Время от времени в казино наведывался какой-нибудь пижон. Брансон считал, что все это гуляки со Стрипа, которые приходят сюда полюбопытствовать, как бедняки спускают деньги, или топают к видеопокеру в баре, чтобы снять проститутку, обслуживающую по низким ценам.
Из казино вышла Гейл, проследовавшая мимо Брансона со всей индифферентностью, на какую подсознательно была способна.
Брансон взял ее за руку, чтобы притормозить, и был изрядно удивлен объему мышечной массы, скрытой под рукавом. Брансон немедленно отпустил руку. Посмотрев на Гейл, он заподозрил, что она из тех женщин, которые не боятся использовать дары Господни, в том числе мускулы на руках.
– Вы чего-то хотели, – констатировала, а не спросила, Гейл, причем констатировала скорее утомленно, нежели вежливо.
Брансон понадеялся, что ее утомленность – симптом недомогания, бесплатно прилагающегося к восьмичасовому рабочему дню, а не сиюминутная реакция на его персону.
– Я Брансон, – представился он.
Гейл не удостоила его ответом.
– Вы здесь недавно.
Ее равнодушие только усугубилось.
– Я подумал, вы же здесь недавно и, может, еще мало кого знаете, и я бы мог вам... кое-что показать.
– Покажите мне кое-что, – повторила Гейл; черты ее лица сложились в очень задумчивую гримасу. Она пару раз кивнула, помедлила, будто собираясь с мыслями, потом сказала: – Я совершенно не хочу ребенка, – сказала Гейл, и Брансона передернуло: таких откровений он никак не ожидал.
Она продолжала:
– Я совершенно не хочу ребенка, а когда женщина не хочет ребенка, тогда, кроме как менять колеса или передвигать мебель, мужчина ей ни для чего не требуется.
Брансон задумался в поисках столь же краткого аргумента.
– Вы не хотите иметь ребенка, но это не значит, что вы не можете развлечься.
– Типа, в боулинг поиграть?
– Типа, потрахаться.
– А знаете, почему хорошо быть женщиной? Женщины могут развлечься и без мужчин.
– Вы что, лесбиянка? Я никому не скажу, но признайтесь, вы лесбиянка?
Лесбиянка? Это объяснило бы, почему Гейл не в кайф трахаться с мужиками. Но дело в том, что ей было в кайф трахаться с мужиками, и некоторые мужики из ее прошлого были тому подтверждением. Был Джон, который в течение восьми месяцев проматывал ее деньги и бегал за другими бабами, а потом исчез, и с тех пор от него ни слуху ни духу. Нельзя, правда, сказать, что она рыдала до потери сознания и слагала поэмы о несчастной любви. Был еще один, чьего имени она даже не могла вспомнить, этот разговаривал как хозяин и вел себя как хамло, а в остальном напоминал скорее половую тряпку. Его исчезновение тоже стало для нее большой удачей.
И вот к ней еще один подъехал, Брансон его зовут, хочет затащить ее в койку. Но из всего, что видела Гейл, кроме его не вполне пристойных взглядов и ухваток типа "мы-не-знакомы-но-ты-обязана-со-мной-переспать", в нем не было и толики того, чем располагали двое ее последних мужчин. Так что нет, дело не в том, что Гейл было не в кайф спать с мужиками, просто было очень тяжело найти мужика, с которым стоило бы потрахаться. И сознание, что ей, по сути, все равно, найдет она такого или нет, раскрепощало ее по-настоящему.
В ответ на вопрос Брансона:
– Нет, я не стала лесбиянкой. Я просто освободилась.
Брансон уяснил обстановку. Может, и было время, когда он мог охмурить Гейл и прорваться в райский сад меж ее ног, но это время давно прошло. Гейл никто не нужен. Гейл на кривой козе не объедешь.
Она пошла прочь от Брансона.
Гейл переступила порог и направилась в Вегас.
* * *
В большом роскошном лас-вегасском отеле, на двенадцатом этаже, по коридору от лифта, был номер 12-101. Мини-люкс. Дверь заперта, а на ручке табличка – "Не беспокоить". В мини-люксе на кровати сидел Джей с телефоном в одной руке и "Полными лас-вегасским деловыми белыми и желтыми страницами" в другой. На полу лежал Маркус, по-прежнему мертвый и с каждой минутой становившийся все мертвее.
Джей набрал номер. Последние три года он работал помощником у нескольких безымянных, безликих, бездушных, не умеющих разговаривать иначе как кричать агентов, а за три года на такой работе набираешь массу телефонных номеров. До фига и больше. Но еще ни разу Джей не делал этого с такой решительностью.
Раздался гудок... гудок...
– Гостиница "Лас-Вегас", – ответили на другом конце.
Джей попросил:
– Номер Париса Скотта.
После короткой паузы:
– Извините, Парис Скотт у нас не регистрировался.
Джей повесил трубку. Черт! И все равно это блестящий план – обзвонить все мотели, все притончики куда мог зарулить субъект – несчастный гаденыш – типа Париса. Он будет звонить и спрашивать этого слизняка до тех пор, пока не найдет его. Блестяще. Никому и в голову не мог прийти такой простой и эффективный план. Только тому, у кого в груди ледяное, жестокое сердце убийцы. Джей улыбнулся собственной сообразительности... улыбнулся... пустил слезу, потом опять улыбнулся.
Послышался стук в дверь.
– Горничная, – раздался голос.
– Нет, – ответил Джей. Он уже набирал указательным пальцем следующий номер.
В дверь постучались еще раз. И повторили:
– Горничная.
– НЕ НУЖНА МНЕ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, НИКАКАЯ ГОРНИЧНАЯ, СПАСИБО БОЛЬШОЕ! – закричал Джей.
– Hijo de tu puta madre! – крикнула в ответ горничная.
Джей набрал номер. Раздался гудок... гудок...
– Мотель "Счастливая шестер..."
– Номер Париса Скотта.
– Скотта?.. У нас, кажется, не...
Джей повесил трубку. Набирая следующий номер, он разразился тирадой:
– Ты труп, ублюдок. Я найду тебя и сразу прикончу! Ты труп!
Как блестяще.
Он улыбнулся... еще раз улыбнулся... заплакал и вновь улыбнулся.
* * *
Сумерки перетекли в ночь, но никаких других изменений в номере Нены и Париса в гостинице "Под дубом" не произошло. Брайс по-прежнему сидела на стуле, листая каталог нижнего белья. Нена сидела на кровати, боясь до смерти, что пришел ее смертный час или, во всяком случае, что он уже на подходе.
Брайс отложила журнал, посмотрела на часы и поняла: уже поздно и скоро может стать слишком поздно.
– Не знаю. Не нравится мне это. – Она покачала головой. В голосе Брайс послышалось разочарование, как будто речь шла о почетном госте, запаздывавшем к обеду.
– Он с-сказал... – Нена сумела произнести это лишь со второй попытки. – Он обещал.
– Парень, который не выполняет обещание. Это что-то новенькое. Что он тебе сказал? – Насмешливо: – Он лю-у-у-убит тебя? Он ж-и-и-и-ть без тебя не может? Он возьмет тебя с собой на край света? Бля. Стрелять таких надо.
От насмешливости Брайс Нене, тонущей в омуте страха, захотелось плакать. Но она не заплакала. Нена понимала, от чего получает кайф эта дама – от чужого унижения. Может, Нена уже на пороге смерти, но такого удовольствия она ей не доставит. Она не заплачет. Пусть у нее жжет глаза, течет из носа, но она не заплачет.
Из-за двери раздались пьяные вопли: "Спе-е-е-е-нсер... Спее-е-е-е-енсер!"
Брайс посмотрела на дверь.
Уже на протяжении часа Нена, стоило Брайс отвернуться, миллиметр за миллиметром подвигала руку в сторону завернутого в салфетку ножа.
Брайс перевела взгляд на Нену.
– Вообще-то ты вляпалась. На что ты рассчитываешь, а? Если парень за тобой не вернется, значит, он врун поганый. Если вернется, значит, ты ему небезразлична, но тогда я его убью. Иногда проигрываешь по-любому.
– Не убивай его. – Сохранять спокойствие в голосе Нене было не легче, чем, например, оседлать быка. – Он ничего не сделал.
– Украсть наркотики – это, конечно, не очень серьезное преступление, но все же.
На лице Нены отразилось сильное удивление.
– А-а-а, так он тебе об этом не говорил. Так и есть, врун поганый.
Из коридора снова донесся вопль: "Прости, Спе-е-е-е-е-нсер. Ну давай поговорим, крошка". Брайс еще посмотрела на дверь. Нена снова подвинула руку.
– Мужики – жалкие болтуны и засранцы, – по-свойски сообщила Брайс Нене. – Все до единого. Мой последний – неудачник, типа твоего. Когда мы сошлись, у нас ничего не было. Вообще ничего. Только спортивная машина и пара стволов. Но если ты молода и влюблена, больше ничего и не нужно. Нед вообще-то всегда был размазней, а первое время особенно. Я брала все самое сложное на себя, причем с удовольствием. Ради своего мужчины я была готова на все. На все была готова.
Что-то мало-помалу прокрадывалось в голос Брайс – так крадется зверь, боящийся углубиться в темноту. Нечто такое, чего люди, сталкивавшиеся с Брайс, в особенности те, чье знакомство с ней заканчивалось фатально, в последнюю очередь ожидали бы от нее. Эдакая чистая, неподдельная душевная боль.
– Я заботилась о нем, поддерживала его. Я лю... – Теперь уже Брайс пришлось вытравлять дрожь из своего голоса. – А потом он сбежал с этой потаскухой Джуд. Она пришла – улыбается во весь рот, жопой виляет, вот Нед на нее и запал. Знаешь, что он мне сказал, когда убегал с ней? Он сказал мне, что я сбрендила, что я превратилась в бешеную суку – это из-за того, что я на прощание прострелила ногу этой гадине. А нечего было моего парня трахать. Ей еще повезло, что я не высадила ее чертовы... – Пистолет вдруг показался Брайс слишком тяжелым, а комната начала постепенно заполняться трупами ее жертв. – Я такой не была... Я не была такой... Ты посмотри на меня. Я даже не... Я не...
– Человек, – закончила за нее Нена.
Со стороны Нены это было рискованно, но Брайс ничуть не разозлилась. Нена была права на все сто.
– Это... пока она... Стерва. Психованная. Не, ну ладно, хорошо, у меня свои заморочки, но у этой телки вообще крыши нету. Надеюсь, она его угробит. – В этом заявлении слышалась бессильная злоба отвергнутой, но по-прежнему влюбленной женщины. Брайс повторила его – для убедительности: – Я очень надеюсь, что она его угробит. – Прозвучало это так же беззащитно, как и в первый раз.
Брайс сникла под грузом переживаний, и Нена решила, что у нее остается последний шанс заговорить Брайс зубы.
– Ты не... Ты не могла бы его просто отпустить?
– Я пробовала забыть Неда. И не смогла.
– Нет! Париса! Что, если он вернет наркотики? Что, если...
– Наркотики он, конечно, вернет. Главное не в этом. Главное – боль и возмездие. Хорошо, черт с ним, с возмездием. Речь о боли. – Брайс забыла прошлое и снова стала собой – взрывающейся без причины бомбой. – Я хочу причинить парню такую боль, какой он сроду не испытывал. Я помучаю его, помучаю, а потом убью.
Пьяный голос из коридора: "Спе-е-е-е-нсер... Я люблю тебя по-прежнему, Спе-е-е-е-нсер!"
– Да заткнешься ты или нет, урод! – закричала Брайс на пьяного за дверью. – Не нужен ты ей!
Брайс обернулась к Нене. И наткнулась горлом на выкидной нож Нены.
– Лихо, – восхитилась Брайс.
Нена ответила лишь коротким взглядом. Она была готова к убийству, но замешкалась, оттягивая начало неприятной работы.
– Ну вот, видишь, теперь у тебя проблема. – Брайс говорила с захолустной медлительностью довоенного юриста, растолковывающего суть дела какому-нибудь заядлому жулику и прощелыге. – Пырни меня в горло, и мне потребуется минут двадцать, чтоб умереть от потери крови. Двадцати минут хватит, чтобы засадить пулю в твою поганую головенку. Меня такой поворот не очень устраивает, но мне это по силам. Давай: ты, а потом я, а?
Нена держала нож обеими руками, как будто всерьез собираясь всадить его в Брайс.
– Если хочешь поскорее меня прикончить, пырни в сердце, выруби эту хрень. Давай. Продырявь насос.
Хоть Нена и держала нож обеими руками, он все равно ходил ходуном.
– Ну, давай. Ты намерена меня убить, верно? Пырни меня в сердце.
Нена уже не дрожала, а тряслась.
– Давай я тебе помогу. – Брайс взяла Нену за руки и поместила острие ножа себе под левый сосок. – Вот сюда. Так лучше. Только... – Брайс помедлила, обнаружив слабое место своего плана – или сделав вид, что обнаружила. – Ты наверняка сломаешь этот свой ножичек о мои ребра. Ага. Точно тебе говорю: Бог создает тела покрепче брони. Знаешь что? Знаешь, что тебе нужно сделать?
Брайс взяла Нену за руки и передвинула нож. Она уткнула лезвие в самую грудину.
Нена не препятствовала маневрам Брайс. Нена была на грани обморока.
– Прямо под грудную кость, вот так в самый раз. – Казалось, Брайс неподдельно счастлива, что дала Нене урок анатомии и теперь она сделает все как нужно. – Плавно введи его в сердце. Ты сейчас готова к убийству. Надави вот здесь – все. Давай, – подбадривала она. – Тыкай.
Тыкать? Убивать? Влага, застилавшая глаза Нены, не позволяла ей даже увидеть Брайс, а уж тем более пырнуть ножом. Ей и шевельнуться было трудно. Ее руки, ее тело – все это принадлежало другой девушке в другом дешевом отеле: не в Лас-Вегасе, а в каком-то другом гадюшнике.
Брайс тем временем наставляла:
– Что случилось? Ну, пырни меня! Ты хотела меня убить, так давай же!
Нена трепетала. Нена дрожала. Нена плакала.
– Убей меня!
Нена тряслась. Нена колотилась. Нена всхлипывала.
– УБЕЙ МЕНЯ!
Брайс издала дикий вопль, резко подалась в сторону и ударила застигнутую врасплох Нену по голове.
Нож выскользнул из рук Нены, упал, и она осела на грязный пол рядом с ножом.
– Ты, пизда! – сказала Брайс валяющейся на полу Нене. – Черт, да ведь ты меня порезать хотела. Как пить дать, порезать хотела! – Брайс нагнулась, подняла нож, провела пальцем по тупому лезвию и швырнула нож на тумбочку. Ставлю тебе три с плюсом за то, что стараешься. Ты кремень. Типа того. Этот мудак Парис тебя недостоин. Конечно же ему тебя не видать. Понимаешь, убийство – дело серьезное. Это моя работа. У меня начинается рабочий день.
Нена с трудом подняла голову.
– Что ты собираешься делать? – последовал логичный вопрос.
Брайс села поудобнее и улыбнулась:
– Жила когда-то девочка, маленькая-маленькая, кудрявая-кудрявая. Когда она была хорошей девочкой, она была просто паинька. Но когда она была плохой... – Брайс достала из кармана пачку "Кэмел" без фильтра и положила ее на подлокотник кресла. – Она становилась чудовищем. Ну, говори, – продолжала Брайс, – музыку любишь?
* * *
Если бы Парис с Уиллией жили на киноэкране, они могли бы наслаждаться приятными воспоминаниями, покуривая в эффектных позах после страстной потной возни. Но жизнь не фильм, в жизни все куда менее эффектно. Парис пил из банки диетическую колу, недопитую Уиллией, Уиллия вытирала между ног салфеткой, украденной из тележки горничной в "Юнион плазе", и обоих одолевал тайный стыд, который бесплатно выдается совокупившимся незнакомцам, как зловоние – мешку с дохлой рыбой.
– Так, дальше. – Уиллия отбросила салфетку, которая, задев стул, опустилась на пол, где утвердилась надолго. – Ты даешь этому Брансону кассету, что дальше?
– Беру деньги и сваливаю.
– Куда?
– Во Флориду. На Киз. Вот куда.
– С ней?
Парис не ответил, и Уиллия повторила вопрос:
– С ней?
Ответа не было. Она допила остатки нагревшейся диет-колы, заглянула в банку. Пусто.
– Я нигде не была, – сказала Уиллия. – Вообще нигде. Выиграла один раз поездку в Милуоки. Заболела. Не смогла поехать. Даже если бы я поехала в Милуоки, это все равно как я бы нигде не была. Мне надоело здесь, Парис, я устала. – Обреченность звучала в ее голосе – она чувствовала только усталость, больше ничего. – Мне надоел этот город, надоело расхаживать полуголой перед кучей пьяниц, убивающих время, надеющихся, что им повезет. Я просто устала, а главное...
Одевшись, Парис немедленно двинулся к двери.
– Тебе не нужно говорить мне "да" или "нет", – продолжала Уиллия, вынуждая Париса на секунду замереть, перед тем как исчезнуть из ее жизни. – Я знаю, что ты не любишь меня. А ты знаешь, что мне это не важно. Я просто подумала. Говорю же: я просто устала быть одна.
У меня уже началось с Неной, подумал Парис. У меня уже началось с ней, и я не могу остановиться на полдороге.
Не могу.
Кровать Уиллии чуть не закричала на него.
Парис сказал:
– Полчаса. Взять кассету, взять деньги; это займет полчаса. Собирай барахло.
Не успел Парис выйти за дверь, а Уиллия уже укладывала барахло в сумку.
* * *
Омар закрыл сотовый телефон и засунул в карман.
– Опять никто не отвечает, – сказал он.
– Куда, куда делся этот ублюдок Дэймонд? – негодовал Кенни. – Сколько она уже там? – спросил он, посмотрев сквозь ветровое стекло "лексуса" через автостоянку на дверь мотеля, в которой задолго до этого исчезла Брайс.
– Часа два. Может, больше.
– Что будем делать?
– Не знаю.
– Говорю, надо ее замочить. – Кенни сплюнул через окно. – Дэймонд же велел.
– Он велел замочить, если она задание не выполнит.
– Так посмотри, сколько времени, мать твою. – Кенни указал на улицу. – Темно уже вон. Когда мы начинали, еще вовсю светло было, черт. Она как пить дать ничего не сделала.
– Бл-я-я, – коротко отозвался Омар.
– С тех пор как мы в это ввязались, ты всегда сам все решаешь и все такое, а меня за тупого негриллу держишь.
– Не держу я тебя за тупого, – солгал Омар.
– Серьезно? Тогда пошевели мозгами: как только наклевывается какое-нибудь дельце, Дэймонд посылает эту суку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23