду - тут же его выдаст.
- Вадим? Милиция? - Алла даже отпрянула. - Чушь какая-то! Ты уверена, что правильно поняла? Я его сто лет знаю, он у тебя мужчина, конечно, со странностями, но не до такой же степени?
- Да в том-то и дело, что неправильно понять было просто невозможно! Понимаешь, у нас на работе около двух лет назад была кража: вскрыли сейф у шефа к кабинете, взяли много денег. Тогда посчитали, что постарались какие-то левые ребята, а эта женщина утверждает, что у неё есть улики против Вадима. Либо она работала вместе с нами, либо у них настолько близкие отношения... Я просто не знаю...
- Погоди-погоди! Что значит, "улики против Вадима"? Она что-нибудь конкретное тебе предъявила?
- Она предъявила мне ультиматум: либо я прихожу в кафе, причем ни Вадиму, ни милиции ни слова, либо она его сдает, и вся его карьера, вся его жизнь летит к чертовой матери!
- Н-да...
- Вот именно, - Лиля тихо вздохнула. - Иногда мне кажется, что это сама Олеся: живая ли, мертвая ли. Слишком много она знает, слишком! И про кражу эту чертову, и про Оленьку...
Алла перегнулась через стол и расправила смявшийся край клеенчатой скатерти:
- Нервы у тебя ни к черту, вот что я тебе скажу! Олеся мертва и нечего тут выдумывать! Всему надо находить реальное, а не мистическое объяснение. Ну, что уж она такого особенного знает? То, что девочка удочеренная? То, что он когда-то деньги спер?.. Знаешь, во время хорошего секса можно и не такое вызнать.
- Она знала о моем бывшем любовнике. Мало того, она знала адрес его дачи! Как хочешь, Алл, но я не верю в такие совпадения.
- Это вот так, с бухты-барахты, объяснить, конечно, сложнее. Но если подумать, и тут можно разобраться. Дача. Ну, что "дача"? Военный объект?
Почти такую же фразу каких-нибудь пару часов назад произнесла Маринка. "Дача - не военный объект", "отношения с Валеркой не помечены грифом "совершенно секретно". Но, кроме этого, она сказала что-то еще... Лиля снова почувствовала, как руки её покрываются гусиной кожей... Что-то сказала Маринка или что-то не договорила Алла? О чем шел разговор? О любовнице? О том, откуда она знает про дачу? Об Олесе?
Она попыталась подробно, чуть ли не по репликам, воспроизвести в памяти беседу с бывшей подружкой и коллегой по работе. Но в голову упорно лез игрушечный львенок с косыми глазами и ещё почему-то муха, ползающая по фабричному рулету. Потом вспомнилась фотография Олеси, там, где она маленькая делает уроки. Игрушка на заднем плане, в углу дивана. На секунду подумалось, что это, возможно, тоже был лев. Однако, Лиля быстро отогнала эту пустяковую, но отчего-то тревожную мысль: на диване явно сидел медвежонок.
- Ты знаешь, - Алла подвинула к себе жестяную банку из-под кофе, потрясла ею в воздухе, убедилась, что внутри пусто и поставила банку обратно на стол, - мне Вадим в последнее время тоже казался каким-то странным. О том, что у него женщина могла появиться, я как-то не подумала. Рассеянный, глаза пустые, о семье, о вас с Олюшкой говорил неохотно. Я расспрашивать-то особенно не стала. Думала, может вы поссорились, может ещё что... И духами... На самом деле, духами от него как-то раз очень сильно пахло! Горьковатыми, какими-то чужими.
- "Турбуленс", - произнесла она горько. - Это, Алла, "Турбуленс". Значит, ты тоже заметила?
- Даже не знаю, что тебе сказать? - та развела руками. - Да и что тут скажешь? Может быть, на самом деле, тебе в милицию пойти? Но, другой вопрос, поверят ли там сказочке про любовницу?
- Вот видишь, ты понимаешь! А что остается делать? Только самой улики на неё собирать? За руку её ловить? За шкирку тащить в отделение?
- Если бы это было так просто...
- Но ты ведь тоже уверена, что она существует?
- Почти, - Алла зябко обхватила себя за плечи, несмотря на то, что в кухне было ужасно жарко. - После всего, что ты рассказала, и в свете того, что я в последнее время замечала за Вадимом?
- А как ты думаешь... он, на самом деле, мог взять те деньги?
- Ой, не знаю! Теперь я уже ничего не знаю. С одной стороны это ересью полной кажется, а с другой...
С пару минут молчали обе: Алла, растушевывая пальцем пятно на скатерти, Лиля, рассеяно наблюдая за её рукой. Наконец, Алла проговорила тихо и монотонно, все так же не поднимая головы:
- А хочешь узнать, зачем Райдеры приезжали в Москву?
- Прости, что? - не поняла она.
- Хочешь узнать, зачем Райдеры в Москву приезжали? Это, конечно, только мои догадки, но...
- Подожди, Алла, если это имеет какое-то отношение к убийству...
- Может имеет, а может не имеет. Мне откуда знать? Просто все слишком тесно связано с тем, погибшим ребенком. Наверное, правильно Олеся чувствовала, что этой девочке не нужно жить на свете. Столько горя из-за нее, столько крови... Тим ведь сначала прилетел в Москву один. Прилетел, нашел меня, сказал, что нужно побеседовать в неофициальной обстановке и пригласил в кафе. Он, кстати, уже вполне прилично говорил по-русски: Олеся, наверное, поднатаскала...
... Она сразу поняла, что в языке его поднатаскала Олеся. Даже букву "р" Тим Райдер теперь прокатывал быстро и мягко, как она.
- Простите, что отнимаю у вас время, - говорил он, нервно постукивая вилкой по краю тарелки, - простите, Алла. Но, то, что я хочу вам сказать, очень важно... Я женат на вашей бывшей пациентке...
- На моей пациентке? - Она попыталась усмехнуться. - Это невозможно. Дело в том, что наблюдаю и лечу я исключительно грудничков. Вряд ли кто-нибудь из моих девочек мог уже подрасти настолько, чтобы стать вашей женой. Или я так плохо выгляжу?
- Я не точно выразился. Моя жена рожала в клинике, где вы работаете. Ее зовут Олеся. Олеся Кузнецова.
Алла помнила Тима так же хорошо, как и его драгоценную Олесю отекшую, неуклюжую, кутающуюся в розовый халат. Он же, похоже, незаметную докторшу не помнил, потому что вдруг прищурился неуверенно и жалко:
- Это ведь были вы?.. Понимаете, у моей жены был особый случай. Она делала искусственные роды, и ребенок умер...
- Да, - ей надоело разыгрывать нелепую интермедию. - Я помню вашу жену. Помню вас. Помню её заявление о том, чтобы ребенку не сохраняли жизнь. И девочку вашу помню. Живую! Которая некоторое время дышала.
- Не нужно обвинять Олесю, прошу вас! Я слышу по голосу, что вы её осуждаете, но я здесь для того, чтобы вам все объяснить! Поверьте!
Вилка скользнула с его тарелки, увлекая за собой ломтик форели. Рыба мягко шлепнулась на скатерть. Тим Райдер покраснел:
- Выслушайте меня, прошу вас!
- Нет нужды оправдывать в моих глазах вашу супругу, - Алла чуть отодвинулась вместе со стулом. - Если честно, мне на неё наплевать. В свое время, я Олесю уговаривала, упрашивала! Но она сделала, то что сделала.
- Она сделала это из-за меня, - глухо пробормотал он. - Дело в том, что эта девочка... Это был не мой ребенок, и Олеся боялась, что чужой ребенок разрушит нашу жизнь. Только из-за меня она пошла на искусственные роды. Вы не подумайте, я ничего такого не требовал! Но она не поверила, она боялась, что я не смогу любить этого младенца.
- А вы смогли бы?
- Вам смешно?
- Нет. С чего вы взяли?
- Вам смешно... Наверное, так это и выглядит. Но я любил даже её домашние тапки только за то, что это были её тапки. А, тем более, её ребенок, её часть, её кровь... Она не верила, а я... Я, на самом деле, переживал, когда девочка умерла.
Зелень на тарелках понемногу увядала, над розовой форелью уже не вился дымок. Ни Райдер, ни Алла так и не притронулись к еде.
- Чего вы хотите? - спросила она наконец, заметив, что англичанин совершенно запутался. - Ведь чего-то же вы хотите? Не затем же вы пригласили меня, чтобы обелить имя своей жены?
- Да... Я хочу... То есть...
Она терпеливо ждала.
- Я хотел... Это был ребенок от мужчины, которого Олеся когда-то любила, а теперь она несчастна. И наш семейный доктор... Он сказал, что она, возможно, никогда больше не сможет иметь детей...
- Так в чем же дело? Усыновите кого-нибудь, наймите суррогатную мать. Пусть за неё выносят и родят готовенького. Получит сразу в пеленках и с пышным бантиком. По-моему, для вашей Олеси - самый подходящий вариант?
- Нет, - он страдальчески сморщился, - вы не понимаете! Она не такая, она - просто несчастная женщина. И я хочу попытаться хоть чем-то ей помочь.
- Ближе к делу, - холодно попросила Алла. И тогда Тим вскинул на неё блеклые глаза, вдруг сверкнувшие почти злым огнем:
- Не нужно её ненавидеть. А если вы хотите "ближе к делу", пусть будет "ближе к делу"... Девочка умерла, ведь так?
Она вздрогнула, вспомнив о тех семидесяти двух часах, которых малышка провела в барокамере, но быстро убедила себя в том, что Райдер не может ни о чем знать.
- Да. И вам это известно не хуже, чем мне.
- Но теоретически она могла выжить?
- Да.., - она почувствовала, как язык прилипает к небу.
- Это все, что я хотел знать... А теперь я хочу предложить вам деньги. Большие деньги за то, что вы скажете моей жене о том, что её дочь осталась в живых.
- Что-что? Я, кажется, не расслышала...
- Вы все расслышали, не нужно играть! У вас в стране множество детских домов, миллионы отказных детей. Неужели с вашими связями, с вашими знакомствами в медицинском мире нельзя найти полуторагодовалую сироту, которая будет только счастлива обрести родителей? Я просто хочу, чтобы Олеся знала: это её дочь, её и того, русского, мужчины.
- То есть, если я правильно поняла, вы хотите купить ребенка?
- Да, - проронил он просто. И она не нашлась, что сказать в ответ.
- ... Да, я хочу купить ребенка. Но это должно выглядеть так, будто вы вдруг решили подзаработать денег и поэтому во всем сознались. Или же вас начала мучить совесть. Главное, дочь Олеси выжила и сейчас находится в одном из детских домов!
- Но почему не обычное усыновление? Почему вам не взять какого-нибудь английского малыша?
- Потому что она должна знать, что девочка жива, детоубийства не было, и никто ни в чем не виноват. А ещё Олесе, возможно, будет легче при мысли...
Тим не договорил, но Алла и так поняла все. "Олесе будет легче при мысли о том, что она растит не чужого младенца, а ребенка, зачатого от некогда любимого Вадима".
- Вы сумасшедший, - только и смогла вымолвить она. - Вы, на самом деле, сумасшедший...
... - Я обозвала его сумасшедшим, - Алла поправила серьгу в ухе, - но он не обиделся. Он был как зомби, как человек под гипнозом. Вынь да положь ему ребенка!.. Так странно... Он даже не знал, насколько был близок к истине. Если бы не халатность наших детских сестер, если бы не случай... Впрочем, ладно!
- Подожди, Алла! Что значит, "ладно"? Чем ваш разговор-то закончился?
- А чем он мог закончиться? Я, по счастью, в то время пребывала в здравом уме, поэтому сразу ему отказала. Не хватало мне ещё связываться с экспортом детей за рубеж... Объяснила, что ко мне с такими просьбами подкатывать бесполезно, что за такие дела и сесть можно.
- А он?
- Он опять давай про деньги, шикарную квартиру мне купить обещал вместо вот этой халупки. Я сказала, что если ему так приспичило, то он может поискать кого-нибудь другого, кто поможет. В конце концов, на мне свет клином не сошелся. Можно связаться с сотрудниками детдомов, предложить им те же деньги. Может быть, даже меньшие...
- А потом?
- Потом мы расстались. Это было примерно за месяц до того, как их обоих убили... Я, конечно, не знаю, но мне почему-то кажется, что Райдеры вполне могли прилететь в Россию за ребенком.
И снова повисло молчание. Говорить, вроде бы, было больше не о чем. Алла, похоже, рассказала все. Лиля узнала даже больше того, на что могла рассчитывать. Но самым главным, конечно, было известие о том, что Оленька не дочь Вадима и Олеси, Оленька - ребенок несчастной, брошенной любовником студентки! Ее Оленька, её собственная Оленька! Ах, если бы об этом знали в милиции! Вся стройная логика в компании с железным мотивом убийства полетели бы к чертовой матери! При одном небольшом условии... Если бы можно было доказать, что об истинных родителях Оленьки с самого начала знала и она, Лиля. А, впрочем...
- Алла! - Она почувствовала, как сердце резко скакнуло к самому горлу. - Алла, послушай: только сразу не говори "нет", ладно? Я хочу попросить тебя об одной услуге. "Услуга" - это, конечно, мягко сказано... В общем, не могла бы ты заявить в милиции, что я была в курсе с самого начала? Ну, что я знала о том, что дочь Олеси умерла, и что ты помогла найти другого ребенка? Мол, я очень сильно хотела замуж за Вадима, а он женился на мне только для того, чтобы я воспитывала малышку. Испугалась, что он со мной разведется, подкупила тебя, подговорила?..
Алла подняла голову, распрямила плечи. Лиля только теперь заметила темные круги у неё под глазами. Круги под глазами и сухие, скорбные морщинки, сбегающие от крыльев носа к уголкам рта.
- Нет, - проговорила Алла спокойно и внятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
- Но зачем? - она быстрым движением убрала волосы со лба. - Я все равно не понимаю, зачем? Ведь Вадим же хотел не просто ребенка, он хотел ребенка Олеси, а это... А Оленька, получается, совсем чужая ему девочка?
- Я, кстати, боялась, что ты не поймешь... Да, чужая, да, не Олесина. Но теперь представь себя на моем месте. Друг сначала рыдает мне в халат, что ему нужен этот приговоренный ребенок, я влезаю в страшную авантюру. Но не только влезаю сама - втягиваю его! Это я убеждаю его жениться, это я объясняю, что за собой придется сжечь все мосты. Что он и делает. Женится на тебе, увольняется с работы... К моменту смерти девочки вы были уже официально женаты.
- Мы могли развестись.
- Да, могли... Но я подумала, что для Вадима так будет лучше. Он создал себе иллюзию и уже жил в ней: семья, жена, дочь - маленькая копия бывшей возлюбленной... Вадим, вообще, очень сложный человек. Очень сложный! Можно даже сказать, странный! Я ещё Олесю об этом предупреждала. Никто не мог знать, как он отреагирует... Если угодно, я где-то испугалась за себя и перестраховалась. Побоялась, что он поднимет шум, и меня выпрут с работы. Как, в конце концов, и случилось... Во-от... А Нинка гарантировала, что младенец здоровый, никакой там алкогольной или наркотической патологии. Документы оформили, девочку отдали вам.
- А Олеся? - сама не зная, зачем, спросила Лиля.
- А что "Олеся"? Олеся отлежала в клинике положенные дни и выписалась. Улетела вместе со своим Тимом... О дочери она не плакала, не думай.
- Ты её не любила?
- Олесю-то? Да, не любила. Мне из одних профессиональных соображений и то уже было гадко... Однако, мотива убивать её у меня, как видишь, не было!
- У меня тоже сначала не было, - она невесело усмехнулась. - Потом нашли... Ты извини меня, что я так к тебе ворвалась.
- Ничего, - Алла пожала плечами. - Ради Бога... Я вот только не знаю, стоит ли Вадиму говорить, что девочка ему не родная? Может, пусть и дальше считает, что воспитывает собственную дочь?
- Он не воспитывает. Я Оленьку увезла.
- Да, прости. Я забыла...
Еще немного помолчали. Дети за окном уже вопили не так пронзительно, даже холодильник сменил мерное ровное гудение на прорезающиеся время от времени трепыхания.
Лиля думала о том, что только что услышала и совершенно не ощущала горечи по этому поводу. Наоборот, она чувствовала себя почти счастливой. Оказывается, Оленька - не дочь Олеси и Вадима! Она - не плод их мучительной и недолгой, по сути, любви. Она ничья, а, значит, намного больше - её собственная, чем она смела надеяться... Ее Оленька! Ее милая, хорошенькая Оленька, для которой она не приглашенная няня, а мать, имеющая равные права с отцом.
- Не пьешь ничего, - заметила Алла.
- Да дело в том, что я сегодня уже была в гостях.
- Весело живешь для уголовницы объявленной в розыск... Извини, шутка.
- Ничего.
Из гостей... Из одних гостей да в другие... Маринка... Плюшевый львенок у неё на полке... Талисман... Львенок, нарисованный в подвале заброшенной дачи... Песок под ногтем Олеси... Ее фотография... Отчего так тревожно? Отчего?... Что-то сказала Маринка? Что же она сказала?... Львенок... Лев - Лион - Леон...
- Лиля, ты обиделась что ли?
- Что? - она вздрогнула. - Нет, я не обиделась... Алл, я вот ещё о чем хотела с тобой поговорить. Точнее, сначала, конечно, я этого делать не собиралась, но раз уж так дело повернулось...
- Я все понимаю. Давай без взаимных реверансов?
- В общем, мне кажется, что у Вадима есть любовница. Я с чего стала тебя про "Турбуленс" спрашивать и ватку с помадой? Звонки эти, смех в трубке... Ну, ты уже поняла, что как раз эта женщина меня в кафе выманила?
Алла коротко кивнула, подперла щеку рукой.
- Мне кажется, что это все - она. Вадим бы просто не смог. Слишком сильно он когда-то Олесю любил.
- Да, любил... Я помню.
- Вот... А теперь эта женщина.
- А зачем ты все-таки пошла в кафе? Разбираться? Глаза ей выцарапывать?
Лиля сомневалась всего секунду. Потом помотала головой:
- Нет, выцарапывание глаз тут ни при чем. Просто так я бы ни за что не пошла. Она... эта женщина сказала, что знает про Вадима кое-что, что может быть интересно милиции, и если я не приду - тут же его выдаст.
- Вадим? Милиция? - Алла даже отпрянула. - Чушь какая-то! Ты уверена, что правильно поняла? Я его сто лет знаю, он у тебя мужчина, конечно, со странностями, но не до такой же степени?
- Да в том-то и дело, что неправильно понять было просто невозможно! Понимаешь, у нас на работе около двух лет назад была кража: вскрыли сейф у шефа к кабинете, взяли много денег. Тогда посчитали, что постарались какие-то левые ребята, а эта женщина утверждает, что у неё есть улики против Вадима. Либо она работала вместе с нами, либо у них настолько близкие отношения... Я просто не знаю...
- Погоди-погоди! Что значит, "улики против Вадима"? Она что-нибудь конкретное тебе предъявила?
- Она предъявила мне ультиматум: либо я прихожу в кафе, причем ни Вадиму, ни милиции ни слова, либо она его сдает, и вся его карьера, вся его жизнь летит к чертовой матери!
- Н-да...
- Вот именно, - Лиля тихо вздохнула. - Иногда мне кажется, что это сама Олеся: живая ли, мертвая ли. Слишком много она знает, слишком! И про кражу эту чертову, и про Оленьку...
Алла перегнулась через стол и расправила смявшийся край клеенчатой скатерти:
- Нервы у тебя ни к черту, вот что я тебе скажу! Олеся мертва и нечего тут выдумывать! Всему надо находить реальное, а не мистическое объяснение. Ну, что уж она такого особенного знает? То, что девочка удочеренная? То, что он когда-то деньги спер?.. Знаешь, во время хорошего секса можно и не такое вызнать.
- Она знала о моем бывшем любовнике. Мало того, она знала адрес его дачи! Как хочешь, Алл, но я не верю в такие совпадения.
- Это вот так, с бухты-барахты, объяснить, конечно, сложнее. Но если подумать, и тут можно разобраться. Дача. Ну, что "дача"? Военный объект?
Почти такую же фразу каких-нибудь пару часов назад произнесла Маринка. "Дача - не военный объект", "отношения с Валеркой не помечены грифом "совершенно секретно". Но, кроме этого, она сказала что-то еще... Лиля снова почувствовала, как руки её покрываются гусиной кожей... Что-то сказала Маринка или что-то не договорила Алла? О чем шел разговор? О любовнице? О том, откуда она знает про дачу? Об Олесе?
Она попыталась подробно, чуть ли не по репликам, воспроизвести в памяти беседу с бывшей подружкой и коллегой по работе. Но в голову упорно лез игрушечный львенок с косыми глазами и ещё почему-то муха, ползающая по фабричному рулету. Потом вспомнилась фотография Олеси, там, где она маленькая делает уроки. Игрушка на заднем плане, в углу дивана. На секунду подумалось, что это, возможно, тоже был лев. Однако, Лиля быстро отогнала эту пустяковую, но отчего-то тревожную мысль: на диване явно сидел медвежонок.
- Ты знаешь, - Алла подвинула к себе жестяную банку из-под кофе, потрясла ею в воздухе, убедилась, что внутри пусто и поставила банку обратно на стол, - мне Вадим в последнее время тоже казался каким-то странным. О том, что у него женщина могла появиться, я как-то не подумала. Рассеянный, глаза пустые, о семье, о вас с Олюшкой говорил неохотно. Я расспрашивать-то особенно не стала. Думала, может вы поссорились, может ещё что... И духами... На самом деле, духами от него как-то раз очень сильно пахло! Горьковатыми, какими-то чужими.
- "Турбуленс", - произнесла она горько. - Это, Алла, "Турбуленс". Значит, ты тоже заметила?
- Даже не знаю, что тебе сказать? - та развела руками. - Да и что тут скажешь? Может быть, на самом деле, тебе в милицию пойти? Но, другой вопрос, поверят ли там сказочке про любовницу?
- Вот видишь, ты понимаешь! А что остается делать? Только самой улики на неё собирать? За руку её ловить? За шкирку тащить в отделение?
- Если бы это было так просто...
- Но ты ведь тоже уверена, что она существует?
- Почти, - Алла зябко обхватила себя за плечи, несмотря на то, что в кухне было ужасно жарко. - После всего, что ты рассказала, и в свете того, что я в последнее время замечала за Вадимом?
- А как ты думаешь... он, на самом деле, мог взять те деньги?
- Ой, не знаю! Теперь я уже ничего не знаю. С одной стороны это ересью полной кажется, а с другой...
С пару минут молчали обе: Алла, растушевывая пальцем пятно на скатерти, Лиля, рассеяно наблюдая за её рукой. Наконец, Алла проговорила тихо и монотонно, все так же не поднимая головы:
- А хочешь узнать, зачем Райдеры приезжали в Москву?
- Прости, что? - не поняла она.
- Хочешь узнать, зачем Райдеры в Москву приезжали? Это, конечно, только мои догадки, но...
- Подожди, Алла, если это имеет какое-то отношение к убийству...
- Может имеет, а может не имеет. Мне откуда знать? Просто все слишком тесно связано с тем, погибшим ребенком. Наверное, правильно Олеся чувствовала, что этой девочке не нужно жить на свете. Столько горя из-за нее, столько крови... Тим ведь сначала прилетел в Москву один. Прилетел, нашел меня, сказал, что нужно побеседовать в неофициальной обстановке и пригласил в кафе. Он, кстати, уже вполне прилично говорил по-русски: Олеся, наверное, поднатаскала...
... Она сразу поняла, что в языке его поднатаскала Олеся. Даже букву "р" Тим Райдер теперь прокатывал быстро и мягко, как она.
- Простите, что отнимаю у вас время, - говорил он, нервно постукивая вилкой по краю тарелки, - простите, Алла. Но, то, что я хочу вам сказать, очень важно... Я женат на вашей бывшей пациентке...
- На моей пациентке? - Она попыталась усмехнуться. - Это невозможно. Дело в том, что наблюдаю и лечу я исключительно грудничков. Вряд ли кто-нибудь из моих девочек мог уже подрасти настолько, чтобы стать вашей женой. Или я так плохо выгляжу?
- Я не точно выразился. Моя жена рожала в клинике, где вы работаете. Ее зовут Олеся. Олеся Кузнецова.
Алла помнила Тима так же хорошо, как и его драгоценную Олесю отекшую, неуклюжую, кутающуюся в розовый халат. Он же, похоже, незаметную докторшу не помнил, потому что вдруг прищурился неуверенно и жалко:
- Это ведь были вы?.. Понимаете, у моей жены был особый случай. Она делала искусственные роды, и ребенок умер...
- Да, - ей надоело разыгрывать нелепую интермедию. - Я помню вашу жену. Помню вас. Помню её заявление о том, чтобы ребенку не сохраняли жизнь. И девочку вашу помню. Живую! Которая некоторое время дышала.
- Не нужно обвинять Олесю, прошу вас! Я слышу по голосу, что вы её осуждаете, но я здесь для того, чтобы вам все объяснить! Поверьте!
Вилка скользнула с его тарелки, увлекая за собой ломтик форели. Рыба мягко шлепнулась на скатерть. Тим Райдер покраснел:
- Выслушайте меня, прошу вас!
- Нет нужды оправдывать в моих глазах вашу супругу, - Алла чуть отодвинулась вместе со стулом. - Если честно, мне на неё наплевать. В свое время, я Олесю уговаривала, упрашивала! Но она сделала, то что сделала.
- Она сделала это из-за меня, - глухо пробормотал он. - Дело в том, что эта девочка... Это был не мой ребенок, и Олеся боялась, что чужой ребенок разрушит нашу жизнь. Только из-за меня она пошла на искусственные роды. Вы не подумайте, я ничего такого не требовал! Но она не поверила, она боялась, что я не смогу любить этого младенца.
- А вы смогли бы?
- Вам смешно?
- Нет. С чего вы взяли?
- Вам смешно... Наверное, так это и выглядит. Но я любил даже её домашние тапки только за то, что это были её тапки. А, тем более, её ребенок, её часть, её кровь... Она не верила, а я... Я, на самом деле, переживал, когда девочка умерла.
Зелень на тарелках понемногу увядала, над розовой форелью уже не вился дымок. Ни Райдер, ни Алла так и не притронулись к еде.
- Чего вы хотите? - спросила она наконец, заметив, что англичанин совершенно запутался. - Ведь чего-то же вы хотите? Не затем же вы пригласили меня, чтобы обелить имя своей жены?
- Да... Я хочу... То есть...
Она терпеливо ждала.
- Я хотел... Это был ребенок от мужчины, которого Олеся когда-то любила, а теперь она несчастна. И наш семейный доктор... Он сказал, что она, возможно, никогда больше не сможет иметь детей...
- Так в чем же дело? Усыновите кого-нибудь, наймите суррогатную мать. Пусть за неё выносят и родят готовенького. Получит сразу в пеленках и с пышным бантиком. По-моему, для вашей Олеси - самый подходящий вариант?
- Нет, - он страдальчески сморщился, - вы не понимаете! Она не такая, она - просто несчастная женщина. И я хочу попытаться хоть чем-то ей помочь.
- Ближе к делу, - холодно попросила Алла. И тогда Тим вскинул на неё блеклые глаза, вдруг сверкнувшие почти злым огнем:
- Не нужно её ненавидеть. А если вы хотите "ближе к делу", пусть будет "ближе к делу"... Девочка умерла, ведь так?
Она вздрогнула, вспомнив о тех семидесяти двух часах, которых малышка провела в барокамере, но быстро убедила себя в том, что Райдер не может ни о чем знать.
- Да. И вам это известно не хуже, чем мне.
- Но теоретически она могла выжить?
- Да.., - она почувствовала, как язык прилипает к небу.
- Это все, что я хотел знать... А теперь я хочу предложить вам деньги. Большие деньги за то, что вы скажете моей жене о том, что её дочь осталась в живых.
- Что-что? Я, кажется, не расслышала...
- Вы все расслышали, не нужно играть! У вас в стране множество детских домов, миллионы отказных детей. Неужели с вашими связями, с вашими знакомствами в медицинском мире нельзя найти полуторагодовалую сироту, которая будет только счастлива обрести родителей? Я просто хочу, чтобы Олеся знала: это её дочь, её и того, русского, мужчины.
- То есть, если я правильно поняла, вы хотите купить ребенка?
- Да, - проронил он просто. И она не нашлась, что сказать в ответ.
- ... Да, я хочу купить ребенка. Но это должно выглядеть так, будто вы вдруг решили подзаработать денег и поэтому во всем сознались. Или же вас начала мучить совесть. Главное, дочь Олеси выжила и сейчас находится в одном из детских домов!
- Но почему не обычное усыновление? Почему вам не взять какого-нибудь английского малыша?
- Потому что она должна знать, что девочка жива, детоубийства не было, и никто ни в чем не виноват. А ещё Олесе, возможно, будет легче при мысли...
Тим не договорил, но Алла и так поняла все. "Олесе будет легче при мысли о том, что она растит не чужого младенца, а ребенка, зачатого от некогда любимого Вадима".
- Вы сумасшедший, - только и смогла вымолвить она. - Вы, на самом деле, сумасшедший...
... - Я обозвала его сумасшедшим, - Алла поправила серьгу в ухе, - но он не обиделся. Он был как зомби, как человек под гипнозом. Вынь да положь ему ребенка!.. Так странно... Он даже не знал, насколько был близок к истине. Если бы не халатность наших детских сестер, если бы не случай... Впрочем, ладно!
- Подожди, Алла! Что значит, "ладно"? Чем ваш разговор-то закончился?
- А чем он мог закончиться? Я, по счастью, в то время пребывала в здравом уме, поэтому сразу ему отказала. Не хватало мне ещё связываться с экспортом детей за рубеж... Объяснила, что ко мне с такими просьбами подкатывать бесполезно, что за такие дела и сесть можно.
- А он?
- Он опять давай про деньги, шикарную квартиру мне купить обещал вместо вот этой халупки. Я сказала, что если ему так приспичило, то он может поискать кого-нибудь другого, кто поможет. В конце концов, на мне свет клином не сошелся. Можно связаться с сотрудниками детдомов, предложить им те же деньги. Может быть, даже меньшие...
- А потом?
- Потом мы расстались. Это было примерно за месяц до того, как их обоих убили... Я, конечно, не знаю, но мне почему-то кажется, что Райдеры вполне могли прилететь в Россию за ребенком.
И снова повисло молчание. Говорить, вроде бы, было больше не о чем. Алла, похоже, рассказала все. Лиля узнала даже больше того, на что могла рассчитывать. Но самым главным, конечно, было известие о том, что Оленька не дочь Вадима и Олеси, Оленька - ребенок несчастной, брошенной любовником студентки! Ее Оленька, её собственная Оленька! Ах, если бы об этом знали в милиции! Вся стройная логика в компании с железным мотивом убийства полетели бы к чертовой матери! При одном небольшом условии... Если бы можно было доказать, что об истинных родителях Оленьки с самого начала знала и она, Лиля. А, впрочем...
- Алла! - Она почувствовала, как сердце резко скакнуло к самому горлу. - Алла, послушай: только сразу не говори "нет", ладно? Я хочу попросить тебя об одной услуге. "Услуга" - это, конечно, мягко сказано... В общем, не могла бы ты заявить в милиции, что я была в курсе с самого начала? Ну, что я знала о том, что дочь Олеси умерла, и что ты помогла найти другого ребенка? Мол, я очень сильно хотела замуж за Вадима, а он женился на мне только для того, чтобы я воспитывала малышку. Испугалась, что он со мной разведется, подкупила тебя, подговорила?..
Алла подняла голову, распрямила плечи. Лиля только теперь заметила темные круги у неё под глазами. Круги под глазами и сухие, скорбные морщинки, сбегающие от крыльев носа к уголкам рта.
- Нет, - проговорила Алла спокойно и внятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38